У некоторых индейцев племени Навахо, у всех хопи и пуэбло с юго-запада США была легенда о людях, живущих под Землей, и их богах.

Начиналась она одинаково.

Под землей было темно, поэтому люди, жившие там, хотели подняться на поверхность. Они поднялись сквозь норы в земле и обнаружили новый мир, где было небо, в котором светило солнце. Они спустились обратно, а потом вернулись со своими дядями и братьями. Затем, когда они все стали жить там, они создали нас.

В центре деревни располагались кивы. Они представляли собой подземные сооружения, где проводились ритуальные церемонии. В центре пола каждой кивы находился глубокий колодец, дна которого не было видно. Согласно легенде, первые люди пришли во внешний мир именно по таким колодцам.

Возможно, хопи помнили прошлое лучше, чем эскимосы. Они сохранили память о гораздо более древних событиях, чем путешествие Флобишера. Если спросить их, они рассказали бы об Эстебане – черном рабе Кабеса де Ваки. Рассказали бы о круге из кукурузы, который они сделали, когда на их землю пришел Коронадо, о схватке высших пуэбло в облаках и о том, скольким людям пришлось прыгнуть на верную смерть, когда их деревню подожгли испанцы.

Но в основном хопи помнили Эстебана, второго человека из внешнего мира, которого они видели. Они бы рассказали, что он был высоким и черным, с пухлыми губами и любил есть перец чили.

Это было в 1538 году.

В центре любого поселения пуэбло тоже есть кива, откуда первые люди из внутреннего мира явились на Землю.

Создание впервые увидело людей, когда те пересекали на лодках тихое спокойное озеро, из которого он пил. Он увидел их как едва различимые пятнышки в вечном полумраке его нового внутреннего мира. Но это, несомненно, были люди.

Создание ушло в тень сероватых деревьев с мягкой корой и задумчиво наблюдало, как они проплыли мимо и исчезли в сумраке.

Люди. Здесь люди. В его мире? Но как? Он взвесил в руке свой мушкетон. Разве могли обычные люди пробраться так глубоко внутрь Земли? Даже на кораблях, предназначенных для путешествия по Арктическому морю, даже с оружием, теплой одеждой и обладая значительной выносливостью – разве могли эти жалкие, слабые человечишки сделать то, что удалось ему? Откуда здесь люди? Откуда? Или они жили в этом подземном мире изначально? Он пожал плечами, накрытыми шкурой обезьяны, и недовольно сморщил лоб.

Я знаю, чего ожидать от людей. Я оставлю это место и уйду…

Но куда? Обратно в обезьянью пещеру? Обратно в мир жары и расплавленных скал? Или обратно в мир огромного моря?

Нет, подумал он, а затем произнес это слово вслух:

– Нет. Внутренний мир принадлежит мне. Весь. Я не буду делить его с людьми.

Он осторожно проверил свое оружие, взвалил на плечо мушкетон и двинулся на поиск этих людей.

По дороге он старался сохранять бдительность, ведь в этом мире были и другие опасности, кроме людей. Однажды он увидел, пусть и с безопасного расстояния, зверя, смутно напоминающего медведя, который разрывал чей-то скелет. Как-то раз он заметил огромную летающую рептилию, гораздо более крупную, чем те чудовища, что встречались ему прежде. Ее черный силуэт выделялся на сером мрачном небе. А в другой раз он наткнулся на след четвероногого животного, чьи лапы с когтями оставили отпечаток длиной в шесть дюймов. Только дурак мог позволить себе быть неосторожным в этом мире. Но тем не менее мысленно он витал в облаках.

«Я мог бы напасть на этих людей, – сказал он себе. – У меня есть оружие и сила. И я не могу умереть просто так. А еще я могу напасть неожиданно. Я могу ворваться в их поселение и без труда их всех перебить. А потом снова буду ходить туда, куда мне захочется. Если я не убью их сейчас, когда мне на руку все обстоятельства, они рано или поздно обнаружат меня и тогда мне все равно придется с ними сражаться. Они не станут мириться с моим существованием, когда узнают обо мне».

Но…

Он остановился, смутившись от внезапной мысли.

«Что, если эти люди отличаются от тех, кого я знал раньше? Безумная идея! Не обманывай себя. Ты знаешь людей. Они возненавидят тебя, едва завидев. Тебе не место среди них. Ты не человек, и ты не можешь жить среди людей. Но что, если…?»

Он несколько раз поел и дважды поспал, и лишь потом обнаружил наконец жалкую деревеньку на берегу узкого, но глубокого залива. Со своего наблюдательного пункта среди деревьев лоскутный человек видел, что поселение насчитывало около двух десятков хижин, грубо сделанных из кольев и шкур животных. Он видел женщин, коптящих рыбу на решетках и жующих кожу животных, чтобы размягчить ее, пока мужчины чинили свои неуклюжие лодки у кромки воды. Голые дети бегали между хижин, гоняясь за собаками и маленькими животными, напоминающими свиней.

Он заметил, что большинство мужчин были вооружены копьями, хотя некоторые носили на поясах еще и примитивные железные мечи. Он мрачно улыбнулся, представляя, какое психологическое потрясение испытают его слабо подготовленные противники от его мушкетона.

Пока он обдумывал стратегию, в его поле зрения попало длинное и низкое судно, которое вошло в устье морской гавани и быстро двинулось в сторону пляжа. Люди на берегу кричали и махали руками. Женщины отложили шкуры, а дети погнали лающую стаю собак к кромке воды. Как только каноэ подплыло к берегу, его пассажиров – их было около десяти человек – окружили со всех сторон. Все это сопровождалось звуками ликования и приветствия. Сидевшему в укрытии созданию Франкенштейна вдруг стало тяжело на душе.

«Давай, – шептала часть его. – Подкрадись и начинай убивать, пока они отвлечены».

Он взглянул на мушкетон, который держал в руках. С близкого расстояния им, наверное, можно было бы одним выстрелом убить двоих или троих. Он почувствовал, как пистолеты давят на его кожу у живота. Он закрыл глаза и увидел головы и распоротые животы и себя, идущего по деревне, размахивающим тесаком и наносящим им сокрушительные удары. Он видел мертвых и искалеченных жителей, лежавших на земле перед ним. У него зачесались ладони. Уничтожить их одного за другим.

В деревне началось торжество. По-прежнему не открывая глаз, создание слушало тонкий звонкий смех и радостные песни. Он чувствовал, будто ему в сердце вкручивался нож, и знал, что ничего не сможет сделать с этими людьми.

Ему хотелось спуститься в деревню. Хотелось быть с ними. Хотелось быть одним из них. Он и сам не знал, что был так мучительно одинок. «Мне все еще нужны люди, – уныло признался он себе. – Франкенштейн сделал из меня дурака. Я – чудовище, которое хочет иметь друзей. Я хочу быть среди людей. Я не должен быть так одинок».

Но тут вступил холодный разум: «Эти люди убьют тебя, если им представится такая возможность. Ты им не нужен. Они не хотят с тобой жить. Даже твой создатель отвернулся от тебя. Франкенштейн тебя проклял. Он сделал тебя таким, какой ты есть, и ты не можешь стать другим. Ты – чудовище. Мерзость в глазах людей…»

Франкенштейн умер.

«Теперь у него нет надо мной власти. Я сам хозяин своей жизни».

Он поднялся на ноги и отправился в деревню, хотя крики в его душе так и не смолкали.

Я хочу жить с людьми. Хочу иметь друзей. Хочу того, что есть у других.

Словно медведь в своей лохматой накидке из обезьяньей шкуры, он вошел в деревню.

Если Виктор Франкенштейн сделал из него чудовище, то с мушкетоном он стал богом.

Люди, прибывшие в длинной лодке, по-видимому, вернулись домой после успешного налета. Все вещи были сложены в кучу приблизительно в центре деревни. Рядом с ними лежала кучка менее приятных трофеев – отрубленных голов, рук, ног и гениталий. Местные принялись пить из глиняных сосудов, а многие из них были уже пьяны.

Но когда создание вышло из тени, один из детей заметил его. Последовал тревожный крик. Женщины и дети разбежались в разные стороны. Мужчины ринулись вперед с копьями и мечами наготове.

Создание, едва началась суматоха, остановилось как вкопанное. Теперь он размахивал мушкетоном. Он поднял перед воинами кусок дерна размером со свою голову, а затем с огромным удовольствием наблюдал, как копья и мечи выскользнули из трясущихся рук людей.

– Мы будем друзьями, – сказал он и засмеялся с жутким восторгом. – О, Виктор, жаль, ты этого не видишь!

Его только что посетила вдохновенная мысль.

Не прожив и полутора лет во внешнем мире, лоскутный человек стал предводителем крупнейшей военной компании, которую когда-либо знал мир внутренний. Его оружие вкупе с демонической внешностью давало ему право занять место среди богов, поскольку варвары, жившие на берегах большого озера, были глубоко суеверными. Они не осмеливались навлечь на себя его гнев. Они забыли о своей мелкой вражде или, по крайней мере, не обращали на нее внимания, когда он захватывал деревню за деревней, производя впечатление на местных жителей и забирая их к себе на службу.

С тремя сотнями воинов за своей спиной он, наконец, оставил озеро и пошел по течению медленной извивающейся реки, пока не добрался до первых городов-государств. На грубом языке внутреннего мира это место называлось Карак. После примитивных деревень, построенных жителями озер, оно казалось великолепным. Из города были отправлены пятьсот человек, чтобы разобраться с дикарями, что кричали под стенами города. Создание разбило эту армию и вошло в город.

Затем пали Ипкс, Кертен, Сандтен и Макар, и только Брасандокар, крупнейший из городов-государств, держал оборону благодаря мощи своего флота.

Пойдя против этого города, создание взяло с собой не только толпу своих воинов, но и армии завоеванных им городов-государств, готовых к мести, – они долгое время находились под гнетом Брасандокара и теперь хотели его крови.

И во главе с существом они добились того, чего хотели. В сумерках с суши и с реки город атаковали две тысячи людей. Они карабкались на ворота и стены, сметали доки и пристани. Пламя осветило воздух, когда налетчики побежали по мощеным улицам. Вместе с созданием Франкенштейна они разоряли и грабили город.

Он остановил их только когда увидел женщину.

Ее звали Меган. Она была второй дочерью военного вождя Брасандокара. Создание прекратило заниматься мародерством, увидев ее в окне низкой башни, в сторону которой спешили захватчики. Он остановил грабежи, подошел к башне и спустил девушку вниз. Он не знал, зачем это сделал. Даже женщина, которую его проклятый создатель начал мастерить для него, помнил он, не тронула его так сильно. Меган стояла в окне башни, повернув голову в сторону и слушая, как внизу бушует битва.

Было ли это проявлением храбрости? Или глупостью?

Найдя ее в башне, он не сразу понял, что она слепа. Он положил ее маленькую, бледную ручку на свою руку и, не сказав ни слова, повел ее вниз по лестнице. Вместе они вышли во двор. Его запыхавшиеся, окровавленные солдаты расступились, позволяя ему пройти, а он думал только об одном: «Я нашел свою судьбу».

Повсюду висели лампы, изготовленные из светящихся водорослей. Казалось, будто Брасандокар подготовился к балу-маскараду. Но на разрушенных огнем зданиях все еще можно было заметить тлеющие угольки, а на улицах по-прежнему пахло запекшейся кровью. Вдовы сидели на порогах домов и пели скорбные песни. Эти горестные звуки прерывались криками и ударами.

Создание сидело напротив Меган в башне, где он впервые ее увидел. Она беспокойно вертела в руках его подарок – черный драгоценный камень, который он забрал из казны Сандтена.

«Я никогда не видел такой красивой женщины», – думал он. А затем его темная, ярая сторона, которая когда-то подначивала его убить жителей деревни, зашептала: «Глупец, глупец…» Он гневно потряс головой. «Нет. Не в этот раз. Я не глупец. Я не чудовище. Я человек. Я император. Я – бог».

Бог, который впервые в своей жизни влюбился.

– Сэр, – сказала леди Меган, убирая в сторону камень.

– Да?

– Я прошу вас прекратить ухаживания.

Он услышал насмешливый хохот в своей голове. Он вздрогнул и стиснул зубы.

– Я обидел вас? – спросил он странным и хриплым голосом.

– Вы – завоеватель, сэр. Теперь Брасандокар принадлежит вам, и вы вольны делать все, что пожелаете. Вы обладаете безграничной силой. Одно только слово, и ваши армии…

– Мне больше не нужен этот город, леди Меган. Не нужны мне мои армии. Брасандокар будет выглядеть так, будто на него никто не нападал в эти… – он беспомощно замолчал: в этом безвременном мире не существовало понятия недели.

Меган едва заметно кивнула.

– Я слышу, что снаружи работают люди. Но я также слышу, как жены плачут по своим мужьям. Мой раненый отец по-прежнему лежит в постели, а сестрин муж по-прежнему мертв. Вы – по-прежнему завоеватель. Я не могу принять ваши ухаживания. Можете завладеть мною, это ваше право, но…

– Нет.

Леди Меган обратила свои слепые глаза на его голос.

– В таком случае вас могут посчитать слабым правителем, сэр.

Он встал в полный рост и начал ходить туда-сюда по комнате. «Не такой уж я император теперь, – с горечью подумал он. – И уж точно не бог».

– Почему вы не овладеете мною? – тихо спросила леди Меган.

Потому что. Потому.

– Потому что я влюбился в вас. Я не хочу владеть вами против вашей воли. Потому что я очень некрасивый.

Существо. Он перестал ходить и встал у окна, из которого Меган слышала, как грабят Брасандокар. Следуя его приказам, его последователи бок о бок трудились с жителями этого города, чтобы исправить нанесенные повреждения. Его империя сможет вынести несколько шрамов.

«У меня во рту пепел. Мне стоит уйти? Но если отобрать у них бога, эти люди вскоре начнут снова ссориться и нападать друг на друга. А куда теперь может пойти бог? Точно. Вниз по течению. К большой распростертой реке за Брасандокаром. В новые миры. В старые преисподние».

Он уже собрался уходить, когда почувствовал ее руки на своей спине. Он обернулся и посмотрел на нее, а она потянулась, насколько смогла, и погладила его по лицу и шее.

– Да, – сказала леди Меган. – Вы очень некрасивый. У вас много шрамов и швов, – она потрогала его руки. – Но сам вы не такой, как выглядите. И ваше сердце тоже. Увас сердце ребенка в теле зверя.

– Мне оставить вас, леди Меган?

Она отошла от него и села точно на свое место.

– Я вас не люблю.

– Я знаю.

– Но, может быть, я смогу вас полюбить.