Глава 30
Запретные территории.
Лучшим вариантом временного жилья для поселенцев, было принято строительство шалашей-навесов между деревьев, прямо у края пляжа, где они, не так плотно, друг к другу, росли. Получившийся навес, гарантировал своему обитателю защиту от дождя, и таким сооружением, большинством из поселенцев, и ограничилось.
Мэчесса, как и обещала, решила взять дело в свои руки. Она попросила Самакса помочь ей с устройством жилища.
— Мэчесса, но я обещал уже Луцинии. Давай мы сначала сделаем ей, а потом и тебе. Вот и Хайле нам поможет.
— Какой Хайле? Они с Абебой уже решили свить себе отдельное гнездышко, и я осталась совсем одна. Ну и как мне теперь, со всем этим управиться?
Мэчесса взглянула выразительно на Абебу и еле кивнула головой в сторону Хайле. Абеба всё поняла. — Да-да, мы с Хайле будем строить своё жилище. Хайле непонимающе хлопал глазами.
— Ну, ты ведь этого давно же хотел, Хайле? — Абеба нежно провела рукой по его лицу, — или я неправильно тебя поняла?
— Да, да, я очень этого хочу, — обрадовался Хайле.
— Ну, так пойдем, выберем себе местечко поуютней, подальше от посторонних глаз. Идём же.
Мэчесса повернулась к Самаксу. — Ну вот, — ты сам всё видел. Я осталась совершенно одна, и мне здесь некому помочь. А у Луцинии есть уже взрослый сын, он ей поможет. Неужели мне больше некого здесь попросить?
— Ну, хорошо, — Самакс обреченно вздохнул, — давай сначала сделаем тебе. А ты уже выбрала себе место?
— Ещё нет. У меня совершенно нет в этом опыта. Может, ты мне подскажешь?
— Ну, вот же нормальное место, — Самакс ткнул в место, прямо напротив них.
— Нет, здесь получится место только для одного человека.
— Так ты же и будешь одна, — удивился Самакс.
— Ой, ну да, конечно. Но ты ведь знаешь эту Абебу. Она такая ветреная. Завтра захочет и уйдет от Хайле, и придётся мне пустить её к себе. И давай тоже, сделаем его чуть-чуть подальше отсюда. Я не люблю шум. Из-за него, я очень плохо сплю.
Леонтий стоял в стороне и ухмылялся, наблюдая эту картину, и не заметил как сзади, подошла Лидия. — Ну, и чему ты улыбаешься?
— Да вот, смотрю, как устраивают свою личную жизнь наши рабы. По-моему эта прохвостка, таки уведет с собой бедолагу Самакса.
— А с чего это ты решил?
— Да сама смотри. Так и крутится вокруг него. Того гляди и отодвинет эту, как её, Луцинию.
— Ну и чего ты радуешься? Ты же сам говорил, что Самакс очень работящий и не глупый. Зачем тогда подкладывать под него эту пустышку? Вот Луцинии видишь, как тяжело. Всю жизнь одна ребёнка воспитывает.
Леонтий развернулся к Лидии. — А с каких пор ты стала беспокоиться о Луцинии? Ты же её всегда недолюбливала?
— А ты чего её, тогда защищаешь? — парировала Лидия.
— Я защищаю? — Леонтий рассмеялся. — Делать мне больше нечего. То что, она ребенка одна воспитывает, — пусть сама жалеет. Нечего было непонятно от кого рожать. Я что слепой, и не вижу, что она рожала не от черного мужчины. Значит, любит пробовать и более светлые вина, — Леонтий усмехнулся.
— Прекрати свои грязные шутки, Леонтий. Придумал бы что-нибудь, чтоб позаботиться о своих женщинах. Ты, хоть видел, — на чём мы будем спать? Я на этих листьях и ветках, уже все бока себе отлежала.
Рядом появился Лисипп. — Лидия, вы меня простите, меня хозяин ещё с вечера, просил её проветрить. Вот, — и он протянул шкуру, убитой Хильдебальдом лани, пару дней назад. — Она конечно, должна ещё подсохнуть на солнце, но если вы хотите, можете уже сейчас постелить её.
— Ну, хоть что-то, — Лидия развернула шкуру, внимательно ее осматривая. — Вот, если бы таких было несколько. Нет, конечно, Лисипп, она еще должна на солнце полежать, а то, от неё ещё животным пахнет.
Леонтий незаметным для жены кивком, поблагодарил грека, а потом хлопнул в ладоши и потёр ладони друг о друга. — А не пора ли что-нибудь нам перекусить, друг мой Лисипп? Ты как, закончил уже с очагом?
— Да вот, скоро уже будет готов, так что сегодня и опробуем. Если бы не Ольдих, я бы так быстро не справился.
— Да ты, смотрю, грек, никак, скоро с ним, уже сдружишься?
— Ну, ты тоже скажешь, хозяин. Какая дружба может быть у грека и вандала? Обстоятельства такие. Но и ничего плохого, в его адрес — я, пожалуй, тоже не скажу, хотя ноет, конечно, беспрерывно. То есть хочет, то пить. Особенно выпивки ему не хватает.
— Хо, Лисипп, да я бы сам, сейчас не отказался от хорошей выпивки. Ну ладно, раз ты занят, пойду к вандалам, — может вместе с ними на охоту, и двинем.
Ид, старательно помогал строить навес Эрдэнэ и Цэрэн. Рядом был и Тургэн. Он предложил, чтоб делать навес для всех четверых, но Цэрэн твердо сказала, что Тургэн и Ид будут жить под отдельным навесом. Ид не возражал, хотя он бы хотел быть поближе к Эрдэнэ, которая о нём больше всех заботилась, но перспектива быть рядом, с её строгой бабкой — была тоже не самая лучшая.
Тургэн был непонятен и молчалив, но он не угрожал Иду каждый раз, как это делал отец Тэсии, и потому Ид решил, что не стоит жаловаться на судьбу.
После того случая с видением в воде, Ид уже остерегался нырять глубоко, хотя в удовольствии поплескаться, он отказать себе не мог, проводя всё свободное время, в воде.
Леонтий, подошел к Хильдебальду. — Спасибо, вандал за то, что помог с жилищем для моих, а то чёрт его знает, когда я бы управился со всем этим выводком. Ну, сам-то как, уже устроился?
— Да что, разве много надо солдату? — улыбнулся Хильдебальд. — Одну руку под себя подложил, другой сверху укрылся.
— Вандал, ты не думай, что я такой изнеженный. Я уж поколесил много где по свету, и побывал везде. И спал, как и все мои солдаты, но сейчас видишь — одни бабы вокруг, — Леонтий с улыбкой развел руки, — никуда не денешься.
— А я вот сижу, и никак не могу успокоиться. Быстрее бы наш больной, уже встал на ноги, и мы пошли бы и наведали нашего «друга» Трира.
— Да, а как там больной? — озаботился судьбой раненного, Леонтий.
— Да слаб пока ещё, — но уже раны заживают так, как будто эта старуха, его каким-то волшебным зельем напоила.
— Да, непростая эта старуха, ох непростая. Ты знаешь, — я и сам её, порой боюсь. Её бы подальше отсюда держать надо. Но ты же сам видишь, какой она лекарь. А хороший лекарь в нашей ситуации — это на вес золота.
— Да, — согласился вандал, — чтоб бедолагу с того света вытащить, — это кроме как колдовством или чудом, не назовёшь. Я бы никому не советовал с ней ссориться, — Хильдебальд улыбнулся, — иначе вместо эликсира жизни, она даст что-то совсем другое. Вот Тургэн, потому вокруг неё и крутится ужом, чтобы только угодить ей. Леонтий понимающе кивнул головой.
Отец Дарион попросился жить отдельно, но его просьбам не вняли, и к нему поближе соорудили два навеса для танцовщиц и музыкантов. Раны его уже совсем не беспокоили, но сильней его терзали душевные муки. Его очень раздражал тот факт, что в первые дни, после приземления, он проявил столько малодушия, что даже эти пугливые танцовщицы оказались смелее, чем он.
И теперь он просто обязан показать им, что он совершенно не такой, как его все воспринимали. И его раны были первым шагом, к изменению его подпорченного имиджа. Надо сказать, Дарион даже гордился, что получил их. Теперь никто не сможет сказать, что он трус. А еще, кроме его реноме, его очень беспокоило то возрастающее уважение, которое вызывала у всех, старуха-колдунья. Все только и шептались о чудесном исцелении вандала, исчезновении головных болей Луцинии, да и раны самого Дариона, заживали весьма быстро, благодаря лечебным мазям Цэрэн. Старуха со своими зельями и призывами к духам оказалась намного действенней и убедительней, чем все его каждодневные многочасовые богословские разговоры с ними.
Но самым большим плюсом в его положении было то, что самым его верным союзником здесь была Лидия. Она обладала непререкаемым авторитетом среди всех женщин колонистов, исключая, естественно шаманку, которая ото всех держалась особняком. И Дарион решил поделиться своими тревогами, именно с нею.
— Лидия, я всё понимаю, что строительства наших пристанищ и строительства очага, — это крайне необходимая вещь. Но надо всё же побеспокоиться и о душе. Меня крайне тревожит, что в нашем маленьком разнородном сообществе, все меньше идут разговоры об Отце нашем. Все только и шепчутся об этой старухе, которой каким-то образом удалось убедить всех, что она приложила свою руку к исцелению больных.
— Но, отец Дарион — разве ваши раны не исцелились после её вмешательства?
— Лидия, разве вы не видели, что мои раны были совсем неглубокие. Они бы и сами прошли бы, через какое-то время.
— Но святой отец, а как вы тогда объясните отсутствие головных болей у Луцинии, моей рабыни?
— Ну и что здесь я вам должен объяснять? Сегодня не болит, завтра опять начнет.
— Тогда что, вы скажете о чудесном исцелении вандала? Разве это не чудо? — не собиралась сдаваться Лидия.
— Милая моя Лидия, церковь знает столько чудесных исцелений в своей истории, что описание всех этих случаев, займет у нас, всю нашу оставшуюся жизнь. Когда денными и нощными молитвами сотен и сотен верующих были исцелены люди, с гораздо более тяжкими недугами. Это ли не проявление Божьей благодати? А в данном случае, мы имеем дело с молодым крепким мужчиной, организм которого просто смог перенести эти тяжкие испытания. И если вы думаете, что я не молился перед Господом нашим за исцеление бедного раба его, — то вы сильно ошибаетесь. Но я же не хожу, и не кричу об этом на каждом углу. Я просто тихо радуюсь, что Господь не оставляет нас в эти трудные минуты, хотя он и забросил нас сюда. Вы понимаете, о чем я веду речь, Лидия?
— Не совсем, святой отец. К чему вы всё это клоните? — Лидия посмотрела на священнослужителя с недоумением.
— Ну как же это может быть непонятно? — святой отец, вскочил, размахивая руками. — Господь ниспослал нам испытания, отправив нас сюда. И я ошибся, назвав это адом. Да, я умею признавать свои ошибки. Это безлюдная земля, или как её еще назвать, — не знаю, но Господь не оставил нас без хлеба насущного. Мы имеем и еду, и кров, хотя эти жилища трудно назвать настоящими для таких людей, как мы, привыкших к ежедневным удобствам. Но это, всё же крыша над головой.
Господь, недаром привел нас сюда, и мне кажется, что это место, освящено его благодатью. И он, Лидия, только он, — не дал умереть этому храброму бедняге, вступившемуся за честь беззащитных женщин. Лидия, вы слышите, что я вам говорю? Он не бросил нас.
Священник был возбужден, его глаза блестели, а лицо раскраснелось. — Он не хочет, чтоб мы погибли. Он показывает нам суетность всего того, что нас окружало. Что мы его дети, — забыли все эти простые вещи. О том, как важно ценить то немногое, что у нас есть. Ибо это, и есть наша жизнь.
— Святой отец, я понимаю и ценю, что мы сейчас имеем, хотя хотелось бы, конечно большего. Например, более удобной постели.
— Ну, вот Лидия, вы опять просите большего. Возрадуйтесь тому, что мы имеем.
— Ну, хорошо, я рада, а что вы конкретно от меня хотите?
— Лидия, я хочу в честь нашего Отца небесного, построить здесь храм в его честь.
— Святой отец, вы случайно не помутились рассудком? Вы посмотрите, где мы живем, а вы хотите целый храм.
— Да, я всё понимаю, ну тогда хотя бы, маленький алтарь, откуда я могу нести хвалу, господу нашему всемогущему. Вы ведь уже сделали очаг, для утоления голода телесного, а сейчас нам нужен очаг для утоления голода духовного. Поговорите с Леонтием, пусть он велит своим людям его построить. А то я смотрю, как люди восторженно следят за этой старухой, наделяя её сверхчеловеческими способностями, и у меня от этого, сердце кровью обливается. Да и этот грек, ещё тот богохульник со своими языческими божками, вносит смуту в умы незрелые.
— Хорошо, святой отец, я согласна. Это дело нужное.
— Я рад, что вы это понимаете. Вы единственная, на кого я здесь могу полностью положиться.
— Но, святой отец, — Лидия замялась, — тогда и у меня, будет просьба к вам.
— Слушаю вас, Лидия.
Лицо священнослужителя изображало полную сосредоточенность и внимание.
— Дарион, я попрошу вас сделать так, чтобы Самакс стал мужем Луцинии. Вы же хотите, чтобы у её сына был отец? А то, эта чертовка Мэчесса, — так и вьётся перед приличным парнем Самаксом.
— А разве они не ваши рабы, Лидия? Вы что, не можете им приказать?
— Видите ли, святой отец, я чувствую, что у нас здесь всё меняется. Пока ещё приказывать им, я, конечно, могу, но чувствую, что скоро они будут уже огрызаться. Но в делах душевных, разве можно приказывать? Здесь, всё не так, святой отец, как на Земле, всё не так.
— Вы правы, Лидия — священник горестно покачал головой. — И я согласен с вами. Мне тоже уже не нравится, — то, что здесь начинает происходить. Другая ваша рабыня, уже не стесняясь никого, с другим вашим рабом делают своё отдельное совместное жилище, и я подозреваю, что они планируют начать жить во грехе. Потом я же вижу, как танцовщицы засматриваются на молодых воинов — вандалов. Жизнь у нас здесь налаживается, и скоро самые низменные страсти, могут взять вверх. Пора нам здесь наводить порядок, и поэтому я только приветствую ваше пожелание, Лидия. А как сама Луциния, — не будет ли она против этого брака?
— А что ей остается делать, отец Дарион? Она уже не так молода, и у неё взрослый сын, а Самакс к ней, явно не равнодушен, да и с мальчишкой он ладит. Поэтому, чем раньше вы поспособствуете этому браку, — тем меньше будет разногласий в нашем маленьком мирке.
— Вы мудры Лидия, и я отдаю вам должное. Однако я очень жду, чтобы вы уже поговорили с Леонтием о моей просьбе.
— Не сомневайтесь, святой отец. Считайте, что алтарь уже начали строить.
Трир всё не находил себе места. Он был дико зол на Ульрика, за то, что тот набросился с ножом на человека Хильдебальда.
— Ну, скажи мне, зачем ты это сделал? Достаточно было просто попугать их. Теперь Хильдебальд не успокоится, пока не найдет нас. Он и так еле сдерживал себя, чтобы не отмстить нам, а сейчас ты можешь и вовсе забыть о спокойном сне, потому что теперь он не успокоится, пока не найдет нас.
— Не найдет. Кроме нас, никто не знает сюда дорогу. А если и придет, — то у нас уже есть, чем его встретить, — Ульрик достал из сапога нож, и сверкнул им на солнце.
— Ты думаешь, он тебя спасет? — с ухмылкой спросил Трир.
— По крайней мере, нападающий трижды подумает, прежде чем угрожать старине Ульрику. Да и я, если ты не забыл, — очень хорошо с ним обращаюсь. Ульрик начал ловко крутить нож между пальцев, а потом кинул его в сторону ближайшего дерева. Нож со звоном вошел в его ствол.
— Ладно, а вот если эта сбежит? — Трир, показал на девушку, хлопотавшую у костра.
— О чём ты говоришь? Эта трусиха никуда отсюда не денется. Я уже ей столько всего рассказал про страшных зверей, которые бродят в округе, что она отсюда и нос побоится высунуть. Так что, можешь быть на этот счет спокоен. Птичка отсюда никуда не упорхнет. Готовит она, конечно, плохо, — но вот ночные танцы, эта танцовщица исполняет весьма виртуозно, — Ульрик грязно усмехнулся, обнажив свои зубы.
— Ну да, в этом мы уж точно не прогадали. У девки явный к этому талант, — улыбнулся Трир. — Ну что, скоро вернутся наши парни, и мы узнаем, как Хильдебальд и римляне пережили наш визит к ним. Ты ведь предупредил их, чтобы они были осторожными, и не привели за собой хвост?
— Обижаешь, капитан, мои ребята, конечно, не лучшие образчики ума, но и совсем не дурни. Они должны были только разузнать, что да как, и тут же назад. А вот, кажется, это и они, — услышав какой-то шум, Ульрик встал на ноги.
— А вдруг это Хильдебальд? — настороженно спросил Трир.
— Вряд ли бы он стал так шуметь, если б серьёзно собирался нас навестить, — ухмыльнулся Ульрик, — потому что эти, идут как слоны.
Сверху, со скалы, спускаясь по камням, появились разведчики.
— Ну и где вас так долго носило? Ушли ведь еще рано утром. Рассказывайте уже, что там творится. Как там Хильдебальд?
— Капитан, — тяжело дыша, сказал один, — а Хильдебальда там нет, и римлянина тоже.
— Видимо, опять на охоту ушли?
— Нет, капитан. Там вообще нет никого.
— А где они?
— Скорее всего, они ушли оттуда.
— Как ушли? Куда ушли? — Трир вскочил.
— Не знаю, но там сейчас никого нет. Они ушли, и ничего там не оставили.
— А вот это интересно, — Трир задумался. — Я же говорил тебе, Ульрик, — он с негодованием повернулся к помощнику, — что Хильдебальд с этим римлянином, что-то задумали.
Трир запустил руки в свои волосы, — Ну, если там никого нет, тогда мы сделаем вот что. Мы сейчас же, не мешкая, вернёмся туда. Мы полезем на скалу и посмотрим, — вдруг найдем там ещё что-нибудь полезное. А то прошлый раз, мы, конечно, прогадали с одним ящиком.
— Поздно капитан, мы уже поднимались наверх, на скалу. Там пусто. Они взяли оттуда всё, что там было. Вот почему нас так долго не было.
— Черт, — Трир с досады пнул ногой по песку, — я так и знал. Теперь мы не знаем, где они, и мы не сможем их контролировать.
— Но, капитан, и они также не знают, где мы?
— Это меня мало успокаивает, — Трир был в крайней степени возбуждения.
— А чего вы так тяжело дышите? Бежали, что-ли от кого? — спросил Ульрик.
— Да, мы опять повстречали того гигантского льва, вот и припустили, что есть духу.
— Вы что идиоты, привели его сюда? — вскричал Трир. Танцовщица, краем уха, слушавшая разговор, вскрикнула от страха.
— Нет, конечно, капитан. Он от нас быстро отстал, и мы ещё потом долго петляли.
— Ну, хвала Свянтовиду, что у вас ещё осталась, хоть какая-то горстка ума.
— Капитан, а у нас с Диргом просьба, — матрос замялся. — А можно, чтобы эта, — матрос указал на танцовщицу, и осклабился, — тоже нас обслуживала, как вас, с Ульриком.
— А, по-моему, ты забылся матрос, и перепутал себя и нас. Ты своё счастье уже упустил, когда не удержал в своих руках, ту, вторую.
— Да она, мерзавка, меня пребольно укусила за руку.
— Ну вот, тогда и кусайте себя с Диргом по-очереди, — Трир рассмеялся, а потом резко нахмурился.
— Нам не об этом, сейчас надо думать. Мы должны срочно разыскать, куда они все ушли. Вот когда будем это знать, — будут вам и трофеи. А ты теперь будешь знать, что за свое счастье надо крепче держаться. Возможно, и зубами, — Трир ехидно улыбнулся и подмигнул Ульрику.
Лидия подошла к Леонтию. — Милый, ты прости меня, что я на тебя, так сильно ворчала утром. Ну, ты же должен меня понять. На меня столько всего свалилось.
— На всех нас свалилось, Лидия, если ты не заметила, на всех нас. И на Тэсию тоже, но между тем, я не слышал от неё никаких упреков или жалоб.
— Ну, она же вся в тебя. Ты же воспитал её как мальчишку, — вот видишь, она с ними целыми днями и водится.
— А с кем ей ещё здесь общаться? Никого здесь нет, Лидия, никого, если ты не заметила, и нам надо, с этим смириться.
— Да, я это понимаю, но я бы хотела поговорить с тобой, совсем о другом.
— Ну, говори, конечно, же, я тебя слушаю.
— Милый, а тебе не кажется, что наши рабы уже ведут себя как-то чересчур вольготно, или это мне, только так кажется?
— Мда, значит, это показалось не только мне, — хмыкнул Леонтий. — А что, — они как-то ведут себя дерзко и неподобающе, по отношению к тебе? — римлянин нахмурился.
— Да, вроде бы, никто не дерзит. Но они уже предоставлены сами себе, и могут просто куда-то уйти и отсутствовать, сколько им заблагорассудится. Тебе не кажется, что столько свободы, могло им чересчур вскружить голову?
— Да, возможно, а что ты предлагаешь? Если я на них надавлю, — они просто уйдут отсюда, или начнут вести себя как вандалы, обособленно, и всё. Еды здесь полно, дичью непуганой просто всё кишит кругом. Что их здесь тогда удержит?
— Ну, вот об этом, я и хочу поговорить.
— Лидия, ну, ты слишком сильно издалека начала. Я же вижу тебе что-то от меня надо, что ж ты вокруг да около всё ходишь? Давай уже, к сути, по-быстрому, а то я уже ухожу с Хильдебальдом. Дичь, хоть и непуганая, но всё же, сама к нашему огню не бежит, и в котелок наш не залезает.
— Послушай меня, и не перебивай. Если ты поможешь сделать отцу Дариону алтарь, откуда он сможет читать свои проповеди, то он сможет помочь тебе держать в смирении, как наших рабов, так и этих вертихвосток — танцовщиц. Ты же только посмотри, как они все крутят хвосты перед этими вандалами, так и заигрывают с ними. Им же не перед этими слизняками — музыкантишками крутиться. Смотри, вот уйдут к ним, а ты же знаешь, как скажет муж, так и поступит жена его, и тогда у Хильдебальда будет уже сильное основание считать, что это у него больше народа за ним, и он будет вправе считать себя главнее, чем ты.
Леонтий с удивлением посмотрел на Лидию. — Жена моя, а это ты мудро мыслишь. Прости, что иногда не прислушиваюсь к тебе. Можешь передать отцу Дариону, что завтра у него будет место, откуда он будет нести слово Божье.
— Спасибо, милый. Я знала, что ты всё правильно поймешь. Святой отец просил сделать алтарь, вот на той стороне, рядом с водопадом. — Сделаем, не беспокойся. Леонтий громко крикнул в сторону жилищ вандалов, — Хильдебальд, ну ты идёшь или нет, а то пока мы вернёмся…
— Да, идём-идём. Я послал сейчас своего за этим Тургэном.
Через несколько минут пятеро охотников в составе Леонтия, Самакса, Тургэна и Хильдебальда с его солдатом поднялись на самый верх скалы.
— Ну что, пойдем сразу прямо вдоль реки. Кого увидим — тот у нас и будет на ужин, — сказал Леонтий.
— А я хотел бы чуть дальше пройти, хочется посмотреть, что там дальше, за лесом, — ответил Хильдебальд. Хочется понять, какие ещё твари здесь обитают.
— И то, правда, — можно и прогуляться чуть дальше, — согласился Леонтий.
Лисипп и Ольдих, только что закончили делать печь, и уставшие, сидели на песке.
— А ты много чего умеешь, грек. Откуда ты всему этому научился?
— Там, откуда я родом, в большом почете умение делать всё, своими руками. А потом, я со своим хозяином, довольно много помотался по всему свету. Много чего видел, кое-какие хитрости подсматривал у других, и старался их запоминать. Вот так и поднабрался мудрости. Но то, что мы с тобой сделали, — это так, на первое время. Этой печки надолго не хватит. Я вот там, у водопада, видел другую глину, белую, не эту, которую вы мне принесли. Вот из неё мы постепенно, и сделаем хорошие огнеупорные кирпичи, из которых мы и сложим настоящую печь. А то кушать всё время, жаренное на огне, — скоро всем надоест. А я вот уже хочу похлёбочки какой-нибудь горячей. Вот только надо придумать, в чём же нам сделать большой котел, в котором мы на всю эту ораву, и будем готовить.
— Да, — мечтательно протянул Ольдих, — от хорошей мясной похлебки, я бы не отказался. А к ней бы еще кусок вкусной горячей лепешки, — толстяк провел себя по животу — у-у-у, ням-ням — вкуснотища. Подожди, а нам же ещё нужно, и куда-то разливать всё это?
— Да-да, и миски, и ложки нужны. Значит, нам есть чем, завтра заняться. Посадим всех делать себе ложки. А миски мы сможем сделать из тех вещей из ящиков. Не всем хватит, конечно, но на первое время обойдемся. А потом мы их тоже из глины сделаем и обожжем.
— Да я смотрю Лисипп, ты уже всё продумал.
— Ну, я же говорил, жизнь меня побросала по свету. А здесь под рукой, есть почти все материалы, из которых можно делать всё, что угодно. Так что нам грех жаловаться. Бывали ситуации гораздо похуже. А тут вполне себе можно обжиться. И с жильём надо тоже серьёзно подумать. Это всё, — так, временно, чтоб дождь не намочил. А вот придут холода, нам нужно будет что-то делать. Так что, — нужно всем хорошо подумать о том, где бы нам добыть побольше шкур. Нам их много понадобится. Вот поэтому я на тебя и накричал, когда ты начал так неумело её снимать с той оленихи.
— Ну, так, есть очень хотелось, вот и резал, чтоб побыстрее, — начал оправдываться толстяк.
— Это понятно. Все голодные тогда были. Единственно, что я здесь пока нигде не видел, так это из чего нам делать хлеб. Хотя вот с той стороны, с водопада, я что-то видел вдалеке — какие-то поля. Надо туда сходить и посмотреть, — вдруг что-то похожее найдем? Но ты знаешь Ольдих, что меня в нынешней ситуации расстраивает ещё.
— Ну, и чего? — заинтересовался толстяк.
— Это, как я здесь, обойдусь без стаканчика-другого хорошего винца на ночь?
Ольдих приподнялся с песка. — Ой, грек — если бы ты только знал, как это и меня изводит? Я бы сейчас всё бы отдал, за глоточек холодного терпкого карфагенского вина.
Лисипп задумался. — А ты знаешь, конечно, я тебе не обещаю хорошего вина в ближайшее время, но что-то похожее, мы пожалуй сможем сделать. Давай-ка пойдем мы с тобой, в ту фруктовую рощу.
— Что ты задумал грек?
— Пока не скажу, но одна идея у меня уже есть.
Спустя несколько часов, во фруктовой роще — на сидящего, на земле Ольдиха, и стоящего рядом с ним, прислонившегося к дереву, Лисиппа, наткнулись охотники, возвращающиеся назад. На плечах Самакса, Тургэна и Леонтия было по небольшому кабанчику. Ольдих, приветствуя их, выкрикнул, — О, вот идёт наш ужин. А, что у нас сегодня в меню?
— У нас сегодня на ужин свининка.
— А чего так мало? Только я один готов съесть одну, а может, и двух даже, — Ольдих икнул.
Хильдебальд, заподозрив что-то, наклонился к толстяку, — Да он пьян. Этот толстяк пьян. Ты откуда раздобыл здесь вино? — воскликнул, пораженный вандал.
— Это не вино, но эффект дает очень похожий, — отозвался грек. — Мы говорили с Ольдихом, что было бы неплохо пропустить по стаканчику. Потом я вспомнил о фруктах. О том, что если их заготовить правильно, — то можно получить неплохое фруктовое вино. Это конечно не виноград, но уже кое-что. А потом решили обследовать местность чуть дальше, и знаете, меня эта планета не устаёт удивлять. Мы наткнулись на слоновьи ягоды.
Хильдебальд наморщил лоб. — Подожди, я что-то слышал о них, но, по-моему, у нас их называли, плоды обезьяньего дерева.
— Возможно, — согласился грек, — многие народы, их называют по-разному, так вот у них такая особенность. У него плоды начинают бродить, когда созревают. А слоны их кушают и хмелеют. Вот такие плоды, оказывается, растут и здесь тоже. Я, когда сказал об этом Ольдиху, — его практически нельзя было остановить. Я его предупреждал, чтобы он не особо налегал на них, так его разве можно было остановить? Вот пытаюсь его дотащить до лагеря.
— Эта планета не только тебя удивляет, — хмуро процедил сквозь зубы, Леонтий. — Некоторые вещи здесь вообще ничем невозможно объяснить.
— А что случилось, хозяин?
— Да, вот прямо сейчас, решили пройти до конца леса с этой стороны, и вышли на какое-то поле, а там растет, вот это.
Вот держи, — Леонтий вытащил из-за пазухи, высыпал в открытые ладони грека, — это какие-то злаки. Это не пшеница конечно, но я пожевал, — на вкус, по-моему, очень на это похоже.
Грек, расщепил растение и бросил несколько зерен в рот и тщательно их разжевал. — Да что же сегодня за день такой, одно радостное открытие за другим? А вы, — почему такие все хмурые? Грек только сейчас заметил серьёзные лица охотников.
— Да уж, увидел бы ты то, что увидели мы, то сейчас бы ничего не спрашивал.
— А что же такого у вас произошло? — открыл один глаз, уже лежащий на земле, Ольдих.
— Ничего себе такого, — хмыкнул Леонтий. — Да у меня до сих пор башка не варит. Вышли мы, значит, на это поле, с этими злаками, и видим, пасётся стадо кабанчиков. А мы, всё, никак не можем привыкнуть, что нас тут никто не боится, — и всё равно крадемся к ним незаметно. Ну как незаметно, они всё равно нас услышали, и вот такие, смотрят на нас своими удивленными глазами. Тьфу, никак привыкнуть к этому не могу, — впечатление такое, что с людьми в животных обличьях общаюсь, — Леонтий поежился. — Хильдебальд тут же заколол первого, Тургэн второго, и они валятся такие безмолвные, почти без звука. А трава там высокая, если нагнешься — то ничего не видно.
И вот я подхожу к третьему, — взмах ножа, прям в сердце, кабанчик готов, и тут я понимаю, что я здесь не один. Смотрю чуть в сторону, а на меня лежит и смотрит кошка. Ну, такая, какую мы видели у ручья. И встает на все свои лапы, и рядом из травы, ещё несколько их штук поднимаются. И тут я понимаю, что мы только что, — у них ужин отобрали. И стоим мы и понимаем, что вот сейчас, нам всем конец пришёл. Мы все застыли как вкопанные, и эта кошка, что меня первого увидела, подошла к моему кабанчику, понюхала его, и начала есть. Но не кабанчика, а траву рядом. Эта кошка начала есть траву, и все эти кошки начали, есть траву. Траву. Лисипп, понимаешь, траву.
Леонтий смотрел безумными глазами на грека. — Не кабанчиков, наших заколотых, не нас, стоявших перед ними, а траву. Мы тихонечко, хватаем кабанчиков, и бочком-бочком отступаем, а потом бегом в лес. До сих пор придти в себя не могу, мурашки по коже. А ты говоришь приятные сюрпризы.
— Так, конечно же, приятные. А какие ещё? — опять подал голос Ольдих. — Значит это кошки, которые кушают траву как коровы, а не те, которые будут кушать нас. Ха, кошки-коровы, кошки-коровы, — Ольдих рассмеялся, и снова закрыл глаза.
Леонтий посмотрел на него, и повернулся к греку. — Лисипп, возьми и мне, эти чудо-плоды на ночь, а то я чувствую, что я сегодня просто так не усну. Впору уж поверить отцу Дариону, что мы попали в какой-то ад.
— Ада с такой доступной едой и такими чудными фруктами, — не бывает, — подал голос Ольдих, лежащий с закрытыми глазами.
— А вот теперь, я ещё больше верю отцу Дариону, — сказал Леонтий. — Ну ладно, кто потащит этого толстяка, или пусть здесь лежит до утра и сам проспится?
— Да уж отнесём. Не дело ему тут валяться — сказал Хильдебальд, с трудом поднимая толстяка с земли, вместе с Лисиппом.
Тэсия подошла к Неро. — А где твой Бруно, я хотела с ним поиграть?
— Не знаю, недавно где-то рядом бегал. Мне его поискать?
— Да ладно, появится скоро. Тэсия вздохнула. — Просто мне скучно. Промиуса отец заставил укрепить навес, а Эрдэнэ с Идом выполняют поручение старухи. Какие-то веревки плетут. Отец ушел на охоту, а мама торчит всё время, возле этого Дариона. Вот только ты и свободен. Может во что-нибудь поиграем, или пойдем, искупаемся?
— Я вообще-то уже сегодня столько раз купался, — что уже и не особо хочется, но если ты хочешь, то я готов. Неро вскочил на ноги, всем своим видом показывая, что готов исполнить любое желание девочки.
— Да, нет, не надо. Я и сама, сегодня на воду смотреть уже не могу. Я подумала, что может, ты этого хочешь. Тэсия вздохнула. Повисла неловкая пауза.
— Ну, где же этот противный пес? Когда он нужен — никогда его не найдешь, — сердито буркнула Тэсия, ковыряя веточкой в песке.
Вдруг в глубине леса раздался звук, отдаленно похожий на лай Бруно.
— Ой, мне кажется, это он, — радостно вскрикнула девочка, вскочила и побежала сквозь кустарники, вглубь леса.
Неро побежал за девочкой, но при этом неудачно встал, зацепившись за корень дерева, торчащий из земли, и упал, больно ударившись коленом при падении. Потирая колено, он устремился за девочкой. Тэсия бежала на звук Бруно, который раздавался всё ближе и отчетливей. Судя по звукам, издаваемым Неро сзади, — он прилично отстал. Лай Бруно теперь уже стал окончательно различим, но интонации его менялись, — от угрожающего до игривого потявкивания.
— Бруно, Бруно, ты где? Иди ко мне, — крикнула Тэсия, и устремилась навстречу предполагаемому месту, где мог находиться пёс, и неожиданно выскочила на маленькую поляну. Там уже стоял Неро, а Бруно крутился вокруг большого листа лопуха, то набрасываясь на него, то отпрыгивая, но Тэсии это было не видно, за спиной мальчика. — Ой, ты уже здесь? — удивилась Тэсия, убирая прядь волос с лица, с трудом сдерживая сбившееся дыхание.
Неро повернулся к ней, на её голос, и что есть силы, бросился от неё, и исчез в кустах.
— Ты куда, Неро? — вскрикнула изумленная Тэсия.
Тут сзади неё раздался шум раздвигаемых зарослей. Тэсия испуганно обернулась. Это был Неро. — Вот вы где, а то я еле-еле за тобой поспевал, колено вот сильно ударил, болит. А что это нашел Бруно? — мальчик наклонился вниз, к объекту повышенного внимания пса.
Тэсия, с расширенными зрачками, от недоумения, смотрела на мальчика. — Неро — это ты? А он тогда кто? — неуверенно спросила она, указав пальцем в противоположную сторону.
— Да, а кто же ещё? Или ты здесь видишь ещё одного Неро? — мальчик, удивленно поднял голову, и с улыбкой посмотрел на нее. — Ты лучше посмотри, — кого тут у нас нашел Бруно? — и Неро раздвинул кусты.
