На следующий день, то есть во вторник, я пробежался по столице и заскочил ненадолго в несколько любопытных мест. Ну да, в одном из них мне придется работать в пятницу. Я осмотрелся, обнюхал углы, в общем, провел легкую рекогносцировку, собрался было сходить пообедать, как душа вдруг запела лирическим тенором и потянулась к прекрасному, как голубь к памятнику вождю мировой революции.

Я поддался ее — души, а вовсе не мировой революции! — зову и отправился на Большую Никитскую, в консерваторию. Музыки, представьте, захотелось. Шнитке, например, Concerto Grosso для скрипки, фортепиано и струнного оркестра. Непременно в Рахманиновском зале, там акустика просто изумительная.

Шнитке в программе не значился, а идти на концерт камерной музыки у меня никакого желания не возникло. И вообще, слово «камера» и его производные с некоторого времени никаких позитивных эмоций у меня не вызывали. Сам не пойму, почему вдруг так получилось.

Поэтому я плюнул, развернулся и прошагал мимо третьего корпуса, того самого Рахманиновского зала, в сторону Брюсова переулка. Вернее сказать, развернулся и пошел я на самом деле, потом глянул на угол здания, а вот плюнуть уже не смог, потому что во рту мигом пересохло. Там розовым мелом была прочерчена полоса, идущая под углом сорок пять градусов к поверхности. Условный, мать его, сигнал, вызов на встречу. Первый за два года без малого.

Нелегал и в России остается таковым. Он и дома живет точно так же, как на задании за кордоном.

Этому и многому другому, не входящему в программу разных там курсов усовершенствования, меня обучил старый ворчун Георгий Михайлович, он же просто Михалыч. Последний, наверное, обломок безвозвратно ушедшей эпохи в нашей конторе. Когда-то, насколько я понял, он и нашего шефа натаскивал. Они даже дружили, потом перестали почему-то.

Я остановился у обочины и чуть приподнял от бедра правую руку. Так у нас в столице настоящие москвичи и персонажи, желающие ими казаться, привлекают внимание легальных таксистов и бомбил. Буквально через минуту я уже устроился на заднем сиденье пожилого, но еще бодрого «Ситроена».

— На Белорусский!

— Пятьсот, — навскидку выдал водила, коренастый мужик лет тридцати.

Все бомбилы в Москве еще те романтики и мечтатели. Они грезят о лохах с толстыми кошельками.

— Двести. Тут ехать-то всего ничего.

— А бензин? — загоревал извозчик.

— А овес? — отозвался я. — Получи триста и зарыдай от счастья.

— Ладно, — сдался он. — Пусть будет триста пятьдесят.

— Трогай.

Мы миновали автобусную остановку на Тверской-Ямской, когда я глянул на часы и скомандовал:

— Стоп!

Я расплатился с водилой, вылез из машины, вернулся к остановке, дождался, пока отойдет автобус, и уселся в тенечке на скамейке у металлического столбика справа. Потом полез за сигаретами и неловко их уронил. Я наклонился и мотивированно, как пишут в бульварных романах, а заодно и в наших инструкциях, бросил взгляд вправо.

Одна-единственная горизонтальная линия на столбе. Нанесена белым мелом на расстоянии около сорока сантиметров от земли. Кто-то сегодня присел здесь, опустил руку и оставил мне послание.

Итак, со мной желают встретиться в нечетный день недели, то есть в среду.

Где конкретно, я понял после того, как смотался на улицу под названием Красная Сосна. Тем, кто не в курсе, скажу, что это черт знает где. Автобус туда ходит один раз в сорок минут. Вот мне и пришлось переться по жаре пешком.

Зато я несколько раз как следует проверился и выяснил, что никто за мной не шел. Или же хвост все-таки был, но умел вести наружное наблюдение куда лучше, чем я — его же обнаруживать.

Я дошел, посмотрел и понял, что завтра с двенадцати часов до четверти первого Михалыч будет ждать меня на точке номер четыре, то есть в кафешке, расположенной в Перово. А больше и некому. Только мы с ним уже несколько лет общаемся с помощью этой старомодной системы, родом чуть ли не из позапрошлого века.

Я присел в углу полупустого кафе. За соседним столиком сидели мамаша неумеренной полноты и ее малолетний сыночек. Чуть в стороне устроились подружки-хохотушки в возрасте около полутора сотен лет на двоих, дымящие как паровозы. В противоположном углу, спиной ко мне, расположился какой-то мужик.

Я сделал заказ, глянул на часы, убедился в том, что сейчас ровно двенадцать, попробовал кофе, принесенный официанткой, — так себе, мягко говоря. Потом я достал из сумки газету, развернул ее и углубился в чтение. Так и просидел, как мне казалось, битый час, старательно изображая, что все у меня в полном порядке, времени навалом, вот и забежал освежиться благородным напитком, заодно припасть к печатному слову. Потом я искоса посмотрел на левое запястье и выяснил, что продолжалось все это кино совсем не так долго, чуть меньше трех минут.

Я без особого удовольствия отпил еще глоток того, что здесь называлось кофе.

В это время мужик, сидевший в углу, поднялся, прихватил со стола чайник с чашкой и плавной походкой неторопливо направился в мою сторону. Старше меня приблизительно лет на десять. Среднего роста, худощавый, можно сказать хрупкий. Точнее, успешно кажущийся таковым благодаря старому как мир трюку с рубашкой навыпуск двумя размерами больше, чем следует. Абсолютно безобидный на вид.

— Позвольте? — осведомился он, поставил на мой столик чайник с чашкой и уселся напротив меня.

— Не позволю, — ответил я, начиная впадать в лютую тоску.

Сходил, называется, за хлебушком. Ай да Михалыч! Не ожидал я от тебя, признаться.

Незнакомец меж тем налил себе из чайника чего-то бледно-желтого, с отвращением отпил глоток, достал из кармана пачку и принялся старательно выбирать сигарету.

— Извините, вы ошиблись столиком, — уныло заметил я, внимательно глянул на мужичка, сидящего напротив, и спинным мозгом понял: случись что, шансов у меня против этого фальшивого дохляка будет маловато.

— Я жизнью ошибся, — проговорил незнакомец и печально улыбнулся.

А зубы у него, между прочим, просто на загляденье. То ли свои заботливо сохранил, то ли на деньги не поскупился и вставил такие, что не отличишь от хороших настоящих.

— Как и ты, брат. Кстати, привет.

— Добрый день, — проговорил я.

При этом мне уже было совершенно очевидно, что все доброе персонально для меня только что закончилось. В воздухе, перебивая аромат свежезаваренного хренового кофе и табачного дыма, ощутимо запахло родной конторой. Абзац.

Хотя, может, еще покувыркаемся. Я снова окинул взглядом место предстоящей битвы. Очень скоротечной, если я все правильно сделаю. Через зал мне не уйти. Для этого придется уработать мужика, сидящего напротив. Совсем не факт, что у меня это получится.

Он ведь пришел сюда не один. Значит, главный и запасной выходы уже перекрыты.

Через крышу не уйти. Я вам не персонаж китайских боевиков в стиле кунфу, где все постоянно летают в разные стороны, кокетливо оттягивая носочки.

А вот через стену очень даже можно попробовать. Да это и стеной-то не назовешь. Так, фигурная ограда на летней веранде с прорезями в виде окошек. Выскочить через одно из них я сумею одним прыжком. Мне лишь бы на улицу вырваться. А там уже посмотрим, у кого ноги быстрее и, самое главное, кто местные закоулки лучше знает.

Я подобрал ноги, изготовился, потом расплылся в улыбке, поднял руку и принялся искать глазами официантку.

— Девушка!

— Минутку, — бросил незнакомец невысокой полной крашеной блондинке в светло-коричневом фартучке, вперевалку засеменившей к нам. — Извините, девушка, мы еще не определились. — После этого он повернулся ко мне и вдруг заявил: — Не спеши. Не надо переворачивать столы и устраивать кучу-малу. — Мужик извлек из нагрудного кармана рубашки телефон, набрал номер и проговорил, не спуская с меня внимательного взгляда: — Это я. Да, здесь он, со мной. — Дядечка положил мобильник на стол, толкнул его в мою сторону и сказал: — Общайся.

Я поднял аппарат и поднес к уху. В возбужденном разуме на малую долю секунды промелькнула шальная мыслишка: а не швырнуть ли телефон в физиономию этого типа, сидящего напротив, а самому все-таки попробовать удрать. Но эта идея сразу куда-то ушла, будто ее и не было.

— Говорите! — раздраженно произнес я.

В ухо мне тут же ударил яростный кашель и хриплый, до боли в пятках знакомый голос:

— Это ты, Мелкий?

Моя нижняя челюсть отвалилась и едва не упала под стол. Только одному человеку во всем свете позволено так меня называть.

— Михалыч, это ты, что ли? — удивленно проблеял я.

— Раскрой уши и не перебивай! — сурово отозвался он, и мне стало понятно, что это действительно Михалыч.

Разговор получился недолгим. Если мой наставник чем и страдает в этой жизни, то уж точно не многословием.

— По-моему, мне надо выпить, — заявил я, выключил телефон и вернул его мирно покуривающему мужичку, уже не врагу, но пока еще и не другу. — Самую малость, не больше литра, желательно коньяка.

— Не вопрос, — согласился тот. — Я совсем не против. Только давай не здесь. — Он протянул руку. — Кстати, я Влад.