Несколько дней спустя
Объект «Тишина»
Длинный черный автомобиль, покачиваясь на неровностях дороги, въехал в ворота. Проскрипели петлями массивные полотнища, отрезая от внешнего мира внутренний двор бывшего санатория. Впрочем, реконструируя под свои нужды этот дом, новые хозяева менее всего руководствовались эстетическими соображениями. Скрип петель был вызван солидным весом воротных створок. Усиленные металлическими угольниками, они были способны противостоять таранному удару грузовика.
Когда-то красивый вид лесной усадьбы сейчас был испорчен двумя сторожевыми вышками, возвышавшимися по углам. А третье пулеметное гнездо расположилось прямо на крыше самого большого (трехэтажного) дома.
Но некому теперь любоваться этой красотой — обитатели домов не собирались совершать прогулки по лесу — и когда-то ухоженные тропинки теперь невозбранно зарастали кустарником. Никто больше не прохаживался в уютной тени вековых дубов, большинство из них попросту спилили: деревья мешали часовым на вышках.
Но этим не ограничились — на заборе поблескивали провода. Не колючая проволока (она огораживала подступы к домам, в основном, в тылу — там, куда не выходили окна кабинетов руководства), а хитроумные системы сигнализации. Новые хозяева очень сильно не желали того, чтобы к ним в гости зашел хоть кто-нибудь незваный…
Но прибывший сегодня гость к таковым совершенно не относился. Более того — сама идея создания данного места принадлежала именно ему. Принадлежала… как же! Предъявляя документы на посту внутреннего контроля, полковник Лахузен неприязненно покосился на молчаливого эсэсовца, мрачноватой фигурой возвышавшегося за его плечом. Эсэсовцы… их он сюда не приглашал… Но, увы, в данной обстановке он уже ничего изменить не мог — внутренняя охрана объекта ему совершенно не подчинялась. И он сам, несмотря на высокий пост, являлся для них всего лишь очередным посетителем — не более.
Закончив просмотр документов, черномундирник снял телефонную трубку и доложил. Выслушав ответ, кивнул и опустил её на рычаг.
— Герр оберст, можете следовать дальше. Вас проводят. А вот адъютанта я попрошу обождать здесь — в той комнате.
«И это они предусмотрели» — думал Лахузен, следуя за провожатым. — «Надо отдать должное этим парням из СД, своё дело они знают хорошо! Если бы ещё и не совали свой нос в каждую дыру…»
К сожалению, обстановка не способствовала тому, чтобы затевать склоку с данной организацией. Увы, но абвер уже не являлся той мощной и всевластной структурой, которая могла диктовать правила игры. Тем более — такой конторе, как СД. Вдвойне обидным являлся тот факт, что начатое здесь дело, сама его идея — принадлежали полковнику. Он — и никто иной, смог увидеть в ворохе разрозненных донесений и сводок то самое зерно, из которого могло в будущем вырасти что-то грандиозное. Лахузен сам привлек к делу фон Хойдлера, пользуясь своим давним знакомством с профессором. Ну и что с того, что тот занимает какой-то там пост в Аненербе? Мало ли в рейхе таких полумистических контор? Одно дело — ворошить замшелые манускрипты и совсем другое — решать столь многообещающие головоломки! Да они должны быть только благодарны абверу за то, что он привлекает их к своей работе!
Но вот ожидать того, что, получив доступ к такой информации, Аненербе развернётся со всей стремительностью атакующей кобры — не мог никто! И менее всех — сам Лахузен. Услышав в телефонной трубке голос начальника охраны, полковник в тот день даже не нашелся, что ему ответить. На объект, в сопровождении взвода СС, прибыл профессор. Ну, прибыл… так он тут работает! Но вот его сопровождение… Гауптштурмфюрер Мадсен, приехавший вместе с профессором, предъявил растерянному гауптману Берховену свои полномочия. Там черным по белому указывалось на то, что вся внутренняя охрана объекта отныне осуществляется спецподразделением СС. Как и пропускной режим — он теперь совершенно не зависел от Берховена. Кого пропускать внутрь — это уже будут решать эсэсовцы. Подписи на документе однозначно свидетельствовали о том, что какие-либо попытки возражать совершенно неуместны и бесполезны. Гауптман просил инструкций, но что мог ему ответить Лахузен? Он не был готов к такому неожиданному повороту и ничего не мог посоветовать начальнику объекта. Что-то пробормотав в трубку, он опустил её на рычаг и постарался собраться с мыслями.
Кто это?
Кому принадлежит сама идея об отправке СС на объект абвера?
Доложить адмиралу?
Мысль правильная — но что скажет на это Канарис?
Потребует объяснений?
Естественно, а что ему ответить?
Но — делать нечего, докладывать все равно нужно…
Против ожидания, адмирал выслушал доклад молча и никаких критических замечаний в его ходе не сделал. Ободрённый этим, Лахузен закончил уже не с таким мрачным настроением.
— У вас всё, Эрвин?
— Да, экселенц.
— Так-так-так… — Канарис зачем-то переложил папки на столе. — А непрост оказался этот ваш профессор! Как он нас всех переиграл, а?!
Полковник только руками развел — что было говорить?
— Ведь я всегда подозревал, что фон Хойдлер — это тот ещё мастер морочить людям головы! — Канарис сплел пальцы рук и, поставив локти на стол, подпер сплетенными пальцами подбородок. — М-м-м-да… И что вы теперь собираетесь делать?
— Экселенц, но разве в этой ситуации возможно вообще что-нибудь сделать? Доклады от профессора перестали поступать — он ссылается на руководство Аненербе, которое прямо запретило ему информировать кого бы то ни было, кроме данной организации…
— Это-то я понимаю. Не понимаю другого — на что рассчитывали вы?
— То есть? — опешил Лахузен.
— Ну, хорошо, давайте немного пофантазируем! Миссия профессора увенчалась успехом — он вытянул из этого русского что-то невероятное! Способ впадения в транс или методику раздвоения личности… не знаю, что вообще в подобном случае можно вытянуть? И что в результате? Мы резко усилили бы свою военную мощь? Каким образом, позвольте вас спросить?
— Но этот русский в бреду говорил такие странные вещи…
— В бреду, Эрвин! Не сомневаюсь, что и вы, не дай вам бог попасть под минометный разрыв, в бреду смогли бы такого наговорить… У неподготовленного врача, да ещё и неосведомлённого о вашей истинной профессии, просто ум помутился бы от таких новостей!
— Но, экселенц, если допустить, что все то, что наговорил русский — это правда…
— То — что? Мы выиграем войну в три дня? Каким, простите, образом?
— Но профессор… он сказал, что подобные исследования могут перевернуть целые области науки!
— Какой? Психологии? А как это влияет на военные действия? Если не ошибаюсь, фон Хойдлер ничем иным никогда и не занимался. Хорошо, допустим, что мы смогли вылечить пару сотен душевнобольных, потерявших рассудок после бомбежек… И что? Военная мощь рейха многократно возрастёт за их счёт? Ах, да… он ещё и исторические изыскания проводил… угу… Раскопаем, стало быть, десяток старых захоронений и найдём там… А что мы там найдём? Заметьте, Эрвин, я пока склонен рассматривать только варианты положительного разрешения работы профессора! И ничего не говорю о том, кому, а главное как придется отчитываться в случае неудачи! А ведь придется… Слишком большие авансы выдал фон Хойдлер очень серьезным людям — ошибки ему не простят!
— Экселенц! Так вы… вы все знали и без моего доклада?
— Эрвин, друг мой, зачем я тогда сижу в этом кресле? Хорош бы был начальник абвера, не имеющий своих источников информации! — адмирал неожиданно улыбнулся. — Профессору надо сказать спасибо — и вы лично это сделаете!
— Вы полагаете… — полковник на секунду запнулся, — что я должен сам…
— Именно, друг мой! Именно — сами! Если фон Хойдлер выиграет — мы были теми, кто натолкнул его на это. А вот если проиграет… то он взялся не за свое дело!
— И СД в данном случае…
— Будет выглядеть не лучшим образом — отчего вы полезли туда, где ничего не понимаете? Отобрали перспективную разработку у профессионалов своего дела — вас ведь можно к ним отнести?
— Полагаю, что…
— Можно! Ваша скромность весьма похвальна, но уж в этом-то случае я знаю, о чём говорю! Ну, а взамен оказанной Аненербе и СД любезности, мы же можем чего-нибудь и попросить, ведь так?
— Вообще-то, экселенц, — обрел ясность мысли Лахузен, — все операции по добыванию нужных людей — это и так наша прерогатива. В данном случае СД нам не конкуренты.
— Вот-вот! Мы, так уж и быть, достанем вам, господа, кого-нибудь… Ну, а попутно и свои некоторые вопросы решим… это ведь будет вполне по-джентльменски, не так ли? Мало ли кто попадёт в нашу ловушку? Вы меня хорошо поняли, полковник?
Вспоминая сейчас этот разговор, Лахузен неторопливо шел по коридору, следуя за провожатым. Он не был тут не так уж и много времени, но профессор со своей командой, надо полагать, время даром не теряли. Некоторые двери были заменены на более основательные, многие окна занавешены плотными тяжелыми шторами. На полу появились ковровые дорожки, скрадывавшие звук шагов. Идешь по такому коридору и совершенно непонятно, что это? Больница или какое-то иное учреждение? Нет, всё-таки больница! Неуловимый запах лекарств еле ощутимо повис в воздухе, пробиваясь через все прочие запахи. Странно, зачем это нужно профессору?
Ещё поворот, ещё один пост — здоровенный «санитар» в белом халате, сидящий около столика с телефонным аппаратом. При виде посетителей, он встает и требовательно смотрит на сопровождающего.
— К герру профессору.
Всё ясно — и «санитар» делает шаг в сторону, проход свободен. А под халатом-то у него оружие — наметанный глаз Лахузена выхватывает еле заметные характерные очертания на левом боку. Страхуется фон Хойдлер… или это у СД такая мания — во всех видеть возможных врагов?
Но все заканчивается, закончился и этот путь — перед полковником бесшумно распахнулась тяжелая дверь, пропуская его в святая святых. В кабинет главного человека всего этого здания…
— Прошу вас, друг мой, присаживайтесь вот сюда — к столику! — профессор был сама любезность и прямо-таки лучился добродушием. — Я приказал приготовить вам кофе и ваш любимый коньяк!
Ну что ж… и на том спасибо. Вошедший грузно опустился в мягкое кресло.
— Увы, обстоятельства сложились так, что мы некоторое время не виделись… — сокрушенно покачал головою хозяин кабинета. — Дела… к сожалению, я далеко не всесилен…
Ну-ну! Рассказывай мне сказки…
А кофе хорош! Да и коньяк, надо отдать должное профессору, тоже весьма неплох.
— Но вы молчите? Я совсем заболтал вас, мой друг? Простите старика…
Угу, ты ещё всех нас переживешь… Но надо, наконец, что-то ответить, это уже начинает выглядеть некрасиво.
— Что вы, Иоахим?! Я просто немного устал с дороги…
— И тут я на вас насел со своими вопросами… Простите, Эрвин, но… возможно, вам следует отдохнуть? До вечера…
— Благодарю вас, но, если позволите, то попозже.
Да, старый хитрован, никто не собирается давать тебе время на то, чтобы ты дополнительно приготовился.
Ноль-ноль.
— Я вас внимательно слушаю, мой друг!
Ага! Так я и разогнался — вопросы задавать. Нет уж, послушаю-ка лучше твои ответы.
— Да, собственно говоря, Иоахим, у меня к вам только одно дело — что нам предстоит в дальнейшем?
Вот так! А теперь, дружище, думай! Что я хотел спросить на самом деле?
Профессор в некотором замешательстве погладил чисто выбритый подбородок.
— Хм… но, как я полагал, гауптман своевременно вас обо всём информирует?
— О чём? Сейчас он ищет у Советов какую-то девицу… Простите, профессор, но группа Норберта — не мои личные вассалы! Он на службе, на него и его людей тоже имеются кое-какие планы уже не у меня — там! — палец Лахузена указал на потолок. — Я даже не могу ничего сказать по этому поводу! Когда освободится группа? А неизвестно… даже связь с ними — и та идет не через наш радиоузел!
— Вот как? — удивленно приподнял бровь фон Хойдлер. — Но ведь я не специалист в таких тонкостях… связь организована Штангером…
— Простите, профессор, но я не знаю кто это.
Ага! Рольф Штангер — оберштурмбаннфюрер СС, офицер для особых поручений самого рейхсфюрера СС. Стало быть, и господин Гиммлер тут незримо присутствует… интересно!
Один-ноль!
— Ну… его ко мне прислали специально для организации таких вот вопросов… — хозяин кабинета развёл руками. — Я ведь не профессионал в этих делах…
«Ну-ну! — развеселился про себя Лахузен. — То, что ты мастер по задуриванию мозгов собеседникам — этого, конечно, никто не отнимет! Но! Для успешной и плодотворной работы этого недостаточно! А эти бравые парни Генриха — не слишком уж опытные специалисты, это вам не коммунистов на допросе мордовать — тут голова нужна! То-то вы так вцепились в гауптмана…»
— Могли бы и у меня спросить… — пожал плечами полковник. — Всё-таки, я далеко не первый год в таких делах…
— Увы, Эрвин, тут мои возможности ограничены — не всё решается здесь!
— И всё же, профессор, мне очень нужны мои люди! Это — тоже не моё желание, вернее — не только моё! Я всё-таки должен знать — когда я их получу? Или хотя бы иметь убедительные аргументы для…
— Адмирала?
— Да.
— Вы их получите.
Лахузен усмехнулся и повернул правую руку раскрытой ладонью вверх.
— Даже так? Давайте, Иоахим! Я буду вам чрезвычайно признателен!
Совершенно секретно.
Начальнику Управления разведки и контрразведки ОКВ
адмиралу Канарису.
Докладываю Вам, что в структуре НКВД СССР образовано специальное подразделение особого назначения. Официальное название — управление «В» ХОЗУ НКВД СССР. Формально данное подразделение занимается хозяйственно-бытовыми вопросами и проблемами обеспечения наркомата техническими средствами.
На самом же деле список задач, поставленных перед данной организацией, до конца так и не определен.
Можно выделить следующие основные направления.
1) Подготовка (с помощью новейших научных разработок) высококлассных оперативников и мастеров огневого/рукопашного противодействия;
2) Выработка эффективных методик контрразведывательного обеспечения, с учетом анализа деятельности разведслужб рейха, британской и американской разведок;
3) Разработка новейших технических средств ведения оперативной работы;
4) Глубокое исследование психологии и иных свойств человеческого организма с целью достижения максимально возможных результатов деятельности оперативного состава;
5) Ускоренное (в течение нескольких сеансов) изучение иностранных языков и закрепление ранее неизвестных испытуемому навыков и умений;
Для практического использования сотрудников, прошедших обучение по данным методикам, созданы несколько подразделений, не входящих в структуру управления «В». Их названия выяснить пока не удалось, но источник показал, что лично он проходил службу в управлении «А» Первого Главного Управления КГБ СССР. Указанное подразделение мне не известно, и никакого упоминания о нём в разведдонесениях не имеется.
Большинство сведений получено от подполковника Котова Александра Сергеевича, являющегося сотрудником управления «В2» (вероятно, созданного для использования в нем сотрудников, прошедших обучение и подготовку в управлении «В»). Указанное лицо ранее проходило службу и в управлении «А», из чего можно сделать вывод о близком сотрудничестве указанных организаций.
К сожалению произвести целенаправленный допрос подполковника в настоящее время не представляется возможным. По каким-то, оставшимся неизвестными, причинам, профессор поддерживает его в состоянии полусна, используя для этого различные медицинские препараты. Одной из таких причин, по объяснению фон Хойдлера, является то, что он пока не может спрогнозировать реакцию Котова после пробуждения. Имеются основания предполагать, что подполковник, осознав своё положение, может предпринять попытку самоубийства или иным образом пресечь всякую возможность для плодотворной работы с ним.
Начальник Абвер-2
полковник Лахузен.
Выдержка из письма.
Рейхсфюрер!
Спешу сообщить Вам, что мой разговор с полковником Лахузеном состоялся. Он получил ту часть информации, которую Вы позволили ему сообщить. Надеюсь, что адмирал будет этим удовлетворён, и группа Норберта продолжит свою работу. Мне, как никогда, нужны её результаты.
… Спешу сообщить, что мои разговоры с подполковником успешно продолжаются. Обслуживающему персоналу удалось создать в его представлении убедительную картину тяжелой контузии, которая сопровождается почти полной утратой двигательных функций и частичной потерей зрения. Он видит, может различать силуэты приходящих в палату людей, но — не более. Самостоятельно передвигаться подполковник не способен, поэтому, пользуясь тем временем, когда он спит, медперсонал производит ему стимулирующий массаж мускулов, дабы избежать ненужных осложнений в физическом плане. Нам менее всего нужен инвалид, не способный даже поднять ложку. По ряду соображений, я приказал максимально долго поддерживать у него иллюзию тяжелого ранения, дабы побудить его использовать для связи со своим руководством кого-нибудь из числа обслуживающего персонала. Таким образом мы можем получить дополнительный, независимый канал связи, который может быть использован в дальнейшем по Вашему усмотрению. Персонал соответствующим образом проинструктирован, агент «Больке» должен будет в нужный момент пойти на контакт…
… Мои беседы с подполковником продолжаются согласно утвержденному плану. Находясь под действием определённых, строго дозированных препаратов, он не может в полной мере контролировать окружающую обстановку и пребывает в уверенности, что всё это происходит с ним в бреду или во сне. К сожалению, такой метод общения имеет и определённые неудобства — я не могу задавать ему прямых вопросов, ибо это сразу вызовет у объекта ненужные подозрения. Поэтому возможно только осторожное выяснение интересующих нас вещей. Приходится каждый раз аккуратно его подводить к нужной теме, что сильно утомляет и занимает много времени. Вынужден ещё раз подчеркнуть, что это, несомненно, высокопрофессиональный специалист, прекрасно подготовленный и хорошо обученный. Подполковник великолепно владеет немецким языком, знает английский и хорошо разбирается в новейших достижениях науки и техники — многие его высказывания я так и не смог понять. Ибо они относятся к тем областям технического прогресса, которые нами ещё не исследованы должным образом…
…Увы, но предложение сотрудников технического отдела о транспортировке подполковника в рейх я нахожу преждевременным. В пути будет совершенно невозможно поддерживать установленный для него режим, что, в свою очередь, может иметь самые негативные последствия для всей операции в целом…
… Личность подполковника Котова установлена — его опознал доставленный нам группой гауптмана Норберта сотрудник особого отдела Демин, ранее с ним контактировавший. Правда, при общении с ним, тот не называл своего истинного воинского звания, представляясь рядовым бойцом. Настоящее звание было нами выяснено уже в процессе бесед с Котовым и неоднократно им подтверждалось. Из вышеизложенного можно сделать вывод о том, что даже при общении с сотрудниками военной контрразведки и органов безопасности, сотрудники управления «В» не раскрывают своей принадлежности к указанной организации. Это косвенно указывает на высокую степень секретности, окружающую всё, что связано с работой управления…
… Возраст подполковника колеблется между 40 и 50 годами. Из этого можно сделать вывод, что Котов предположительно является офицером ещё прежней, императорской армии. Не исключено, что в данной организации используются наработки, полученные русской разведкой ещё до революции. Вполне вероятно, что подполковник не единственный офицер старой русской разведки, который принимает участие в деятельности управления…
… Отдельно хочу упомянуть о том, что по некоторым оговоркам, допущенным подполковником в ходе беседы, можно сделать вывод о том, что деятельность управления «В» может иметь отношение к экспериментам, которые проводятся в лаборатории 3 «С» нашей организации, что не может не настораживать уже само по себе…
Гиммлер отложил в сторону письмо и задумчиво посмотрел на своего собеседника.
— М-м-да…
— Согласен с вами, рейхсфюрер, — наклонил голову тот. — Ситуация сложная.
— И всё же, доктор, должен же быть какой-то выход? Согласитесь, это переходит всякие рамки! Мы в таком серьёзном деле не можем зависеть от состояния мозгов какого-то русского! А вдруг — он и вовсе не проснется толком никогда? Что прикажете делать?
— Я проанализировал некоторые моменты… — гость потер рукой подбородок. — И полученные результаты меня совсем не порадовали!
— Что ещё?! — насторожился хозяин кабинета.
— Управление «А» КГБ… Это название всплывало и раньше!
— Где?
— В 1942 году. В связи с исследованиями профессора Маурера — ведь именно мы их и курировали. Там тоже фигурировал сотрудник указанного управления — подполковник Леонов! И тоже, кстати говоря, предположительно — офицер ещё русской императорской армии!
— М-м-м… не помню что-то… Подготовьте мне справку по этому делу.
— Слушаюсь!
— Опять какие-то гости неведомо откуда… — Гиммлер раздражённо побарабанил пальцами по столу. — Складывается впечатление, что русские целенаправленно отслеживают наши новейшие разработки!
— Если принимать во внимание то, о чём фон Хойдлер не пишет…
— А именно?!
— Профессор совершенно всерьез рассматривает вопрос о том, что его пациент является выходцем… из будущего! С этой точки зрения объяснимо очень многое!
— Я заметил. В словах профессора в прошлый раз проскальзывали такие намёки… Проход сквозь время… — хозяин кабинета нахмурился. — Это совершенно недопустимо! Не в том, разумеется, плане, что этого не может быть! Может! Но вот обладание этими технологиями в СССР — нонсенс! Это должно быть пресечено! Немедленно — и самым кардинальным образом! Рейх — вот кто может и должен это использовать! Чем, наконец, занимаются эти умники из лаборатории 3 «С»?! Долго ещё они будут кормить меня обещаниями?!
— В связи с этим, рейхсфюрер, меня очень настораживает сам факт участия в этой истории именно что старых сотрудников русской разведки. Не секрет, что они смогли проникнуть очень глубоко… у них было для этого время… и возможности! Русская императорская разведка — это серьёзный противник! Кто знает, где и на каком посту сейчас работает их агент? Мы всецело можем доверять только абсолютно надежным, тщательно проверенным — молодым людям! Выросшим на наших глазах.
— СС!
— Совершенно верно, рейхсфюрер! Только СС!
— Вот что, доктор… — Гиммлер сложил ладони и оперся на них подбородком. — А подготовьте-ка мне справку о том, кто именно — из этих старых офицеров царской разведки сейчас работает по специальности. И где именно. Попробуем достать русских с другой стороны. И… подумайте над тем, каким образом этим можно заинтересовать Канариса. Старый лис ещё не растерял своих охотничьих привычек! Пустим его вперёд, пусть ищет…
Этот небольшой магазинчик на окраине маленького городка никогда не ломился от покупателей. Сюда заходили местные жители, немногочисленные их родственники, приезжавшие к ним на отдых, редкие проезжие. Иногда заглядывали военные, в окрестностях городка располагалось несколько воинских частей. Но военные — редко, все-таки до городка ещё надо было как-то добраться.
Все изменилось с началом войны.
Совершенно исчезли отдыхающие — как класс. Местные — остались, куда им было ещё ходить?
А вот военных — стало больше, что, на первый взгляд, было несколько странно. Ведь ничего же не изменилось — гарнизоны не стали базироваться ближе. Дело было в том, что существенно участились поездки этих самых военных. Они теперь достаточно регулярно проезжали мимо магазинчика — по проложенной новой дороге, значительно сократившей путь. Так, что он теперь пролегал мимо магазина. И ничего не было удивительного в том, что однажды на его пороге появился немолодой уже майор в пропыленном кителе. Который, тем не менее, сидел на нём как влитой. Чувствовалось, что его хозяин умеет носить военную форму. По некоторым, только опытному взгляду понятным, мелочам можно было определить, что майор следит за собою, придавая немалое значение тому, как он выглядит в глазах окружающих.
А директор магазина, не один год проработавший в торговле, таким опытным взглядом обладал… И, увидев в первый раз этого посетителя, моментально сделал далеко идущие выводы. Прервав разговор с продавцом, он повернулся навстречу посетителю.
— Добрый день, товарищ майор! Чем мы можем быть вам полезны?
Вошедший вежливо поздоровался. Нет, никаких особенных пожеланий у него не имелось, но вот кое-какие мелочи, которые не входят в повседневный ассортимент выездного военторговского ларька…
Увы, но и здесь всего отыскать не удалось!
Раздосадованный директор клятвенно пообещал своему покупателю, что ляжет костьми, но требуемое предоставит — не прямо завтра, естественно. Все-таки война, товарищ майор должен понимать…
Майор понимал. И, уточнив у директора предполагаемые сроки поступления требуемых товаров, откланялся.
Директор хорошо понимал, когда, кому и что можно обещать. И когда нужно это делать. Опытный старый торгаш сразу же почуял свою возможную выгоду — и расстарался!
— Надо же — Золинген! — повертел в руках бритву покупатель через неделю. — Где ж взяли-то? Война ведь идет?!
— На складах нашлось… — вздохнул директор. — Там-то боевых действий пока не ведут… а вот элементарного бардака — того всегда хватало. Надо знать — где и у кого спрашивать. И как!
— Хм, ну с этим-то, как я погляжу, у вас все в порядке — знаете!
Директор смущенно потупился и улыбнулся.
— Да уж… Не первый год замужем, товарищ майор!
— Беру! — покупатель положил бритву на прилавок. — Раз уж вы такой тут оборотистый товарищ, то мы с вами подружимся!
Конечно, никакой особой дружбы не появилось — с чего бы это вдруг? Но частым гостем майор стал. А следом за ним подтянулось и ещё несколько человек. Надо полагать, сослуживцы. Некоторые из них тоже частенько стали делать директору (а таких покупателей он всегда обслуживал лично, выходя из своей крошечной комнатки в торговый зал) различные заказы. Большинство из них удавалось выполнить, некоторые, увы, нет. Но народ не обижался, хорошо понимая все те трудности, которые возникали у торговца. Иногда, в порядке любезности, таких посетителей директор угощал чаем — он был неслабым мастером его заваривать.
— И как это вам удается, Олег Фомич? — очередной раз удивился один из сослуживцев майора, тоже уже немолодой капитан, ставя на стол чашку. — Война ведь, никаких таких особенных разносолов и лакомств нет…
— Всё есть, товарищ капитан! — улыбнулся уголками губ директор. Умный человек, он хорошо понимал ту дистанцию, которая разделяла его и этих офицеров (а это были явно не простые пехотные служаки — дураку ясно!), поэтому не старался слишком уж сокращать её, ограничиваясь такими вот легкими беседами. — Только вот, в глазах некоторых завскладов, нет никакой разницы между вот этим чаем — и обыкновенным плиточным. Чай — и все. Могут этот дать, могут — любой другой. По накладным разницы никакой — все на вес идет.
— Хм… — капитан с сожалением посмотрел на пустую чашку. — Да уж! Век живи — век учись! А я и не предполагал, что и тут требуется недюжинное мастерство! Поди ж ты — такие тонкости и где? На торговом складе!
— Э-э-э, товарищ капитан, так это я и не всё ещё вам рассказываю! — расплылся в улыбке польщенный директор. — Тут везде — глупый человек в два счета обмишулится! Привезешь какой-нибудь неликвид — и сиди с ним! А вот если знать, где и у кого спрашивать, да как…
— Ну, так и спросите мне такого вот чайку! — поймал его на слове капитан. — Я уж в долгу не останусь…
И не остался. Когда маленький магазинчик попробовали с ходу подломить какие-то залетные урки, ввалившись в него перед самым закрытием, их ждал неожиданный (и весьма жестокий) облом! Вряд ли эти недалекие громилы, прикидывая план ограбления, рассчитывали на то, что в магазине будут припозднившиеся посетители. А хоть бы и так — чего боятся? Дал в зубы, перо ненавязчиво продемонстрировал — и харэ! Тем паче что местные кореша ни о чем таком и не предупреждали — обычная торговая точка, без всяких хитростей…
Соответственно и налетчики не сильно утруждали себя какими-то там особыми приготовлениями. Понаблюдав за домиком (а магазин стоял чуток поодаль от прочих строений) и выяснив распорядок его работы, они нагрянули «в гости» прямо перед закрытием магазина. Первым внутрь вошел вертлявый худой парень, оценить обстановку и прикинуть возможность «работы». Буквально через минуту, он вышел на улицу и закурил — всё в норме!
Ворвавшись в магазин, налетчики распределились по зданию. Один остался у дверей, карауля выход, двое, перемахнув через прилавок, зажали в углу испуганного продавца (худого мужичка весьма болезненного вида), а оставшаяся парочка навестила каморку директора.
— Ну чё, родной, делиться бум? — сверкнув «фиксой», поинтересовался старший из грабителей.
— Что-что? — не понял директор.
— Оглох?! Ухи прочистить тебе надобно? Бабки гони! Водку! И жратву!
— Так это… карточки же…
— Ты мне тут Лазаря не пой! Карточки у него… А приторговываешь чем?
— Немного совсем… по коммерческим ценам… разрешение же есть… из торга!
— Да хучь от господа Бога! Гони, падла, бабки!
Обозрев тощую пачку денег, появившуюся на столе, бандит схватил директора за рубаху и притянул к себе.
— Не, ну торгаш ты воще, в натуре, обурел! Чё мне тут впарить хочешь? Это что?!
— Деньги… вы же и сами сказали…
— Это — деньги?! Я тя щас к стенке гвоздиками приколочу — тушу твою жирную!
— Леха! — возник на пороге подручный. — Машина! Грузовик какой-то подкатил! С военными!
Блеснувший в руке главаря нож уперся в живот испуганного заведующего.
— Кто это там такой объявился?
— Это военные… они иногда вечером заезжают к нам… по дороге, они в лесу стоят.
— Штырь! Кто там — в грузовике этом?
— В кузове — вроде бы девки в форме. Штук пять-шесть. В кабине — не видать.
— Дверь — на фиг запри!
— Магазин работает ещё полчаса, — подал голос испуганный торгаш. — Это все знают. Они станут стучать…
— Так… — Леха рассуждал быстро. — Ну-ка, жирный, марш к продавцу и вместе за прилавок встанете. А мы — рядышком будем, с той стороны — типа, покупатели твои. Слово вякнешь — там вам обоим и карачун! А братва вояк в ножи примет. Штырь — пушки готовьте, мало ли… водила уехать не должен!
— Замётано! — подручный исчез за дверью.
Когда в магазинчик вошли трое девушек в форме, сопровождаемые пожилым капитаном, все в нём выглядело как обычно.
— Добрый вечер, Олег Фомич! — поздоровался капитан. — А я вот девушек к вам завез — у Надюши завтра день рождения, вот мы и приехали к вам — авось, что-нибудь вкусное купим? Так как, порадуете нас?
— Кх-м-м… Ну… Таким людям — всегда поможем!
Столпившиеся у прилавка бандиты расступились в стороны, пропуская военных.
— Да вы проходите, товарищи! — главарь развел руки в стороны. — Вам ещё ехать далеко, а мы-то дома!
— Спасибо… товарищ, — кивнул в ответ капитан. — Это да… ехать нам прилично… Машенька, а ты сбегай-ка за майором. Александр Иванович тоже что-то спросить хотел… лично для себя!
«Так, — быстро прикидывал главный бандит, — девки без оружия, видать, связистки какие-то… или санитарки, им шпалеры не положены. У капитана в кобуре «ТТ», но его Митяй пасет, не достанет вояка свой пистоль. Майор… он, наверное, в кабине сидел — и у него точняк ствол есть. Водила… у того винтарь, штука не быстрая… Пашку туда, пущай проследит… Блин! Машина! Грузовик — на нём полмагазина вывезти можно! Это уже совсем другой коленкор получается! Надо брать!»
Уловив взгляд подручного, главарь повел головой в сторону машины, а руками сделал жест обозначающий поворот баранки. Кивнув, подручный направился к двери, на ходу доставая из кармана пачку папирос, уже позаимствованную им ранее из магазинных запасов.
— Товарищ! — внезапно окликнул его капитан, — У вас, случаем, папироски не будет? Водителю нашему, я-то, к сожалению, некурящий… А пачку целую покупать — оно вроде бы и ни к чему.
— Завсегда пожалста, дорогой товарищ! Для родной армии — не жалко! — протянул папиросы бандит.
— Спасибо! — капитан осторожно вытащил одну и аккуратно заложил её за ухо.
Стукнула дверь, Маша выскочила на улицу. Следом за нею туда же выскользнул и бандит, направлявшийся к машине.
— Олег Фомич, — проводив взглядом ушедших, снова повернулся к заведующему капитан. — Так чем нас порадуете?
— Конфеты у нас есть… вкусные! Даже и вино… настоящее грузинское! Только вот не знаю, по вкусу ли оно вам будет?
— Отчего так? Если оно настоящее-то?
— Да… — директор лихорадочно соображал, прикидывая разные варианты развития событий. — Горчит оно иногда…уж и не знаю — отчего?
— Горчит? — удивлённо приподнял бровь капитан. — Настоящее? Грузинское? Да ладно… быть того не может! Покажите!
— Сей момент! — заведующий обогнул молчавшего продавца и подошел к полкам. — Где ж оно… А! Вот, полюбуйтесь!
И взяв бутылку за горлышко, он протянул её капитану. В какой-то момент его рука дрогнула и донышко бутылки указало на стоявшего у прилавка бандита — у того под пиджаком блеснул металл…
Непонятно, заметил это капитан или нет, но бутылку в руки взял осторожно, словно она была сделана из хрусталя.
— «Киндзмараули»? И оно — горчит? — рассмотрев этикетку, удивился военный. — Мариночка, ты у нас вроде бы разбираешься… посмотри…
Невысокая девушка молча взяла в руки бутылку, шагнула чуть в сторону — поближе к лампочке, подняла, разглядывая на просвет.
«Валить их пора! Всех — и торгашей тоже! — мелькнула в голове главаря мысль. — Сейчас, пока все на бутылку смотрят! А майора, как войдет — в ножи примем! Со стволами, выпивкой и жратвой — эх, и погуляем!»
А капитан, ничуть не подозревая о грозящей всем участи, вытащил из-за уха папиросу и повертел её в руках. Поднес зачем-то к лицу, принюхался… помял пальцами…
— Штырь! Давай!
— Мяу… — спокойно произнес капитан. Поднес к губам папиросу — и внезапно дунул прямо в неё!
Вылетевший табак моментально забил глаза и нос стоявшего напротив бандита. А мгновение спустя туда же прилетел и кулак капитана.
Бутылка в руках Марины дрогнула — и, описав в воздухе полудугу, долбанула донышком точно в лоб ещё одного налетчика.
Вторая девушка внезапно присела — изящная ножка в небольшом сапоге… ощутимо въехала прямо по голени стоявшему рядом с ней Штырю. Что-то явственно хрустнуло. И бандит с воем рухнул на землю, зажимая руками сломанную ногу. Об пол брякнулся наган.
Внезапно оказавшийся в меньшинстве главарь, судорожно ухватился за пистолет.
Стукнула дверь — на пороге появился майор.
— Стоять!
— Держи карман шире! — браунинг главаря уже приподнялся и ловил стволом цель.
Ках!
Майор стрелял, не поднимая своего оружия.
На груди бандита появилось темное пятно. Он согнулся, что-то прошипел…
Ках!
Дрогнули доски пола.
— Там, на улице, Маша ещё одного сторожит — помогите ей…
— Франт! Сука… продался ментам, гад! — скорчившийся на полу Штырь приподнял голову. — Ни хрена… Недолго ты ноне побанкуешь — найдут тебя…
Ках!
— Остальные? — поинтересовался тот, кого назвали этой кличкой.
— В отключке — лыка не вяжут! — отозвался капитан, присевший на корточки рядом с лежащими бандюками. — Мой удар — вы знаете. А Мариночка своего бутылкой столь немилосердно приложила… что и не знаю, есть теперь в этой бедной голове хоть что-нибудь?
— Вызывайте милицию…
Девушки, услышав слова капитана, прыснули.
— Я вот сейчас кое-кого… за толстый и пушистый хвост! Чтобы не забывался! Тебя, Котена, касается! Отставить хаханьки! — погрозил пальцем майор, убирая пистолет в карман.
Враз ослабевший заведующий, опустился прямо на пол — ноги не держали совершенно.
— Как вы, Олег Фомич? — присел рядом капитан.
— Страшно… вот именно сейчас — и страшно!
— Понимаю, — кивнул собеседник. — Водки хотите?
— Хочу!
Капитан, не оборачиваясь, протянул назад руку — в ней тотчас же оказалась пузатая фляжка.
— Стакан найдете?
— Так давайте…
Добрых триста грамм, провалившиеся в желудок, вернули директору относительную твердость духа.
— Фух!
Собеседник протянул ему сухарь.
— Сойдёт?
— А то ж! Не русский я, что ли?
— И то правда!
— Но как вы их?! Как догадались-то?
— Он сказал — вам далеко ехать. Откуда это мог знать посторонний?
— Это я виноват… проболтался…
— Я так и подумал. Небось, зарезать грозились? У вас рубашка на животе распорота.
— Да… Как вы думаете, сделали бы они это?
— Наверняка. Эти те ещё урки — все с оружием, небось, есть уже на них чужая кровь!
— Однако…
— Да и на наган у бандита за поясом вы ловко указали, то-то, я смотрю, он все боком ко мне поворачивался! А про зеркало напротив себя — забыл! Так в нём — всё видно!
За прилавком матово поблескивало большое зеркало, отражая переполненный людьми зал. Обычно в нем отражалась и спина продавца — но сейчас он, привалившись к стене, медленно сползал на пол. Две девушки, мешая друг другу, бросились к нему на помощь.
— Ну, ваш майор и стреляет… прямо снайпер!
— Это он может, — кивнул капитан, завинчивая колпачок фляги. — Ещё налить?
— Спасибо… сейчас ведь ещё милиция приедет… мне писать надо будет.
— Да уж — как бог свят! Без писанины у нас ничего не происходит… А ловко вы с вином придумали — не ожидал!
Но первыми приехали сотрудники военной комендатуры — ведь дело касалось военнослужащих. И писать пришлось м н о г о… очень много.
Радиограмма.
«Леснику»
…Как удалось установить путем наведения справок в милиции, все военнослужащие проходят службу в отдельном батальоне материально-технического обеспечения войск тыла. Майор Гальченко Александр Иванович — в должности заместителя командира батальона. Капитан Мольнар Петр Степанович — заместитель командира батальона по тылу. Должности женщин установить не удалось. Одну из них, по имени Марина, майор называл кличкой «Котена».
Обращаю внимание на то, что застреленный уголовник назвал майора кличкой «Франт». Из поведения уголовника можно было сделать вывод о том, что майор хорошо ему известен…
«Немой»
Выдержка из рапорта криминальной полиции
… При проверке по картотечному учету и путем проведения допросов осведомленных лиц, удалось установить следующее.
1) Лицо, имевшее кличку «Франт» известно в уголовном мире. Считается крупным специалистом по организации побегов, разработке схем транспортировки нелегального груза.
2) «Франт» известен достаточно давно. Впервые упоминание этой клички зафиксировано в документах полиции Гамбурга ещё в 1916 году. Ни разу не задерживался и не был арестован. Фотографий и дактокарт не имеется, но есть описание личности, составленное со слов людей, знающих этого человека. Последний случай упоминания о встрече с этим человеком относится к 1940 году. В 1942 году человек, передававший «привет от Франта» был замечен в Берлине. Из-под наблюдения скрылся, и установить его не удалось.
Выдержка из рапорта сотрудника аналитического отдела абвера
… Исходя из полученных мною данных, путем сопоставления фактов можно сделать следующие выводы:
1) Сопоставление данных о деятельности «Франта» с известными нам операциями разведки противника указывает на то, что часть этой деятельности косвенно связана с проводимыми противником операциями;
2) В трех случаях удалось проследить факт перевода денежных средств на известные нам счета, использовавшиеся для финансирования агентуры. Один счет в Швейцарии (см. приложение № 3), два счета в Швеции (приложение № 5). Указанные суммы были получены «Франтом» в результате продажи контрабандных товаров, согласно списку в приложении № 2;
3) Зафиксирован факт упоминания этой клички в расшифрованных радиограммах противника в 1941 году. (приложение № 7);
4) Имеются сведения о том, что лицом, носящим эту кличку, были физически уничтожены не менее 5 (пяти) агентов британской разведки и два сотрудника разведки Польши. В результате этого им были получены крупные денежные средства, дальнейшую судьбу которых проследить не удалось;
5) Сопоставление деятельности «Франта» и известной нам агентуры русской разведки, дает основания полагать, что он и человек по кличке «Харон» — одно и то же лицо, использующее разные псевдонимы…
Радиограмма.
«Немому»
Прошу проверить, нет ли среди военнослужащих лица, схожего по описанию с переданным вам словесным портретом.
«Лесник»
Радиограмма.
«Леснику»
Предъявленному словесному портрету соответствует один человек — майор Гальченко Александр Иванович.
«Немой»
Канарис опустил на стол папку с радиограммами и поднял взгляд на собеседника.
— Ваши соображения, Эрвин?
— «Харон»… Я думал, что он погиб.
— Как видите, живехонек.
— Да… даже и не знаю… но это в корне меняет дело!
— Вот именно!
— Экселенц… поймите меня правильно, это слишком невероятно, чтобы быть правдой!
— Вы сомневаетесь?
— Да, экселенц!
— Похвально, Эрвин! Вот и посмотрим. Вы сейчас сыграете роль «адвоката дьявола», согласны?
Полковник поправил ворот кителя и кивнул.
— Разумеется, экселенц!
— Итак! Подполковник впервые был обнаружен нашим офицером, который и зафиксировал его странные слова.
— Да, экселенц!
— После этого, с ним работал уже фон Хойдлер, и все, что нам стало известно, получено уже от профессора. Так? Ведь мы априори доверяем профессору, иначе и не привлекали бы его к своим делам.
Лахузен кивнул.
— Сведения о лейтенанте Демине оказались правильными, он был обнаружен и похищен. Доставлен на объект к профессору, и больше мы о нем ничего не знаем. Так?
— Совершенно верно, экселенц.
— Поиски лейтенанта Барсовой привели нас в этот небольшой городок. Причем данные о её местонахождении мы получили по своим каналам, профессор сообщил нам лишь её имя, фамилию и прозвище. Все прочее выяснили уже мы сами.
Снова энергичный кивок полковника.
— В магазин был внедрен наш агент, находившийся на территории СССР с 1937 года. Законсервированный и не проводивший никакой деятельности. Неоднократно проверявшийся. Что скажете, полковник — есть ли в этих действиях признаки того, что нас дурачит агентура противника?
— Нет, экселенц.
Канарис улыбнулся.
— Продолжим! — он опер подбородок на пальцы сложенных рук. — Сведения об управлении «А» и «В» получены не только от профессора, но и от наших сотрудников. Подтверждены СД. Предположения о том, что в работе указанных организаций используются ещё старые кадры царской армии — это тоже мы и фон Хойдлер. Но косвенное подтверждение этому — уже наша работа. Где здесь тонкое место?
— Не нахожу такого, экселенц.
— Опознание Харона происходило на глазах нашего агента и выглядело вполне естественно. Более того — Харон немедленно ликвидировал опасного свидетеля! Кстати, это вполне в его духе… А вот установление связи между «Франтом» и «Хароном» — наша заслуга. Вы ведь не сомневаетесь в наших аналитиках, Эрвин?
— Ни единой минуты, экселенц!
— Одну из девушек, по имени Марина, назвали Котенком…
— Котеной, экселенц!
— Это то же самое, полковник! Только в уменьшительно-ласкательной форме. В русском языке есть ещё и не такие обороты…
— Извините, экселенц…
— Тогда — вопрос! На каком этапе и кто мог нас обмануть?
— Экселенц…
— Да?
— У меня есть только одно — но очень существенное замечание.
— Прошу вас, Эрвин!
— Сам факт появления подполковника.
— А именно?
— Смотрите сами. Подполковник Котов был обнаружен нашими солдатами около пяти месяцев назад, в бессознательном состоянии. На месте недавнего боя с группой русских солдат. «Окруженцев» — так, кажется, они себя называют. При этом тело подполковника лежало прямо в воронке от разрыва.
— Эти обстоятельства я помню. И что?
— А то, экселенц, что, хотя вся одежда его была изодрана — на теле не имелось ни одной серьёзной раны! Синяки и ссадины — не в счёт! Осколочных ранений не имелось вовсе! Более того, никто из наших солдат не помнил, чтобы именно в том самом месте наблюдалось какое-то перемещение противника. Да и целенаправленный огонь туда не вели…
— Ну, это могла быть и случайная мина…
— Могла, не спорю. Но никто из взятых в плен «окруженцев» подполковника не опознал.
— И здесь нет ничего удивительного, это ведь, наверняка, были солдаты из разных частей. Да и в плен, скорее всего, взяли не всех. Кто-то погиб, а некоторые, возможно, и скрылись.
— Совершенно верно, экселенц.
— Так что вас ещё беспокоит?
— А если подполковника нам подбросили? Принесли — и положили в свежую воронку. Такое ведь могло быть?
— Хм! — адмирал улыбнулся. — Эрвин, вы хорошо вжились в свою роль «адвоката дьявола»! Не могу этого не отметить! Итак, попробуем посмотреть на происходящее с вашей точки зрения. Некто, задумав грандиозную провокацию, подбрасывает нам Котова. Инсценирует бой, пожертвовав некоторым количеством своих солдат. Допустим. Ничего невероятного в этом нет. Далее этот некто каким-то неизвестным путем убеждает нашего офицера подойти именно к этому пленному и прислушаться к его словам. Кстати, а как так получилось, что подполковник попал именно в тот госпиталь, который посещал наш человек? Почему его не отправили в лагерь или попросту не пристрелили на месте? Ведь такие случаи имеют место быть!
— При нём не имелось никакого оружия. Бой закончился, и солдаты немного успокоились. Его подобрала трофейная команда, прочесывавшая лес в поисках брошенного оружия. Подполковник бредил — по-немецки! Командовавший поисками унтер-офицер отметил этот факт и приказал направить раненого в госпиталь.
— Раненого? Но ведь на нём не было ран?
— Лицо было окровавлено — там имелись ссадины и порезы, вот унтер-офицер и решил…
— Какой сообразительный унтер-офицер! Где он сейчас?
— Жив-здоров. Я распорядился перевести его в наше тыловое подразделение, там за ним присматривают.
— И как он воспринял такой перевод?
— Был очень рад, экселенц! Согласитесь, что между Магдебургом и русскими лесами имеется весьма существенная разница?
— Не спорю… Однако продолжим. Некто, подбросив нам подполковника, с дьявольской точностью рассчитал и нашу возможную реакцию. Предусмотрел попадание рапорта к нужному человеку, и вашу поездку к фон Хойдлеру. Я, правда, с трудом представляю себе уровень агента, способного симулировать беспамятство столь долгий срок, да ещё и водить при этом за нос очень серьезных специалистов-медиков… И вот тут у меня возникает вопрос! А зачем все это нужно? Какая цель стоит за всеми этими мероприятиями? Дезинформация?
— Возможно…
— Путём сдачи столь важных сведений? Засветить перед нами «Харона»?! Тогда — сколь серьёзна может быть основная задача, та, от которой нас хотят отвлечь подобной ценой? Назовите её мне — и я тотчас же соглашусь со всеми вашими утверждениями.
— У меня нет ответа на этот вопрос, экселенц…
— Потому, что его нет в природе, полковник! Все случившееся — удивительное совпадение, игра случая, если хотите.
Адмирал удовлетворенно усмехнулся. Нажал кнопку и потребовал от появившегося в дверях секретаря принести кофе. Поудобнее откинулся в кресле и продолжил разговор.
— Итак, Эрвин, что мы имеем на сегодняшний день?
— Есть два секретных управления НКВД — «А» и «В». Предположительно установлено несколько лиц из числа кадровых сотрудников русской императорской разведки, имеющих отношение к указанным подразделениям. Нам известно имя подполковника Леонова, в наших руках находится подполковник Котов. Идентифицирован «Харон»— Гальченко. Предположительно — Мольнар, хотя эта фигура нам совсем неизвестна. Некий лейтенант Барсова — «Котенок», странным образом связанная с Котовым и «Хароном». Имевшая отношение к гибели гауптмана Борга, который, в свою очередь, охотился за Леоновым. Предположительно установлено место дислокации одного из этих подразделений. Сейчас мы можем с уверенностью предположить, что гибель профессора Маурера — это проект Гиммлера — тоже произошла не без участия одного из этих управлений. Конкретно — управления «А». Есть — но это уже не у нас, у профессора — некоторые соображения об иных направлениях деятельности этих подразделений. Всё.
— Вам этого мало, Эрвин? Заметьте, мы получили эти данные, не прикладывая особых усилий — можно сказать, что чужими руками. Частично, разумеется. Итак, кто или что может послужить для нас основной мишенью? Как верно отметил в свое время фюрер, мы сейчас в положении человека, у которого в винтовке один патрон. Мы можем сейчас вывести группу гауптмана Норберта на захват. Причем — и я отдаю себе в этом отчёт, вероятность появления всех, представляющих для нас интерес, лиц вместе — практически ничтожна. Надо смотреть правде в глаза — реально можно взять только одного человека. Профессор требует Барсову — отчего именно её? Должны ли мы выполнить его пожелание или у нас будут иные цели?
Как долго зайцы могут бить в барабан? Пока не устанут лапы. Или пока не отвалятся на фиг.
О! Подействовало! Перестали стучать…
Наконец-то…
А что именно подействовало?
Ведь я ничего ему не сказал?
Ему — это кому?
Да этому… который все время что-то там бухтит. Смешной мужик… даже говорит разными голосами.
Когда я говорю по-немецки — он отвечает мне низким голосом. По-русски — как-то по-другому… не могу точно сформулировать… но… иначе.
А вообще он надоедливый. Сидит и постоянно что-то там бормочет. Временами — совершенно неразборчиво, даже слов не различаю. Приходится вслушиваться… тогда что-то понемногу проясняется, и я начинаю понимать его речи. Порою он такую дичь несет — просто атас! Отвечаю, так он ещё и возражает! Правда, надо отдать ему должное, аргументы воспринимает. И если ему вменяемо все разъяснить, соглашается. Странный дядя, элементарных вещей не знает.
Ну, вот сказал бы мне кто-нибудь, что придется человеку про плазменный телевизор рассказывать, вот я удивился бы тогда!
А сейчас рассказываю, а он, подлюка, меня ещё и подкалывает — фантазия, мол!
Баран… в каком лесу он рос?
Темно…
Он говорит — у меня что-то со зрением. Иногда, правда, становится светлее — я даже различаю какие-то очертания, фигуры, во всяком случае, отличаю одну от другой, лица ухитряюсь рассмотреть. Да и ещё кое-что замечаю, мотаю, так сказать, на ус…
Вот эта — полноватая, в светлом халате — Мария, медсестра. Она меня кормит — приносит еду.
Нет, есть-то я и сам могу! Ложку — ту очень даже крепко держу! И не только ложку…
Мне постоянно гудят в уши — вам нельзя совершать резких движений! Могут разойтись швы!
Какие швы?
Я тут втихаря, когда совсем темно было, себя ощупал аккуратненько. Нет ничего — никаких швов не нащупал. Новых — так во всяком случае. Даже и на голове ничего нет. Волосы, правда, подстригли коротко.
А вот бреют меня другие, в руки бритву пока не дают. Мол, координация движений ещё не восстановилась… могу нечаянно себя поранить…
Я что — совсем умом тронулся? Или жить не хочу? Чтоб я сам себя бритвой поранил — да это просто курам на смех! Чем только не брился в свое время!
Дайте, говорю, нож и оселок. Сам наточу, сам и побреюсь!
Нет, дядя, говорит, нельзя тебе — видишь пока плохо. Да и не разрешит главврач тебе нож давать — он мужик суровый!
Правда, он эту фразу иначе как-то построил… непривычно. И не мужиком его назвал, это уж я сам по привычке подставил. Другое слово какое-то было… не наше…
Тихо тут…
Правда, иногда в барабан начинают колотить зайцы — их тут много.
Спрашиваю — какого, мол, хрена?
Так, говорят, никак не разгоним — больно до хрена их тут развелось.
Это здорово мешает спать, лежу постоянно в какой-то полудреме. Так что, когда зайцы затихают — проваливаюсь в сон, как утюг в болото.
Но я — злодей тертый! И упрямый, не зря меня всю дорогу экстремистом звали. Врач-то он, конечно врач… от слова «врать», так и я тоже не лыком шит! Поваляйся с моё по госпиталям — много чего между строк читать начнешь!
Читать пока не могу — а вот слушать никто не запрещает.
И я слушаю…
Напрягаю слух — пусть уши пока заменят мне глаза…
— Как сегодня наш пациент, сестра?
— Много лучше, доктор! Мышечный тонус повысился, практически норма.
— Очень хорошо!
Скрипнул стул, вошедший уселся рядом.
— Вы меня слышите?
— Да…
Говорим мы по-немецки. А в речи доктора проскальзывает легкий акцент, он не немец?
— Могу вас обрадовать — сегодня мы окончательно снимаем вам повязку. Станете понемногу привыкать к свету!
Хм… Откровенно говоря, я и так её уже снимаю. Ночью, когда никого в палате нет. Правда, и света в ней тоже почти нет — только слабенькая лампочка около двери. Но моим глазам и этого пока вполне достаточно. Иногда, буквально краем глаза, сквозь неплотную повязку я различаю и силуэты врачей и медсестер. Да и когда ем, мне повязку ослабляют — чтобы я мог что-то там рассмотреть. Правда, и свет в палате приглушают так, что только тарелку и видать…
Не очень-то я понимаю врачей — за каким рожном им нужно так долго с этим тянуть? Ведь очевидно же — пациент зрение не потерял. Чего валандаться?
А когда что-то непонятно, оно настораживает. Уж очень охота иметь козырь в рукаве. Или кирпич за пазухой — ну, это уж у кого какие привычки…
Но в силу тотальной ко всему недоверчивости и прямо-таки патологической осторожности, ваш покорный слуга всегда являлся (да и сейчас, надеюсь, является) весьма неудобным экземпляром для всякого рода манипуляций. Хоть служебных, хоть медицинских. Ото всех в нашей современности можно ждать какой-то подлянки. Разумеется, во имя высоких целей!
Можно подумать, что синяк, заработанный в процессе достижения таковой, чем-то существенно отличается от аналогичного, но полученного в иной обстановке…
На мой вредный взгляд — так все едино.
Вообще, мне тут много непонятно.
Сколько я здесь лежу?
Даже и представить пока не в состоянии — нет привычной смены дня и ночи. Нет, ибо окон в палате не имеется. А составить какую-то закономерность посещения медперсоналом — крайне затруднительно. Странно это. Насколько я знаю (а, надеюсь, что знаю хорошо) порядки в больницах и госпиталях, бардака тут быть не может в принципе. Есть четкий график посещения, очередность обхода и т. д. и т. п.
Хоть в России, хоть в Зимбабве.
Впрочем, насчет последней страны… возможно, что и преувеличиваю. Но там тоже к этому стремятся.
Но надо уже и доктору ответить, мужик, по-видимому, ждет от меня каких-то эмоций.
Ладно, будут тебе эмоции…
— Это очень хорошо, доктор! Я уже стал опасаться, что у меня что-то такое случилось со зрением.
— И не только с ним! У вас была тяжелая контузия, даже шансов на успешный исход — и тех было весьма немного. Сестра! Пересадите больного в кресло-каталку — пора везти его в процедурный кабинет.
Чуть слышно поскрипывает левое колесо… не новое кресло мне досталось. Ощупываю подлокотники… опа!
Они обиты кожей.
Раритет…
Это где же такие у нас сохранились-то? Повсюду уже кожзамом обиты или ещё какой-нибудь новомодной хренью.
В «кремлевке»?
Ага, щас!
Так меня туда и повезут…
Точно, кожа…
С внутренней стороны подлокотника — там, где её прибивают тонкими гвоздиками (их шляпки я нащупываю пальцами), хорошо ощущаются складки. Вот после их осторожного обследования можно почти со стопроцентной уверенностью утверждать — это никакой не дерматин…
Интересно девки пляшут — по четыре штуки в ряд!
Ладно… сейчас с меня снимут повязку. Какие ещё любопытные штучки я успею рассмотреть?
А пол-то у нас дорожкой застелен… Иногда, на поворотах, коляска съезжает с неё, и я слышу, как колеса постукивают по полу.
Паркет… не линолеум.
А вот это уже любопытно! Практически ни в одной больнице я такого не припоминаю — гигиена! Линолеум, как мне говорили, проще мыть. Не буду спорить, в конечном итоге, медикам виднее. Но здесь его нет. И что это может означать?
Это не больница?
Фигушки, а что я тут тогда делаю?
Это какая-то захолустная больничка районного масштаба?
Угу.
С персоналом, говорящим по-немецки.
И где ж это у нас такая есть?
И с раритетными колясками… паркетом в коридорах…
Товарищ Котов — настолько важная персона, что для него специально выделили некий ведомственный санаторий, куда и поместили… для чего?
Размечтался… губозакатыватель ещё не требуется?
Скрипнула дверь, колеса коляски простучали о порог.
— Сестра, помогите больному сесть на кушетку.
Теплые сильные руки меня подхватывают, и я делаю несколько шагов.
Вот и кушетка — её край толкает меня под колено.
— Садитесь!
Звук шагов — врач подходит ко мне ближе. Запах хорошего табака… вишневый? Черт его знает, но что-то похожее.
Чьи-то пальцы уверенно ощупывают мою голову, сматывают бинт…
Свет!
Ну, не сказать, чтобы я им был ослеплён — всё-таки мои тренировки кое-какой эффект дают. Но глазами я хлопаю старательно, прикрываю их рукой…
И пользуясь этим, оглядываюсь по сторонам.
Кабинет.
Достаточно просторный, окна сейчас прикрыты шторами. Это, надо полагать, для того, чтобы я не так болезненно воспринимал переход от темноты к свету. Разумно…
А ведь это — не медицинский кабинет!
Точнее — не совсем медицинский — в них не бывает таких тяжелых двухтумбовых столов. Ни к чему они здесь.
Но в этом кабинете — такой стол присутствует.
Стоит сбоку от окна.
И рядом с ним, на стуле справа, сейчас сидит какой-то худощавый высокий дядька. В белом халате — медик же.
В глаза бросаются его руки — ухоженные, с длинными тонкими пальцами. На носу у этого медика очки в блестящей желтой оправе — позолота?
Седоватые волосы, аккуратно зачесанные набок.
Аристократичный такой мужик.
Не хозяин кабинета — тот сбоку бы от стола не сидел.
— Как вы себя чувствуете?
А вот это — уже врач. Тот самый, что приходит ко мне в палату, я по голосу узнал.
Стоит слева от меня, оттого и не был замечен сразу же.
Рост невысокий — где-то метр семьдесят.
Белый халат, русые волосы. Тоже в очках.
Старомодные такие, круглые… в обычной оправе — не то, что у сидящего!
— Спасибо, доктор… хорошо.
— Головокружения нет?
— Нет… глаза вот режет…
— Это нормально. Пройдёт вскорости, не переживайте. Можете самостоятельно встать?
А могу?
Естественно, я же не полный лопух.
По ночам, не вылезая из-под одеяла, тренирую ноги и руки, изгибаюсь и верчусь — аж пот градом!
А почему лежа?
Да фиг его знает… но стоило мне как-то резко повернуться, как в палате мигом нарисовалась медсестра — надо думать, она за дверью постоянно сидит.
Чем-то это меня тогда напрягло… и сам толком ничего не понял, но притих.
Тетка внимательно осмотрела палату, подошла ко мне и поправила одеяло. Повернулась и вышла. Стукнула, закрываясь, дверь, и через пару секунд что-то скрипнуло — медсестра уселась на стул.
Значит, она сидит в коридоре, около двери моей палаты.
А вот меня самого она трогать не стала… только одеяло подоткнула. Почему? Если она наблюдает за больным, логично потрогать лоб — нет ли температуры?
Нет.
Она, насколько я мог видеть сквозь чуточку приподнятую повязку, больше осматривала комнату, нежели смотрела на меня — и это было хорошо заметно даже при тусклом свете ночника.
Непонятно…
Вот я и не спешу пока демонстрировать свои способности.
Опершись рукой на кушетку, приподнимаюсь… и меня тотчас же ведёт вбок. Снова плюхаюсь назад.
Доктор дернулся, перехватывая меня за руку, простучали каблучки, и откуда-то сбоку выскочила медсестра, пытаясь помочь ему.
А вот мужик у стола — тот даже и не шевельнулся.
— Простите, доктор… я, наверное, слишком уж переоценил свои силы…
— Бывает… не переживайте, ваши неприятности остались позади!
Да?
Что-то сомневаюсь я в этом…
Но, встревоженный моим падением, врач распорядился отвезти больного в палату.
Что и было тотчас же сделано медсестрой.
А вот мужик в золотых очках — вообще ко мне никакого интереса не проявил. Более того, когда врач, отдав распоряжение, направился к столу, чтобы сесть на стул, очкастый даже и не двинулся. И не убрал свои длинные ноги, так что моему доктору пришлось обходить стол сбоку.
Пока коляска пересчитывала стыки паркета, я продолжил размышлять по этому поводу. Повязку мне заменили дымчатыми очками, и коридор теперь наблюдать тоже можно.
Вот и моя палата.
Слева от двери стоит стол и стул, на котором сейчас сидит коренастый медбрат.
Медсестра помогла мне перебраться на кровать, осмотрела палату и выкатила коляску за дверь.
Вот теперь… теперь, можно и подумать. Мозгами пораскинуть…
А подумать есть над чем.
Но разложим все по полочкам.
Что мы имеем на сегодняшний момент.
Больница?
Точно не наша.
Почему?
Во-первых, язык. Я, естественно, не сомневаюсь в высоком профессиональном уровне немецких врачей. Но память ехидно мне подсказывает (в силу своих возможностей…) что случаи направления наших действующих офицеров на лечение в Германию — можно пересчитать по пальцам одной руки. И это были совсем уж вопиющие ситуации. Хорошо, представим себе, что именно такой вот случай и произошел.
Угу.
И отправили секретоносителя категории «А» на лечение в забугорье… Вам самим-то не смешно?
Мне — так ни разу.
Не может этого быть! Скорее уж немцев сюда бы привезли.
Ладно, это выяснили.
Больница… и даже бинты тут какие-то непривычные — жесткие. Наши мягче.
И…
А вот фиг — не больница это!
Отчего?
Запахи… точнее — их полное отсутствие.
Не пахнет карболкой для дезинфекции — уж этот-то запашок ни с чем перепутать невозможно. Нет и иных, неотъемлемо присущих любому медучреждению ароматов. Нет кварцевых ламп в палатах и коридорах — а без этого обязательного атрибута сейчас невозможно себе представить даже самую захудалую больницу.
А это — не захудалая! Когда меня везли по коридору, верхушки деревьев были почти вровень с окном — как минимум, второй или третий этаж. Немаленькое здание.
Тихо тут…
Нет телефонных звонков, да и сам телефон я видел только один — на столе у врача… В коричневом бакелитовом корпусе, с телефонной трубкой наверху. И никакого номеронабирателя (насколько удалось рассмотреть) там не имелось.
Стоп!
Был ещё один… на столике у дверей моей палаты.
Обычный… полевой телефон!
В сером деревянном корпусе — раритет!
Как и моя инвалидная коляска — с металлическими колесами. Без резиновых шин и бандажей — оттого и постукивала по паркету. Для того и дорожка в коридоре — чтобы не слишком шуметь. С удобным кожаным сиденьем. Вообще редкость — я таких колясок и вовсе не видывал.
Где у нас такие есть?
Паркет… и вовсе ни в какие ворота не лезет — нет таких больниц, не гигиенично это! Административный корпус — ещё могу поверить. Но меня-то по улице не возили!
А в административных корпусах (ну, хотя бы — на этажах) палат не бывает.
Уф!
Что-то всё у меня кисло выходит…
Ладно, будем думать.
Но особо пораскинуть мозгами мне не дали — принесли обед.
Вот, кстати, и об этом тоже.
Кормят тут неплохо, я бы сказал, что очень даже неплохо.
Но!
Во-первых — минимум специй.
Отчего? Я же не язвенник.
Во-вторых — выбор блюд.
Он здесь весьма невелик, но готовят хорошо.
Гороховый суп — через день.
Ещё какой-то овощной и рыбный.
Каши… почти совсем не дают. Манка была… раза три. Или четыре. А уж как у нас в госпиталях да в прочих медучреждениях любят этот продукт… даже описать не могу!
Капуста во всех (аж — в трех!) видах.
С мясом (хм…), просто сама по себе, тушеная — как гарнир. И нечто типа бигуса (с армии ненавижу это кушанье — и что в нём только поляки нашли?), правда, здесь он вполне съедобный.
Макароны — ну, тут никто Америки не открыл, они у всех есть.
Компот, как ни странно, отсутствовал как явление.
Чай, кофе — это имело место быть.
Причем кофе здесь давали без молока, как это у нас обычно принято.
Хлеб — сероватый, немного пресный.
Кусочек масла — раз в день.
Вся еда подавалась в тяжелых фаянсовых тарелках — такой и убить можно, если очень захотеть.
А вот ложки-вилки в больничном обиходе явно были добыты где-то в невообразимой старине. Основательные. Мельхиоровые — я такие и не помню, когда видел. Не иначе — военный трофей, я и не представляю даже, когда подобные приборы и попадались-то мне в последний раз, тем более — в больницах. Там все больше стандартный люминь да изредка — нержавейка. Короче — что попроще…
Вывод?
Да простой — это не наш госпиталь.
Не современный и вообще — не русский.
И не советский, если уж на то пошло.
А чей?
Самый простой вывод — немецкий, судя по языку.
Так?
А вот и нет!
Представьте себе ситуацию, когда к вам в руки попадает некто, бегло говорящий по-немецки. Из каких-то соображений он вам нужен. Причём желательно создать у него видимость того, что он у своих.
Можно ли это сделать?
Легко.
Сажаем немецкоговорящую сиделку, такого же врача. Кормим его типа немецкой пищей.
Почему так?
Да не кормили они так в госпиталях! Помню я их рацион — он совсем иначе выглядел, приходилось читать… Это скорее кухня какого-нибудь хитрого (и немаленького по своему значению) учреждения, нежели обычная госпитальная еда для выздоравливающих. Да и масла солдатам не полагалось — маргарин. А такие столовые приборы давать… это уж и вовсе — чудеса!
Но ведь меня и по-русски спрашивали?
Было такое?
Было.
И как это объяснить?
Да просто — именно потому и заинтересовались таким товарищем. Немолод, легко и непринужденно переходит с одного языка на другой — точно не обычный солдат. Знать бы ещё, чего я там им наговорил…
Вопросы я помню через пень-колоду, но вроде бы впрямую у меня никто ничего такого не спрашивал?
Хотя… сейчас этого утверждать не возьмусь.
Ладно, едем дальше.
Полевой телефон на столе у «медбратка» — это что за новости?
Обычный аппарат поставить лень? Или попросту нет такой возможности? А раз так, то все вообще запутывается. Что это за контора такая, что нормальных телефонов не имеет?
Далее.
«Браток», между прочим, со стволом! Он, когда повернулся, халат натянулся, и ствол очень даже рельефно прорисовался.
Справа, чуть сзади, ближе к спине — чтобы достать проще было, халат-то спереди не расстегивается!
Справа — так как у нас!
Свои?
А если по-другому оружие никак не достать?
Ну, повесит его «медбраток» слева, как у немцев и полагается, так каким макаром его тогда вытаскивать? Халат разрывать?
В данной ситуации никак иначе не придумаешь.
Нет, на наш госпиталь это все-таки не похоже. Даже и не потому, что персонал по-немецки говорит. Кстати, даже фразы строит не по-нашему — «Как сегодня наш пациент, сестра? Много лучше, доктор!»
По-русски так не говорят. Намного лучше — так можно.
«Viel besser, Arzt» — так может сказать именно немец. Не сильно задумывающийся над тем, кто его сейчас (кроме этого доктора) слышит.
А вот русский (или любой другой не немецкоговорящий человек) думать об этом станет, он же комедию передо мною разыгрывает, поверить я ему должен. И, стало быть, фразу построит безупречно, так, чтобы клиент (переведя её) никакого ляпа бы не усек.
«Viel weitaus, Herr Doktor» — вот так и в переводе на русский звучать будет вполне логично.
Кстати, «Herr» медсестра почему-то упустила… Сознательно?
Ой ли?
Отвечала-то она ему абсолютно автоматически, ни разу не задумываясь… Это немецкая-то медсестра — доктору?
Да ладно вам…
И тот, очкастый, в кабинете — тоже никакого особенного почтения ему не оказывал. А должен бы!
Он ведь сбоку от стола сидел — значит, не хозяин кабинета!
Посетитель?
А врач его по дуге обходил…
Ох, неладно тут что-то!
Логики нет!
За каким, простите, хреном, держать какого-то подозрительного потенциального «фрица» с такими выкрутасами? Что он может такого важного рассказать? Да ещё и по собственной воле? Прям так все (что?) выложит!
Хорошо, допустим, что его как-то убедили в том, что он у своих.
Дальше-то что?
Придёт он в себя и затребует уполномоченное лицо.
«Доставьте меня пред светлые очи оберштурмбаннфюрера такого-то!»
И?
Кому станет легче?
Где брать означенного оберштурмбаннфюрера?
Где-где…
Сказал бы я вам…
Так, наши отпали.
Фрицы?
Союзники?
На этих — похоже. Те же англы подобные штуки мастера устраивать.
Ну и что с того?
Сильно на душе потеплело?
Как в том анекдоте про заблудившегося туриста, который своими воплями привлек внимание медведя.
«Ну, я услышал, пришел — тебе сильно полегчало?»
Мне сейчас ни те, ни эти — и в хрен не уперлись!
Почему?
Да потому, дорогие вы мои «доктора», что подполковник Котов, сотрудник управления «В2», никому из вас душу свою раскрывать не должен! И никакой любви и дружбы ни с кем из вас у меня быть не может — просто по определению.
Вот так и живём…
По крайней мере, теперь есть какая-то ясность — кругом… ну, если и не прямые враги, но явно недружественные «товарищи» с непонятной пока целью, ломающие комедию перед означенным подполковником. В таком разе и меня тоже никто не обязывал к тому, чтобы двумя руками подыгрывать вам в этой непонятной ситуации.
Однако события развивались гораздо быстрее, нежели я рассчитывал…
После снятия повязки дела мои пошли (сказал бы, что вообще — понеслись) прямо-таки галопом.
Меня стали вывозить, а после того, как больной выразил своё активное несогласие, то и выводить на прогулку.
Пока — в небольшой огороженный дворик, но и на том спасибо. Всё-таки, свежий воздух… Тут приятно побродить, посидеть на деревянной лавочке и послушать чириканье птиц. Судя по всему, сейчас весна… или начало лета. За высоким кирпичным забором (совсем недавно надстроенным) время от времени проезжают автомашины, слышен звук работающих моторов. А вот самолетов в небе не видно — ни одного! Чудеса…
В то время как мы (медсестра, молчаливый «медбраток» со стволом под полой и я) неторопливо шествуем по коридорам, они пустеют. Практически полностью — даже звуков никаких не слышно. Но какая-то жизнь тут имеет место быть. Я чувствую запах табака — кто-то совсем недавно курил, иногда слышу отдаленные голоса и ещё какие-то звуки. Пару раз даже людей замечал — в стандартных белых халатах.
Тут есть ещё какой-то народ, несомненно!
Но мы — ни с кем не пересекаемся. И никто из медперсонала не лезет мне в душу с какими-либо вопросами. Это весьма странно, если не сказать больше.
Точнее — не пересекались.
В один из наших выходов во двор мы несколько замешкались — у «медбратка» развязался шнурок. Пока он его завязывал, что-то бормоча сквозь зубы, в коридоре раздались шаги, скрип колес — и в дверях появилась процессия.
Крепко сбитая медсестра катила кресло-каталку, поскрипывающее своими большими колесами.
А в кресле, откинув голову на спинку, полулежал… лейтенант Демин.
Он самый — я хорошо его узнал.
Немного бледный, с перевязанной головой — тем не менее, он был вполне себе узнаваемым.
Вспыхнув всем лицом медсестра, катившая коляску, резко развернула её лицом к стене.
— Ох! Прошу меня простить, но сейчас наша очередь на прогулку!
— Это наша оплошность, дорогая Марта! — возражает моя сопровождающая, бросая гневный взгляд на смущённого «медбратка». — Просто мы нечаянно задержались здесь…
Инцидент исчерпан, и мы покидаем дворик.
Сидя на койке, я лихорадочно ворошу в голове обрывки памяти.
Демин… значит, он не дошел? Материалы не передал? И вся моя работа — коту под хвост?!
Ни фига себе подарочек… эти сволочи, стало быть, до сих пор где-то там жируют… продолжая своё черное дело?
А значит — всё до крайности хреново!
Мне срочно — бросив все к такой-то матери, надо рвать к своим! Кое-что я все же запомнил и должен, кровь из носу, это как-то сообщить. Абсолютно любой ценой! Могу ли ходить или только ползать — сейчас это совершенно безразлично.
Обязан — и всё!
Но как?
— Присаживайтесь, Йозеф, — фон Хойдлер указал врачу на кресло. — Ну и как обстоят дела у подполковника?
— Как вы и приказали, мы показали ему лейтенанта.
— Он его узнал?
— Несомненно! Даже в лице изменился!
— Стало быть, Демин не лгал… Он действительно получил от подполковника какие-то документы особой важности, которые и доставил к высшему командованию русских.
— Но, герр профессор, теперь подполковник не уверен в этом!
— Более того — он уверен в обратном, Йозеф! Уж можете мне поверить… Котов не пытался расспрашивать лейтенанта?
— У него не имелось такой возможности, герр профессор.
— А если он её найдёт?
— Но как?! Это совершенно невыполнимая идея!
— Имея дело с русскими, Йозеф, забудьте подобные слова. Они, будучи загнанными в угол, способны на такие вещи… — профессор покачал головой. — Слава Богу, что вы не видели этого своими глазами…
Врач смущенно потупил взор.
— Не расстраивайтесь! — поднял вверх указательный палец фон Хойдлер. — В самое ближайшее время он выйдет с вами на контакт!
— Герр профессор… но…
— Никаких «но»! Именно так всё и будет, смею вас уверить! И — очень скоро! А я позабочусь о том, чтобы Демин — когда русский станет его расспрашивать, ответил ему должным образом!