Книга: Чистодел
Назад: Глава 39 Сон мне снится: вот те на
Дальше: Глава 41 Записки паркинсоника

Глава 40 Все те же и они же. Позови меня тихо по имени

Изрядно за пятьдесят, роста не просто среднего, а очень даже. Не тощий и не толстый, приятно упитанный. Одет довольно легкомысленно, хотя и по погоде: небесно-голубые слаксы, сиреневая распашонка свободного покроя и рыжеватые мокасины на босу ногу. А еще белая капитанская фуражка с крабом набекрень. Милый, приветливый и обаятельный. Вот и все, что я могу о нем сказать.
А еще барин, самый что ни на есть настоящий, хотя совсем не стремится им выглядеть. В отличие от многих других. Иной такой постоянно намекает на наследственное дворянство, сутками фрак не снимает, даже родовым гнездом и дворовыми обзавелся по случаю, а все равно больше чем на лакея никак не тянет. Сей господин — совсем другое дело.
Я забыл сказать, что живу в гостинице по соседству с этим милым и обаятельным человеком. У нас номера на пятнадцатом этаже дверь в дверь. В последние дни мы с ним довольно часто сталкивались и каждый раз вежливо раскланивались.
— Доброе утро. — Он расплылся в приветливой улыбке, мельком глянул на часы. — Хотя уже можно сказать, что наступил день. — Этот господин плавно вскрыл и продемонстрировал мне маленькую стеклянную, а не плебейскую пластиковую бутылку с французской минеральной водой. — Без газа, подойдет?
Мне сейчас любая вода в радость: французская, немецкая, тувинская, из лужи, даже из унитаза. Лишь бы оросить наждачной сухости глотку и как-то осадить печенку, рвущуюся наружу.
— Не откажусь, — вполне себе светски отозвался я.
— Вот и прекрасно, — непонятно чему обрадовался он. — Освободите человеку руки, — бросил барин, обращаясь к Ваньке, не оборачиваясь, как-то через губу.
— Вообще-то… — начал было тот.
— Не заставляйте меня повторять, — с брезгливой скукой в голосе проговорил мой спаситель.
Рудиков еле слышно вздохнул, подошел ко мне, извлек из кармана несерьезных размеров складной ножик и крошечным лезвием бритвенной остроты легко, как паутину, разрезал несколько слоев скотча.
— Всем спасибо, — прошипел я, тут же схватил емкость любезно протянутую благодетелем, и приник к горлышку, как пионер к горну.
Счастье-то какое! Жаль только, что бутылочка оказалась не того размера. Мне бы сейчас банку литра на три. А еще лучше — ведро. Я блаженно ухнул, подождал, пока внутрь меня упадет последняя капля воды, и интеллигентно поставил опустевшую бутылку на пол возле ножки стула.
— Сигаретку? — Сей господин раскрыл портсигар и одарил меня «верблюдом», по виду вполне себе адекватным, заокеанским, а не произведенным где-нибудь за углом один бог знает из чего.
Он любезно щелкнул зажигалкой.
— Еще раз благодарю, — проговорил я сквозь дым и заткнулся.
Дальше разговаривать будет другой человек. За тем он сюда и пришел.
— Как насчет чашечки чая? — спросил он, придвинул ногой стул, уселся на него верхом, повернул голову, наконец-то глянул на Рудикова, замершего в углу, и повелел: — Не сочтите за труд, распорядитесь насчет бутербродов, кофе для меня и чая для нашего гостя.
Ванька очень по-доброму посмотрел на него, вышел и вскоре вернулся. За прошедшие годы он ни капли не растерял исполнительности.
Не успел я докурить вторую сигарету, как дверь после деликатного стука растворилась. Распухший от мускулатуры мужик с физиономией пошире моих плеч поставил на стол кусок картона, исполняющий роль подноса, с несколькими пластиковыми стаканчиками и тарелкой посередине, дождался кивка и вышел.
От чая я отказываться не стал, а вот бутерброд с сухой колбаской гордо проигнорировал. Отбитая печень, как известно, аппетиту не подруга. Зато мой бывший однокашник не постеснялся. Проглотил, аки птица баклан, первый бутерброд, отхлебнул кофе и тут же потянулся за вторым.
— А вас я не задерживаю.
Эти слова были сказаны безукоризненно вежливо, но все равно прозвучали как: «Пшел вон!». Даже чуть хуже.
— Не понял. — Бывший ботаник, а нынче мужчина изрядной крутизны изумленно поднял бровь.
— И не надо. — Толстячок ослепительно улыбнулся. — Просто исполняйте.
— Могу я хотя бы кофе допить?
На Ваньку было жалко смотреть. Этот барин только что со всем возможным светским хамством вытер об него ноги. Представляю, как же ему хотелось дать адекватный и асимметричный ответ!
— Конечно, можете, — заявил дядечка приятной полноты, отхлебнул из стаканчика, слегка поморщился. — Только не здесь, — сказал он и неторопливо закурил. — А как закончите пить и есть, сразу отправляйтесь со своими людьми в аэропорт. Ваша работа закончена, — пояснил барин Рудикову, окаменевшему от унижения и злости.
— Я должен связаться с руководством, — сквозь зубы проговорил мой бывший однокашник.
Сейчас он совершенно не походил на ботаника, наоборот, выглядел достаточно грозно.
— Я вам в этом не препятствую. — Толстячок, не оборачиваясь, махнул холеной ладошкой. Дескать, подите прочь, любезный, от вас курицей пахнет.
Физиономия у Ваньки перекосилась, рука с быстротой молнии рванулась к заднему карману и тут же выбралась наружу с телефоном. Рудиков, печатая шаг, как на параде, вышел из комнаты. Вопреки моим ожиданиям, дверью он хлопать не стал. Наоборот, аккуратно ее за собой прикрыл.
— Чаю? — Барин протянул мне еще стаканчик.
— Спасибо, — растроганно проговорил я и жадно отхлебнул.
— Еще сигаретку?
— Было бы неплохо, — ответил я, прикурил от чужой зажигалки и стал ждать продолжения.
Этот — я хотел было сказать «мужик», да язык не повернулся — господин действительно был из разряда деловых. На ком-то другом эта белая фуражка действительно смотрелась бы нелепо, но не на нем. Он вышвырнул крутого мэна Ваньку за дверь, как обделавшегося кота, а тот и слова поперек не сказал.
Отчего, интересно знать? Начинается игра в хорошего и злого? Старая как мир, но такая действенная. Все о ней давно знают и все равно попадаются на удочку.
— Так уж получилось, что мне стали известны кое-какие факты из вашей биографии, — проговорил барин, устроился поудобнее на стуле и погасил сигарету в стакане. — Поэтому я не собираюсь пугать вас тем дурачком. — Он ткнул пальцем за спину. — Или, наоборот, божиться на иконе и клясться сохранить вам жизнь.
— Что же тогда мне светит? — со скорбью в голосе спросил я. — Вы убьете меня совсем небольно?
Я был уверен в том, что все те счастливые люди, которым довелось так или иначе поучаствовать в этом деле, обязательно пойдут под нож. Хотел намекнуть ему об этом — вдруг не знает? — но поймал его укоризненный взгляд и замолчал.
— Хотя я не исключаю возможности избежать зачистки, — продолжил как ни в чем не бывало джентльмен, так похожий в своей капитанской фуражке на флотоводца, а то и на первого лорда адмиралтейства. — Он понизил голос и добавил: — Для нас с вами.
— Очень интересно, — заявил я, попытался вытянуть ноги и не смог.
Мои нижние конечности были плотно примотаны к ножкам кресла.
— Очень скоро вам введут некий препарат, и вы…
— И я расколюсь! — продолжил я.
— Именно, — согласился он. — А потом еще сутки будете заторможенным и спокойным как рыбка.
— Естественно.
— Но пока этого не произошло, вы должны сделать кое-что для меня, — тихонько произнес он.
— Должен? — удивился я. — Для вас?
— Считайте, что и для себя тоже, — так же тихо отозвался барин, вскочил на ноги, подошел ко мне и тихонько прошептал на ушко несколько слов.
Потом он вернулся на место. Успел, слава богу!
В дверь кто-то небрежно постучал, но распахнул ее не пинком, а достаточно аккуратно, можно сказать, интеллигентно.
— Я связался с руководством, — торжествующе заявил с порога Ванька. — Моя группа никуда не убывает и участвует в мероприятии до конца.
— Чудны дела твои, Господи! — проговорил обаятельный господин, только что серьезно меня озадачивший. — Ладно, пусть так. Хорошо, хоть успел…
— Что успели? — удивился Рудиков.
— Это я о своем, девичьем, — пояснил барин и кряхтя встал со стула.
Как будто совсем не он минутой раньше демонстрировал легкость юного джейрана. Хотя вряд ли эти милые животные хоть иногда сидят на стульях во всяких подвалах.
— Схожу, тоже обменяюсь мнениями кое с кем, а вы пока поработайте с товарищем, — проговорил толстячок и вышел, недоуменно покачивая головой.
Вот ведь артист!
— Что смотришь так нерадостно? — с торжеством осведомился бывший однокашник, подошел поближе, остановился и глянул орлом.
— Просто задумался.
Я ничуть не соврал. Мне было, между прочим, о чем поразмыслить.
«Сделай его, — сказал тот самый дядя в белой кепке. — Знаю, ты сможешь».
А я и не спросил, зачем это надо.
— Да, ты у нас мыслитель, — заявил Ванька и навис надо мной глыбой.
Он был готов продолжить отбивать кулак о мой многострадальный ливер или перейти к другим частям тела.
Мысли забегали в голове как тараканы и застучали вразнобой не хуже целого стада дятлов. Допустим, я прямо сейчас грохну Ваньку-супермена, и что? Не получится ли, как в том старом анекдоте про ковбоя, которому внутренний голос посоветовал плюнуть в морду вождю, а потом и сказал: «Отлично! Вот теперь тебе точно звездец»?
Джентльмен в белой фуражке, конечно же, не мать Тереза в брюках. В живых он меня точно не оставит, но хотя бы намерен предложить мне партию в шахматы, в то время как бывший однокашник явно собирается без лишних изысков сыграть со мной в городки. Причем исключительно по собственным правилам. То есть швыряться дубинами будет все время он, а я всю игру проведу в позе «бабушки в окошке».
Без малейших колебаний выбираю шахматы. Тем более что играть эту партию я собираюсь белыми и первый ход уже сделал.
— Скажи хоть что-нибудь. — Ванькин кулак довольно приличных размеров, весьма грамотно набитый, начал движение в мою сторону.
— Рудиков, ты чмо! — негромко, но отчетливо проговорил я.
— Что? — изумился тот.
Кулак его не застыл в воздухе, просто замедлил движение. Большего мне и не надо было.
Для того чтобы убить кого-то одним ударом, совершенно не обязательно подкрадываться в темноте, тихонько поскрипывая туфлями на резиновом ходу, и с потягом лупить жертву по черепу национальным русским инструментом, то бишь ломом, или бейсбольной битой. На теле человека имеется достаточно таких мест, удар по которым приводит к мгновенной смерти. При этом совершенно не обязательно быть Майком Тайсоном или гением карате. Вполне достаточно резко и точно попасть.
Так я и сделал. Ударил, что называется, навскидку, и попал.
На этот раз Ванька не успел от всей души вписать мне по организму. Его собственная душа отлетела куда-то прочь, а тело безвольно обмякло и сползло вниз. Бывший отличник и крутой служака звучно приложился лбом об угол кресла и упал на колени к моим ногам, как блудный сын, возвратившийся после долгих странствий в отчий дом. Он даже боли не почувствовал.
Я наклонился, извлек из верхнего кармана его рубашки в стиле милитари пачку сигарет и дешевую пластиковую зажигалку. Ему они все равно уже были без надобности. Я закурил и занялся тем единственным, что мне оставалось делать, то есть стал ждать.
Назад: Глава 39 Сон мне снится: вот те на
Дальше: Глава 41 Записки паркинсоника