Глава 6
Над всеми горами возвышается гора Иверия, где в окружении храбрых воинов обитает Первый Дух. Стены дома его сложены из камня, а крыша покрыта облаками. Сидят за столами духи предков и пьют вина сладкие. Играет музыка, и взоры их услаждают танцовщицы молодые. Рядом с Первым Духом восседают его жены – грозная и ревнивая Снежная Буря, воинственная, всегда готовая к бою Подгорная Дева и тихая, скромная, вечно юная Утренняя Заря. Приходит на пир и Дух Моря, когда он не занят ловлей жемчуга и усмирением ветра морского. Нет большей чести для павшего воина, чем попасть на гору Иверия.
Легенды игушей
Отец Пауль отложил в сторону последний отчет, задумчиво кивнул собственным мыслям и поднял глаза на застывшего у входа в шатер рыжего ученика.
– Садись, мальчик мой, угощайся, – махнул он рукой на накрытый стол. – А пока будешь ужинать, ответь на несколько вопросов.
Лис сел за стол и пододвинул к себе тарелку с тушеной птицей. Желудок жалобно рыкнул, когда аромат мяса коснулся ноздрей, и, хотя воспоминания о резне, устроенной ими в поселении Ведмедя, до сих пор вызывали тошноту, он понимал, что скоро придется отправиться в обратный путь и неизвестно, когда удастся поесть. Отец Пауль подождал, пока ученик утолит первый голод, и задал совершенно не тот вопрос, который рассчитывал услышать послушник.
– Как ты себя чувствуешь?
Лис прислушался к себе.
– Устал, – не поднимая глаз от тарелки, ответил он.
– Ты поступил верно. Мне жаль, что вам пришлось в этом участвовать, но это было необходимо. Я прочел отчеты, но теперь хочу услышать твой рассказ. Меня интересует конт Алан Валлид. Твои впечатления.
Рыжий ненадолго задумался, вспоминая детали, жесты, взгляды, слова.
– Ему это не нравилось. Очень не нравилось, он постоянно искал способ избежать резни. Разведчиков Серый отправил сразу, как только было принято решение о нападении на племя. Они доложили, что горцы поспешно собирают вещи, видно, хотели уйти в горы, там мы бы их не достали. Пришлось выйти раньше запланированного. С нами шли воины вождя Гривастого Волка, немного, пятнадцать человек, на этом настоял капитан Рэй, но конту это не нравилось, он больше не доверяет горцам. Мы окружили поселение в сумерках, перекрыли все тропы, закрыли каждую щель. Горцы действительно собирались уходить, вы же знаете, как устроены их вески? Большая площадь в центре, от которой идут дороги. Так вот, вся площадь была забита людьми, козами, повозками. Словно Вадий нас услышал и собрал всех врагов в одном месте, чтобы мы не бегали. Мы сняли дозоры. Девять мужчин, точнее, восемь очень молодых мужчин и один дед. Странно, но они нас даже не заметили, только дед успел метнуть нож, но и он промазал. Они так слабы и беспечны?
– Это не они слабы, это вы сильны, – улыбнулся Учитель. – Продолжай, мальчик мой.
– Рэй расставил лучников на ближайших скалах, они держали под контролем каждый угол селения и все подступы к нему. Они и начали выбивать цели. Кир Алан был среди них. Знаете, Учитель, он отличный стрелок. Никогда не слышал о благородном, который владел бы луком. Я специально следил, ни одного промаха, все стрелы попали в цель, все в жизненно важные точки. Он не ранил, он убивал. Восемь человек. Пятеро мужчин и три женщины. Я заметил, что он избегает стрельбы по подросткам и молодым женщинам. Остальные лучники такой щепетильностью не отличались. Когда горцы поняли, что на них напали, половина уже была ранена или убита. И тогда в бой вступили мы. – Ученик замолчал, налил себе немного вина, изрядно разбавил его водой, выпил и только после этого продолжил: – Это не было боем, это было избиением. Я приказал убивать только тех, у кого в руках оружие, мы не наемники, чтобы резать детей и безоружных. Это не наша война. Если я не прав, готов принять любое наказание. – Он склонил голову.
– Мальчик мой, что я вам сказал, когда вы уходили с контом? – мягко спросил отец Пауль.
– Помните о выборе. Вы слуги Вадия, а не конта Алана Валлида.
Учитель довольно кивнул:
– Продолжай.
– Они сопротивлялись так, как могут сопротивляться только обреченные, даже дети, словно бешеные звери, кидались на пики. Мы вырезали всех мужчин за четвертую часть рыски. Следом за нами шли горцы, они добивали раненых и оттаскивали в стороны детей и женщин, которые им приглянулись. Никто не возражал, уверен, кир Алан сам просил об этом Волка. Некоторые женщины сопротивлялись не хуже мужчин, они обучены владеть яташами с детства и, не раздумывая, пускали их в ход. Их всех ликвидировали. Люди Рэя прочесали дома, дорезали тех, кто прятался, нашли еще детей и двух беременных женщин. А потом всех оставшихся в живых согнали в кучу. Крики, плач, проклятия и ненависть. Я ощущал эту ненависть собственной кожей. Как можно так ненавидеть? На что они рассчитывали, нападая на замок конта? На то, что он их простит? Но это ведь глупо.
– Они считают поселенцев захватчиками, врагами. И не так ли они не правы? Подумай об этом на досуге и напиши мне, к каким выводам пришел. Что в это время делал кир Алан?
– Он не расстался с луком, постоянно держал стрелу на тетиве, чтобы в случае необходимости прийти на помощь. Несколько раз он спас чьи-то жизни. Ворон был с ним, его отчет я тоже привез.
– Ворон и Лис, да, я читал. Очень занимательно, очень, не находишь? Он дал новое название известному животному, а вот о какой птице речь, я не понял. Постарайся разузнать о ней побольше.
Ученик почтительно склонил голову.
– Детей до пяти лет сразу увели. Они прибыли к вам вчера.
– Да, спустя три рыски после того, как мальчики привезли партию детишек из племени Черного Ястреба. Блистательная идея! Сделать детей врагов верными союзниками. Я рад, что не ошибся в Алане Валлиде. Я тебе говорил, что наши мальчики испытали очищенный взрывной порошок? Превосходные результаты. Превосходные! Они спустили на селение Ястреба камнепад. Говорят, очень впечатляющее зрелище. Но мы отвлеклись. Я тебя слушаю, мальчик мой.
– Кир Алан называет взрывной порошок «порох». Он хотел купить у нас кувшин.
– Порох? Хорошее название. Интересно… интересно… Не отвлекайся, об этом мы поговорим позже, но пока я не считаю правильным выпускать это изобретение в мир.
– Когда все закончилось, конт спустился вниз. Учитель, на него было страшно смотреть. Белый, на щеках болезненная краснота, только глаза блестят – черные, нездоровые, запавшие внутрь, и губы прокушены до крови. Я подумал, он сейчас упадет, но он встал напротив пленных, оперся на меч и совершенно спокойным голосом спросил у Волка: «Ты взял себе женщин и детей?» Когда тот кивнул, он повернулся к остальным и произнес: «Я – вождь Алан Бешеный Кузнечик, мое племя живет на равнине в замке Кровь. Я пришел мстить за смерть своих людей. Вашего племени больше нет, ваш вождь убит, ваши воины повержены. Вы можете пойти под мою руку в мое племя, можете перейти в племя Сарха Гривастого Волка или умереть. Каков будет ваш выбор?» Иверт Ураган перевел. Клянусь, Учитель, пока игуши кричали, возмущались, советовались – он взывал. Я уверен в этом! Я видел, как люди взывают в отчаянии, и конт Валлид взывал. И взывал он не к нашим богам. Потому что, когда кир Алан открыл глаза, он сделал такой жест. – Ученик размашисто перекрестился. – И прошептал: «Господи, спаси и сохрани!»
– Иноверец? Где-то я уже это слышал…
Отец Пауль встал и подошел к шкафу с папками, он пробежал пальцами по переплетам, наконец вытащил темно-синюю папку, водрузил ее на стол и начал быстро перекладывать листы бумаги. Спустя некоторое время он нашел то, что искал, несколько раз перечитал, затем медленно повторил жест.
– Я не ошибся. Брат Алвис тоже заметил этот жест у конта Валлида. Продолжай.
– Женщины отдали детей Сарху. Трое подростков тоже попросились в его племя, две женщины согласились перейти в племя Алана Бешеного Кузнечика, остальные предпочли смерть.
– Но ведь не это ввело кира Алана в то плачевное состояние, в котором он сейчас находится?
– Нет, это известие он воспринял весьма спокойно. По крайней мере внешне. Хочу сказать, что у него отличное самообладание. Как вы говорите, он умеет держать лицо. Но его глаза… глаза его иногда выдают. Когда он задумывается или злится, он забывает, что надо смотреть холодно и отчужденно, – улыбнулся юноша. – Пленные попросили смерти от меча, а не от веревки. Кир Алан спросил у воинов, кто это сделает? Вызвались Сарх и его горцы. Вождь сказал, что это его долг – отправить друзей к духам предков, у них для этого даже есть какой-то ритуал. Но мне кажется, он просто оказывал услугу киру Алану или таким образом рассчитался с ним за то, что не предупредил о предательстве Ведмедя. Горцев трудно понять, но, думаю, мы сможем это выяснить, если вам интересно. Когда они приступили к ритуалу, одна из девушек смогла вырвать кинжал из рук воина и бросилась на конта. Он стоял к ней вполоборота, держал меч в ножнах и не успевал выхватить оружие. Но он отбросил меч и схватил ее за руку так, что кинжал оказался у ее горла. Когда мы подбежали, конт лежал на спине, на нем застыл труп горянки, у нее оказалось перерезано горло – от уха до уха. Кир Алан был весь в крови, мне даже почудилось, что он наглотался крови. Когда мы его подняли, он плевался и ругался, а потом почти побежал к речке. Вы видели на карте, что рядом с селением протекает речка – ледяная, быстрая и мелкая. Он встал на колени, начал мыться. Мне показалось, что он хотел снять с себя кожу. А потом конт покачнулся и упал лицом прямо в воду. Рэй заорал, что это стрела, Ворон тут же его вытащил, но мы не нашли никаких новых ран, только воспаленную старую рану на плече. Рэй раздел конта, упаковал в одеяло, и Ворон в сопровождении ветеранов маркиза повез его в Осколок. Мы взорвали дома, горцы завалили трупы камнями, люди конта Алана вернулись к нему, а я поспешил к вам за дальнейшими указаниями.
– Все указания здесь. – Отец Пауль протянул юноше кошель с деньгами и небольшой кожаный футляр. – Вскроешь его, когда прибудете в герцогство.
Телега тряслась и подпрыгивала, солома забралась под одеяло и нещадно кололась, тело затекло так, что пробуждение вышло весьма неприятным. Раскалывалась голова, во рту все еще стоял привкус чужой крови, и, кроме того, конта бросало то в холод, то в жар и очень хотелось пить.
– Эй, – тихо позвал он.
– Кир Алан, попейте. – Над ним склонилось выбритое лицо ветерана, воин приподнял голову конта и прижал к его губам глиняную фляжку. Горький напиток потек в горло, и Алан, поперхнувшись, закашлялся. – Осторожненько, осторожненько. Скоро приедем, уже видны сторожевые башни Осколка. Потерпите немножко. А там мы вас вымоем, покормим да спать уложим. Девку горячую под бок, и утром встанете, словно младенчик.
– Что случилось?
– Вы в речку упали. А там быстрина, вода ледяная, пока вытащили, вы и простудились.
– А чего я в воду упал? Меня подстрелили?
– Дык мы решили, что это от голода. Вы же голодный с позавчера, а еще крови нахлебались, да когда с лука стреляли, рану разбередили, вот оно и поплохело вам на берегу. Вы спите.
Угу, как же, заснешь тут, трясет, словно на тренажере Назарова. Алан откинулся обратно на солому и прикрыл глаза. Зря он это сделал. Кровь, потоки крови, она льется на лицо, попадает в нос, в рот, в глаза, а он ничего не может исправить. Руки словно налились свинцом, не было сил спихнуть с себя тяжесть чужого тела. Опять затошнило, и мужчина распахнул глаза, старательно дыша ртом. Никогда больше он не будет есть борщ!
Ранняя ночь. Рядом ехали воины маркиза с факелами в руках. «Спеленали как младенца, – лениво подумала Виктория. – Но пока есть время, нужно разобраться в себе». Странно, но щемящее давящее чувство вины исчезло. Остались опустошение, усталость, апатия, но вины она не чувствовала. А еще ей не хотелось думать о себе как о женщине, сейчас она полностью ощущала себя контом Аланом Валлидом, жителем этого мира, мужчиной. Интересно, это что же получается, разум нашел лазейку и у нее началось раздвоение личности? Чтобы избежать ответственности за совершенные поступки, одна личность ушла в тень? Бред какой-то. А если не бред? Во время боя в горах она ощущала себя стопроцентной Викторией, думала о себе как о женщине, переживала, мучилась, страдала, глядя на то, как набирает обороты запущенный ею процесс убийства. Она даже хотела остановить эту бойню, но поняла, что это будет неправильно, и смолчала. А вот потом… Что произошло потом? Она помнила, как на конта напала женщина; как тело сработало автоматически; как она пыталась отмыть руки от крови, а кровь не смывалась; помнила свое отчаяние, ей казалось, что если она смоет с рук кровь, то и сама отмоется от того, что совершила. Она с остервенением терла руки и лицо, пила ледяную воду, а затем в голове словно что-то лопнуло, и наступила темнота.
«Твоего кузнечика! Ну и кто я сейчас? – с тоской думал конт Алан Валлид, трясясь на телеге. – Шизик? Что это за выверты сознания? Говорят, психика человека очень гибкая, она сама подстраивается под ситуацию, возможно, то, что я сейчас не ощущаю себя женщиной, поможет мне окончательно не спятить? Ау, Виктория! Ты здесь?»
«Где мне еще быть, – ответил внутренний голос. – Идиот ты, Алан, и идеи у тебя идиотские, если исходить из твоей теории, то вина лежит на Виктории?»
«Ничего подобного, – возражал Алан, – это наш общий разум, как я могу валить все на нее?»
«Общий разум? Да судя по тому, что мы с тобой ведем диалог, разум у нас нынче раздельный».
«Считаешь, это плохо? – спросил Алан, и внутренний голос ответил в присущей Виктории манере:
«А хрен его знает, но, по крайней мере, я точно знаю, что больше не свихнусь».
«Куда уж больше!»
На это утверждение голос промолчал.
Алан вздохнул и попытался лечь на бок. Похоже, от всех этих переживаний он полностью повредился рассудком. Полный сюр. А чего, собственно, об этом переживать? Можно подумать, что Виктория, будучи запертой в мужском теле, осталась нормальной! Она и до этого была чокнутой, нормальные люди не общаются с богами. Да и сойти два раза с ума невозможно, как невозможно четко осознать, где проходит линия между обычным и необычным, между чуждым и нормальным. Викторию никогда не пугало то, что выходит за рамки традиционного миропорядка, даже напротив, привлекало, так чего переживать?
«Будем считать, что у тебя гибкая психика, и свести тебя с ума не так уж и просто», – отозвался на этот монолог внутренний голос.
В принципе Алан был согласен со своим внутренним голосом. С одной стороны – это такой замечательный выход, иметь возможность хоть некоторое время не рвать душу. Но с другой – такое раздвоение личности может помешать ему стать целостной натурой. А ведь именно к этому он стремился!
Голова раскалывалась, в горле першило, ныли суставы. Он закашлялся, чувствуя, как каждый хриплый звук отдается в висках. Не хватало еще заболеть.
До бани Алан дошел с помощью Ворона. Рана на плече воспалилась и покраснела, но гноя не было, и это очень радовало. Не хотелось начинать все сначала.
– У меня в сумке настойка и мазь.
Ворон ушел, а конт растянулся на лавке в парилке и опять начал заниматься самоедством, но, пять раз подряд прокрутив в голове события последних суток, он приказал себе прекратить и прислушался к организму. Надо хорошо пропариться, чтобы не заболеть. Угораздило же грохнуться в ледяную воду. Вот уж выверты сознания! Понятно, что это своего рода защита психики, но мог бы обойтись и без падения! Он еще немного покряхтел, пожалел сам себя, пока никого не было, и пошаркал в пустую моечную. Горячая вода – это благо! И спасибо Ворону, что никого не пустил, сейчас видеть сочувствующие взгляды у Алана не хватило бы сил.
Когда вернулся Ворон, конт сидел в раздевалке, закутавшись в простыню, и стучал зубами. Ему стало холодно, хотя до печи невозможно было дотронуться и от мокрых полотенец, развешанных на веревке, поднимался пар. Зубы выбивали дрожь, а по телу тек пот.
– Блин, кажется, я заболел, – просипел Алан, выхватывая из рук Ворона пузырек Алвиса с обезболивающим. – Прикажи приготовить постель. Ужинать не могу, меня выворачивает при мысли о еде.
Его отвели в ту комнату, где несколько десятниц назад он предавался пьянству. Ее прибрали, поставили новую мебель, застеклили окно. Только нарисованную углем рожу, подписанную «Вадий», не стерли со стены, и сейчас кривая ухмылка бога вызывала у Алана непреодолимое желание запустить в него чем-нибудь тяжелым. Но и на это сил не осталось.
Как же плохо. Мало того что на душе кошки скребут, так еще и физические страдания добавились. В голове звенело, бросало в жар, и Алан скинул с себя теплое меховое одеяло. Тотчас на лоб легла мокрая тряпка.
– Выпейте. – Ворон поднес к губам чашку. – Это молоко с медом и маслом.
Миры разные, а методы лечения одинаковые. Алан осторожно выпил теплое молоко и тотчас закашлялся. Мысли путались, больше всего хотелось окунуться в ледяную воду и не шевелиться. Рядом кто-то заговорил, но слова доносились словно издали. Холодная ткань скользнула по телу, принесла мгновенную прохладу.
– Надо развести воду чем-то кислым и обтереть меня, – прокашлял Алан. Температура, видно, под сорок. «Сгорю к чертовой матери, вот смеху будет, очутиться в другом мире и помереть от простуды», – проскользнула нелепая мысль.
– Ты слышала? – спросил Ворон у невидимой служанки.
Алан закрыл глаза.
– У меня жар. Надо сбить. Обтирание. Может, травки есть?
– Сейчас женщина принесет яблочный уксус, а я заварю вам травы. Лежите.
Да уж, куда он денется, лежит. Абсолютно голый, раскрытый перед чужим парнем и чужой служанкой. Ай, к черту! Так плохо, что даже не стыдно.
…Виктория стояла посреди выжженной пустыни, задыхаясь от жара. Пот заливал глаза, тек по спине, глаза резало от невыносимого слепящего солнца, болели обгоревшее плечо и спина. Вокруг, куда ни кинь взгляд, расстилалась белая растрескавшаяся земля, сливаясь на горизонте с блеклым небом. Ни одного дерева, ни одного облака, ни одной травинки. Виктория понимала, что этот пейзаж – плод ее больного воображения и связан с ее нынешним состоянием, но все равно было страшно. Раздался далекий грохот, очень похожий на раскат грома. Она с тоской подняла голову и всмотрелась в небо. На горизонте появилась маленькая тучка, она стремительно росла, и вскоре голубое небо превратилось в черный, клубящийся, постоянно меняющий свое очертание туманный хаос. Сверкнула молния, и на Викторию посыпался крупный ледяной град…
Через несколько часов жар сменился ознобом. Алана колотило так, что он чуть не прикусил язык. Ворон накинул на него несколько одеял, но тот никак не мог согреться. Болели каждая косточка, каждая мышца, каждый нерв. Голова превратилась в барабан, по которому стучал гигантскими палочками злой великан. Алан малодушно мечтал умереть. Забыть все, вернуться в небытие.
– Женщина, раздевайся, – услышал он голос Ворона. – Ляжешь с господином. Будешь греть.
– Н-не н-надо! – Не хочу! От нее воняет! Зира, пусть позовут Зиру. Никого другого не хочу!
Но сказать это вслух сил уже не было. Словно сквозь одеяло, послышался другой голос:
– Он не любит ваших женщин. Они волосатые и плохо пахнут.
Иверт, сукин ты сын! Запомнил же! Да ну вас к черту!
«Вот умру и плакать будете!» – хихикнул внутренний голос, и Алан вновь провалился в беспамятство, едва соображая, что вокруг происходит.
– Я принес травы, которые мы даем детям, когда у них горит тело. – Холодная рука легла на лоб. – Он горит, но его трясет. Как такое может быть, ксен?
– Завари травы, горец.
Кто-то отбросил одеяло и обтер Алана мокрой тряпкой, пахнущей уксусом. От пяток до макушки, осторожно переворачивая тело. Затем его подняли на руки, и голос Ворона приказал:
– Перестели простыни, эти мокрые.
Холодно, как же холодно. Отчего они не зажгут огонь?
Его положили на подушки, и рядом под простынь скользнуло обнаженное тело, сверху упали тяжелые одеяла. Кто-то прижал его к себе спиной, крепко обняв поперек груди.
– Пей! – Голос Иверта, в губы уткнулся тонкий носик чайника. Алан с трудом проглотил почти горячий тягучий горький отвар. – Бешеный Алан, ты меня слышишь?
– Д-да. – озноб никак не хотел отпускать измученное тело.
– Если ты умрешь, не поговорив со мной, я буду пинать твой труп ногами.
– Д-да пошел т-ты.
Очнулся Алан, когда рассвет уже позолотил виднеющиеся в окне ледники. Самочувствие показалось сносным. Если и была температура, то не очень высокая. Стало жарко, и конт попытался сбросить одеяла. Стоп! Чья-то рука лежала поперек живота, Алан чувствовал мужское тело за своей спиной. Э? Черт побери! Это что такое?
– Как вы себя чувствуете, кир Алан? – Шею защекотало чужое дыхание.
Дерьмо! Вам когда-нибудь дышали в шею? Это очень возбуждает. Тело моментально согласилось с этим утверждением.
– Нормально.
Абсолютно нелепая ситуация. Виктория хихикнула, с облегчением понимая, что Алан испуганно сбежал, уступив место женской сущности. Ну и зря. Ей-то как раз лежать, обнявшись с молодым мужчиной, было очень приятно. Приятно, но… неправильно. Даже если в медицинских целях – неправильно! А неправильно было то, что тело отреагировало!
– Ворон, не мог бы ты исчезнуть из моей постели и приказать служанке принести одежду?
– Если вам больше не холодно… – выдохнул в шею парень.
– Мне уже жарко! Исчезни из моей кровати! – гаркнул Алан, понимая, что ему как раз этого и не хочется. Это испугало и вылечило быстрее, чем микстура. Нет, от Виктории в этом теле пора избавляться!
– Как пожелаете.
Ворон выбрался из-под одеяла, и Алан с облегчением увидел, что тот был в коротких облегающих штанах, заменявших местным мужчинам трусы.
– А что, у вас не осуждаются такие… э… моменты? – не сдержал конт любопытства.
– Я с пяти лет живу в мужском обществе, – просто ответил Ворон. А выводы делайте, какие вам хочется. – Наши казармы отапливаются только в сильные морозы. Мы привыкли так согреваться.
Э-э-э… Так – это как? Но вслух задавать этот вопрос конт не стал. Меньше знаешь, крепче спишь. И вообще, это память о развратном двадцать первом веке пытается подогнать все под свои стандарты, а здесь, возможно, никто не придает никакого похабного значения такому методу согревания больного!
– Лежите. Сегодня вам еще нельзя вставать. Я прикажу подать завтрак и заварю травы.
– Завтрак не надо, я не хочу есть. Спасибо, Ворон.
– За что?
– За то, что был мне нянькой. Я это ценю.
– У меня приказ, – безразлично произнес юноша и вышел за дверь.
Вот и пойми этих придурочных Искореняющих! Виктория потерла виски. Еще и проблема раздвоения личности. Черт! Как жить дальше?
«Прекрасно жить, – хихикнул внутренний голос. – Зато теперь тебе не придется мучиться с выбором».
Да уж. Щелк – и я мальчик, еще раз щелк – девочка. Здравствуй, шизофрения!
…Проснулся конт от чужого взгляда. Ничего не болело, только слегка першило в горле. Это было так невероятно восхитительно, что он поначалу не поверил, но, прислушавшись к ощущениям, понял, что жара нет. Алан открыл глаза, и губы сами растянулись в счастливой улыбке. Вокруг кровати тихонько сидели и с нежностью смотрели на конта те, кого он никак не ожидал увидеть.
– Он проснулся! – воскликнул Дарен.
Литина всхлипнула и тотчас улыбнулась…
– Алан, скажите что-нибудь! Как вы себя чувствуете?
– Хорошо, – просипел Алан, переводя взгляд с одного лица на другое. Литина плакала, муж гладил ее по плечу и улыбался очень искренней улыбкой. Алан вдруг почувствовал небывалую нежность ко всем этим людям. – Дорогие мои, – сказал он, ощущая, как щемит сердце. – Я вам еще не говорил, как я вас всех люблю?
– Нет, – без улыбки ответила ворожея, наливая в чашку пахнущую полынью жидкость. – Но мы как-то и сами догадались и, смею уверить, мы тебя тоже любим. – Она положила ладонь на лоб конта. – Однако, несмотря на это, я сейчас всех выгоню, а ты поешь и отдохнешь как следует.
– Отдыхать? – возмутился Алан поспешно пытаясь сесть. – Но я выспался и отлично себя чувствую!
– И думать не смей вставать! – нахмурилась ворожея. – Иначе я попрошу Рэя силой напоить тебя сон-травой! – категорично заявила она, вставая. – Дела подождут.
– Кстати, где капитан?
– Они с Ивертом в коридоре. Дядя Рэй сказал, что здесь и так воздуха не хватает, они потом зайдут. – Дарен смотрел на конта сияющими глазами.
– Алан-балан, ты нас перепугал. Нельзя же умирать, не оставив завещания! – Оська лежал на спине в ногах у конта и подбрасывал большое зеленое яблоко. – Яблочка хочешь? Я у Серого украл!
– Какое яблоко, коротышка! Тетка Райка велела накормить хозяина крепким бульоном. – Мая сидела на полу по-турецки, опираясь рукой о колени замкового художника Неженки, который, примостившись в углу на трехногом стуле, что-то рисовал на листе бумаги. – Ты бы еще больному человеку предложил жареную курицу!
– Я бы не отказался от курочки, – мечтательно протянул конт, ощутив вдруг, что он не ел несколько суток.
– Так я прикажу, – подхватился Берт, с умилением глядя на конта. – Господин, а вы специально бороду отращиваете, чтобы горянкам нравиться?
– Каким горянкам?
– Ой, папа! Ты не знаешь? – Дар и Тур примостились на узком подоконнике, как два воробышка на жердочке, такие разные, но такие похожие счастливым сиянием глаз.
– Я! Я расскажу! – перебил Дара Оська.
– Дайте киру Алану прийти в себя, – мягко произнес брат Турид. – И не шумите, пока ворожея нас не выгнала.
– Кирена Литина, пойдемте отсюда. Не стоит вам возле больного находиться, – травница грозно нахмурила брови. – А вы чтоб через полрыски оставили конта в покое!
Женщины ушли, вместе с ними ушел и брат Турид, не желающий оставлять жену одну, а Берт убежал передать кухаркам, чтобы готовили бульон.
– Как вы здесь оказались? – Алан сел, опершись на стену и натянув одеяло до подмышек, потому что одежду ему так никто и не принес, а мелькать голым торсом вдруг показалось неудобным.
– Мы – провожающие! – гордо сообщил Оська и перевернулся на живот, свесив лицо с кровати. – Кэп как узнал, что на Осколок напали, сразу поскакал проверять, как там его разлюбезная лодочка.
– И как? – с тревогой спросил конт, он и забыл о корабле.
– Да что ему будет, – беспечно махнула рукой Мая. – Морские люди, как увидели горцев, сразу ушли в море.
– А когда все закончилось, брат Турид с мальчишкой прислал кирене Литине сообщение. Вот все собрались и поехали, и мы тоже отправились в путь, их провожать. Чтобы красиво было и пышно, – закончил Оська и протянул руку под кровать, оттуда раздалось тихое рычание, и Дар вдруг резко смутился.
– Папа! Я не хотел, он сам за нами побежал! Честное слово!
– Кто «он»? – уже догадываясь, кто прячется под кроватью, спросил с улыбкой Алан.
– Акела, – потупился Дарен.
– Ай! Он меня укусил! – Оська выставил вверх укушенный палец с капелькой крови. – Вы видели? – радостно спросил он, перебираясь в центр кровати и облизывая палец. – Я теперь ему брат по крови!
– Хорошо, допустим, я вам поверю, что вы просто поехали провожать Литину и Маю и больше никаких целей не преследовали. Но что здесь делает наш замковый художник? Неженка, ты здесь зачем?
Парень залился румянцем и засмущался, он всегда смущался в присутствии Алана.
– Хозяин, я никогда не видел моря. И мастер Семон позволил мне поехать с ними. А еще брат Эдар приказал нарисовать ваш портрет. Когда вы спите.
– Семон здесь? Но это же отличная новость! Он мне как раз нужен. Зайдете ко мне после того, как я поговорю с Рэем. А зачем Эдару мой портрет?
– Я не знаю, хозяин, – чуть слышно прошептал парень, опустив голову.
– Он его жутко боится, – похлопала Мая Неженку по ноге.
– Отчего? – с любопытством спросил Алан.
Парень еще сильнее покраснел. Вот уж точно неженка.
– А теперь рассказывайте, как вы посмели выехать из замка без охраны?
– Мы выехали с охраной! – возмутился Дарен, а Тур вдруг широко улыбнулся. – Еще с какой охраной! Две звезды лучниц!
– Я! Я расскажу! – Оська кубарем скатился с кровати, встал посреди комнаты и, выставив вперед укушенный палец, пафосно начал: – Когда спускался с гор утренний туман, когда солнце только вышло из-за моря, зоркий одноглазый стражник заметил грозный отряд воительниц. Они бежали к Крови, потрясая луками и мечами. Доспехи их сверкали на солнце словно бриллианты, длинные волосы развевались по ветру, стройные ноги притягивали взоры всех стражников! Девы были так восхитительны в своей первозданной красе, что в Крови сразу начался переполох, зазвенело оружие, раздался громкий голос капитана Рэя. Воины выстроились на стенах, лучники приготовили смертоносные стрелы, но никто не смог выстрелить в прекрасных воительниц, все были сражены их красотой и грацией.
– Ну ты и врун, тебе только баллады писать, – раздался у двери низкий голос Рэя.
– А что, не так было? – возмутился Оська.
– Если двадцать оборванных, грязных и голодных баб и пяток едва живых горцев – это для тебя грозный отряд воительниц…
– Нет в тебе, Молчун, поэтического таланта, одна только правда жизни. Сам тогда рассказывай, – обиделся Оська и полез под кровать, судя по тому, как захихикали Мая и мальчишки, он начал оттуда корчить рожи. Но Алан этого не видел.
– Вы бы знали, как мы все удивились, когда послушник Храма привел горцев в Кровь и сообщил, что это ваше племя и вы теперь вождь, – начал рассказ Рэй. – Я сразу решил, что это какой-то обман, чтобы мы открыли ворота, но брат Эдар задал несколько вопросов храмовнику и сказал, что это не шутка, это действительно ваше племя. – Он замолчал, выжидательно уставившись на конта, словно боялся, что тот сейчас опровергнет его слова, но Алан лишь кивнул и улыбнулся, представив себе, какое выражение было на лицах встречающих. – Храмовник передал ваш приказ разместить племя за стенами. Мы так и сделали. Да только Светика как увидела, какие они грязные, тут же потащила ребятишек и баб мыться, а за ними и горцы попросились в баню. Вот там с одним я разговорился, он мне все и рассказал. Сказал, что это те, которые решили остаться у вас, а еще семеро ушли к родне в другие племена, да какого-то слепого весчанина храмовники отправили домой. Горец по-нашему говорит неплохо, сказал, что бабы все охотницы и очень хорошие лучницы. Да я не поверил, у горцев детей одинаково учат, но только до того, как девочка первую кровь бросит. Потом у них уже другие науки начинаются. А тут… Ну и устроил я им испытание. Поставил щиты, выставил своих лучших лучников, дал каждому по одной стреле. Сказал, если моих парней победят, то я поверю. Не соврал старик. Ни одна не промахнулась, а у моих парней случались промахи. Ух, я их потом гонял на покойницкой полосе. Так опозорили! Ну и я не прост, взял да и предложил горянкам вступить в ваш отряд. Как отдельное под-раз-деле-ние лучниц. Ну, как вы писали в ин-струк-ции. Думаю, женитесь же вы когда-нибудь и будет у вашей жены своя охрана.
– А они что, согласились? – с интересом спросил конт, подавшись вперед.
– Еще бы! И в племени, и вождю служить, и жалованье получать, да и мужиков у нас холостых много, – хитро улыбнулся Рэй. – Я им сразу сказал, что жить отдельно они не будут, что вы этого не любите. Так что пусть себе женихов присматривают.
– Ну вот у нас и появились свои амазонки, – довольно усмехнулся конт. – Это ты хорошо придумал. Правильно.
– Амазонки? – переспросила Мая.
– Так называли женщин-воительниц на одном далеком острове.
– Значит, так и назовем, – серьезно кивнул Рэй. – Я с ними позанимаюсь, коль вы не возражаете. Только вы как вождь прикажите им меня слушать. А то они подчиняются только вам да Дарену.
– Они сами пришли, когда мы уходить собрались. Сказали, что я сын вождя, а значит, их долг – меня защищать, – гордо сообщил Дарен с восторгом в голосе. – Папа, а отчего они меня зовут «маленьким кузнечиком»?
За приоткрытой дверью заржал Иверт, но у Алана было слишком хорошее настроение, чтобы обращать на это внимание.
– Потому что я теперь – вождь Алан Бешеный Кузнечик.
Мая прыснула в ладошку, но затем не удержалась и в голос расхохоталась, ей вторил из-под кровати Оська, Дарен и Тур сначала удивленно переглянулись, а затем захихикали, да и сам Алан не смог удержаться и присоединился к общему веселью.
– Хозяин, ты их только одень по-людски. А то они в каких-то шкурах ходят и в штанах.
«Ага, в кожу и бронелифчики, – хихикнул внутренний голос. – Это будет круто».
– А еще их надо откормить, – продолжила Мая, когда все отсмеялись. – Ты бы видел, хозяин, как их дети затирку ели, тетка Райка чуть не плакала. Ругалась на какую-то змею так, что даже дядька Рэй заслушался.
– Никогда не слышал, чтобы Райка такие слова говорила, – смущенно покаялся Рэй и полез за пазуху за морковкой.
– Тур, а ты что все время молчишь? – Алан улыбнулся своему секретарю.
– Я просто рад, что вы живы, – с облегчением вздохнул Тур, и Алан понял, как сильно парнишка переживал за него. – Мы пойдем, а то ворожея ругаться будет.
– Там Иверт стоит, он ее не пустит, – спрыгивая с подоконника, заявил Дарен.
– Спорим, она его даже не заметит! Пройдет мимо, даже если он будет яташем махать! – раздался из-под кровати голос, и Оська выполз на свет, следом за ним, виляя коротким хвостом, выкатился рыжий шарик и сразу полез к Дарену лизаться.
– На пять щелбанов, – азартно согласился Дар. – Папа, мы потом еще придем! Мая, ты с нами?
– Хозяин, ты как? Хочешь, чтобы я осталась и почухала тебе спинку? – Она прыснула.
– Иди уже, «подарочек». А Светика разве тебе не рассказала, чем закончилось ее чухание?
Мая показала язык, и они, смеясь и толкаясь, покинули комнату. И сразу стало тихо и отчего-то грустно. Алан отчетливо понял, что минуты отдыха закончились и впереди его ждут дела, проблемы и непростые разговоры. Он откинулся на подушку и притих, пытаясь запомнить те приятные ощущения, которые не покидали его с того момента, как он открыл глаза и увидел родные лица.
Дверь распахнулась, и в комнату решительно вошла ворожея, она держала поднос, на котором стояли две дымящиеся чашки. Следом за нею показалось возмущенное лицо Иверта.
– Эй, женщина! Я же сказал, что Алан занят!
– Подставляй лоб, Дарен-мадарен! – радостно заорал в коридоре Оська, и следом послышался дружный хохот.
– Закрой дверь, горец, – скомандовала ворожея, ставя на кровать поднос. – Сейчас выпиваешь бульон, потом травяной чай. А через рыску Берт принесет тебе курицу. И чтобы все съел! – Отдав приказ, она развернулась и стремительно вышла из комнаты. Пока не захлопнулась дверь, Алан успел услышать, как Снежка говорит Иверту: – Никогда не стой на моем пути, горец, иначе нашлю на тебя почесуху!
– Не баба, а огонь, – покачал забинтованной головой Рэй. – Как вы ее терпите?
Алан только плечами пожал и потянулся за чашкой с бульоном. Он медленно пил горячую жидкость и вел сам с собой беззвучный разговор.
«Ворожея тебе напоминает саму себя? Ту тебя, которой тебе никогда уже не стать?»
«Да, – печально отвечал голос Виктории. – Знаешь, я тоже была безапелляционной и бескомпромиссной, не любила, когда со мной спорили, и всегда была уверена в своей правоте».
«Знаю, ведь это наша общая память».
«Не молчи, а то Рэй сейчас с ума сойдет. Он явно переживает из-за Учителя».
«Ага, сейчас начнет каяться и просить наказать его».
«И что будешь делать, Алан?»
«Да ничего. У него не было выбора, я же не идиот, понимаю».
«Угу, ложки нашли, но осадок остался».
«Знаешь, это ты заварила всю кашу! Ты обижена на Иверта, подозреваешь Рэя, вот сама с ними и разбирайся! А я вернусь, когда Мая опять предложит почухать спину!»
«Милая беседа меня и меня, – хихикнула Виктория. – И я еще надеюсь, что это просто стресс, а не психическое расстройство?»
В комнату зашел Иверт и бросил на Рэя вопросительный взгляд, капитан слегка покачал головой.
– Ладно, – отставив в сторону пустую чашку, тряхнул головой Алан. – Кайтесь.
Он сел, спустил ноги с кровати и накинул на бедра простынь. Больше всего сейчас хотелось помыться, приказать сменить пропахшую потом постель, поесть и лечь спать. Слабость накатывала приливами, бросая то в жар, то в холод, словно намекая, что до полного выздоровления еще далеко.
Виктория покосилась на Рэя. Капитан смотрел глазами нашкодившего пса, и ей стало его жалко.
– Рэй, я знаю, что ты не можешь поступить иначе. Знаю, что тебе не оставили выбора, поэтому прекращай заниматься самоедством и лучше расскажи, как прошла операция у Найка.
– Спасибо, кир Алан. – Рэй тяжело вздохнул, игнорируя незнакомое слово «операция», они в Крови уже привыкли к манере конта вставлять в свою речь непонятные слова и часто просто по смыслу догадывались, что они означают, вот и сейчас капитан понял вопрос. Он сел на стул, который под ним угрожающе затрещал, здоровяк тут же вскочил, с удивлением посмотрел на пол. Обломок ножки сиротливо лежал в сторонке от рухнувшего стула. – Эко оно вышло, – растерянно пробормотал богатырь, а Виктория хихикнула. – У нас один убитый, двое раненых. Да у одного послушника глубокий порез на бедре, но его свои же зашили. Ушли ксенята, Вадий им в помощь. У Найка три человека убитыми, пятеро раненых. Все салаги, да Ольт с коня свалился, руку вывернул.
– Кто позволил брать мальчишку в бой? – тут же хрипло зашипела Виктория, вспомнив непутевого товарища Дарена. – А если бы он погиб! – накатили запоздалый страх и чувство вины.
– Не кричите, кир Алан, – степенно произнес Рэй. – Он зачислен в отряд, вы сами разрешили. Оставить его в Рогане – на всю жизнь убить уверенность в себе, а для воина это смерти подобно. Найк его возле себя держал, как вы и велели, а сам он в бой не лез. Это Ольт за овцой погнался, да не удержался в седле. – Капитан слегка улыбнулся. – Найк детей малых, как вы велели, с ксенами отправил, остальных… Беременных баб только с собой в Роган забрал да одну девчушку, приглянулась она ему, сразу же в горах предложил замуж за него идти, как отъехали от селения, где его люди делали зачистку. Хорошее слово вы придумали, «зачистка», – не в тему перескочил он. – Сказал, все по закону хочет. Жениться, мол, под благословением Ирия, да жить семьей. Во как бывает, – задумчиво и недоверчиво покачал он головой, вытаскивая откуда-то из-за спины очередную морковку. – Горянка согласилась. Мне парни шепнули, что Найк давно уже на нее поглядывал, еще как торговать в племя ходили. Так что скоро явится к вам за разрешением. Девка ладная, полукровка, сирота, вы уж не препятствуйте, коль любовь у него. За него-то после рабства ни одна благородная не пойдет, несмотря на то, что он и наместник, и баронет бывший. Клеймо позорное, оно на всю жизнь. – Рэй по-стариковски вздохнул и отвел взгляд. – Мы взяли хорошую добычу. Жемчуг, меха, овец и соль. Но главное – лошадей! Кир Алан, у нас теперь свой табун горных лошадок! Я всех в Кровь велел доставить. – В голосе Рэя звучал детский восторг.
– Серхи.
Иверт так тихо стоял у двери, опустив голову и сложив на груди руки, что Виктория забыла о его присутствии.
– Наши кони называются серхи.
– Летящие над горами, – кивнув своим мыслям, перевел Рэй.
– Иверт, лошадей заберешь для своего отряда диверсантов. Отбирай людей и начинай обучение. Я хочу, чтобы твои парни воевали лучше горцев, чтобы они могли противостоять даже таким, как Лис. – Иверт поднял голову и взглянул на конта странными глазами. – Что не так?
– Бешеный Алан, ты доверишь мне воинов? – Его голос звучал глухо.
Виктория все утро думала об этом, но все равно не была уверена в своем решении.
– Алан? – Голос Иверта прозвучал совсем тихо, но требовательно.
Да что же это с нею такое? Разве хоть раз Иверт дал ей повод усомниться в своей честности? Разве он лгал? Нет, он просто не договаривал. А как бы она поступила на его месте? Если бы по одну сторону стояла ее семья, а по другую – только что обретенный друг? Кого бы выбрала она?
Семью. Ей даже не пришлось бы делать выбор, она всегда ставила семью выше всего остального. А Иверт придумал такой ход, что и друга спас, и семью не предал.
– Иверт, если я введу в свой дом Зиру, будет ли ее отец чтить наш дружественный договор?
– Да. Нет крепче союза, чем союз, скрепленный кровными узами, если это одобрено духами предков и старейшинами.
– Сарх спрашивал духов, они одобрили, – тихо буркнул у окна Рэй. Он внимательно всматривался во что-то за стеклом, и Виктории стало интересно, что привлекло внимание капитана на скотном дворе, куда выходили окна комнаты? – Но чтобы наверняка, надо кого-то из наших ему в племя отдать. Из близких. Да только нет у вас ни сестры, ни свояченицы. Если только Берта или дочку вашу непутевую. Так сбежит же, дуреха, скандал будет.
– Никто никого не станет никуда отдавать против его желания. А пока я не вижу толпы, просящейся в племя Сарха.
– Зира баба хорошая. Красивая и вас любит. Только любите ли ее вы? – глухо спросил Рэй.
– А какое это имеет значение, – раздраженно ответил Алан. – Можно подумать, когда меня женили на Литине, кто-то спрашивал нас о любви! Смешно! Зира носит моего ребенка, и нам нужен союз с Сархом.
А там видно будет, может, Алан и не доживет до этого «там». Выбор есть, но… так ли он велик?
– А как корону возьмете? – совсем глухо спросил Рэй с некой болезненностью в голосе, и Виктория заподозрила неладное.
– Храм?
– Они не одобрят, они уже сейчас не одобряют. Если это будет сын и вы его признаете, он станет вторым наследником.
«Дерьмо! Зира в большой опасности. А с другой стороны… – в голову закралась явно чужая мысль, – если с ней что-нибудь случится, ты будешь свободен от всяких обязательств. Сам ведь знаешь, что женитьба – это не для тебя. Может, пусть все идет своим чередом, – вкрадчиво нашептывал голос, очень похожий на голос Ирия, – может быть, все еще изменится и ты вернешься на Землю?»
«К кому? Кто меня там ждет? Изыди, сволочь!»
– А если у вас не сложится с Зирой? – пробубнил из угла Рэй, все так же не отрывая взгляда от пейзажа за окном. – Это же на всю жизнь. Даже если жену возьмете законную, горянка с вами останется. Как тогда? А после того, что вы сотворили с племенем Ведмедя, горцы выступят против вас сообща, если призовет Волк. Против такого врага они сумеют договориться. Такое уже бывало. Мы не выстоим против всех, это поодиночке их можно бить, а если кучей навалятся… Баб и детей уведут в горы, а сами придут. Не устоим. А этот, – он словно нехотя кивнул головой в сторону Иверта, – не предупредит. Кровь, чтоб ее! Иверт, ты парень хороший, и я тебя люблю как сына, помню те времена, когда ты еще грудь у мамки сосал, но знаю, что не предупредишь. Погибнешь за кира Алана, но и своих не предашь. Шел бы ты домой, а? Зачем тебе честь свою марать? Это сегодня кир простил, а завтра ведь повесить прикажет. – Рэй так и не отвернулся от окна.
«Не прикажу», – хотела возразить Виктория, но смолчала. Ведь прикажет. Будет потом выть в звериной тоске, скулить ночами, пить до беспамятства, но прикажет. Потому что грех убийства уже лежит клеймом на душе. Не убийства в бою от отчаяния или для защиты, а убийства по холодному расчету, по решению ума, а это намного страшнее.
– Я много думал, – не отходя от двери, тихо, но твердо произнес Иверт. – Я поступил так, как мне велела честь, и оправдываться не стану. Предки меня не поймут, если я буду сожалеть о том, что спас тебе жизнь, не предав своего рода. Мне нечего стыдиться и не о чем сожалеть. – Он гордо вскинул голову, глядя Алану прямо в глаза. Требовательно, твердо, но с какой-то глубоко спрятанной болью. И Виктория вдруг четко осознала: сейчас произойдет что-то непоправимое. – Я, Иверт Ураган, принял решение.
Он стремительно шагнул вперед и, одновременно опускаясь у кровати на колено, выхватил из-за голенища острый тонкий нож.
Не стукнула дверь, не заскрипели половицы, только серой крысой метнулся балахон послушника. Телохранитель увидел клинок в опасной близости от конта и решил вмешаться, не дожидаясь развития событий.
– Очень медленно положи нож на пол, – в сонную артерию игуша уткнулось острие короткой пики.
Иверт послушался. Он медленно опустил нож у левой ноги и поднял вверх руки.
– А теперь руки за голову и двигай к двери, не вставая с колен. – Ворон говорил негромко и совершенно безэмоционально.
Иверт послушно развернулся, сцепив руки за головой, и чуть сдвинул колено, отталкиваясь второй ногой, перед тем как едва уловимым движением отбросить в сторону пику и броситься на послушника.
Он дрался зло, с бесшабашным азартом, словно ему было наплевать на смерть, словно пытался выплеснуть всю накопившуюся обиду, разочарование от непонимания и недоверия. Он дрался красиво. Как зверь, защищающий свою территорию, – гибкий, опасный, непредсказуемый зверь, которого инстинкты заставляют вцепиться в горло противника и держать, пока жертва не затихнет в его клыках. Только сейчас Виктория поняла, почему его назвали Ураган. Неистовый, безжалостный и очень быстрый. Он действительно напоминал ураган. Она никогда не видела Иверта в ярости, никогда не видела его в бою, не видела, на что способен этот мужчина. И теперь, сидя в опасной близости от двух стремительно атакующих хищников, она с восторгом следила за горцем и не в силах была приказать остановиться, не в силах отвести взгляд.
Чертов Иверт! Что же ты творишь! Я ведь уже забыла, смирилась, успокоилась. Я почти поверила, что смогу прожить мужскую жизнь. Зачем? Распаленный, с горящими глазами и окровавленной улыбкой на губах, он был так сексуален, что тело отозвалось тяжелой приятной горячностью и легкой болью в паху.
«Представляешь, каков он в постели?» – простонал внутренний голос.
«Нам с тобой этого никогда не узнать», – с сожалением ответила ему Виктория.
«А может?..»
«Нет!»
«А ты хоть знаешь, как это происходит?»
«Технически знаю, но практики у меня, сам понимаешь, нет».
Внутренний голос захихикал, и Виктория не поняла, кто это был – Алан или она сама.
Однако этот монолог снял напряжение и позволил переключить мысли на другое.
«Не о том ты думаешь, Виктория, – раздался голос Алана в голове, – думай о том, что тебе придется хоронить или Иверта, или Ворона».
Хищник против охотника, опыт жестоких игр и войн против тишины тренировочных залов, ярость против холодного расчета, воин против мальчишки. Хороший мальчишка, сильный, техничный, но ему не хватает азарта, слишком расчетлив, слишком предсказуем. С другим бойцом он бы выиграл, но против Урагана не устоял. Горец провел молниеносную подсечку, Ворон не успел отскочить и рухнул на пол, придавленный сверху телом игуша. Он еще сопротивлялся, но пальцы Иверта уже обхватили шею соперника.
– Отпусти его, – усталый голос Лиса раздался у двери. Вовремя же он вернулся, подумала Виктория. – Отпусти, горец, иначе я продырявлю тебе горло.
– Уверен? – весело спросил Иверт, сильнее сжимая руки на шее Ворона.
– Ты помеха для Храма, мне приказано убить тебя, если будешь мешать, – просто ответил Лис и слегка покачнулся, но стрела, лежащая на тетиве, ни на миллиметр не сдвинулась в сторону.
Виктория и Рэй молчали, наблюдая за всем с отстраненным интересом. Это не их игры, и влезать в них они не собирались. Себе дороже.
Иверт зло усмехнулся и легко поднялся с пола.
– Красавцы, – протянул Алан, запихивая расчувствовавшуюся Викторию подальше в глубину сознания. – Синяки и шрамы украшают мужчин, теперь я в это верю. Иверт, зачем ты достал нож?
– Не для того, чтобы убить тебя, – горец улыбался, – чтобы принести клятву крови. Твой телохранитель поспешил с вы-во-да-ми. Так ты всегда говоришь, Бешеный Алан?
Он поднял с пола нож, покрутил его в пальцах и снисходительно посмотрел на Ворона. Послушники переглянулись, и Алан, чувства которого были обострены до предела, заметил, как чуть улыбнулся Лис, глядя на товарища, и какое облегчение проскользнуло в глазах Ворона. Лис убрал стрелу и поставил лук у двери. Они встали рядом и склонили перед горцем головы.
– Мастер Ураган, просим дать нам несколько уроков рукопашного боя.
В комнате будто россыпью повисли тяжелые влажные капли, знаете, как бывает, когда идешь сквозь густой туман, дышать становится тяжело, словно не хватает воздуха.
Иверт коротко кивнул и повернулся к застывшему на кровати Алану. Но подал голос Рэй.
– И какого Вадия ты устроил это представление? – недовольно произнес он, вперив в Иверта злой взгляд. – Трудно было объяснить, для чего тебе нож в руке? Зачем на парня набросился?
– У меня есть гордость, и я не намерен отчитываться перед волчатами, – выпалил все еще возбужденный дракой горец.
– Да ты уже несколько дней ищешь, кому бы морду набить, – недовольно произнес Рэй. – Здесь бык есть, шел бы с ним силой мериться. Тьфу, тау буйный! – в сердцах воскликнул он и вновь отвернулся к окну.
Иверту же было, похоже, плевать на его тираду, он весело блеснул глазами и сделал шаг к кровати.
– Нам помешали, Бешеный Алан. Я нарушаю закон предков, но прошу принять меня в племя, вождь Алан Бешеный Кузнечик. – Он вновь опустился на одно колено, при этом слегка скривившись, словно от острой боли, и Алан подумал, что Ворон все же хорош, просто опыта маловато.
Э? И что это означает? Конт беспомощно посмотрел на Рэя.
– Не делай этого, Ураган. Просто уйди. – Рэй все так же смотрел в окно. – Ты старший сын и наследник рода. Так нельзя. Нельзя уходить из племени без разрешения вождя. Сарх тебя не простит.
– Я так решил, Молчун.
– Мне кто-нибудь объяснит? – не выдержал Алан.
– Он хочет поменять род. Перейти в ваше племя, тогда ему не придется больше выбирать – семья или долг крови, – буркнул Рэй, не поворачиваясь. – Это не по правилам. Будет скандал.
– Я говорил с духами предков, они поддержали меня. – Иверт стер с губ кровь. – Каков твой ответ, вождь?
Сердце стукнуло, и на миг Алан забыл, как нужно дышать. Виктория недооценила преданность Иверта, ошиблась в нем, оскорбила недоверием, и от этого душу залил жгучий стыд. А зачем это надо Иверту? Неужели ради того, чтобы исполнить свой долг крови? Ради дружбы? Ха! У него есть какая-то выгода…
«Ну что за дурные мысли! Вспомни, что ты уже не на Земле, что здесь чтят забытые у нас качества – честь, долг, верность. Сейчас Ураган жертвует всем, что у него есть – своей семьей, уважением соплеменников, возможностью возглавить когда-нибудь племя. Он идет наперекор отцу ради того, чтобы у Алана не было больше повода не доверять горцу. Так стоит ли его жертва твоего доверия, конт Алан Валлид? Или ты будешь и дальше предаваться обидам?»
«Стоит, но я не забуду того, что случилось несколько дней назад. Иверт преподал мне хороший урок, никому нельзя доверять, как себе, люди разные, разный менталитет, разные ценности. Другое время, другой народ, другие реалии».
– Я приму тебя в племя, Иверт Ураган. Это честь для меня – иметь столь искусного воина и столь честного человека.
Слова сами вырвались из уст, а Иверт уже полосовал ладонь острейшим ножом и протягивал нож Алану. Тот знал, что надо делать, знал какой-то книжной памятью. Острое лезвие едва коснулось ладони, и тотчас из тонкого пореза выступила кровь. Они соединили руки, и Иверт начал скороговоркой что-то говорить на своем языке.
– Он клянется вам в верности и признает старшим над собой. Вы вождь, а он ваша стрела, – перевел Рэй и от себя добавил: – Ох, Сарх разозлится. Быть беде.
– Не будет беды, – дождавшись, пока Иверт закончит и отнимет ладонь, произнес Алан. По телу словно иголками потыкали, оно горело, сердце стучало учащенно, а в желудке образовался ком. Целая гамма чувств пылала в душе. От неверия до восхищения, от желания прижать к груди до страха, что это может произойти. Кровь к крови, дух к духу, плоть к плоти.
– Спасибо, Иверт.
– За что, мой вождь?
– За твое трудное решение.
«За то, что любовь к тебе не дала в свое время сойти с ума».
– На Совет племен ты пойдешь со мной в качестве старейшины.
Дверь распахнулась, и вошел Берт, нагруженный подносом с едой, следом за ним явилась ворожея. Она окинула всех пронзительным взглядом зеленых глаз и коротко скомандовала:
– Конту нужно отдохнуть. Приходите через три рыски.
– Берт, – перебил ее вышеупомянутый конт, – вели перестелить мне постель и принести воду. Через… – глянув на ворожею, Алан тяжело вздохнул, поняв, что она не отстанет, – три рыски пригласи ко мне мастера Семона, Неженку и Сарха. Скажи Туру, что он будет мне нужен. Когда я поговорю с мастерами, пригласи Кэпа и Маю. Рэй, вы с Серым тоже приходите.
– Хватит! – Ворожея положила на лоб конта холодную ладонь. – У тебя опять жар. Все вон!
– Не командуй в моем доме, женщина, – возмутился Алан, но наткнулся на такой холодный и решительный взгляд, что решил не продолжать. – Я тебя тоже люблю! – Травница улыбнулась. – Лис, останься. Ты ведь только приехал? Голоден? Тогда пообедай со мной и заодно расскажешь, как съездил.
Ворон бросил быстрый взгляд на друга и чуть заметно кивнул, Алан про себя улыбнулся. Если Лис и был главным в этой группе, то только не в личных отношениях. Неужели никто не замечает?
«А кто тут может заметить, – тут же отозвался внутренний голос, – это ты у нас такая глазастая и любопытная. Тебе интересны отношения между людьми, а не их воинское искусство, да и жизненный опыт никуда не денешь».
И не поспоришь.
Когда все вышли, ворожея повернулась к Лису:
– Раздевайся!
– Я сам справлюсь, – упрямо тряхнул головой рыжий.
– Сам ты будешь справляться у себя в казармах, а здесь я решаю, кого лечить, а кого закапывать, – безапелляционно заявила лекарка. – Раздевайся!
Лис открыл рот, чтобы возразить, но, наткнувшись на взгляд ворожеи, промолчал. Ага! Не только Алан тушевался перед этой женщиной. Парень стянул сутану, затем стащил с плеч тонкую кольчугу, теплую и нижнюю рубахи, штаны и остался в одних тонких полотняных подштанниках. На левой руке чуть выше локтя была намотана окровавленная тряпка, из-под нее к плечу шла татуировка виноградной лозы. Три оборота вокруг плеча и один лист на ключице. Это сколько же тебе еще, мальчик, нужно пройти, чтобы получить такую развесистую лозу, как у Длани? Все тело рыжего было покрыто тонкими белыми шрамами. Такие шрамы Виктория видела и у Алвиса.
Призывая в помощь каких-то Духов Алесан, друида размотала тряпку и резким движением оторвала ее от раны. Лис даже не вздрогнул, только в глазах что-то мелькнуло, но Алан не понял что, он перевел взгляд на рану – глубокий воспаленный порез.
– Передай старику, чтобы нашел вам нормального травника, – пробурчала Снежка, доставая из сумки и выставляя на стол пузырьки, мешочки с травами и прочие малопонятные предметы. – Отправляет детей воевать, а они даже не умеют раны правильно обрабатывать.
– Мы умеем, – попытался оправдаться Лис, в отличие от молчаливо наблюдающего за всем этим Алана, он еще не знал, что спорить с упрямой женщиной – бесполезное и неблагодарное занятие. – Просто у меня времени не было. Я третьи сутки в седле.
– Не времени у тебя не было, а ума не было и не будет! А еще в Длани метишь. – Ворожея припечатала парня ладонью по лбу. Не сильно, но обидно. Тот сверкнул зелеными глазами, но смолчал.
– Друида, откуда ты знаешь, куда он метит? – поинтересовался Алан, протягивая руку к курице. Он хотел дождаться Лиса, но аромат курятины упрямо лез в ноздри, не давая сосредоточиться на чем-либо другом.
– А у тебя что, глаз нет? – съехидничала травница. – Не видишь, что он прошел три круга обучения? – Она споро промывала рану.
– Я-то вижу, – с полным ртом прошамкал Алан. – Но ты откуда это знаешь?
Ворожея только хмыкнула, но отвечать не стала, и конт понял, что спрашивать бесполезно, свои секреты друида умела хранить не хуже Учителя.
В комнату вернулся Берт с охапкой одежды, следом за ним рабы притащили корыто и воду, а миловидная служанка перестелила постель, при этом косясь на конта, кутающегося в простыню и с аппетитом поедающего куриную ногу. Дождавшись, пока все покинут помещение, Алан с удовольствием забрался в воду и отдался в умелые руки Берта. Ворожея попробовала что-то говорить о вреде мытья при простуде, но тут Алан был непреклонен, и она сдалась, хотя и бубнила себе под нос о всяких глупых контах, которые так и стремятся на встречу с Вадием. Зато, не имея возможности запретить мыться конту, она отыгралась на Лисе. Парень услышал о себе много интересного.
Нежась в постели в чистом белье (верхнюю одежду Берт не принес, явно побоялся, что господин рванет куда-нибудь по делам, а в подштанниках попробуй побегай!), Алан лениво наблюдал, как ворожея накладывает швы, а Лис сидит с таким безучастным выражением лица, словно ему не иглой в кожу тыкают, а лекцию по политэкономии читают.
– Дай ему мое обезболивающее, то, что мне Алвис оставил, – когда чистая повязка легла на руку рыжего, а ворожея, сунув каждому по чашке с густым травяным отваром, наконец-то их покинула, приказал конт Берту. – И воду пусть для него принесут.
– Я в баню схожу, – попытался запротестовать парень, но Алан видел, как осоловели его глаза, и точно знал, что после еды никуда идти он уже не сможет. Трое суток без нормального сна любого выбьют из колеи, даже если ты трижды супергерой. А ему хотелось о многом расспросить Лиса, раз уж три рыски ничем другим заниматься нельзя.
– Воду, одежду брата-послушника в стирку, ему чистое белье. Выполнять!
Берта как ветром сдуло.
«Умеешь, когда хочешь, произвести на людей впечатление», – захихикал внутренний голос.
– Где вас разместили?
– Нам приказано вас охранять, – просто ответил Лис, словно этим все было сказано.
– Так вы что, спите на коврике у моей двери? – пошутил Алан, подтягивая подушку и садясь поудобнее. Глаза слипались, что же ворожея добавляет в свой отвар?
– Там нет коврика, – улыбнулся рыжий, и Алан вдруг осознал, что он не шутит. Они действительно должны постоянно находиться рядом, как настоящие телохранители. Или как настоящие шпионы?
Принесли воду, и пока Лис плюхался в корыте, Алан боролся со сном.
«А вот фиг вам, не усну, пока не задам вопросы. – Потом рыжий послушник ел, зевая и закрывая глаза, и Алан ему вторил. – Словно два коматозника, всю ночь прошлявшихся неизвестно где», – подумал конт про себя. Больше он ни за что не будет пить настоек друиды. Лучше пусть организм сам борется с болезнью.
– Бери второе одеяло и ложись у стены, – скомандовал конт, когда Лис поел. Видя, что парень колеблется, он с ехидцей добавил: – Не бойся, приставать я сейчас не в состоянии, едва глаза держу открытыми.
Лис зевнул и полез на кровать.
– Я привез вам письмо от Учителя. Там, в котомке, – кивнул он на сиротливо лежащую у двери холщовую сумку. – Учитель просил передать на словах, что он доволен вашими решениями.
– Я не нуждаюсь в его одобрении, – не сдержался Алан. – Откуда у тебя эти шрамы?
– Пытки, – коротко ответил рыжий. – Нас обучают всему, что должен знать и уметь Длань. Учитель считает, что если ксен решит применить пытки, он должен понимать, что чувствует пытаемый. Мы все проходим через боль. Это учит.
– Он сам вас пытает? – вспомнились слова Алвиса о боли, и неприятный ком собрался в тугой клубок холодных змей где-то в области желудка. Даже спать расхотелось.
– Нет. Мы сами пытаем друг друга, – тихо и спокойно ответил Лис. Он лежал на спине, глядя в потолок. – Учитель назначает пару, он всегда выбирает того, кто тебе дорог, как бы ты ни скрывал свои чувства. Причинять боль тому, кого ты ненавидишь, легко, а видеть, как от твоих действий мучается твой друг, очень сложно. Не все могут переступить через себя, это часть обучения, умение контролировать чувства и эмоции. Длань служит не человеку, а Храму. Нельзя быть привязанным к кому-то очень сильно. Но это сложно. Если кто-то из пары не выдерживает, можно все остановить, нужно только попросить.
– И много таких, кто останавливается?
– Много.
– Что с ними происходит?
– Не знаю. Больше никого из тех, кто не сумел, я не видел.
Неужели их убивают, как бракованный материал? Тихая ненависть начала подниматься в груди.
– Нет, кир Алан, их не убивают. – Как он догадался? Или Алан произнес эти слова вслух? – Это было бы слишком расточительно, как говорит Учитель. Скорее всего, они просто заканчивают обучение как простые Искореняющие.
– Значит, ты пытал Ворона?
– Да. А он меня. Не один раз. Мы решили, что пройдем это вместе, что справимся.
Слишком спокойно он об этом говорит. Алан молчал, замолчал и Лис, а когда конт повернул голову, парень спал, из-под рыжих ресниц по щеке катилась одинокая слеза. Не так просто это было для тебя, мальчик.
Чертово время! Чертово средневековье! Чертов Храм и его Учителя! Через что же пришлось пройти тебе, Алвис, чтобы почти все тело покрыть виноградной лозой?
Сон пропал, словно его и не было, и Алан, тихо поднявшись, проскользнул к двери. В котомке лежала толстая папка, заполненная рисунками и описаниями.
Сверху конт Валлид обнаружил короткое письмо:
«Кир Алан, я разрешил Лису отвечать на любые ваши вопросы, если они не затрагивают тайн Храма. Мне показалось, что вы весьма любопытный молодой человек. Некоторые вещи могут вас шокировать, но смею вас заверить, жизнь каждого послушника мне дорога, как и моя жизнь. Мы не убиваем своих учеников, даже если они нас разочаровывают. Впрочем, не вам ли знать, что часто слабость оборачивается силой. Нужно иметь огромное мужество признать свою слабость, в этом тоже заключается доблесть.
Высылаю вам копии документов, собранных Храмом в местах, где мы находили остатки поселений неизвестных нам народов, которых мы считаем своими предками. Уверен, в вашем языке найдутся более короткие слова для обозначения наших находок, буду весьма признателен, если вы ими с нами поделитесь. Хотелось бы узнать ваши мысли на этот счет.
Отец Пауль.
Писано в двенадцатый день месяца Серого Тумана в ущелье Древнего города».
За эти годы храмовники много раскопали в буквальном смысле этого слова. Но, к сожалению, ничего ценного. Остатки домов, куски арматуры, застывшие в пепле и замурованные в лаве скелеты, несколько жестяных и пластиковых бутылок различных форм и степени деформации, запчасти, предназначение которых Виктория никогда бы не смогла определить, и… куклу. Самую обычную пластмассовую куклу с синими стеклянными глазами. Ничего интересного. Хотелось бы знать, находили ли ксены книги? Вот что было ценно. Книги. Но если погибшая цивилизация шла по сходному с Землей пути развития, то основная информация находилась на цифровых носителях, а значит, сохраниться не могла. А книги могли, раз сохранились рисунки. Пусть чудом, но вдруг?
А вот это интересно. На листе бумаги была тщательно перерисована картина. Мужчина, одетый в белоснежную рубашку и светлые штаны, играл на инструменте, очень похожем на старинный клавесин. С картинки на Викторию смотрел негр. Не такой, как Оська, а настоящий земной негр. Высокий, черноволосый, с полными губами, широким приплюснутым носом и белоснежной улыбкой. Но даже не это заинтересовало Викторию. Ее внимание привлек тщательно прорисованный задний фон. За спиной мужчины находился огромный плазменный телевизор или, может быть, это был монитор большого компьютера, в котором отражались лица трех женщин. Некрасивые, чуждые лица. Одна из них курила сигарету на длинном мундштуке, две других восторженно слушали музыканта. Одеты они были в старинные вечерние платья, что никак не соответствовало небольшому ноутбуку, стоящему на столике справа от музыканта, и электрочайнику причудливой формы, не оставлявшему ни малейших сомнений в своем предназначении, потому что из него разливал некий коричневый напиток юноша в синей тоге. Виктория долго рассматривала картину, неторопливо смакуя детали. Обои приглушенных тонов, пейзажи на стене, блики солнца в чашках. Она заподозрила, что рисунок перенесен с фотографии, так много на нем было мелких, тщательно прорисованных деталей. Стало тоскливо и грустно, по-особому защемило сердце. Что же случилось на этой планете много веков назад, что отбросило цивилизацию в средневековье? И для чего призвали ее душу в этот мир два интригана, выдающие себя за Вадия и Ирия?
Она взяла в руки исписанные листы бумаги. На них в скупых выражениях было тщательно записано, кто, когда и где нашел те или иные находки, и мысли Учителей об их назначении. Некоторые гипотезы вызвали у Виктории тихий смех, чего только стоило предположение, что пластиковая бутылка использовалась древними вместо клизмы. Но некоторые выводы оказались верными, например на одной из картинок был изображен парень в наушниках с микрофоном. И ксены сделали почти правильный вывод, что, по всей вероятности, это устройство для усиления звука, только вот назначение его они определили неверно, решив, что оно использовалось для лечения глухоты.
Дверь тихонько отворилась, и в комнату прошмыгнул Оська, а следом за ним заглянул Ворон. Алан поманил юношу пальцем.
– Найди комнату и выспись, – шепотом приказал он. – Мне не нужны уставшие телохранители. Завтра у нас тяжелый день.
Парень бросил быстрый взгляд на безмятежно спящего Лиса и, кивнув, так же бесшумно исчез, как и появился. Хорошо хоть спорить не стал, видно, действительно вымотался. Виктория тяжело вздохнула, вспомнив своих сыновей. Если бы хоть на мгновение вернуться, посмотреть на них, обнять… «Хватит думать о том, что никогда произойти не сможет», – одернула она себя.
Оська, нагло забравшись на кровать, перебирал рисунки. Она ему не мешала, ожидала реакции на картину с музыкантом.
– Ниегро, – прошептал Оська и поднял на конта синие глаза, полные удивления. – Наши шаманы рассказывают, что когда-то мы все были такими же. Высокими и черноволосыми, но потом пришла из-за моря болезнь, дети стали рождаться слабыми, с кривыми ногами и руками, и редко-редко на островах появлялись высокие люди. Прошло много раз по десять десятков лет, мы стали такими, как сейчас, и теперь только в легендах и песнях вспоминаем, что были такими, как он.
– Радиация, – тихо ответил ему конт. – Знаешь, Оська, я очень хочу побывать на твоих островах и поговорить с вашими шаманами.
– Алан-балан, ты еще более любопытный, чем я, – округлил шут глаза. – У тебя же есть лодочка. Надо запеть песенку, дождаться, когда подует Шад-Нгурат, и плыть туда, где встает солнце.
– Шад-Нгурат?
– Это самый главный ветер. Откуда бы он ни дул, он всегда приводит к нашим островам. Нетерпеливый, зовущий, толкающий в спину. Он заставит паруса выгибаться в желании, словно девицу в объятиях опытного сердцееда. Шад-Нгурат покажет путь, нужно только склониться перед ним и позволить ему вести.
– Оська, ты поэт. – Алан улыбнулся, наблюдая, как проворные пальцы шута перебирают листы с рисунками. – А ты хочешь домой?
– Могу сплавать с тобой в гости. – Оська беспечно махнул правой рукой, в то время как левая вытаскивала из вороха бумаг сложенный вчетверо лист, который Алан еще не видел. – Я люблю свой дом, но там скучно. Нет таких забавных человечков, как ты.
Он развернул лист, и оба застыли в немом восхищении. Карта материка, выполненная в той неподражаемой манере, в какой рисовали на земле в стародавние времена. С ветрами, надувающими щеки, улыбающимися луной и солнцем. Не карта, а произведение искусства. Алан нетерпеливо выхватил ее из рук Оськи и, расправив на коленях, жадно всмотрелся в рисунок. Вот фронтир, вот бухта, возле которой они находятся, и название замка не «Линь», а «Осколок», значит, карту нарисовали недавно, специально для него, Алана Валлида.
– Царский подарок, отец Пауль, – по-русски прошептал Алан пересохшими от волнения губами. – Воистину царский. Неужели догадался? Да нет, откуда, я сам только вчера решил, – шептал он, рассматривая карту. – За это я расскажу тебе о том, что увидел на картине.
– Вот Кровь, кривая какая-то, – восторженно ткнул пальцем в нарисованную башню Оська. – А вот поселение папаши Иверта. Смотри, Алан-балан, они нарисовали костер там, где жило племя Черного Ястреба! Здорово, правда? Здесь есть все поселения горцев, – с тихим восторгом прошептал он. – Теперь мы им покажем! Да? Покажем? Будут знать, как обижать шута и его короля!
– Оська, тсс. – Алан с улыбкой приложил палец к губам. – Отнеси карту Неженке, вели перерисовать ее в трех экземплярах и один из них принести мне через три рыски. Только чтобы никто об этом не знал. Проследишь?
– Я его запугаю братом Эдаром, – проказливо улыбнулся Оська и скривил лицо на одну сторону.
– Слушай, а отчего он его так боится?
– А отчего он тебя боится? – ответил вопросом на вопрос шут и сощурился.
– Не знаю. Я никогда его не обижал. – Или обижал? Виктория задумалась. Ведь она не знала, что делал с Неженкой реципиент. И знать об этом не желала!
– Поэтому и боится, – глубокомысленно сообщил Оська и, засунув карту за пазуху, направился к двери. – Знаешь, Алан, мне кажется, что он вас с обгорелым боится по одной и той же причине, – совершенно серьезно произнес шут, исчезая за дверью.
Неженка. Вот еще загадка. Надо о нем у Маи расспросить, похоже, они сдружились. Алан зевнул, убрал рисунки в папку, а папку засунул под подушку и, накрывшись с головой, моментально провалился в сон. Ему снился Неженка, танцующий танец живота на столе в шатре Учителя. А отец Пауль смотрел на него и с укоризной говорил Алану: «Тебе нужно чаще заниматься сексом, иначе ты станешь психически ненормальным». На что Алан возражал, что женщины его не возбуждают, а с мужчинами делать этого он не умеет. Отец Пауль смеялся и обещал научить, а спустя мгновение вместо него в кресле сидела ворожея и укоризненно качала головой: «Нормальные переселенцы кружева и зеркала изобретают, а ты принес в наш мир стриптиз, шалунишка!» А затем из воздуха соткалась Светика, одетая в маленькое платье от кутюр, она строгим голосом напоминала, что он обещал подобрать ей жениха. Ей очень хочется замуж за конта, но если он не согласен, то пусть отдаст ей Сарха Гривастого Волка.
Проснулся конт с головной болью и полным непониманием того, где он находится. Во сне или уже в яви. Он скосил глаза, ожидая увидеть что угодно. Отца Пауля с иллюстрированным изданием Камасутры, Неженку, отплясывающего с матросами «яблочко», или ворожею с большой пластиковой клизмой в руке, догоняющую радостно скачущего по крышам Оську в розовой балетной пачке. Но, к счастью, рядом был только Лис. Он спал, закрыв глаза согнутой рукой и выставив из-под одеяла ногу. Алан улыбнулся, изо всех сил запихнул сентиментальную Викторию поглубже, пока ей не пришло в голову погладить парня по голове. Черт! Сон явно приснился неспроста. Ему действительно не мешало бы как-то разнообразить свою сексуальную жизнь, пока не начал на людей бросаться.
За окном стояли глубокие сумерки, когда в комнату проскользнул Тур с бумагой под мышкой, следом за ним с мягкой улыбкой на тонких выцветших губах вошел мастер Семон. Неженка пропустил вперед Сарха и тихо закрыл дверь. Алан, сидящий за столом, приложил палец к губам.
– Громко не кричите, пусть мой охранник выспится. Я рад вас всех видеть. Сарх, не рычи. Это был его выбор. Ты же знаешь, что я отпущу Иверта в любой момент. И какому бы вождю он ни присягнул, он все равно останется твоим сыном.
– Это позор, когда наследник рода уходит к другому вождю, – яростно прошипел горец. – Как я объясню другим вождям, отчего мой старший сын покинул семью?
– Объяснишь тем, что мальчик вырос и достоин лучшего, чем быть твоей тенью.
– И кем он будет у тебя, Бешеный Кузнечик?
– Старейшиной самого сильного вождя фронтира. Моим советником и заместителем. Командиром отряда. Этого мало?
– В твоем племени всего двадцать три человека! Одни женщины!
– О-о-о, – протянул конт, – ты себе не представляешь, на что способны женщины, особенно если их разозлить. Но ты ошибаешься, Сарх Гривастый Волк. Мое племя в десять раз больше. Я не отделяю горцев от своих людей. И закончим на этом! Ты со мной или против меня?
Горец молчал, только грозно шевелились тонкие ноздри и яростно сжимались кулаки на рукоятях двух кинжалов, заткнутых за широкий алый кушак. Алан сидел за столом, не сводя с игуша спокойного взгляда, и никто не знал, чего ему стоило это спокойствие. Конт был напряжен как натянутая тетива и готовился в любой момент отразить атаку разбушевавшегося Сарха. Кто же в тебе победит – вождь, политик или отец? Победил политик. Волк сел напротив конта Валлида, сложил руки на столе и тихо прошипел:
– Ты отдашь в мое племя женщину, ту, которую выберет мой младший сын Ибог, это скрепит наш союз.
– Если он сможет уговорить девушку, – кивнул конт. – Против воли я никого замуж отдавать не собираюсь.
Они долго сверлили друг друга глазами, пока Сарх не прошептал, наклонившись через стол:
– Не сомневайся, он сумеет. А ты, я вижу, взял на свое ложе рыжего ксена. Некрасивый, твой кульфи намного красивей. – Он кивнул на зардевшегося Неженку. – Если он тебе надоел, то отдай его мне. Женщина для моего сына и кульфи для моих гостей утешат мое сердце и сгладят обиду от ухода Урагана.
Неженка испуганно всхлипнул и спрятался за спину Семона, старик открыл рот, но промолчал. Все смотрели на Алана, но он тоже молчал. Не оттого, что не знал, что ответить, а оттого, что боялся сорваться на крик. Зубы свело от злости. Как он посмел что-то требовать у Алана? Как посмел думать, что Алан отдаст ему Неженку, словно постельную игрушку? Как он вообще посмел такое предположить?
«Успокойся, – отозвалась в глубине сознания Виктория, – он просто хочет тебя уколоть побольнее, а может быть и проверить, готов ли ты жертвовать своими людьми. Не поддавайся на провокации».
Глубокий вдох и медленный выдох, счет до десяти. Алан откинулся на спинку стула, посмотрел на Сарха со снисходительной улыбкой:
– Пустой разговор, вождь. Я слишком жадный, чтобы отдать свое, и слишком злопамятный, чтобы забыть, как меня пытались обобрать… – В голосе конта явно чувствовалась неприкрытая угроза.
Алан вдруг резко осознал, что он говорит правду, что никого из тех, кто рядом с ним, он никому не отдаст. Даже такого, как Неженка, пусть он и кульфи. Черт, неужели это правда? Бедный мальчик. Алан перевел взгляд на испуганного раба и ободряюще ему улыбнулся.
– Зачем он тебе? – никак не успокаивался Сарх, то ли его действительно так заинтересовал художник, то ли он просто хотел уколоть Алана побольнее. – Ты не брал этого кульфи на свое ложе. Я же вижу. Его очень давно никто не брал, он трепещет как молодая козочка от любого жаркого взгляда. Так зачем он тебе? Отдай его, и я забуду свои обиды, вождь Бешеный Кузнечик. Многие вожди будут завидовать мне, когда я предложу гостям такого красивого белого кульфи.
Нет, это уже слишком! Что за день сегодня такой? Все разговоры с каким-то сексуальным подтекстом! Или это организм наконец-то взбунтовался после длительного воздержания и ему в каждом слове видится намек? С этим надо что-то делать, и немедленно!
«Еще бы знать что!» – буркнул внутренний голос.
– Сарх, ты хочешь поругаться? – устало спросил Алан, не сводя с игуша глаз. – Если тебе не нужен наш союз, то что ты здесь делаешь? Иди с миром. Встретимся через день на Совете племен. Но Неженку я не отдам. И никого не отдам. А спать мне с ним или не спать, решу сам, без твоей помощи. Так что прекращай маяться дурью, и давайте наконец приступим к разговору, ради которого я вас позвал! – В конце он не выдержал и припечатал ладонью по столешнице.
– Кир Алан, помощь нужна? – донесся с кровати бодрый голос Лиса.
– Спи. Все нормально, – тихо ответил Алан.
– Что такое «маяться дурью»?
– Лишиться разума. Спи. – Алан тяжело вздохнул. Ну вот, опять сорвался. Действительно стал неуравновешенным, неужели из-за гормонов?
Лис повернулся на бок, натянул на голову подушку Алана и затих, Сарх улыбнулся и кивнул несколько раз подряд. Ну, слава богу, эта пытка дурными разговорами закончилась. Проверял его старый волк, что ли?
– Неженка, карту. – Раб быстро расстелил на столе точную копию карты отца Пауля. При этом от взгляда Алана не ускользнуло, что держаться он старался ближе к мастеру Семону, подальше и от конта, и от горца. – Я хочу построить здесь город. – Алан ткнул пальцем в то место, где сейчас находился Осколок. – Единственная судоходная бухта на побережье, идеально защищенное место и уже есть крепость, которая перекрывает подходы с гор. Что скажете, господа? – весело спросил конт, глядя на ошарашенные лица Семона и Сарха. – «Отсель грозить мы будем шведу…» – непонятно пропел Алан. – Мастер Семон, завтра на рассвете мы с вами и нашим художником все осмотрим на местности, а пока давайте прикинем на карте, как начнем планировать застройку. Тур, записывай!