Глава 3
Утром Андрей едва поднялся. Казалось, только голова подушки коснулась, а за окном уже светло, вставать надо.
Он побрился, позавтракал и отправился на службу.
Пришёл последним, и не потому, что опоздал – просто сотрудники раньше пришли, памятуя о гибели товарища. От Ивана они уже успели узнать, что убийца сам убит – постигла его кара божья.
К Андрею подошёл Михаил, сам вчера ходивший по городу в женском платье.
– Ну и везёт же тебе!
– Это как сказать… Он же мне удавку на шею накинул. Кабы не пистолет, плохо дело бы обернулось.
– Нас на этой службе в любом месте убить могут, а ты – везунчик. – Так, с лёгкой руки Михаила за Андреем закрепилось прозвище «везунчик».
К десяти часам утра на служебной пролётке они отправились к генералу. Адъютант Чичерина немного удивился – ведь генерал не вызывал, но, справившись у генерала, впустил обоих в кабинет.
– Здравия желаем, ваше превосходительство! – дружно прокричали розыскники.
– И вам доброго здоровья. Как идут дела? Иван, третий день заканчивается.
– Так доложить приехали об успехе.
– Неуж поймали?
– Да нет. Вот он, – Иван показал на Андрея, – убийцу застрелил. Город теперь спокойно спать может.
– Слава тебе, господи! Есть справедливость на свете! Присаживайтесь, Путилов, да расскажите обо всём поподробнее.
Андрей рассказал, как ему в голову пришла идея поймать преступника «на живца» – служителя, переодетого женщиной. А потом – подробно и о самом столкновении.
– И удавку на шею успел набросить?
– Точно так, ваше превосходительство!
– Молодец! Слышал я, и погибший у вас есть?
– Так точно, ваше превосходительство! Александр Кержаков. Погиб в схватке с преступником. Сегодня похороны.
– Да, опасная служба. Я сегодня на доклад к самой императрице еду. Будет что ей рассказать, не даром хлеб едим. Ну а вам… – генерал задумался: – Даю вам три дня отдыху. Наградить не могу – без потерь с нашей стороны не обошлось, потому не поймут. А везунчик у тебя этот Путилов, Иван Трофимович. Ты бы его берёг, как талисман.
Генерал засмеялся. Шутка показалась ему удачной.
Оба розыскника откланялись.
– Ты вот что, Андрей. Я и сам хотел тебе отдых дать, да генерал опередил. Полагаю, ты на похороны Александра придёшь?
– Всенепременно!
Андрей отправился к себе – ему удалось поспать ещё часика три. А потом – на похороны. Отпевали раба божьего Александра в храме Святого Пантелеймона, что на Шкиперской протоке. У гроба стояли мать и сестра, сослуживцы.
После чина отпевания погрузили гроб с телом на телегу и сопроводили до могилы. Здесь Лязгин сказал столь прочувствованную речь, что у людей слёзы на глаза навернулись. Парень-то молодой, жить бы и жить, коли не превратности опасной государевой службы. Однако он её сам выбрал, зная, что служба связана с риском, а в последнем случае и сам вызвался быть «живцом», переодевшись в женское платье.
После скромных поминок, в мрачном настроении, Андрей вернулся домой. А наутро, после тщательного бритья, позавтракав, он отправился к Василисе.
Дверь открыла сама девица. Поджала губки, демонстрируя обиду.
– Ты же обещал в воскресенье быть!
– Служба, не всегда волен я временем своим распорядиться.
– Ну что с тобой делать? Заходи, будь гостем.
Прошли в гостиную, Андрей перекрестился на образа в углу.
– А батюшка твой где же?
– Где ему быть? В лавке, сегодня же не воскресенье. Кстати, а почему ты не на службе?
– Отпуск дали – целых три дня.
– За что же милость такая?
– Слышала об убийствах женщин?
– А то как же? Весь город о том и говорит.
– Всё, конец убийствам. Поймали убийцу.
– И ты участвовал?
– Конечно, за что и дали три дня отдыха.
– Расскажи! – загорелась Василиса.
Андрею было стыдно признаться, что для выполнения задания он переодевался в женское платье, и он солидно сказал:
– Не могу, служебная тайна!
– Ну тогда расскажи что-нибудь интересное.
– В службе нашей весёлого мало – кражи, грабежи, убийства. Не для девичьих ушей, плохо спать будешь.
Василиса снова надула губки.
Чтобы разрядить обстановку, Андрей предложил:
– А чего мы сидеть будем? Солнце ещё высоко, погода хорошая. Пойдём погуляем?
– Не положено девице с парнем одной гулять, батюшка осерчать может. А впрочем… Жди!
Василиса упорхнула в другую комнату.
Ждать пришлось долго, наверное, больше часа, и Андрей заскучал. Василиса вошла переодетой, прихорошившейся. Андрей удивился – неужели столько времени на переодевание да расчёсывание ушло? Андрей был ещё молод и не знал женщин с этой стороны.
Прогулялись мимо Летнего сада, Аничкова дворца, Канцелярского и Гостиного двора, Народного училища. А закончили прогулку на Сытном рынке, посмотрев в передвижном шапито выступления русских силачей, поднимавших гири и игравших пудовыми и двухпудовыми тяжестями как пушинками. Прокатились на каруселях.
Андрей проводил Василису до дома и в дверях столкнулся с её отцом – купцом Рыбневым.
– Доброго здоровьичка, Нифонт Петрович, – поклонился Андрей.
– И вам не хворать.
Василиса юркнула в дом, а купец взял Андрея за локоть:
– Погоди немного, поговорить надо.
– Слушаю внимательно.
– Ты мне вот что скажи, Андрей. Нравится дочь моя?
– Нравится – скрывать не буду.
– Ты серьёзно к ней относишься?
– Более чем.
– За дочку переживаю. Ты пообещал в воскресенье прийти, а не заявился. Она ждала тебя, принарядилась. Ты если уж пообещал – делай.
– Я бы со всем удовольствием, Нифонт Петрович, да служба… Слышали небось про убийство девушек в городе?
– А то как же!
– Вот и ловили мы злыдня – даже спать некогда было. Тут уж не до свиданий.
– Понятно. Я уж грешным делом подумал – вертопрах какой. Задурил девке голову и забыл.
– Я не из таких.
– А коли не из таких – женись.
Андрей растерялся от предложения купца.
– Чего тянуть-то? Ты ей нравишься, она тебе люба. Должность у тебя на государевой службе заметная, дворянин, чин имеешь. Да и сколько тебе бобылём жить? А я за дочь приданое хорошее дать могу – человек я не бедный.
Андрей опешил. По его понятиям – с избранницей поближе познакомиться нужно, для того время требуется. А купец сразу берёт быка за рога.
Нифонт и сам, видимо, понял, что в поспешности своей слегка перегнул палку.
– Нет, я понимаю – невесту получше узнать надо, о роде её. Так я не против. Захаживай почаще. С Василисой познакомишься поближе, я тебе о роде Рыбневых поведаю – до седьмого колена. Тут такое дело: мать-то у Василисы десять лет как померла. Я – на торг, в лавку, да по делам, а за сиротинкой кому присмотреть? А годы-то летят, замуж ей надо. Подружки замужем уже все – уж дети есть. Я её знакомил с молодыми людьми, да все ей не по нраву пришлись. А ты, вишь, к сердцу припал.
Сказав всё это, Нифонт выжидательно уставился на Андрея, ожидая ответа.
– Захаживать почаще постараюсь, но твёрдо обещать не могу – служба.
– Понимаю, для мужчины дело – на первом месте. К тому же тебе с родителями поговорить надо, посоветоваться, благословение получить.
Ничего не скажешь, нахрапист купец!
Андрей откланялся купцу и, так и не попрощавшись с Василисой, ушёл. Дочь купеческая ему нравилась, спору нет. А вот была ли любовь?
Андрей, пока шёл домой, всё взвешивал, приводил доводы и сам же их опровергал. «Нет, пока не почувствую, что жить без неё не могу, – не женюсь, – решил он. – В конце концов, меня под венец никто не гонит. Похожу к Василисе, повстречаюсь – надо узнать её получше. Лишь бы время выкроить».
У входа в доходный дом, где квартировал Андрей, его поджидал служитель из экспедиции.
– И где тебя носит? Я уже полдня здесь провёл. Дворник уж подходил, интересовался – чего, мол, тут делаю? Небось подумал – не квартиры ли обокрасть хочу?
– Ты по делу, Василий? – прервал словоохотливого служителя Андрей. – Что-то говоришь много, а по сути?
– Да меня Лязгин послал за тобой.
– Случилось чего? – обеспокоился Андрей.
– Почти. Чичерин доложил императрице, что убийца найден и город может спать спокойно. Она и возжелала лицезреть участников.
Андрей удивился.
– Неуж к самой императрице на приём?
– Сам у Лязгина спроси, коли не веришь. Завтра утром – к нему.
Спал Андрей беспокойно. Всё представлял, как их примет императрица Екатерина. Честь для розыскной экспедиции превеликая. Глава юстиц-коллегии Чичерин – и тот не каждый день удостаивался такой чести, а ведь генерал… А кто такой Андрей? Класс самый низший, как и должность, правда – дворянин.
А утром, выбрившись до синевы, надев вычищенный с вечера сюртук, Путилов отправился в экспедицию.
Лязгин оглядел Андрея придирчиво, смахнул с его плеча невидимые пылинки. Но замечаний не сделал. Конечно, по такому случаю надлежало бы и новые одежды надеть, только не было у Андрея одежды новой, как и денег купить её. К тому же наступала осень, погода портилась, надо было зимнюю одежду приобретать.
Сели в пролётку – и к Чичерину. Тот выглядел ослепительно в прямом смысле слова. Сияли золотом эполеты, аксельбанты, ордена. Светло-голубой мундир новый, с иголочки, тщательно отутюжен, парик завит, усы нафабрены, кончики закручены лихо. Усы дозволялось носить по артикулу гусарам любого звания и старшим чинам на государевой службе.
Чичерин оглядел подчинённых и, не найдя изъянов, кивнул удовлетворительно.
– Едем!
Генерал уселся в свою карету, а пролётка экспедиции пристроилась следом. Ехать было всего ничего, пожалуй, что и пешком быстрее, только генеральский статус не позволял – не солидно!
Подъехали ко дворцу. К остановившейся карете подбежал лакей, распахнул дверцу. Чичерин вылез, важно оправил мундир. Сзади пристроились розыскники.
По широкой лестнице стали подниматься во дворец. Навстречу спускался молодой офицер конной гвардии. Чичерин раскланялся с ним, а когда поднялись выше, бросил через плечо:
– Знаете его?
– Никак нет, ваше превосходительство!
– Это Григорий Потёмкин. В большом фаворе у государыни.
Слышал о Потёмкине Андрей. Ходили слухи по городу, что в момент переворота поддержал Екатерину ещё совсем юный тогда конногвардеец Григорий. Вот и возвысила государыня офицера, впрочем, не его одного, братьев Орловых тоже. И питала особую любовь к гвардейцам Семёновского и Преображенского полков, на силе и штыках которых удалось сей переворот совершить.
Они вошли в большой зал, где сидели и стояли высокие чины. К Чичерину подскочил шустрый адъютант с аксельбантами, а запах – как из парфюмерной лавки. Андрею стало смешно. Чтобы скрыть улыбку, он стал глазеть на стены и людей.
На мраморном полу лежал огромный ковёр – настолько пушистый, что и шагов не слышно. Стены затянуты в красный шёлк, на банкетках с резными гнутыми ножками восседали важные чины. С потолка свисала огромная хрустальная люстра. Андрей почувствовал себя среди этой роскоши и великолепия маленьким и чуждым.
Ждать аудиенции пришлось долго. Адъютант подходил к важным господам и приглашал пройти к государыне.
Наконец очередь дошла и до Чичерина с его подчинёнными.
Адъютант распахнул половинку двухстворчатых дверей. Первым вошёл генерал, за ним – Лязгин, потом Андрей. Чичерин прошествовал куда-то в угол, поклонился. Лязгин и Андрей склонились тоже.
В углу, под балдахином, стоял на возвышении трон, на котором восседала государыня императрица. Белое лицо и руки выдавали редкое пребывание на солнце. Пышное платье скрывало фигуру. Возраста зрелого, но точнее сказать нельзя – на голове парик, веером обмахивается, всего лица и не видно.
– Ты что уставился на государыню? – прошептал Лязгин. – Глаза долу опусти.
Голос у императрицы оказался мелодичным и без акцента. А ведь говорили – немка. По-русски изъяснялась чисто, как славянка.
– Рада видеть, генерал. А пуще того – с известиями хорошими. День сегодня удачный. Как раз перед вами курьер был, сообщил, что Емелька Пугачёв, возмутитель казаков и татар, наконец-то пойман.
– Слава богу! – склонился Чичерин. – Многажды беды от него видели!
– Не о том сейчас речь. Подданные мои, что в городе проживают, наконец-то успокоились, узнав, что убийца и злодей, что женщин безвинно жизни лишал, пойман.
– Истинно так, ваше величество. Смею добавить, что при задержании моими людьми преступник был ранен и вскоре скончался.
– Хочу посмотреть на этих молодцев!
Чичерин отступил в сторону, открыв для обозрения розыскников. Лязгин и Путилов, сделав шаг вперёд, склонили головы. Никогда доселе никто из нижних чинов юстиц-коллегии не удостаивался чести аудиенции императрицы.
– Кто из вас злодея поймал?
Лязгин толкнул Андрея в бок, тот сделал шаг вперёд. Императрица благосклонно кивнула.
– Молод ещё, а выходит – умён и смел. Мне такие нужны. Чем генерал-полицмейстер наградил за службу верную?
Андрей обернулся на генерала.
– Три дня отдыха предоставил, ваше величество! – гаркнул Чичерин и покраснел.
– Да! За службу верную награждать щедро надобно. Какой чин носишь?
– Коллежского регистратора, государыня!
– С сего дня жалую тебе чин коллежского секретаря!
– Благодарю, ваше величество! – Андрей поклонился.
– А это кто? – Императрица веером указала на Лязгина.
– Начальник розыскной экспедиции, титулярный советник Лязгин, – бодро отрапортовал Иван.
– Хм, у такого молодца и начальник должен соответствовать. Жалую тебе чин надворного советника.
– Премного благодарен, ваше величество.
– И не токмо за заслуги ваши, хоть и за дело. Новую службу поручаю, затем и звала.
Голос императрицы стал повелительным, в нём появились жёсткие нотки.
– Фамилии ваши – Лязгин и Путилов – я уже не первый раз слышу. Граф Растопчин да князь Куракин премного довольны вашей службой были, не преминув упомнить о том на одном из балов. Но то – подданные мои. А теперь мне послужите!
Чичерин, Лязгин и Путилов склонили в знак повиновения головы и навострили уши.
– Не успели ассигнации появиться, как Ассигнационный банк с жалобой ко мне – мол, лживые бумажки хождение иметь стали. Непорядок! Фальшивые деньги устои государственные подрывают. Только с турками воевать закончили, как Емелька Пугачёв столпы государства сотрясать стал. Его споймали, так теперь с ассигнациями – беда! А это похуже Емельки! Поскольку вы лучшие, то вам величайше соизволяю и приказываю – найти злодеев, осмелившихся урон чинить государевым финансам!
Все трое поклонились и, пятясь задом, вышли.
– Вот это попали! – едва слышно сказал Иван. – Лживые деньги – это ведь Тайная канцелярия искать должна, только императрица, взойдя на престол, закрыла её.
– Хм, о чём это вы шепчетесь? – спросил Чичерин.
– О милости государевой, – нашёлся Иван.
– Да, повезло с чинами. Ты, Иван, на ступеньку выше поднялся. Надворный советник армейскому подполковнику равен. Чин достойный! А тебе, Путилов, вдвойне повезло! Сразу через чин перескочил. Что-то я не помню в своём ведомстве, чтобы вот эдак – из коллежских регистраторов в коллежские секретари. В каждом чине два года послужить надобно. А ты? Едва чин получил, как тут же через ступень скакнул?!
– За дело ведь, – вступился Иван за подчинённого.
– Помню! Только и про аванс не забывай. На ассигнациях этих и шею свернуть можно.
Они вышли из дворца. Андрей был полон впечатлениями: увидеть дворец и саму государыню императрицу так близко – такое, может быть, и случается… но только раз в жизни. Андрею хотелось поделиться с кем-нибудь радостью, рассказать, как выглядит Екатерина. Но рядом был только Иван, который и сам всё видел и, похоже, испытал точно такие же чувства и ощущения.
Они подошли с генералом к его карете, лакей открыл дверцу. Чичерин обернулся к своим спутникам:
– Вот что, господа! Об отдыхе забыть придётся. Позже догуляете. Сейчас необходимо заниматься поручением императрицы. Сама наградила вас и наказ дала. Подвести никак невозможно. На кону не только честь розыскной экспедиции, но и юстиц-коллегии. Я на вас крепко надеюсь. Держите меня в курсе расследования. Будет нужна помощь – обращайтесь, помогу всем, чем можно. Дело ведь – государственной важности.
Генерал для важности поднял вверх указательный палец. Уселся в карету. Лакей захлопнул дверцу.
– Трогай, любезный!
Карета с генералом уехала.
– Ни фига себе, Андрей, дела! Наградили щедро, слов нет. Но и запрягли изрядно. Я ведь знаю, в банке сами пробовали искать, откуда фальшивки всплывают, да не нашли. Если мы дело раскрутим, наградят. Только тяжело. Я даже не знаю, с чего начинать. Ну а если опозоримся, попрут нас из экспедиции, как пить дать попрут!
Андрей уже обратил внимание на то обстоятельство, что в начале каждого крупного дела Ивана одолевали сомнения в силах, даже самой возможности расследовать преступление. Тем не менее каждый раз Иван собирался с силами, слушая версии подчинённых, и умел выбрать правильный путь расследования. Вероятно, это была осторожность, помноженная на опыт.
Они отошли от дворца. К парадному входу пролётки не подпускались, стояли в сторонке. Уселись в пролётку.
– Кончился твой отдых, Андрей, считай – ты снова на службе. Давай думать, с чего начинать будем.
– Иван Трофимович, ты сам когда-нибудь ассигнации в руках держал?
– Приходилось как-то. А что?
– Я их в глаза никогда не видел. Давай в Ассигнационный банк поедем – пусть покажут, как ассигнации разного достоинства выглядят и как подделку от настоящей купюры отличить.
– Разумно, поедем.
В Государственном ассигнационном банке их встретили приветливо. Когда Лязгин представился и объяснил цель визита, их привели к товарищу председателя.
– Чем могу быть полезен, господа?
Лязгин снова представился и объяснил, что самой государыней не далее как сегодня отдан приказ о поиске фальшивомонетчиков, печатающих поддельные ассигнации.
– Да, мы и сами этим чрезвычайно обеспокоены. Пробовали проводить расследование, но – увы!
Банкир развёл руками, пыхнул трубочкой.
– Чем могу помочь?
– Нам бы поглядеть на настоящие и поддельные ассигнации.
– Это можно.
На звон колокольчика вошёл секретарь. Банкир объяснил, что требуется, и вскоре на подносе стопка ассигнаций была доставлена.
Банкир виртуозно разложил на столе пачку разноцветных ассигнаций.
– Пожалуйте взглянуть, господа! Перед вами все выпущенные ассигнации номиналом пять, двадцать пять, пятьдесят, семьдесят пять и сто рублей. Извольте-с!
Андрей с Иваном подошли к столу, осмотрели ценные бумаги. Почти квадратные, размером ладонь в высоту и чуть поболее в ширину.
– Вы знаете, господа, что ещё со времён Петра для фальшивомонетчиков введена смертная казнь? Тем не менее подделок меньше не становится. Монеты чеканят на Сестрорецком оружейном заводе, на Петербургском и Московском монетных дворах. Их тоже подделывают, но большой угрозы государству фальшивки не создают. А с ассигнациями – другое дело. Стоимость просто несоизмерима. Кстати, молодой человек, вы держите в руках подделку.
Андрей удивился. На его взгляд, ассигнация, которую он держал в руке, ничем не отличалась от других, лежащих на столе.
Заметив его недоумение, товарищ председателя вложил Андрею в левую руку другую ассигнацию.
– В этой руке – настоящая, а в правой – подделка. Попробуйте найти разницу.
Легко сказать! Андрей видел и держал ассигнации в первый раз, и как выглядят настоящие – не знал.
Ассигнации в двадцать пять рублей были белые, пятирублёвые – голубые, семидесятипятирублёвые – тоже белые. На бумаге были водяные знаки, образовывающие рамку, расположенную рядом с рамкой узорчатой, напечатанной чёрной краской. Такой же краской печатался текст ассигнаций. В рамку были заключены надписи: вверху – «Любовь к Отечеству», внизу – «Действует в пользу оного». По бокам, слева и справа, располагались одинаковые надписи: «Государственная казна». По углам рамки под коронами – гербы четырёх царств: Астраханского, Московского, Казанского и Сибирского. На каждой ассигнации – два сенатора – директор правления банков и директор местного банка проставляли собственноручные подписи чернилами.
Ассигнации печатались при Сенате в Особой экспедиции господина А. Вяземского.
Вверху на ассигнациях печатался номер. А сам текст гласил: «Объявителю сей государственной ассигнации платить ассигнационный банкъ пять рублей ходячею монетою».
Андрей был удивлён – лёгкая бумажка, а стоит больше, чем всё его жалованье. Ну – это он не о пятирублёвке, а о пятидесяти рублях.
«Интересно, а по новому классному чину, что сегодня высочайшим повелением жалован, сколько он будет получать?» Мелькнула мысль и пропала.
– Вот, господа, извольте посмотреть – подделка из самых простых. Злодеи берут ассигнацию в двадцать пять рублей, чернят тушью низ цифры «два», немного белилами подрисовывают, и получается…
– Семьдесят пять рублей! – воскликнул Иван.
– Абсолютно точно! Но кассиры наши различают подобное сразу. Вот попробуйте сами, поскребите ногтем.
Иван осторожно царапнул ногтем; тушь осталась на пальце, и подделка стала видна.
– Скажу вам по секрету, господа. По договорённости с Сенатом мы изменяем цвет двадцатипятирублёвой ассигнации. Совсем скоро она будет розоватой, и подделывать её станет невозможно. Хуже другое. Ассигнации стали печатать в какой-то типографии, причём довольно высокого качества. Вот, полюбуйтесь!
Товарищ председателя выложил перед розыскниками две ассигнации в сто рублей. И как ни осматривали их Иван с Андреем, разницу увидеть не смогли.
– А вы на просвет поглядите. Водяных знаков на подделке нет, и бумага не того качества.
Каждый взял по ассигнации и, повернувшись к окну, рассмотрел её на свет. И в самом деле – на одной ассигнации не было рамки из водяных знаков. Помяли в руках. Настоящая ассигнация была напечатана на более тонкой бумаге и шуршала в руке не так, как фальшивая.
Андрей с Иваном переглянулись. Чем больше тонкостей им рассказывал и показывал банкир, тем яснее им становилось – дело очень сложное.
На прощание банкир подарил им несколько образцов поддельных ассигнаций разного достоинства.
– Желаю удачи и успеха, господа! Очень надеюсь на вашу помощь!
И проводил их скептической ухмылкой.
Они уселись в пролётку. Оба молчали, переваривая информацию.
Кучер обернулся, зевнул.
– Иван Трофимович! Мы едем или будем спать?
– В экспедицию!
Лошадь тащилась еле-еле: кучер понял, что оба пассажира погрузились в свои думы, и спешка ни к чему.
В экспедиции уже прознали откуда-то – скорее всего, из юстиц-коллегии – о присвоении новых классных чинов сослуживцам. Бросились было поздравлять, да глядя на задумчивые лица Ивана и Андрея, отошли.
Запершись в кабинете Ивана, розыскники стали обмениваться идеями.
– Давай сразу отбросим подделки двадцатипятирублёвок в семидесятипятирублёвые. Всё равно эту ассигнацию печатать не будут, подделать её легко – кассиры на местах сами подделку обнаружат. Иначе половину России хватать можно.
– Принимается. Ещё?
– Я вот о чём подумал. – Андрей откинулся на спинку стула. – Для того чтобы печатать ассигнации, нужно три вещи: бумага, краска и станок печатный.
– В самую точку. Я об этом же думал.
– Бумага – это одна ниточка к злодеям, краска – вторая, станок – третья. И все ниточки должны сойтись в одном месте.
– Логично. Где все ниточки в клубок завяжутся, там злодей.
– Так вот, полагаю, для начала надо у лавочников да купцов разузнать, кто у них бумагу и краску типографскую покупает. Уже определится круг подозреваемых. Со станком сложнее. Его в открытую для чёрных дел никто не купит. Или из-за рубежа привезли, или старый станок купили, скажем – из разорившейся типографии.
– А вдруг сами злодеи сделали?
– Сложно самому – литьё нужно, разные шестерёнки. На коленке не сделать.
– Принимается. Кое-какие идеи появились – это хорошо, теперь проверять их надо. Вот что, подпрягу я под это дело людей из экспедиции. Всё равно горящих дел нет никаких, а поручение императрицы исполнить быстро надо.
– Быстро – понятие расплывчатое. За три дня не управимся.
– А никто такого срока не ставил. Я людей пошлю по лавочникам да купцам – пусть по краске да бумаге поспрашивают. А ты займись станком. Если найдём печатный станок, то считай, половина дела сделана.
– Я бы не зарекался. Представь: нормальная типография, днём работает вполне добросовестно, а ночью печатник без ведома хозяина делает чёрное дело. А владелец вообще ни при чём, поскольку ничего не знает. Тираж-то невелик, за час-два напечатать можно сотню ассигнаций.
– Принимается, как вариант. Ты когда-нибудь был в типографии, видел, как печатают?
– Один раз, давно и мельком. Друг у меня там работал.
– Вот и сходи – посмотри, как это делается, может, что умное в голове и мелькнёт. Тут недалеко – в Солдатском переулке да на Захарьевской улице типографии есть. Прогуляйся.
Андрей нашёл маленькую типографию в Солдатском переулке. Находилась она в подвале и была невелика – располагалась в двух комнатах. Сам владелец и был печатником – молодой, лет тридцати мужичок славянской внешности: русый, нос картошкой, одет в чёрный халат, руки измазаны чёрной краской.
Андрей представился:
– Коллежский секретарь Путилов, из юстиц-коллегии.
– Чего господин хороший хочет? Да вы садитесь… – владелец убрал с лавки стопу бумаги.
– Хотел бы узнать, где берётся бумага и краска, где можно печатный станок купить.
– Подозреваете в чём? Так прямо и скажите! – насупился печатник.
– Ради бога, любезный! Не о вас вообще речь! Для дела мне потребно.
– А… – отмяк печатник, – бумагу заказчики приносят, а купить её в любой писчебумажной лавке можно. Как и краску. Только с краской беда, никак не приноровишься: то сохнет долго, то липкая, текст смазывается.
– А станок?
– Со станком мне повезло. На пристани у Биржи – ну, где шары гранитные, купил по случаю. Наших, русских, станков не выпускают. А иностранцы, когда к нам везут, сразу и шрифт привозят.
Андрей вопросительно поднял брови.
– Шрифт – это буковки русские, только в зеркальном отображении. Прежде чем печатать, сначала текст подобрать надо. Гляди.
Печатник достал из станка железную плиту с буквами.
– Вот здесь текст набран, закладываем его в станок, подаём бумагу и тянем эту ручку. Попробуй.
Андрей потянул ручку, станок захрустел шестернями, и плита с буквами опустилась на бумагу.
– Отпускай.
Андрей поднял рычажок, и печатник достал из станка отпечатанный лист бумаги. Остро запахло краской.
– Осторожнее, господин хороший, измажетесь.
Краска и впрямь пачкала руки.
– Значит, напечатать можно всё, что хочешь?
– В общем да.
– И ассигнации?
– Краска разная нужна, и бумага особая, с водяными знаками. Для этого дела лучше китайской рисовой ничего нет.
– А наша не годится?
– Толста слишком, тонкий рисунок на ней не напечатаешь.
– И где эту бумагу берут?
– В лавке. Вопрос только в цене.
– Спасибо.
Андрей откланялся и ушёл.
Тонкостей в работе оказалось много. Во-первых – шрифт. Андрей и слова такого раньше не слыхал. Он достал поддельную ассигнацию, присмотрелся. А ведь шрифт не такой, как у печатника! Стало быть, изготовили специально.
Он вернулся в типографию.
– А скажи-ка, любезный, шрифт вот этот – он одинаковый на всех станках?
– Нет, конечно. Даже для одного станка он может быть разным. Заглавные буквы побольше – для них шрифт один, крошечные буковки поменьше – для них другой.
Андрей достал из кармана ассигнацию.
– А вот такой? Получится он на твоём станке?
– Получится, если шрифт сделать. Но ведь на ассигнации не только шрифт – узор делать надо.
– А как его делают?
– Гравёр нужен. Он должен сначала форму сделать – чем рамку печатать. Их в городе не так и много: Варфоломей с Галерной улицы, Пётр с Лучного переулка, Иван со Знаменской, ещё один Иван с третьей Госпитальной, Генрих – немец с Итальянской улицы. Пожалуй, это и всё. Ну, может, и упустил кого.
– Спасибо.
– Никак подделки печатать решил? – не без ехидства в голосе спросил печатник.
– Если бы! – вырвалось у Андрея. – Наоборот, злодея ищу.
Андрей вышел из типографии. Его одолевали самые противоречивые мысли: «Что теперь делать? К Лязгину идти или к гравёрам? Сомнительно, что гравёр сами сознаются, что изготовляли форму для рамки. Доказательства нужны, а где их взять? Нет, надо к Лязгину идти – советоваться».
Лязгин сидел за столом, обложившись со всех сторон бумагами.
Андрей подробно рассказал о посещении типографии.
– Гравёры, говоришь? У меня вон уже не один лист исписан – кто бумагу продаёт. Людей нагрузил, землю носами роют, да пока ничего ценного. Мне думается, что бумага и гравёры ничего нам не дадут.
– Это почему же?
– Бумагу эту рисовую многие покупают. Купил небольшую стопку у одного, другого – и всё. Подделки печатают-то не такими большими объёмами, как банк. Из одного листа четыре ассигнации получаются. А гравёры, у которых рыльце в пушку, сразу не сознаются. Ведь по Указу за подделку денег – смертная казнь.
Андрей уселся на стул.
– Я чувствую, у тебя другая идея возникла. Поделись.
– Старый дедовский способ – надо танцевать от печки.
– Не понял.
– Со сбытчиков. Это самое слабое и уязвимое место. Надо хотя бы одного-двух взять. Разговорятся субчики – это я обещаю.
– И где же этих сбытчиков искать? По-моему, это непросто.
– Непросто, – согласился Иван. – Предлагаю человека, а может, и двух в банк поставить. Как придут с подделками, кассир знак подаст – сразу и хватать злодея.
– А может, он и не злодей совсем. Представь: купцу за товар ассигнацию дали, а она поддельная.
– Хм, может такое случиться. Только ассигнациями за большую партию товара платят. А таких покупателей купцы в лицо и по имени знают.
Андрей задумался.
– Пожалуй, можно попробовать.
– Вот завтра с утра и займёшься. Всяко быстрее получится, чем гравёров этих искать. В напарники себе любого бери.
– Михаила возьму.
Иван улыбнулся:
– Не забыл подельника, с кем переодетым ходил?
– Я в нём уверен.
С утра оба отправились в Ассигнационный банк, объяснили управляющему ситуацию. Тот был только «за». Вызвав кассиров, управляющий растолковал им задачу – при обнаружении подделок дать знак розыскникам.
– А какой знак? – спросил пожилой кассир.
– Ну, скажем, покашляйте. Только не насторожите злодея – не делайте удивлённое лицо и не смотрите на нас.
Кассиры отправились по местам, а Михаил с Андреем – в общий зал, нашли место на лавках.
Время тянулось медленно. В банк постоянно приходили и уходили посетители. И от постоянного мельтешения незнакомых лиц Андрей устал.
Они едва досидели до закрытия банка. Уж лучше по городу бегать – даже в женской одежде, чем сиднем сидеть на одном месте.
И второй день прошёл бесполезно… и третий…
И лишь на пятый день, когда Андрей почти разочаровался в идее Лязгина, им наконец повезло. Один из кассиров кашлянул, потом ещё и закашлялся всерьёз – даже лицо побагровело, и слёзы выступили. То ли перестарался кассир, то ли на самом деле кашель одолел – вдруг у человека простуда?
Однако перед окошком кассира стоял человек – мужчина в дорогой накидке, из-под которой выглядывали забрызганные грязью добротные сапоги, и шляпе. Стоял он спиной к розыскникам, и лица его видно не было.
Андрей насторожился, оглянулся на Михаила. Проклятье! Его не было на месте. По нужде ли отошёл, или ещё что, но помощника не было.
«Брать его в зале или на улице, чтобы посетителей не пугать? Или проследить за ним до дома? – лихорадочно просчитывал в уме варианты Андрей. – Пожалуй, на улице возьму. Если за ним идти, вдруг случайно в толпе затеряется, тогда ищи-свищи».
Мужчина отошёл от стойки и направился к выходу. Навстречу ему шёл Михаил. Встретились они в маленьком тамбуре – между двумя дверьми со стеклом. Андрей сделал зверское лицо и взглядом показал Михаилу на мужчину.
Надо отдать должное – Михаил сообразил сразу. Он что-то спросил у мужчины, загораживая выход. Андрей вошёл в тамбур и, схватив мужчину сзади за руку, попытался заломить её. Но мужчина был физически силён, он вырвал руку и оттолкнул Михаила, пытаясь пробиться к двери. Андрей, не мешкая, выхватил из-за пояса пистолет и рукоятью его ударил мужчину по голове. Тот упал на пол.
– Бери его слева – и в комнату охраны, – скомандовал Андрей.
Мужчину подхватили с обеих сторон и затащили в комнату охраны, рядом с входом в банк. Захват произошёл молниеносно, и никто из посетителей ничего не понял. Мало ли, может, плохо человеку стало?
Мужчину уложили на лавку.
– Тебя где носило? – осерчал Андрей. – В самый нужный момент пропал.
– До ветру бегал – живот скрутило.
– Ни раньше, ни позже. Ладно, снимай с него ремень, вяжи руки. Я карманы проверю.
Михаил стянул с мужчины ремень и стал связывать ему руки, Андрей наконец-таки взглянул мужчине в лицо – видел-то он его только со спины. Лицо было ничем не примечательное – лет сорока, бритый, кожа загорелая – видимо, под солнцем часто бывает. Хотя какое сейчас солнце – холодно на улице, промозгло, дождь льёт.
Во внутреннем кармане верхней одежды Андрей нащупал что-то плотное, вытащил. Нечто вроде портмоне. Открыл – ого! Да там ассигнаций полно! Прихватив кошелёк, Андрей на ходу бросил Михаилу:
– Присмотри за ним, я сейчас!
А сам – к кассиру:
– Чего кашлял?
– Знак давал – вы же сами просили…
– Ну так не до синевы кашлять-то!
– Получилось так. Мужчина этот две ассигнации сдал для обмена, обе – подделки. Вот они.
– Ну-ка, вот эти посмотри.
Андрей достал из кошелька ассигнации. Кассир внимательно осмотрел их.
– Подделка! Хорошая подделка!
– Что – все?
– До единой!
Андрей в душе возликовал. Не промахнулись! Ведь поддельная ассигнация могла быть единственной и попасть к человеку абсолютно случайно. И сразу встал вопрос: а почему мужчина пошёл с подделкой в банк? Для пробы? Мол, если эти пройдут, так и другие сбыть можно? Одни только вопросы. Ничего, злодей взят с поличным, и значит, на все вопросы скоро будут получены ответы.
Андрей пошёл в комнату сторожей. Ещё за дверью он услышал возню. Распахнул дверь – по полу катались двое мужчин. Михаил боролся с задержанным. Что за неуёмный тип?!
Андрей улучил момент и сапогом сильно ударил задержанного по почке. Мужчина взвыл и затих.
– Поднимайся! – Андрей подал Михаилу руку. – Что это ты с ними решил силами меряться?
– Как ты ушёл, он очухался, да как лягнёт меня ногой! Я упал, он на меня прыгнул.
– Злобный какой-то. Ладно, иди пролётку или телегу ищи. Не вести же его пешком по городу – больно прыткий.
Михаил вышел, Андрей достал пистолет и взвёл курок.
– Ежели шевельнёшься, ногу прострелю, – пообещал он задержанному.
Лицо мужчины скривилось в злобной ухмылке.
– Всё равно ничего не скажу.
– А я и не спрашивал. Вот начальник мой спросит, ему ты и ответишь.
– Это мы ещё посмотрим, – процедил мужик.
– А мы послушаем. Заткнись!
Вошёл мокрый Михаил.
– Нашёл пролётку.
Андрей направил пистолет на задержанного.
– Иди, только помни про мои слова.
Михаил пошёл первым, за ним мужчина, Андрей с пистолетом в руке – сзади, слегка приотстав.
Михаил с Андреем уселись на сиденье, задержанного положили на пол. И не для того, чтобы власть свою показать, покуражиться. С пола вскочить или ударить труднее. Мужик был силён, и Андрей проявил благоразумную осторожность.
Извозчик, узнав адрес и увидев потом здание экспедиции, денег не взял.
Задержанного ввели в экспедицию.
Андрей вошёл в кабинет Ивана и положил на стол чужое портмоне.
– Здесь поддельные ассигнации. Предъявителя взяли в банке. Резвый, убечь хотел – связали.
Иван не смог сдержать радости.
– Во! Я же говорил – от сбытчиков начинать надо. Заводи!
Андрей приоткрыл дверь, и в кабинет ввели задержанного мужчину. Зашёл и Михаил.
Андрей и Михаил уселись на лавку, задержанный остался стоять.
– Как звать? – Иван поднял голову и, слегка привстав со стула, опёрся обоими кулаками о столешницу.
– Селивёрстов Тимофей.
– Где поддельные ассигнации взял?
– На-кось, выкуси! – Мужчина дёрнул руками, видно, кукиш хотел показать. – Ничего я не скажу.
– Зарекалась девка, да бабой стала. Это ты сейчас такой смелый. А как на дыбу попадёшь, да захрустят суставчики, да юшкой кровавой умоешься – не то что заговоришь – запоёшь, как соловей.
Мужик молчал.
– Ну и чёрт с тобой! Тебе же хуже будет. В камеру его!
Михаил ушёл и вернулся с надзирателем.
– В железа его, и смотреть в оба!
– Сделаем, Иван Тимофеевич!
Надзиратель и Михаил, сопровождая задержанного, ушли.
– Чего делать с ним будем? Он ведь сбытчик. Если молчать будет, как типографию найдём?
– У судейских палач есть, мастер своего дела. Попытаем немного – всё и скажет. Он сбытчик, птица небольшая, а нам головку, главаря взять надо. Потому, даже если он и умрёт под пытками, должен сказать всё. Это повеление императрицы, а мы, как её подданные и государевы служащие, должны его исполнить.
С палачом и его работой Андрей допреж не сталкивался.
– Завтра приходи не в самой лучшей одежде. Мы с тобой при палаче будем – надо же допрашивать с умом да записывать.
– А без меня нельзя?
– Как классный чин получать, так он приглашённый явился. Нет, брат, наша служба бывает и опасной, и грязной, и неприятной. Думаешь, я удовольствие получаю, когда палач человека пытает? А нужно! Он ведь добровольно говорить не хочет.
Радость от задержания сбытчика погасла. Предстоящее завтра уже заранее вызывало у Андрея неприятие – вплоть до тошноты.
Спал Андрей плохо, ему снились кошмары – тёмные фигуры, кровь, крики. Несколько раз он просыпался в поту.
Утром по совету опытного Лязгина он надел старенькую одежду, едва поел и, забыв побриться, пошёл в экспедицию, как на казнь.
Иван же, напротив, был в настроении.
– Чего нос повесил? Сбытчика же взял? Стало быть, ухватились за конец ниточки. Глядишь, и весь гнусный клубок размотаем. А сбытчик что? Сам виноват! Никто не заставлял его поддельные ассигнации сбывать, и что они поддельные, он знал – иначе не убегал бы. И к палачу я его не тянул – сам говорить отказался. Человек сам волен выбирать дорогу, по которой идёт. Ведь ты же не стал бандитом?
– Так я из дворянских детей. Мне никак не можно!
– А тысячам других мужиков, которые тянут солдатскую лямку или на верфях суда строят? Они же тоже в злодеи не пошли? Нет, брат, стержень у человека быть должен. Не убивать, не красть, не подличать. Как в библейских заповедях. Ладно, пошли, палач в подвале ждёт – подъехал уже.
Они спустились в подвал.
Андрей здесь как-то уже был. Ничего примечательного – коридор, по обе стороны решётки с узилищами.
Прошли в самый конец коридора, за закрытую дверь. Сводчатые потолки, казалось, давили. Окон не было, помещения освещались факелами.
Посередине камеры, в которую они вошли, лежало бревно на козлах, и к нему был привязан вчерашний пойманный – Селивёрстов Тимофей. Справа в углу стоял допотопный, но крепкий стол, рядом – два стула, помнивших, наверное, ещё Петра Великого. Из тёмного угла слева навстречу им шагнул человек в тёмных одеждах и кожаном фартуке поверх них.
– Здравствуй, Иван Трофимович! Давненько не виделись.
– И тебе доброго здоровья, Пантелей! Приступай. А ты, Андрей, пиши.
Андрей уселся за стол. Чернильница с запасом перьев и стопка бумаги здесь уже были на столе.
– Пиши: «Сего дня, осьмнадцатого ноября…»
– Сегодня уже девятнадцатое.
– Тогда пиши: «…девятнадцатого проводится допрос злоумышленника Селивёрстова Тимофея, уроженца… Тимофей, ты где родился?
– В Твери, – глухо ответил Тимофей.
– …уроженца Твери, пойманного на сбыте… записал? – обратился он к Андрею.
– Пишу.
– …на сбыте поддельных ассигнаций в сумме восемьсот двадцать пять рублей».
– Вот это деньжищи! – удивился Пантелей. – Это же сколько лет мне надо работать, чтобы иметь столько?!
Иван невозмутимо продолжил:
– Поскольку вышеуказанный добровольно сообщить сведения о главаре и подельниках отказался, допрос проводится с пристрастием и применением устрашения… Тимофей, ты не передумал? Не поздно ещё.
– А не пошёл бы ты, господин хороший… – Тимофей витиевато выматерился.
– Не хочет. Пантелей, приступай.
Пантелей развязал большую сумку и выложил на железный поднос свои инструменты – разные щипчики, шило.
Андрей отвернулся.
Пантелей подбросил поленьев в камин, что едва тлел в углу. Сухие чурки вспыхнули, едва осветив камеру. Остро запахло дымом и смолой.
Пантелей сунул в огонь железную кочергу, подождал, пока не накалится конец, вынул её и плюнул на железо. Зашипело. Палач деловито подошёл к Тимофею и ткнул кочергой в живот. Злодей дёрнулся, заорал.
– Это только начало. Лучше всё расскажи сам.
– Всё равно по указу царскому мне смертная казнь положена, – стиснув зубы, проговорил Тимофей.
– Даже если и повесят, к эшафоту сам подойдёшь. А до суда ещё дожить надо, не мучаясь. Подельники твои небось казённую пьют да девок тискают. А ты тут лежишь. Если умрёшь, думаешь, они о тебе вспоминать будут? Другого дурака найдут!
– Не было у меня подельников! Я сам!
– Тогда адрес назови. Мы посмотрим – что за станок, где подделки держишь. Ежели не врёшь, пытать не будем.
Тимофей, не ожидая, что сказанное им будет проверяться, замолчал.
Иван кивнул.
Пантелей взял с железного подноса щипчики и откусил ими мизинец на руке Тимофея. Пытаемый заорал так, что у Андрея мурашки по коже побежали.
Тимофей замолк и стал материться.
– Ты кроме мата других слов не знаешь? – укорил его Пантелей. – Кабы от тебя признание не было нужно, я бы тебе язык отрезал.
И деловито откусил щипчиками ещё один палец. Брызнула кровь, Тимофей снова заорал.
– Можешь орать, но тебе это не поможет. Лучше говори, – невозмутимо посоветовал наблюдавший за допросом Иван.
– Жалко – до Москвы да до Питера Пугачёв не добрался. Всех бы вас под нож, ненавижу!
– О! Уже интереснее. Емелька твой в Москву уже доставлен в кандалах да железной клетке. Вскорости суд будет, четвертуют, должно. И ты за ним отправишься. Так что не поможет тебе Емелька!
– Не скажу ничего!
– Пантелей, продолжай.
Палач достал из сумочки деревянное приспособление – вроде столярной струбцины, приладил его к стопе пытуемого и закрутил винт. Тимофей застонал. Пантелей затянул туже. Злодей завыл, и палач крутанул винт ещё. Тимофей кричал и бился на бревне.
– Ты – враг государства, стало быть, и мой личный. Жалеть тебя я не собираюсь, – жёстко сказал Иван. – Или говори, или такие муки перенесёшь – не рад будешь, что родился. Только умереть раньше времени мы тебе не дадим, не надейся.
Но Тимофей, похоже, не слышал. Он то орал, то стонал, дёргался и извивался на неудобном ложе.
– Крути ещё!
Пантелей затянул винт, раздался хруст костей, Тимофей дёрнулся и обмяк.
– Без сознания, – спокойно констатировал палач. Он ослабил зажим и снял струбцину с ноги. В углу комнаты взял ведро с водой, плеснул в лицо Тимофею. Тот вздрогнул и открыл глаза.
– Ну вот, ожил, – почти ласково сказал палач. – Одну ногу-то я раздробил тебе, сейчас за другую примусь.
Андрея затошнило, но он смог побороть приступ дурноты, несколько раз глубоко вдохнув ртом. А палач деловито наложил струбцину на другую щиколотку.
– Не надо, не надо, – запротестовал Тимофей.
– Твоя воля, не надо – так не надо, – покладисто согласился Пантелей. – Тогда говори! Видишь, господа ждут!
Иван подошёл к Тимофею поближе.
– Говори всё как есть, врать не думай – будем проверять. Кто главарь и где он?
– В Москве. Староконюшенный переулок, четвёртый дом от лавки купца Анкудинова.
– А имя и фамилия у него есть?
– Полупан Игорь.
Иван выразительно посмотрел на Андрея – далеко от столицы связи идут.
– Пишешь ли?
– Успеваю.
– А где печатают богомерзкие подделки?
– То мне неведомо. Я лишь сбываю ассигнации. До этого только купцам за товар, а тут – как чёрт под руку толкнул. Дай, думаю, попробую в банк. Если пройдёт, так всю пачку на монеты и поменяю.
– Ещё подельщики есть?
– Есть, я не один. У Полупана помощник есть – я его видел. Воды можно испить?
– Пантелей, напои человека.
Тимофей напился, перевёл дух.
– А ещё кого знаешь?
– Вроде меня сбытчики есть. Двоих точно видел: один из Пскова, другой – московский.
– Откуда знаешь, что он из Пскова?
– Один раз мы с ним в трактире сидели – покушали, казённой выпили, поговорили. Звать Сергеем, а где живёт – не говорил, да я и не спрашивал.
– Как к Полупану попал?
– Сына в солдатах до смерти запороли, вот я и решил власти мстить. На рынке познакомился со шпаной, они меня на Полупана и вывели. Вид, говорят, у тебя почтение вызывает, рожа не разбойничья – как раз для таких дел.
– Ну вот, молодец. Сказал бы сразу, и нога была бы цела. Про что ещё забыл сказать?
– Про что спрашивали – сказал.
– Тогда всё на сегодня. Тебя в камеру твою отведут, покормят. Отдыхай. А впредь будь поумней – целее будешь. Пантелей, спасибо за работу.
– Да мы завсегда рады помочь.
Иван с Андреем поднялись в кабинет.
– Как думаешь, не врёт? – поинтересовался Иван.
– Не уверен, проверять надо.
– Не только проверять. Если обнаружим доказательства, сразу в железа брать надо. Ты же сам видишь – шайка целая, да ещё в разных городах действуют. Чуешь, к чему клоню?
– Нет пока, Иван Трофимович.
– Ехать нам в Москву надо – там главарь, там типография. Вот что, я такие дела решать не вправе, власти у меня такой нет. Сейчас пойду к генерал-полицмейстеру, доложу всё – пусть он и решит. Ты пока можешь отдыхать, а утром – ко мне.
Андрей посмотрел на часы, стоявшие на полу – большие, деревянные, с боем и двумя медными гирями. А время-то уже за полдень перевалило. Можно и к Василисе зайти, тем более что предстоял отъезд, и похоже – надолго.
