Книга: «Черная пехота». Штрафник из будущего
Назад: ГЛАВА 19
Дальше: ГЛАВА 21

ГЛАВА 20

Яковлев приехал только к вечеру. Машина остановилась около крыльца, и генерал, выйдя из нее, быстро взбежал по ступенькам.
— Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант! Ну, как, не съели вас прокурорские?
— Э-э-э, Александр Сергеевич, меня сожрать не так-то просто! Да и предварительная подготовка наша очень даже кстати оказалась. Походили вокруг, посмотрели. И выявили что-то интересное. Там, в одном из домов, какая-то контора обосновалась. Времена нынче непростые, вот и понатыкали себе видеокамер. Так что запись эта прямо-таки в точку вышла. Прокурор только руками развел. А адвокат аскеровский сразу сдулся, понял, что тут ничего не светит.
Ага, как же! Случайность! Так я и поверил. Скорее всего, запись вели наши, а вот подали ее как материалы с камер видеонаблюдения. Зуб даю, сотрудники конторы все что угодно подтвердят. И экспертиза сделает соответствующие выводы.
— Что, у него там с собой и адвокат был? — удивился я. — Где ж он, падла, прятался?
— Адвокат на место прикатил уже через полчаса, видать, наготове сидел где-то неподалеку. Сразу стал права качать, а тут и ребята подоспели с нужной информацией. Он, как про видеозапись услышал, так и скис.
— И ствол у папы на запись попал? — поинтересовался я.
— Нет, это только на одной камере есть, на той, что у оперативников была. Зато — крупным планом!
— Виктор Петрович! Ну вы хоть мне-то про случайности не рассказывайте, а? Я ж не первый год замужем, соображаю кое-чего.
Генерал рассмеялся, хлопнул меня по плечу:
— Старую школу не проведешь! Где у нас тут коньяк оставался? По такому случаю не грех и выпить! Давайте, Александр Сергеевич, потрошите закрома, а я позвоню, чтобы нам тут стол соответствующий организовали.
Потирая руки, генерал прошелся по комнате. Видно было, что эмоции его переполняли. Пока пришедшая девушка накрывала на стол, он продолжал ходить по комнате, что-то напевая под нос. Когда Верочка вышла, он щедро плеснул себе и мне коньяка.
— Ну, вздрогнули! За успех!
Мы чокнулись и выпили. Яковлев уселся на диван, по дороге прихватив себе тарелочку с бутербродами.
— Итак, с чего начнем?
— Вам виднее, кое-что я уже и сам просек, но всей картины не знаю.
— Значит, так. Прослушку мы обоим Аскеровым впихнули уже давно, так что были в курсе их махинаций. Даже и того, что мы за это время услышали, лет на десять им бы за глаза хватило. Но нам не просто посадить их надо, необходимо еще и пользу от этого получить. Вот тогда и рассчитали эту комбинацию. Опер тот, что с Генрихом сидел в кабинете, давно уже в основном на него и пахал. Вот мы и рассчитали, что он папе стукнет обязательно, ежели с сыном что-то стрясется. А уж когда он и вашу фамилию назвал… У папы аж в зобу дыханье сперло! Разом двух зайцев убить можно. И сына спасти, и перед американцами оправдаться. Чай, за предыдущий провал они ему благодарность не выписывали. Вот он с собой камеру-то и прихватил.
— Он, что, совсем умом подвинулся?
— Из страны ему и так и так линять приходилось, так что стесняться было нечего. Сам момент нападения они, естественно, снять не успели. Но вот подготовку к нему да и дату еще специально перед камерой назвали — это они зафиксировали. Да и не в камере дело! С папой в машине должен был еще и куратор сидеть, чтобы лично во всем убедиться.
— Да ну, на фиг! Неужто мы его проворонили? Там же, кроме боевиков, не было больше никого? Куда ж он делся?
— А он из машины, еще на подъезде к отделению, вышел. Не совсем же дурак, есть голова-то на плечах? Только вот то, что мы эти машины уже полчаса, как пасем плотно, он знать не мог. Вот и попался на глаза ребятам из «наружки». А они сей факт прилежно задокументировали. Так что «сюрприз» мы американцам изрядный приготовили. Где там коньяк? Плесните еще по чуть-чуть.
Мы повторили. Коньяк пошел хорошо!
— Так вот. После того, как опер этот панику поднял и фамилию вашу сообщил, папа задергался. Сразу же начал своих «быков» собирать, Мирону позвонил. Выслали они «КамАЗ» и троих автоматчиков на перекресток. Ну, это мы еще раньше предвидели, не зря же к отделению только одна дорога и осталась, на другой ремонт идет. И движение там одностороннее. Так что отъезжать вы могли только в одну сторону. Поэтому и укрытие вам заранее приготовили, ну, да это вы и сами знаете. Да и, кроме того, там еще с ночи снайперы в засаде сидели и все поспешные приготовления этих умников срисовали.
— И засняли…
— Экий вы хитрый! Это не мы! Это, скажем так, сознательные граждане.
— Ну да. А если ко всему этому еще и материалы прослушки присовокупить…
— А то! Благо что все это было сделано насквозь официально, в рамках расследования дела о нападении на вас. Так что гонорар адвокату тут не светит. Папа, надо отдать должное, это понял. И теперь поет, как соловей.
— А сынок? Не поумнел пока?
— В шоке пребывает. Мы ж его успели просветить в том плане, что покушение было именно на него. Дабы не слишком болтал на следствии.
— Во как? Это кто же такой добрый отыскался? Среди ваших-то волкодавов?
— Гребельников. Я, когда сам в его честные глаза смотрю, тоже во все, что угодно, поверить готов. Есть у человека дар убеждения. Так мозги закомпостировать может, что перестаешь соображать — где ты и что с тобой происходит.
Яковлев расправился с бутербродами и встал.
— Ну, давайте еще по одной, и на этом — хорош! Эту страничку мы перевернули, дело дальше само собой пойдет. Тут уже много народу за дверью ждет, когда им отмашку дадут. Вот пускай они эту телегу и тянут. А мы с вами, Александр Сергеевич, к прямым обязанностям вернемся. Медицинские обследования ваши в основном завершены. Так что ждите гостя.
— Травникова?
— Так точно. Он вас в курс дела вводить будет, пора уже.
Мы выпили еще по рюмке коньяку, и генерал вышел на улицу. Я проводил его до машины. Неслышной тенью около нее стоял Антон.
— Вот, кстати, — обернулся к нему Яковлев. — Сколько твои ребята сегодня патронов расстреляли?
— Штук сто, товарищ генерал-лейтенант.
— А скольких подстрелили?
— Одного, товарищ генерал-лейтенант.
— А вы, Александр Сергеевич?
— Тоже одного. Четыре патрона расстрелял.
— Вот! — поднял палец генерал. — А вы, товарищ капитан, меня спрашивали, чем отличается старая правильная школа от современного обучения!
— Так, товарищ генерал-лейтенант, мы ж еще и по движкам стреляли! И по окнам.
— И много тому окну пуль надо, чтобы стекло вынесло? Да и на движки магазина хватит, на оба.
Антон молчал, возразить было нечего.
— Не расстраивайтесь, капитан. Сработали вы все сегодня на уровне! Хрен с ними, с патронами, главное, что задачу выполнили на пять с плюсом! Ребятам передайте мою личную благодарность, а обо всем прочем отдел кадров позаботится. А что до выучки — вот вам учитель! — Яковлев похлопал меня по плечу. — Пока время есть, мотайте на ус! Ну, счастливо оставаться! До встречи!
Габаритные огни его «Волги» скрылись за поворотом. Я присел на лавочку около крыльца. Привычные дела закончились, надо ждать Травникова. Что же он мне расскажет на этот раз?

 

Академик приехал через день. Выглядел он устало, и видно было, что спал он в последнее время недостаточно. Войдя в дом, Травников поздоровался и грузно сел в кресло. Покачав головой, я налил ему кофе и пододвинул поближе столик. Он благодарно кивнул и, взяв чашку, отпил немного.
— Александр Яковлевич, что-то вы выглядите неважнецки. Случилось что-нибудь? Или так по работе перенапряглись?
— Да всего понемногу, Александр Сергеевич. И напрягов хватает, и случайности всякие. Всего и не перечислить, — он махнул рукой. — У вас тут где-то коньяк есть, так ведь?
— Есть. И коньяк есть, и водка вон там, в шкафу, стоит. Вам чего?
— Водки налейте.
Немало этому подивившись, я достал из шкафа бутылку водки и набулькал академику граммов сто. Плеснул и себе, хотя и не так щедро. Достал из холодильника тарелку с ветчинной нарезкой, поставил на стол. Ни слова не говоря, Травников махнул водку залпом и, поднявшись, зашагал по комнате. Что-то с ним сегодня было не то. Походив немного, он снова уселся в кресло и поднял телефонную трубку.
— Здесь Травников. С кем говорю? Машенька? Милая моя, сделайте, пожалуйста, легкий перекус на двоих. Александр Сергеевич, вы что будете?
— Да… Все равно, то же, что и вы.
— Хорошо. Машенька, нам без изысков, на ваше усмотрение.
Академик положил трубку и снова о чем-то задумался. Тряхнул головой, повертел в руках пустой стакан и, перевернув его вверх дном, поставил на стол. Да что это с ним сегодня?
— Ладно, — он хлопнул ладонями по коленям. — Пока там девушки собираются, начнем, благословясь… Как вы себя чувствуете, Александр Сергеевич?
— Нормально чувствую, а что?
— Сны какие-нибудь тревожные не беспокоят?
— Да я вообще последнее время их не вижу. Сплю, как младенец.
— После этой вашей стычки с папашей настроение в норме?
— И даже более чем. Нечасто случается в наше время, чтобы крутого бизнесмена можно было бы безнаказанно и по делу мордой в асфальт положить. Это, знаете ли, очень повышению морального тонуса способствует.
— И никак вы не наиграетесь. Эх! Прямо как дети малые!
Я представил Антона и его ребят играющими в песочнице и, не удержавшись, фыркнул. Травников удивленно на меня покосился.
— Значит, так Александр Сергеевич, ваше обследование завершено. Надо сказать, кое-что интересное мы в процессе этого действия получили. Только вот особенных успехов нам достичь так и не удалось. Не скрою, первоначальные наши намерения подверглись самой серьезной корректировке. Некоторые моменты дорабатывались прямо на ходу. И тем не менее результат вышел, мягко говоря, не тот.
— Что-то я вас, Александр Яковлевич, не понимаю. Вы мне тут рассказываете, а я ни уха, ни рыла в данной теме.
— Да, извините, это я малость поторопился. Короче, получив результаты вашего обследования, мы решили, что наконец нашли нужный алгоритм действий. У вас в организме имеются некоторые любопытные особенности. Вот мы и решили, что в этом-то и кроется разгадка «феномена Манзырева». Тем более что по отдельности данные явления неплохо изучены и раньше. Просто в такой комбинации они до того не встречались. Мы умеем задавать человеческому мозгу определенные, если хотите, матрицы поведения. Так что человек на некоторое время приобретает способности, ранее ему недоступные. Ну, например, как знание иностранного языка. Это понятно?
— Что-то вроде скоростного обучения?
— И даже сверхскоростного. Надолго этот эффект не закрепляется. Но, это пока! Раньше у нас вообще удавалось достичь стойкости… э-э-э…, ну, скажем, наведенной памяти всего на несколько дней.
— А сейчас?
— До года.
— Ого!
— Ну, так! Не лаптем щи хлебаем. Кроме того, действие наведенной памяти ослабевает постепенно, многое, хотя и не все, остается уже в памяти, так сказать, естественной. То есть человек запоминает полученные знания.
— Сколь хорошо?
— Достаточно хорошо. Мастером он, к сожалению, не станет, но и салагой его назвать уже нельзя. Более того, достигается даже эффект мышечной памяти! Не очень, правда, стойкий, но и это уже кое-что! И все это при условии полного незнания им данного предмета ранее!
— Весело тут у вас. Ну, а в данном случае где прокол?
— Мы скопировали некоторые особенности вашей, м-м-м, психоматрицы и совместили ее с мозгом испытателя…
— И?
— Мы попробовали осуществить управляемый заброс в прошлое.
— Судя по вашему виду, он…
— Не удался. То есть все пошло в штатном режиме, но вот потом… Короче, он в коме, жизнь еле теплится.
— Охреносоветь.
— Да.
В дверь постучали, и вошла Машенька. Перед собой она прикатила столик с провизией. Пока накрывала на стол, Травников молчал. Мне тоже говорить было нечего.
— Так вот, Александр Сергеевич, в итоге мы вновь стоим на тех же позициях, что и ранее. И, откровенно говоря, я не знаю, куда идти дальше.
— Вы? Не знаете? Ну, вы, блин, даете! А кто ж тогда знает?
— Где-то мы ошиблись. Только вот где? И в чем?
— Знаете что, Александр Яковлевич, я вообще про этот ваш процесс не знаю абсолютно ничего. У меня это произошло в результате прыжка в окно. А как это происходит у вас? Надеюсь, вы своих подопечных из окна в обрыв не пихаете?
— Скажете тоже! Мы контора серьезная и…
— Методы у вас соответствующие…
— Типун вам на язык! Серьезный человек, а подкалываете! Нет. В окно мы никого не выпихиваем, да и не знали мы, до вашего появления, об этом.
— А если бы знали — пихнули бы? В смысле — в окно?
— Так и оно тоже ведь не каждое для этого подойдет, а? Как вы сами-то думаете?
— Боюсь, что добровольцев на эту операцию вы искали бы долго…
— Надо полагать, что да. Но, слава богу, у нас есть другие, тщательно выверенные методы. Иными словами, перенос сознания может произойти только в строго определенных условиях. «Донору» в этом случае должно быть максимально хреново, ну, во всяком случае он должен быть в этом абсолютно убежден. Нет, пугать его и сталкивать с обрыва никто, естественно, не собирается. Общая идея заключается в том, что перенос сознания может произойти только у двух относительно близких по своим характеристикам организмов. То есть совпадение ваших психофизических параметров должно быть как можно более близким.
— Иными словами, в тело молоденькой девушки я не попаду?
— И даже в молодого мужчину тоже не получится. Только в человека, максимально вам соответствующего по своим данным. Так что ни Иосиф Виссарионович, ни товарищ Жуков вам не светят.
— Понятно. А я уж губы-то раскатал…
— Причем данный человек должен находиться в полной, так сказать, отключке. И его предполагаемое будущее должно быть предпочтительным по сравнению с будущим «донора». Из двух зол в данном случае выбирается меньшее. Понятно, что бить «донора» палкой по башке никто не собирается. Ситуацию крайней опасности легко можно смоделировать прямо в мозгу испытателя. Наша аппаратура это позволяет.
— Так в чем тогда проблема?
— Если бы только одна! Надо подобрать время и место проведения эксперимента, рассчитать возможность нахождения в этом месте и в это время пригодного для переноса сознания реципиента. Не вдаваясь в подробности, скажу, что только на решение этого вопроса ушло пятнадцать лет.
— Ого!
— А то! Но и это не самое главное! Как говорил один из ваших знакомых? В вашем споре на Алтае лет пятнадцать тому назад?
— Э-э-э… это кто же? Да и вы об этом откуда знаете?
— Андрей Шевцов. От него и знаем. Вы что же думали, вашу жизнь мы только по автобиографии изучать будем? Уму непостижимо, сколько народу опросить пришлось, чтобы более-менее прояснить многие вопросы.
Я посмотрел в окно на стоявшие неподалеку от дома елки…

 

Точно такие же ели стояли тогда по склонам узкого ущелья. По дну его шумела небольшая река, вытекавшая из-под глыб ледника. Сам ледник был выше нас метров на пятьсот и перегораживал все ущелье. Вечерело, и заходящее солнце освещало эту мрачную и величественную картину. От ледника ощутимо тянуло холодом, и Андрей плотнее запахнул куртку. Длинные волосы он заправил в пучок и в профиль напоминал индейца, какими их любят показывать в кино. Точно так же он сидел на корточках у костра и ворошил угли длинным сучком.
— Ну, что, решили? Завтра вверх пойдем? — Он выкатил из углей горячую картофелину.
— За каким рожном? Ледника этого в таком состоянии мы встретить не ожидали. По снегу прошли бы, не вопрос, а вот по этим глыбам карабкаться — пятьсот метров в день. То есть до более-менее нормального пути нам дня два как минимум ползти придется. И то еще не факт!
— Ну и что?
— А то! Снаряжения для хождения по льду у нас с тобой нет. Два ледоруба, молоток одна веревка и пяток крючьев. Кто нам наобещал, что тут поле ровное, как по дороге пройдем?
— Ну, ошиблись ребята, они же не альпинисты все-таки. Что ты хочешь от пастухов?
— От них? Да уже ничего, разве что сказать пару ласковых слов при встрече. Так вот! Что у нас с едой? На сколько дней запас?
— На пять.
— Два дня только вверх лезть. Еще день как минимум до вершины. Итого — три, так?
— Ну, так.
— Назад нам, до этого места, еще пару дней. Так?
— Так. И что?
— А то, что еще вниз, до стойбища, еще три дня топать не жравши — это забыл? Какие в свете этого будут предложения?
— Но мы же к этому выходу год готовились!
— Значит, плохо готовились!
— Сань, но ведь главная цель любой экспедиции — дойти до точки назначения! Ведь так?!
— Нет, Андрей. Главная цель любого выхода — вернуться назад. Ибо если ты дойдешь до точки назначения и там накроешься медным тазом, то легче от этого не будет никому. И никто об этом не узнает даже…

 

Я повернулся к Травникову:
— Главное — вернуться? Так я вас понял, Александр Яковлевич?
— Да. Именно так. Только возврат испытателя назад может поставить точку в многолетних спорах и гипотезах.
— Но я же вернулся!
— Как?
— Ну… не знаю…
— Я тоже. И никто не знает. Мы в общих чертах представляем, какие процессы происходили в вашем теле в период пребывания в коме. Но никто специально за вами не наблюдал. И выявить, что же именно смогло послужить толчком к возврату, так и не сумели. И неизвестно, что нужно сделать, чтобы человек вышел из комы не овощем, а вполне здоровым и в сознании. Несомненно, есть жесткая взаимосвязь между состоянием тела «донора» и его действиями в прошлом. Но мы не знаем, какова она, эта связь. Многое прояснил ваш дневник, кое-что мы поняли и сами, но полной картины нет.
— Ну, толчком к возврату послужил выстрел этого самого узбека.
— Вы в этом уверены?
— В смысле?
— В вас что, первый раз стреляли?
— Нет, раньше тоже было. Только я всегда успевал уйти.
— А почему в этот раз не ушли? Что, так уж сложно это было сделать? В крайнем случае — руку ему прострелить. Чтобы не попал. Совсем-совсем это было невозможно?
— Ну, выстрелить я тогда мог…
— Но не сумел! А вы знаете, что за сутки перед вашим выходом из комы у вас изменился сердечный ритм?
— Откуда я это могу знать?
— Ну, да, действительно… Тем не менее это так, можете мне поверить. И это — еще одна загадка.
— Ну, хорошо. Загадок еще много, это я понял. Что дальше, Александр Яковлевич?
Травников встал и снова зашагал по комнате. Остановился у окна, оперся ладонями о подоконник.
— Выход у нас только один. Я вынужден просить вас, Александр Сергеевич, принять участие в нашем эксперименте.
— То есть — назад в прошлое?
— Да. Я понимаю, что ваш возраст и прочие сопутствующие обстоятельства этому могут помешать. Но другого выхода у нас нет.
— У вас? Или и у меня тоже?
— У нас. Приказать вам я не могу, это дело сугубо добровольное. Не должно быть у вас в мозгу внутреннего неприятия этого решения. Ничего в этом случае не выйдет, проверено.
— Иными словами, вы, Александр Яковлевич, предлагаете мне прыгнуть с самолета без парашюта. В надежде на то, что там, внизу, за облаками, может оказаться стог сена. На который я, возможно, и попаду. Или не попаду.
— Да.
— Охренеть… — Я налил граммов сто и шарахнул их без закуски. Нет, я не боюсь встать на стреляющий пулемет, бывали прецеденты. В этом случае все зависит от меня, моих знаний, опыта, способностей. Можно выйти в бой с голыми руками на десяток отморозков. И даже в этом случае есть шанс уцелеть.
Но вот так, лежа на койке, в полной отключке, беспомощным младенцем… Разум мой противился этому изо всех сил.
— То есть шансов на возврат у меня, — повернулся я к академику, — сколько?
— Неделю назад я сказал бы — более семидесяти. Сейчас — не знаю. Врать не хочу, возможно, что и ни одного.
Я сел в кресло, поставил локти на подлокотники и положил голову на ладони.
— Да, товарищ академик долбанули вы меня пыльным мешком из-за угла. Какого же ответа вы от меня сейчас ждете?
— Сейчас? Никакого. Я и сам на вашем месте был бы ошеломлен. Отдохните, подумайте. Беспокоить вас не будут. Хорошо?
— Да уж… Куда лучше-то…
Травников еще потоптался около кресла, видно было, что он еще что-то хочет сказать. Так и не сделав этого, он кивнул мне на прощание и вышел. Я остался сидеть в кресле.
Зарычал мотор, машина тронулась. Звук мотора затих в отдалении, и наступила почти мертвая тишина. Даже птиц не было слышно.
Назад: ГЛАВА 19
Дальше: ГЛАВА 21