Глава восьмая
– Я в школе плохо учил математику, – признался я. – Это современные школьники знают, что без высшей математики им не разобраться с установленной государством пенсионной системой, и придется мириться с тем, что пенсионные фонды их всегда обманывают. У нас таких мыслей тогда не возникало. Но уравнение, которое вы увидели, нам с вами, товарищ капитан уголовного розыска, обязательно надо решить. Иначе будем биты, особенно я. И, главное, я не могу допустить, чтобы пострадали невинные люди. А я по природе своей и по бывшей профессии как раз защитник.
– Будем решать, товарищ капитан частного сыска, – согласилась Радимова и посмотрела на часы. – Но в ближайший час я вам не помощница. У меня допрос. Можете, кстати, поприсутствовать. Я буду беседовать с вдовой или с бывшей женой, не знаю уж, как ее теперь правильно называть, майора Сарафутдинова.
– Если можно, я бы остался.
– Ваше присутствие можно будет даже задокументировать. Пока вы ездили в «Росомаху», к нам приезжал ваш генеральный директор и подписал у Котова все документы. Городское управление внутренних дел привлекает к расследованию частное детективно-правовое агентство и оплачивает ему все расходы по этому делу. Сегодня вам заказали даже временный пропуск в управление. Не выписывать же мне каждый день по несколько разовых. Бланков не хватит.
А у нас в управлении уголовного розыска есть свободные ставки. Взбучкин уже официально отстранен от работы, впредь до решения суда. Хотя решение суда будет однозначным. Совсем уволить его сейчас мы не имеем права. Только временно отстранить. А пока он не уволен, я не могу никого взять на его место. Ему, как отстраненному, жалованье не платят. Экономия, за счет которой решили оплатить ваши услуги.
– Я не возражаю. Мне тоже иногда кушать хоцца, – сказал я, проявляя почти советскую скромность, которая в прежние времена не позволяла человеку вести разговоры о повышении зарплаты.
– Будете отсюда выходить, подойдите к дежурному. У него есть фотоаппарат, он вас сфотографирует на временный пропуск.
– А зачем дежурному фотоаппарат? – не понял я.
– Задержанных преступников снимать.
– Спасибо. Утешили, – кивнул я. – Остается только надеяться, что дежурный по ошибке не занесет меня вместе с фотографией в картотеку МВД. А мне кажется, что он очень постарается это сделать…
– Тогда я исправлю ошибку своими силами, – пообещала капитан Саня серьезно и снова посмотрела на часы. В этот момент в дверь постучали. – Войдите…
В кабинет осторожно, почти робко, словно боясь снести ненароком косяки, въехала женщина-бульдозер, средних лет с такими выдающимися телесами, что объять ее могло только целое армейское отделение, если бы одновременно взялось за руки. Женщина предъявила нам небольшой листок бумаги, как я понял, повестку.
– Вот, вызывали… – голос ее был высокий и тонкий.
– Сарафутдинова Аглинур Раджиховна? – строго спросила капитан Радимова.
– Да.
– Проходите.
Аглинур Раджиховна вошла, тяжело дыша – ей слишком тяжело дался подъем по лестнице, – и остановилась перед столом неподалеку от моего кресла. Из опасения, что эта масса вздумает сесть мне на колени, я поторопился задать первый вопрос. Капитан Саня едва успела приготовить бланк протокола допроса и взять ручку.
– Как давно вы развелись с Равилем Эмильевичем?
– Уже около полугода, – невнятно пропищала женщина. Странно было слышать, как такой крупный человек издает подобные звуки. Принято считать, что у «бульдозера» должен быть грубый и даже раскатистый голос.
– А причина развода?
Ответ прозвучал еще более неразборчиво.
– Он меня постоянно попрекал, что я очень толстая. Вот я и нашла себе человека, которому моя фигура нравится. И ушла к нему…
При всем моем богатом воображении мне трудно было представить человека с настолько извращенным вкусом, чтобы ему понравилась такая «фигура». Я замолчал, давая возможность капитану уголовного розыска возможность самостоятельно продолжать допрос. Все заготовленные мною вопросы Аглинур Раджиховна буквально раздавила во мне в прямом и переносном смысле.
Тем не менее я предложил ей, демонстрируя врожденную вежливость:
– Вы не стесняйтесь. Возьмите два стула и садитесь.
К моему удивлению, она действительно взяла два стула, на которых, кстати сказать, едва поместилась. Мне было жалко не столько женщину, сколько эти несчастные стулья. Конечно, как вежливый человек, я должен был предложить ей третий стул, но для этого мне нужно было встать, а я опасался потерять свое кресло. Гостья могла воспользоваться моментом и перебраться в него. А кресло только внешне выглядело крепким. В действительности я чувствовал, что настоящей прочности в нем немного. Я человек нетяжелый – не больше семидесяти пяти килограммов, но и меня оно едва выдерживало, все время пошатывалось.
Капитан Саня из-за стола не могла видеть, как неудобно сидеть посетителю, к тому же она едва сдерживала в себе смешок, слушая наш разговор с Сарафутдиновой.
Пришлось мне все же проявить щедрость:
– Если вам неудобно, возьмите еще пару стульев. Или, если надо, три. Вроде никто больше прийти не собирался.
И опять женщина удивила меня своим послушанием. Встала, взяла от стены три оставшихся стула и выстроила их в ряд. Только теперь ей хватило места.
* * *
Дальше допрос вела капитан Саня. Задавала вопросы, записывала ответы. Вопросы в основном касались пропавших из квартиры убитого вещей и его машины. ГИБДД по запросу уголовного розыска проверила все платные стоянки в близлежащих районах, но внедорожник «Тойота Ленд Крузер 200» так и не обнаружился. На вопрос Радимовой, мог ли Равиль Эмильевич поставить машину в гараж к кому-то из своих знакомых, вразумительного ответа не последовало. Мог поставить, а мог и не поставить. Знакомых у него половина города. Но услугами чужих гаражей он раньше никогда не пользовался. В принципе, ничего нового Аглинур Раджиховна нам не сообщила. Александра Валерьевна прочитала ей протокол допроса и попросила подписать. Сарафутдинова подписала.
– А вы вообще человек верующий? – спросил я не для протокола.
– Конечно.
– И в мечеть ходите?
– Обязательно.
– А ваш новый муж?
– И он тоже.
– В салафитскую?
– Да. А откуда вы знаете?
– Я знаю, что Равиль Эмильевич в эту мечеть ходил. Других мечетей я просто не знаю. Что-нибудь об Абди Акберовиче Гаджиеве сказать можете? Что он за человек?
– Он не просто человек, он – имам… – это прозвучало с такой обидой в голосе, словно я ей, мусульманке, предложил бутерброд с салом.
– А разве имам – инопланетянин? – спросила капитан Саня, поддерживая меня.
– Просто имам всегда выше других людей. Не ростом, конечно, а духом.
– Не буду спорить, поскольку я с ним лично еще не знаком, – миролюбиво сказал я. – Но вам поверю. У меня нет причины сомневаться в ваших словах.
– Не буду вас больше задерживать, – завершила допрос Александра Валерьевна.
Аглинур Раджиховна встала, отчего ряд стульев колыхнулся, но, слава богу, не обрушился на пол, шагнула к двери.
– Повестку возьмите. Без отметки вас внизу не выпустят. И еще. Я где-то уже записывала ваш телефон. Не могу найти. Подскажите еще раз.
Женщина назвала номер. Капитан Саня записала его на календаре.
– Если я правильно помню, у вас раньше был другой номер. Кажется, МТС. Я запомнила, потому что у меня тоже МТС. А сейчас у вас «Билайн». По старому номеру я вам как-то звонила. Помните?
Радимова, как я понял, начала какую-то игру. На самом деле у нее был «Билайн».
– Помню. Это другая трубка. Той я уже не пользуюсь. Где-то дома валяется… Мне муж хорошую купил. Вспомнила, я старую трубку ему отдала, а он хотел ее сыну подарить. Ребенку такая трубка как раз по возрасту будет. Ему с сыном только два раза в месяц встречаться разрешают.
Радимова мило улыбнулась на прощание. Аглинур Раджиховна вышла, переведя дыхание на пороге. Я подошел к окну и стал ждать, рассматривая свой «Джимни».
– Что-то интересное? – спросила капитан.
– Она мимо моей машины пойдет. Хочу представить, сможет ли женщина с такими габаритами в ней поместиться?
– Вы собрались пригласить ее покататься?
– Нет. Это чисто умозрительный вопрос. Прицеп, например, для меня слишком дорогой, мне пока не по карману. Там ведь, помимо прицепа, надо еще фаркоп на машину ставить.
Из окна было видно крыльцо городского управления внутренних дел. Аглинур Раджиховна вышла и стала с опаской спускаться по ступеням, придерживая себя за бедра. Вдруг какой-то худощавый мужичок небольшого роста подскочил к женщине и подхватил ее под локоть. Сам он едва доставал затылком до плеча спутницы, но вел ее уверенно, крепко стоя на коротких ногах. Миновав крыльцо, она сама взяла его под руку, и вместе они двинулись к решетчатым воротам. Было понятно, что это не посторонний. Должно быть, новый муж, сообразил я.
Капитан Саня встала рядом со мной, посмотрела на странную парочку, потом вдруг достала трубку и набрала номер. В трубке послышались гудки. Я увидел, как мужчина полез в карман и достал оттуда свой телефон. Капитан Саня сбросила вызов. Мужчина недоуменно пожал плечами, что-то сказал Аглинур Раджиховне и положил трубку обратно в карман.
– А вот это уже интересно… – сказала капитан Саня.
– Что интересно? – переспросил я, чувствуя по тону капитана Сани, что она сделала какие-то важные выводы.
– Возможно, что-то назревает. Но только возможно, другого определения подобрать пока не могу. Короче говоря, одному известному коллекционеру в Екатеринбурге предложили купить ордена вместе с документами на них. Уверили, что ордена принадлежали умершему родственнику. И дали как контактный телефон Аглинур Раджиховны. Но не сказали, кого следует спрашивать. Дали тот номер, который она мне называла в первую встречу. Звонила коллекционеру женщина с низким простуженным голосом. А та трубка, оказывается, у Тулпарова. Это фамилия ее нового мужа. Ширмухтар Уракбаевич Тулпаров. Сообщение нами было получено вчера вечером. Уже поздно вечером.
Меня удивило, как она так легко запомнила эти труднопроизносимые имена. Но для самой капитана Радимовой это, видимо, было привычным делом. Мне же с моей тренированной памятью этому следовало еще учиться и учиться. Я постарался запомнить сложное имя. Кажется, получилось.
– Может, стоит поговорить с этой парочкой всерьез? – Наверное это прозвучало так, будто я предлагал свои услуги. Капитан Саня объяснила:
– Показания, данные под давлением или, что еще хуже, под пытками, как и под воздействием психотропных препаратов, судом не рассматриваются. Подозреваемый всегда имеет право отказаться от таких показаний, если его адвокат докажет применение подобных средств ведения допроса.
– Я никогда этим делом не занимался. Не умею…
– И в армии? На Северном Кавказе?
– Где вы таких сказок наслушались, Александра Валерьевна? Никак «Новую газету» читаете? Или телеканал «Дождь» смотрите?
– Много про вас говорят.
– Много на нас клевещут, пытаясь представить элиту спецназа как отъявленных палачей. Бывает, конечно, кому-то и приходится проводить допрос с пристрастием в боевой обстановке. Или даже спецдопрос с применением психотропных средств. По необходимости, чтобы спасти жизни других людей. Однако это не система. Мне лично не доводилось. Давайте лучше вернемся к нашим делам. Вы пустите за ними «наружку»?
– Что это даст? Мы просто возьмем под контроль телефон. Будем прослушивать разговоры. Это максимум, что мы можем сделать. Точнее, уже сделали. Начальнику уголовного розыска сегодня утром пришлось долго убеждать суд, что вероятность такого звонка на трубку велика, и для нас это единственный способ найти убийцу. В последнее время суд неохотно дает разрешение на прослушивание разговоров. Все боятся, что нас начнут сравнивать с американцами.
Но «ниточка» здесь присутствует. И за нее необходимо, если получится, ухватиться двумя руками. При этом я вполне допускаю, что кто-то хочет попросту «перевести стрелки», погнать нас не туда, куда следует, и тем самым выиграть время. Позвонили и оставили номер телефона. Коллекционеру звонили на стационарный телефон, не имеющий определителя номера. Даже не на домашний, а на рабочий. Он работает начальником сектора в военном НИИ. О возможной криминальной продаже наград с документами циркулярно были предупреждены все общества коллекционеров. Информация распространялась среди членов этих обществ. Но если была сделана «подстава», это сделали сами преступники.
– Значит, в данном вопросе я пока не помощник?
– Наши технические службы справляются.
– Хорошо. Я тогда займусь имамом. Завтра пятница. У мусульман это день молитвы. Имаму будет не до меня. Пожалуй, навещу его сегодня.
– После визита отзвонитесь мне, чтобы я была в курсе.
– Обязательно…
– Не забудьте оформить у дежурного временный пропуск.
– Обязательно…
* * *
Пропуск я оформил без проблем. Единственный прокол во всей этой процедуре произошел в тот момент, когда меня усадили перед установленной на штативе фотокамерой. Майор делал снимок, когда мне позвонили, и я привычно сунул руку в карман за трубкой. В результате снимок получился смазанным. Пришлось переснимать.
Я посмотрел на определитель. Звонила жена. Я уже, честно говоря, начал было забывать, что женат – настолько привык считать себя свободным. Тем не менее официально я не был разведен, значит, был практически женат.
Я нажал кнопку ответа и сказал коротко:
– Подожди пару минут. Я перед фотокамерой сижу. Снимок нужно сделать на документ.
Жена что-то стала говорить, но я не пожелал слушать и отнял трубку от уха. Снова принял позу приличного человека, чтобы майор успел сделать нормальный снимок. Он почему-то очень старался.
– Подбородок чуть-чуть выше… Вот так… – фотограф посмотрел в видоискатель камеры. – Нет. Перестарался. Немного ниже. Годится. Внимание! Не отвлекаться…
Камера щелкнула, сверкнула «вспышка». Майор вместе с камерой ушел в соседнюю комнату и через минуту позвал меня. Мой пропуск проходил через ламинатор. Проходил очень медленно. А жена тем временем, ни на секунду не останавливаясь, что-то говорила в трубке, которую я держал в опущенной руке.
– Можешь общаться… – майор взглядом показал на мою руку. Он тоже слышал женский голос и по природному любопытству желал, видимо, услышать хотя бы часть одностороннего разговора. Но я вообще человек не публичный. Мне профессионализм не позволяет быть публичным человеком.
На предложение майора я не «повелся». Смартфон поднял и нажал кнопку с изображением красной трубки – «завершить разговор». Знал, что жена сейчас перезвонит, и потому мысленно торопил ленивый ламинатор. Наконец, пропуск был у меня в руках. Я расписался в журнале.
– Еще одну подпись, – предложил майор, – что прочитал инструктаж об ответственности за утерю пропуска и за применение его в качестве удостоверения личности сотрудника органов внутренних дел. Ты теперь предупрежден.
– Понял, давай журнал. Где расписываться?
Майору было лень читать мне инструктаж, мне было лень его слушать, а тут еще снова зазвонила трубка. Не желая разговаривать с женой при посторонних, я быстро расписался в графе с карандашной галочкой, сунул пропуск в карман и вышел, кивнув на прощание майору, уже почти как сослуживец сослуживцу. Но вслед услышал слегка презрительное:
– Капитан частного сыска…
Менты не любят частных детективов. Это известно. Исключение среди них составляет разве что капитан Саня, с которой мы так удачно сработались. Она эти слова произносит иначе – с некоторым уважением.
Я вышел на крыльцо и только там ответил на телефонный звонок.
– Слушаю тебя. Я частично освободился. Ты что-то говорила. Я не имел возможности слушать. Можешь начинать сначала. Желательно покороче. Я спешу.
– Ну, ты хам… – Она от возмущения начала задыхаться. Вообще-то она имеет склонность к астме, и такие задыхания ее до добра не доводят. Лучше бы вырабатывала в себе спокойствие и не возмущалась. – Я тут целый час говорю-говорю, а он, оказывается, и не слушает. А потом вообще отключился.
– Я тебе русским языком сказал, что занят. Кроме твоих дел, у меня существует куча собственных. И я все еще, кстати, занят. Тороплюсь. Выделить тебе могу всего пару минут, потом отключусь от разговора без предупреждения. Говори. Время пошло.
Я произнес это намеренно холодно и равнодушно, даже монотонно, чтобы она поняла отсутствие своего влияния на меня. Я сам только сейчас осознал, насколько я счастлив, что освободился от нее после ее поспешного отъезда из военного городка.
– Я хочу спросить, ты не забыл, что у тебя есть семья?
– Забыл, понимаешь… Вернее, уверен, что ее у меня уже нет. И не надо мне той семьи, что была. Будь уверена, что я в твоем присутствии давно уже не нуждаюсь.
Разговаривать с ней на такие темы было намного проще по телефону, чем очно. По крайней мере, не приходилось уворачиваться от неумелых размашистых ударов. Да и мне так было проще говорить более жестко и конкретно.
– Ты хочешь развода? – спросила она с легким удивлением.
– А мы разве не в разводе? – Я изобразил недоумение.
– Официально – нет, если мне память не изменяет.
– Извини, я сейчас работаю в одной конторе, которая как раз занимается юридическими вопросами. И подкован в этой теме чуть лучше тебя. И потому вижу разницу в применении терминов. В юриспруденции есть такой термин, как «фактический развод», – на ходу придумывал я. – И он рассматривается любым судом точно так же, как юридически оформленный, только требует не документ, а объяснения сторон.
– Я с юристом тоже общалась. Он мне про такие термины не говорил. Но уверил, что я имею право и на половину твоей теперешней квартиры, и на половину твоей новой машины, и на половину суммы, что собрали офицеры бригады для твоего выхода на инвалидность. Если вспомнить еще и нашего сына, то это будет даже не половина, а гораздо больше.
– Твоего сына, – уточнил я. – Я его никогда не усыновлял, и до его воспитания ты меня практически не допускала. Пусть он остается твоим сыном. Ты же была, если помнишь, против усыновления, потому что получала от бывшего мужа хорошие алименты. Вот и получай их. Или ты хочешь, чтобы ему алименты платили и родной отец, и я? Не слишком ли много?
– И алименты ты на него платить будешь…
– С инвалидской пенсии?
– И с зарплаты капитана частного сыска тоже…
Значит, информация о моей новой должности неведомыми мне путями уже дошла до бригады, там офицеры рассказали о ней своим женам, а те донесли моей бывшей половине и про квартиру, и про машину, и про мою работу. Просчитать этот путь не сложно. Кто-то из бригады приезжал в разведуправление или сам полковник Быковский ездил в бригаду, и там зашел разговор обо мне. Быковскому никто не предписывал хранить в секрете мои новые данные. По крайней мере, я его об этом не просил. У меня и в мыслях не было от кого-то прятаться. Даже от жены, которую я уже твердо считал бывшей. Да и сама она, думаю, считала точно так же, но, как многие бывшие жены, старалась при случае не упустить собственную финансовую выгоду. А на такую выгоду, учитывая свое былое влияние на меня и мое наплевательское отношение к мирским благам, от которых я всегда отказывался в ее пользу, она определенно рассчитывала.
– Если хочешь, подавай в суд. И не мешай мне делами заниматься. Что касается машины, то ты уже забрала одну, с тебя хватит.
– Можешь забрать ее назад. Меня до дома родителей на буксире притащили. Машина сейчас во дворе стоит. Забирай. Она только место занимает.
– Меня устраивает моя нынешняя. Что касается денег, которые для меня собирали офицеры бригады, то они это сделали только после того, как ты уехала. Чтобы тебе не досталось. Так хорошо тебя все знали и уважали. Думаю, это справедливо.
– Значит, будь готов к вызову в суд.
– Пусть пришлют документы, чтобы мой адвокат ознакомился с твоими претензиями.
Я едва удержался, чтобы не сказать «глупыми претензиями». Она всегда была уверена, что все вокруг, и люди, и государственные органы, должны непременно принимать ее сторону. И даже в мыслях не допускала, что она когда-нибудь может быть не права.
– Ты теперь личного адвоката держишь?
Из этого я сделал вывод, что она уже обращалась к адвокату и знает примерную стоимость адвокатских услуг.
– Я теперь работаю среди адвокатов. Я уже сказал. Но ты мне сейчас мешаешь. Можешь говорить сколько угодно долго, я убираю трубку в карман и больше тебя не слушаю.
Мои слова сопровождались соответствующим действием. Отключаться от разговора я не стал, предоставляя бывшей жене «выпустить пар». Обычно после этого она несколько дней бывала смирной и даже при совместном проживании не «доставала» меня своими разговорами. Из кармана еще долго доносился ее голос. Она замолчала только после того, как я сел в «Джимни» и включил зажигание.
* * *
Хорошо еще, что у меня устойчивая к различным потрясениям нервная система и меня трудно вывести из себя. Иначе было бы просто опасно садиться за руль. Но я сделал глубокий вдох, потом глубокий выдох и сбросил с себя все нервное напряжение. И даже подбадривающе улыбнулся сам себе в зеркало заднего вида. Только после этого включил скорость и поехал. Привычный деловой настрой снова вернулся ко мне, словно и не было этого неприятного разговора.
При выезде из двора городского управления внутренних дел я обратил внимание на «Фольксваген Туарег», стоящий через дорогу у книжного магазина. Оба номера, и передний, и задний, были старательно заляпаны грязью. Читались только цифры нашего региона. Погода вторую неделю стояла сухая, и потому несложно было сделать вывод, что номера заляпаны умышленно.
Передние сиденья «Туарега» были свободны. Стекла задних дверей были сильно тонированы и могли бы скрыть даже крупнокалиберный пулемет с крупнокалиберными стрелками-пулеметчиками. Та самая машина? Но в городе столько «Туарегов»! Не реагировать же на каждый, тем более стрелять в них. Так все «Туареги» можно извести. Но смех смехом, а повышенную внимательность и предельную осторожность на дороге соблюдать надо.
С этими мыслями, моментально забыв про разговор с бывшей женой, я выехал на центральную улицу города. Перед поворотом специально посмотрел в зеркало заднего вида. Коричневый «Туарег» с заляпанными и неразличимыми номерами стоял на прежнем месте, только у водительской дверцы появились, о чем-то оживленно беседуя, два человека. Зеркало вибрировало на неровной дороге, и рассмотреть лица собеседников у меня не получилось.
Я выехал на главную улицу. Движение в это время суток было интенсивным. Конечно, можно было бы использовать тараканью верткость «Джимни» и поехать, перестраиваясь из ряда в ряд. Но не случайно же в официальных протоколах такой тип езды называется агрессивным. Поскольку сам я человеком агрессивным не был, то и ездил так только в исключительных случаях, когда очень торопился. Моя подготовка позволяла мне ездить в агрессивном стиле и при этом самому оставаться не агрессивным. Обычно при виде машины с таким стилем езды другие водители проявляют повышенную осторожность, стараются отстать или перестроиться в соседний ряд.
Но агрессивный стиль потому и агрессивный, что чреват аварией. Если кому-то захочется устроить аварию с моим маленьким «Джимни», то при таком стиле езды сделать это будет проще простого. Виноватым останусь я, как водитель, выполнявший недопустимые маневры. Мне не помог бы даже видеорегистратор.
Я ехал в потоке, никого не обгоняя, внимательно посматривая по сторонам в ожидании опасности. Дважды я видел на дороге коричневый «Туарег», причем оба раза машины шли параллельным курсом. Я умышленно позволил им себя обогнать. У одного из «Туарегов» номера тоже были заляпаны грязью. Однако по следам грязи идентифицировать машину сложно. Один раз навстречу попалась «Панамера», но она была другого цвета. Угрозы для «Джимни» не было, я благополучно проехал половину города и добрался до мечети примерно в то время, в которое рассчитывал. По моим прикидкам, имам должен был быть на месте…
