Глава 18 Дремлет притихший северный город
Вылет несколько раз переносили то ли по метеоусловиям Буэнос-Айреса, то ли из-за отсутствия керосина. Я с удовольствием вздремнул бы минут триста-четыреста, но в самолете толком поспать не вышло. Разудалая компания заявилась на рейс в приятном подпитии, в полете ребята и девчата еще добавили, а потом веселились как уж умели, то есть очень громко.
В общем, в Пулково я оказался ближе к обеду, голодный и хмурый под стать погоде. Ну, здравствуй, что ли, Санкт-Петербург, бывший Ленинград! Родина трех революций, двух президентов, дай бог им здоровья, бесконечных унылых дождей и тягомотных телесериалов, так похожих на настоящую жизнь. Особенно если не всматриваться.
В относительно чистом туалете я умылся и побрился. Потом разорвал паспорт на мелкие кусочки и отправил их в автономное плавание в унитаз. Я несколько раз спустил воду, тут же перестал быть Васьковским Александром Вениаминовичем, гордо проигнорировал такси и сел в автобус.
С документами, скажу честно, мне здорово повезло. Накануне я раненько утречком подкрался на цыпочках к той самой красной палатке, осторожно заглянул вовнутрь и обнаружил там два тела, совершенно не одетых, разнополых и валявшихся друг на дружке. Сон срубил их так же внезапно и безжалостно, как топор юную березку.
Я аккуратно пошарил в рюкзаках и обнаружил, кроме всего прочего, тридцать тысяч рублей и пару паспортов. Спящие граждане, как выяснилось, состояли в законном браке, но не между собой, а с некой гражданкой Васьковской Н. В. из Ярославля и гражданином Карпухиным А. К. из, надо же, Вязьмы.
Я раскрыл один из паспортов, тот самый, в ярко-зеленой обложке, глянул на фото, аж вздрогнул и внимательно посмотрел на спящего мужичка. Тот как будто что-то почувствовал, дернулся и опять захрапел.
Я вернул деньги на место, документ засунул себе в карман и принялся быстренько переставлять ноги, благодаря судьбу за нежданный щедрый подарок. Вслед мне несся громкий высокохудожественный храп, теперь уже на два голоса.
Не скажу, что достопочтенный господин Васьковский, верный муж чужой жены, походил на меня как родной брат-близнец, совсем нет. Просто личико у этого Казановы из Ярославля, почти моего ровесника, оказалось на удивление блеклым, скучным, как парламентский вестник, и абсолютно невыразительным, трудно запоминаемым, зато легко и с удовольствием забываемым.
Совсем как у меня. А ведь когда-то, до того как стал мокрушником, был я парнем очень даже симпатичным. «Красавчик!» — громко шептали гарнизонные дамы и наперебой строили мне глазки.
«Непорядок!» — сказали в конторе, принимая меня на службу, и тут же решительно направили куда надо. Скальпель пластического хирурга сотворил чудо. Назвать мою физиономию привлекательной теперь способен только человек с сильно развитым воображением. Или просто шутник.
Я запил огненно-горячим чаем средней паршивости неожиданно вкусные пельмени, по-моему, даже с мясом, с удовольствием выкурил сигаретку и принялся убивать время. Прогулялся по городу, благо дождь прекратился, поглазел на расконвоированных прохожих, сходил в кино.
Потом я слегка обновил гардероб, приобрел по случаю шикарные портки с без малого дюжиной карманов и разными прибамбасами. Здесь в таких полгорода ходит.
Я поужинал в ресторане, прошелся по набережной, выгулял модную обновку. Потом засел в кафе. Пил чай, листал глянцевый журнал, оставленный кем-то.
Ближе к полуночи я занял место в автобусе до Москвы, забросил сумку на полку и тут же уснул. Через восемь часов вышел в Твери и пересел на электричку.
В полдень я наконец-то приехал туда, откуда полтора года назад был вывезен под конвоем. В столицу нашей Родины, город-герой Москва, как говаривал когда-то мой комбат.
Все начинается с самого начала. Эти уроды хотели войну, они ее получат. По моим губам извилистой змейкой проскользнула та самая улыбка, которую в свое время так боялись все без исключения пенсионеры и инвалиды детства, проживающие в нашем районе.
Шучу, конечно. Не будет никакой войны, хватит с меня подвигов и приключений. Раздобуду паспорт, одолжу у подружки Дины деньжат до лучших времен. Укачу куда-нибудь в зарубежье, ближнее или даже дальнее, как уж получится, и залягу на дно до тех самых пор, пока все обо мне не позабудут. Рано или поздно это все равно произойдет.
Мне, наивному дураку, не дано было знать, что мои приключения только начинаются. Следы из поганого прошлого по-прежнему тянутся за мной, как пыль за народным ополчением. Здорово сказано, правда? Жалко, что не я это придумал.