На долю любой семьи нередко выпадают трудные испытания. Одним из них является тяжелая болезнь. Это может быть телесный недуг, нервно-психическое заболевание, патологическая ревность, химическая зависимость. Семья, в которой есть тяжелобольной человек, вынуждена изменить свою структуру. Один из родственников берет на себя роль главного опекуна: именно на его плечи падает бремя повседневного ухода, обслуживания, наблюдения и контроля за состоянием больного. Обычно это женщина – мать, сестра, жена, дочь. Этот человек полностью сосредоточен на больном, часто жертвует своей личной жизнью и интересами.

Вторая группа – это члены семьи, эмоционально взаимодействующие с больным, но меньше участвующие в повседневной опеке.

Третья группа – близкие и дальние родственники, которые знают о больном и его проблемах, но практически не имеют с ним контакта. У них зачастую есть собственная позиция в отношении больного, чаще всего основанная на обвинениях главного опекуна и других членов семьи.

Тайны, связанные с тяжелой болезнью, обусловлены прежде всего:

♦ виной за то, что произошло. Члены семьи нередко обвиняют в случившемся себя и других;

♦ стыдом из-за того, что в семье есть такой больной. Психические и ментальные расстройства, зависимости, физические недуги вызывают желание спрятать и больного, и информацию о нем;

♦ страхом, что это может повториться в следующих поколениях.

Если больного исключили, забыли, вычеркнули – тайна, как радиоактивное излучение, напоминает о существовании этого человека.

Виталии 31 год, она замужем, у нее есть дочь. Женщина испытывает колебания по поводу рождения второго ребенка. С одной стороны, ей очень хочется еще раз стать матерью. С другой – несмотря на объективные возможности вырастить целую группу детского сада, она озвучила следующие страхи: «Моя жизнь никогда не будет прежней»; «Я сойду с ума»; «Муж не будет меня поддерживать, и я останусь в одиночестве»; «Если что-то будет не так – я этого не перенесу»; «На меня будут смотреть как на ненормальную». Для прояснения ситуации я построила генограмму семьи Виталии. Она была единственным ребенком у родителей.

В ходе работы над генограммой я пыталась через сильные чувства Виталии – страх и стыд – выйти на того члена семьи, с которым ассоциировались эти переживания. Но ни в семье Виталии, ни в семье мужа не удалось найти того, кому адресованы эти чувства. Я поделилась с пациенткой идеей о том, что в ее семье был кто-то, по отношению к кому его собственная мать испытывала все перечисленные Виталией реакции, и спросила еще раз, не припоминает ли она таких людей в расширенной семье. Виталия заплакала и сказала: «Это мой младший брат».

Оказалось, что Виталия была старшим ребенком в семье. Мама работала в торговле, папа был военным офицером. Семья часто переезжала и наконец осела в небольшом городе. Родители решили, что теперь могут родить еще одного ребенка. Виталии было 10 лет, когда на свет появился ее брат Димочка. Он был прелестным малышом – активным, любознательным, веселым. Его все любили, и он на удивление никому не доставлял особых хлопот.

Когда мальчику было два с половиной года, он внезапно тяжело заболел. Температура, неясная боль во всем теле. Он плакал и говорил: «Головушка болит». Его забрали в больницу, диагноз так и остался под вопросом: то ли энцефалит, то ли что-то еще…

Когда его выписали, он почти не держал голову. Пропала речь, руки и ноги перестали двигаться. Ребенок превратился в овощ…

Рассказывая эту историю, Виталия не могла сдержать слез. Она вспомнила, как почернела и похудела мама, как все чаше выходил покурить папа. Врачи разводили руками: мозг поврежден, ничего невозможно сделать. Родители испробовали все – дорогостоящие лекарства, знахарок, массаж… Но Димочка не вернулся. Он был рядом – но это был уже не он…

Когда Виталии исполнилось 15 лет, она уехала в областной центр и поступила в медицинское училище – дома было невыносимо. Проучившись три года, она узнала и поняла все о болезни брата. Ее редкие приезды домой сопровождались болью – мама старела на глазах, она не работала и угасала вместе с братом. Отец уходил из дома в шесть утра, возвращался после 23:00… И тогда она приняла решение. Проведя предварительную подготовку, девушка приехала, чтобы серьезно поговорить с родителями. Она объяснила, что Димочку уже не вернуть, и предложила отдать его в специализированное учреждение. Мама только тихо плакала, а отец стал возмущенно говорить, что Виталия ничего не понимает, что это невозможно – отдать своего ребенка в больницу для инвалидов… Но дочь была настойчива. У нее всегда были честные и открытые отношения с родителями. Девушка сказала отцу, что тот почти не бывает дома, а мама круглые сутки находится с братом. Ему уже восемь лет, но он – как младенец. Мама тоже человек, и она не должна из-за несчастного случая хоронить себя заживо.

Родители думали на протяжении месяца, а потом согласились. Однако папа поставил условие: мы никогда не будем вспоминать о Димочке, не будем его навешать. Мальчика поместили в специализированное учреждение, и к нему никто никогда не приезжает. Семья плотно закрыла эту дверь.

Виталия, рассказав эту историю, приподняла завесу мрачной семейной тайны о заболевшем и «ставшем ненормальным» втором ребенке. О ее брате не знает даже муж. Восстановление генограммы, заполнение белого пятна – каким был второй ребенок в родительской семье – позволили понять источник всех страхов и сомнений Виталии по поводу следующей беременности. Мы обсудили, что так иногда случается – дети болеют или появляются на свет не такими, как другие, но это не повод отказываться от материнства.

После сессии Виталия ушла спокойной, хотя и грустной. Она приняла решение рассказать о своем брате мужу и дочери.

В семье должны знать, что, даже если кто-то заболеет, о нем позаботятся, его не «выбросят» из семьи. Правда, на постсоветском пространстве, где по ряду причин нет ни достойных домов престарелых, ни нужного числа дневных стационаров по работе с больными детьми, один трудоспособный родственник зачастую полностью выпадает из социальной жизни, занимаясь лишь обслуживанием больного. Это проблема мегасистемного, социального уровня: в развитых странах создана система социальной поддержки таких людей; в государствах, где традиционными являются большие семьи, нагрузка распределяется на многих членов семьи. Для российских, белорусских, украинских семей характерно иметь одного-двух детей, население наших стран катастрофически стареет, и главный опекун, как правило, остается с больным человеком один на один. Если информация искажается и появляется семейная тайна, способы выживания в такой ситуации, зачастую деструктивные, стереотипизируются.

Лариса, 34 года, пришла на консультацию из-за проблем при разделе имущества с братом. Их родители умерли, не оставив завещания. Дачу они еще при жизни переписали на дочь, а вот трехкомнатная квартира по закону должна быть разделена между братом и Ларисой. Брат намного старше, его нельзя назвать профессионально успешным, он не имеет своего жилья – живет у жены. Он требует, чтобы ему отошли и квартира, и дача – он часто отдыхает там со своей семьей и считает загородный дом своим. Лариса думает по-другому: она ухаживала за старенькими родителями, но раз они не написали завещания – пусть все будет по закону и она заберет свою половину квартиры. Брат угрожает, звонит, требует сделать так, как ему удобно, и Лариса не знает, как поговорить с ним. Она боится разрушить отношения.

Я попыталась выяснить, как в семье относятся к наследству и как принято делить имущество. Лариса задумалась, опустила глаза, а потом с дрожью в голосе сказала, что у них в семье с разделом имущества сложно. Я попросила рассказать подробнее.

Оказалось, что родная сестра отца забрала квартиру после смерти их родителей и брату ничего не досталось. Тетка, по словам Ларисы, женщина очень хитрая и подлая – кроме квартиры родителей, завладела и квартирой матери бывшего мужа. Это удивило меня, но я продолжила расспрос на нейтральной ноте.

История была такова. Сестра отца, тетя Люся, оставалась в браке недолго – муж начал выпивать. С маленьким ребенком она вернулась в квартиру к родителям, сохраняя прописку в общежитии. Но туда сразу же переехал брат с первой женой, и тетка ушла жить в общежитие. Через десять лет она получила однокомнатную квартиру на окраине, в которую и заселилась вместе со своей дочерью.

Когда ей было 39 лет, у нее появился мужчина, и она даже планировала выйти за него замуж. Но случилась беда. В один год умер дедушка, отец тети Люси, а бабушка после инсульта осталась парализованной и была заперта в своей двухкомнатной квартире без лифта на пятом этаже. Делать было нечего – Люся взялась ухаживать за матерью. Отец Ларисы к этому времени переехал ко второй жене. Я спросила, помогал ли он сестре. Она ответила, что нет – он «работал на ответственной работе и у него не было возможности», а тетя Люся «всего лишь» преподавала в институте и могла подстроить свое расписание.

Беда не приходит одна – через месяц инсульт перенесла теткина свекровь. Несмотря на развод с мужем, Люся поддерживала отношения с его матерью, приезжала к ней с внучкой. Так как сын пил, пожилая и с трудом передвигавшаяся женщина, в прошлом тоже преподаватель вуза, «упала» на руки бывшей невестке. Три месяца Люся разрывалась между работой, домом, мамой и свекровью, а потом решила, что больше так не может. Она предложила двум бабушкам съехаться в одну квартиру. Свекровь ее поддержала и предоставила свою жилплощадь. Так они и стали жить втроем в трехкомнатной квартире.

Мама Люси и свекровь умерли через семь лет с интервалом в месяц. Незадолго до смерти свекровь переписала квартиру на невестку и убедила мать Люси сделать то же самое. Так Люся в один момент стала владелицей трех квартир в столице – собственной однокомнатной, маминой двухкомнатной и трехкомнатной, принадлежавшей свекрови. По рассказу Ларисы, бывший муж и брат обратились в суд, но им сказали, что дарственные оформлены по правилам и они не выиграют.

Картина изменилась. Я представила, как молодая женщина оказалась накрепко связанной семейными узами с двумя нездоровыми и нуждающимися в помощи пожилыми женщинами, и испытала сочувствие. Да, она получила вознаграждение, но получила честно, за то, что делала все возможное. Лекарства, приготовление пищи, уборка квартиры, гигиена каждой из старушек… Зависть Ларисы к «счастью» тетки теперь казалась не очень уместной.

Я спросила у Ларисы, какую цену ее тетя заплатила за наследство. Этой ценой стали: разрушившиеся отношения с мужчиной, подорванное собственное здоровье и полное исключение из семейной системы – с ней не общаются ни родственники по линии бывшего мужа, ни брат, ни племянники…

Лариса приходила ко мне несколько раз. Меняя дискурс, мы обнаружили, что в «семейном гроссбухе» давно «подделывают цифры»: многие члены семьи хотят только получать, но не желают вкладывать. Вскрылись по-настоящему несправедливые обмены, когда сын наследовал все, а дочерям не оставалось ничего. Нам удалось понять, какое гендерное неравенство царило в семье. Тетя Люся – первая, кто восстановил баланс, и за это все на нее ополчились.

Ларису вдруг осенило, как несправедливо по отношению к ней поступает брат: так же как и в свое время их отец, он не помогал в уходе за пожилыми родителями, но требует у сестры все имущество, потому что она «богатая и у нее все есть». Лариса поняла некоторые устаревшие правила, по которым строится семейная жизнь: «мужчины важнее», «женское время ничего не стоит» и т. п. Она позвонила тете Люсе и впервые за много лет встретилась с ней. Оказалось, что жизнь с двумя старушками была несладкой: они то воевали друг с другом, то объединялись против внучки… Люсе приходилось лавировать и выживать. Она отказалась от должности заведующей кафедрой и не пошла в докторантуру. Мужчина ее оставил, потому что у них не было времени встречаться. Но она сказала, что это был ее долг, а доставшиеся квартиры – неожиданный и приятный бонус.

Помирившись с тетей, Лариса твердо сказала брату, что дача оформлена на нее и он ее не получит, а половина квартиры положена ему по закону и он может на нее рассчитывать. Брат остался недоволен, но Лариса завершила терапию с ощущением, что для нее справедливость восстановлена.

В таких семьях может скрываться и факт существования больного, и то, что он сделал (насилие, убийство, самоубийство), а также те деструктивные изменения в отношениях, которые произошли вследствие этой болезни с остальными членами семьи.