2.

Защищенная с одной стороны белой оградой, дорога сбегала в долину зигзагом молнии. У самого подножия уступчатого склона маячили фигурки бродячих артистов. Не прошел я и шести те, как нагнал женщин. Но нельзя было нарочито замедлить шаг, чтобы пойти с ними вровень, и я с равнодушным видом обогнал их.

Мужчина шел несколько впереди остальных. Заметив меня, он остановился.

– А вы хороший ходок! Погодка-то, по счастью, разгулялась…

Я с облегчением вздохнул и зашагал рядом. Мой спутник стал расспрашивать меня о том о сем. Услышав, что мы беседуем, женщины трусцой подбежали к нам.

Мужчина нес на спине большую плетеную корзину. Пожилая женщина держала на руках щенка. Остальные несли тяжелую поклажу: старшая девушка – громоздкий узел, вторая – плетеную корзину, юная танцовщица барабан с подставкой.

Пожилая женщина вставляла иногда слово-другое в наш разговор.

– Он – студент высшей школы,– шепнула танцовщице старшая девушка.

Я оглянулся, и она засмеялась:

– Уж это точно! Настолько-то и я разбираюсь. К нам на острова частенько ездят студенты.

Мой спутник сообщил мне: все они живут возле гавани Хабу на острове Осима. Весной покидают остров и проводят лето в странствиях. Но уже настал канун холодов, а у них нет с собой зимней одежды. Дней десять проведут на юге, в

Симоде, потом из гавани Ито отправятся домой, к себе на остров.

Услышав, что танцовщица – с острова Осима, я стал глядеть на ее прекрасные волосы с особым поэтическим чувством. Мне захотелось побольше узнать об этом острове, и я начал расспрашивать моего собеседника.

– Студенты частенько приезжают к нам плавать в море, – сказала танцовщица своим спутникам.

– Летом, наверно,– обернулся я.

– Зимой тоже, – еле слышно отозвалась танцовщица.

– Как? Даже зимой?

Она поглядела на других девушек, подавив смешок.

– Разве можно зимой плавать в море? – снова спросил я.

Танцовщица вспыхнула румянцем и слегка кивнула с очень серьезным видом.

– Глупышка она, совсем дитя,– засмеялась пожилая женщина.

До Югано оставалось еще более трех ри. Дорога шла вниз, вдоль берега реки Кавацу. Миновав перевал, мы почувствовали себя на юге: горы вокруг выглядели по-новому, даже цвет неба стал иным.

Я без умолку болтал со своим спутником, мы скоро подружились. Когда позади нас остались деревни Агинори и Насимото, а внизу в долине уже можно было различить соломенные крыши Югано, я решительно заявил своему новому другу, что пойду вместе со всей компанией в Симоду. Он страшно обрадовался.

В Югано перед гостиницей самого низкого пошиба пожилая женщина хотела было со мной распроститься, но мой попутчик возразил:

– Господин студент желает путешествовать с нами дальше.

– Вот радость-то! – простодушно воскликнула она.– Говорят: в дороге добрый попутчик, в жизни – сердечное участие. Мы люди ничтожные, оно конечно, а все разгоним дорожную скуку. Сделайте милость, зайдите сюда с нами отдохнуть с дороги.

Девушки молчали и застенчиво поглядывали на меня.

Все поднялись по лестнице в комнату для гостей и сложили вещи на пол. Фу сума и циновки на полу были обветшалые, грязные.

Танцовщица принесла чай к нам наверх. Когда она опускалась на колени передо мной, лицо ее залил румянец, руки задрожали и чашка на блюдце опасно накренилась. Танцовщица быстро поставила ее на циновку, и чай пролился. Я был поражен, до чего она смутилась.

– Вот тебе и на! Девочка-то выросла. Никак уже втюрилась. Скажите! – досадливо подняла брови пожилая женщина и бросила танцовщице полотенце.

Девушка подняла его и с напряженным видом начала вытирать циновку.

Это неожиданное заявление вдруг отрезвило меня. Все мои тайные надежды, подогретые болтовней хозяйки гостиницы, развеялись в единый миг.

– А у господина студента хорошее кимоно! – заметила пожилая женщина, пристально меня разглядывая.

– Пестрый узор в точности как на кимоно у моего Тамидзи. Да, уж верно, совсем такой, и нечего тут,– заспорила она с другими женщинами.

– У меня на родине остался сынок, ходит в школу,– принялась она рассказывать.– Вот он мне и вспомнился. Кимоно у него вроде вашего. В теперешнее время даже материя конгасури стоит дорого. Ну просто беда!

– А где он учится?

– В пятом классе начальной школы.

– А-а, уже пятиклассник, вот как!

– Посещает школу в Кофу. Мы уже давненько живем на острове Осима, но родина наша – Кофу в провинции Каи. Когда я часок отдохнул, мой дорожный товарищ повел меня в другую гостиницу. Я-то думал, что остановлюсь имеете со всеми в их захудалой ночлежке.

Спустились вниз по обрывистой дороге, по каменным ступеням, и перешли по мосту через струившийся потоком горячий источник. Напротив моста раскинулся сад гостиницы.

Я пошел купаться. Мой спутник погрузился в воду вслед за мной.

Он начал рассказывать мне о своей жизни. Ему было двадцать четыре года. С женой его уже дважды случалась беда: выкидыш, потом преждевременные роды. Ребенок помер… Мой новый знакомый носил куртку с гербом гостиницы в Нагаоке, вот почему я принял его за тамошнего жителя. Судя по наружности и манере говорить, он был человеком не чуждым образования. Я вообразил, что он из прихоти путешествует по горам или, может быть влюбившись в бродячую артистку, следует за ней с поклажей.

После купанья я сразу же пообедал. Мы вышли из Югасимы в восемь часов утра, а было уже три. Спустившись в сад, мой спутник поднял глаза на меня и крикнул:

– До свиданья!

– Купите на это что-нибудь… хотя бы немного хурмы. Прошу извинить, что передаю так небрежно…– И я бросил ему сверток с деньгами.

Попутчик мой хотел было отказаться, но бумажный сверток упал прямо на землю. Он вернулся, поднял его и кинул мне обратно.

– Пожалуйста, не надо этого.

Сверток упал на соломенный навес. Я снова бросил его вниз, и на этот раз подарок был принят.

К вечеру полил сильный дождь. Горы побелели и, потеряв глубину, стали плоскими. В речке громко зашумели бурые, мутные воды. «Бродячие артисты с танцовщицей ни за что не придут в такой ливень»,– думал я. Мне не сиделось на месте. Я несколько раз ходил купаться. В комнате было темно. Единственная лампочка свешивалась с перекладины фусума над квадратным отверстием и освещала сразу две комнаты.

– Тон-тон-тон! – сквозь шум сильного дождя откуда-то еле слышно донесся стук барабана. Я так рванул ставни, что едва не выломал их, и высунулся наружу. В лицо мне ударил порывистый ветер с дождем. Я закрыл глаза, весь превратившись в слух. Куда движется барабан, уж не сюда ли? Вскоре послышались звуки сямисэна, протяжные выкрики женщин, оживленный смех.

«Значит, бродячих артистов пригласили в ресторанчик на другой стороне улицы, как раз напротив гостиницы»,– понял я. Можно было различить голоса мужчин и женщин. Я все еще надеялся, что ужин скоро кончится и артисты придут ко мне. Но пирушка, как видно, вышла из границ обычного веселья и грозила обратиться в шумную попойку. Время от времени звонкий возглас женщины молнией пронзал тишину.

Я сидел, весь напрягшись в нервном ожидании перед рапахнутыми ставнями. Каждый раз, когда до меня доносился стук барабана, я невольно переводил дыхание: на сердце становилось легче.

«А-а, значит, танцовщица все еще сидит с гостями. Сидит и бьет в барабан».

Но как невыносимо тягостно, когда барабан затихает! Шум дождя погружал меня в бездонную пучину.

Вдруг послышался беспорядочный топот шагов: бегали там друг за дружкой или устроили пляску? Я уставился в темноту горящими глазами. «Отчего вдруг все затихло? – пробовал я разглядеть хоть что-нибудь сквозь завесу мрака. – Неужели кто-нибудь осквернит танцовщицу этой ночью?» – терялся я в мучительных догадках.

Наконец я закрыл ставни и лег в постель, но сердце у меня ныло. Я снова пошел купаться к горячему источнику. Долго и неистово плескался в воде. Дождь кончился, луна выплыла из облаков. Омытое дождем, вечернее небо засияло кристально чистым блеском. Мне хотелось выскочить из купальни, бежать к танцовщице босиком. Но что я мог бы поделать?

Был уже третий час ночи.