Екатерина Великая

Волею судеб девочка из нищего немецкого княжества стала великой правительницей великой страны. Она узурпировала престол, но правила страной, как заботливая мать, вникая во все тонкости жизни. В те времена правление было типично мужской профессией, но Екатерина справлялась с нею с настоящим женским изяществом и тактом, даже в самые тяжелые минуты оставаясь прежде всего женщиной. Недаром Карамзин писал о ней: «Екатерина – Великий Муж в главных собраниях государственных – является женщиной в подробностях монаршьей деятельности».

Екатерина Великая, урожденная София Августа Фредерика Амалия, была дочерью герцога Христиана Августа Анхальт-Цербстского и его супруги Иоганны Елизаветы. Ее отец принадлежал к весьма многочисленному отряду полунищих немецких принцев, про которых говорили, что расходы на содержание их родового замка превышают доходы от владений.

У Христиана Августа владений не было: герцогством правил сначала его кузен, а затем старший брат, так что его сиятельству пришлось поступить на службу к прусскому королю Фридриху Второму, которому нравилось окружать себя титулованными особами. Христиан Август был женат на внучке шведского короля – у отца Иоганны Елизаветы, герцога Гольштейн-Готторпского, было пять дочерей, и то, что ей в пятнадцать лет удалось выйти замуж за неимущего принца, было немалой удачей.

Однако замужняя Иоганна, легкомысленная и избалованная, невыносимо скучала в Штеттине, куда ее муж был назначен губернатором: даже рождение дочери – это событие произошло в Штеттине 21 апреля (2 мая) 1729 года – ее не обрадовало. Девочка росла, по собственным воспоминаниям, как трава в лесу: ее воспитанием и образованием почти не занимались, и она проводила дни, играя на пыльных улицах Штеттина с детьми отцовских придворных.

Однако позже герцогиня Иоганна решила, что удачный брак дочери может вырвать ее саму из штеттинской тоски, и взялась за ее воспитание. В то время Германия была настоящим питомником невест для владетельных домов всей Европы, и на фоне многочисленных принцесс надо было выделиться. В жены брали красивых, образованных и послушных, так что Иоганна взялась за свою дочь всерьез. Чтобы вытравить из девочки зарождающуюся гордость, мать заставляла ее целовать платья знакомых дам, чтобы отучить от безделья – забрала все игрушки, а чтобы осанка у принцессы была величавой – ее заставляли ходить, пристегнув косу к платью. Софию Августу, которую дома звали Фике, учили языкам, танцам, музыке, началам истории, географии, богословию и прочим необходимым для будущей влиятельной особы вещам. Согласно мемуарам Екатерины, мать не слишком церемонилась с нею – за малейшую провинность, шалость или неподчинение она могла отвесить дочери пощечину.

С ранних лет Фике, обладающая от природы независимым характером, научилась скрывать и свои чувства, и свой немалый ум. От гнева матери она часто пряталась в библиотеке и там пристрастилась к серьезному чтению, изучая античных философов, ренессансные трактаты и политические мемуары. Она с ранних лет была весьма привлекательна, обаятельна и грациозна – недаром к ней, как пишут историки, собирался посвататься ее родной дядя, брат Иоганны Георг-Людвиг. Впрочем, сватовство не состоялось: Фике ждала совсем другая судьба.

Еще в 1739 году в Эйтине, где встречались все члены Гольштейн-Готторпского дома, Фике встретила своего троюродного брата Карла Петера Ульриха: вялый и некрасивый мальчик уже тогда славился безудержным пьянством, плохим воспитанием и непомерным честолюбием. Именно его – внука Петра Первого, сына его дочери Анны – избрала в 1742 году своим наследником незамужняя российская императрица Елизавета Петровна. Юношу перевезли в Россию, под именем Петра Федоровича крестили в православие, обучили русскому языку и стали подыскивать ему супругу. Поначалу Елизавета хотела женить его на сестре прусского короля Фридриха Второго, однако тот предпочел отправить в далекую Россию кого-нибудь попроще: его выбор пал на Софию Фредерику, дочь его фельдмаршала – говорили, что ее мать, герцогиня Иоганна, была шпионкой на службе Фридриха, и тот надеялся, что она будет продолжать свою службу и при дворе Елизаветы. Как бы то ни было, в январе 1744 года Фике вместе с матерью тайно, под именем графинь Рейнбек приехали в Россию: вспоминают, что весь багаж Фике состоял из дюжины неновых сорочек, трех платьев и медного кувшина для умывания.

Ошеломленная роскошью и весельем русского двора, Фике решила во что бы то ни стало остаться здесь. Она сделала все, чтобы понравиться Петру и особенно Елизавете – была послушна, любопытна, сыпала комплиментами и даже публично рассорилась с матерью, когда ту уличили в тайной переписке с Фридрихом. Когда Фике тяжело заболела, она послала не за лютеранским пастором, а за православным священником, продемонстрировав, к немалой радости Елизаветы, свою решимость стать русской. После полутора лет при дворе, когда Фике обучали русскому языку и истории, наставляли в православной вере и придворном этикете, ее окрестили, дав ей имя Екатерины Алексеевны – так же звали мать Елизаветы, супругу Петра Первого, – а на следующий день, 29 июня (10 июля) обручили с великим князем Петром Федоровичем.

Свадьба, по пышности превосходящая все прежние торжества Елизаветы, состоялась 21 августа (1 сентября) 1745 года: молодым были пожалованы Люберцы под Москвой и Ораниенбаум под Петербургом, назначено щедрое денежное содержание и дарованы различные должности. Однако счастья в новой семье не предвиделось: Екатерина и Петр, поначалу пытавшиеся было подружиться, довольно быстро охладели друг к другу. Они были слишком разные: избалованный инфантильный Петр, который играл в супружеской спальне в солдатики, выставив супругу в караул, и воспитанная в строгости Екатерина, читавшая запоем научные труды и сочинения французских просветителей. Елизавета поначалу благоволила к невестке – Екатерина умело льстила, слушалась «тетушку» и к тому же всегда одевалась очень скромно, что известная щеголиха Елизавета, не терпевшая, когда кто-то выделялся своим нарядом из толпы или затмевал ее красотой, весьма ценила.

Кроме того, Екатерина старательно пыталась «стать русской»: прилежно учила язык, читала русских авторов, соблюдала религиозные обряды – чего от ее мужа двор так и не дождался. Но позже Елизавета, женщина весьма проницательная, поняла, что под маской послушания скрывается незаурядная личность, независимая и непокорная. Екатерина казалась императрице слишком умной и, следовательно – опасной. За ней был постоянный надзор: Елизавета желала знать, куда, когда и с кем ходит Екатерина, что читает и о чем думает: даже ее письма родным вскрывались и прочитывались. Придворные, видя такое отношение к великой княгине, тоже не спешили заводить с нею дружбу. Оказавшись перед печальной перспективой остаться при дворе без малейшей поддержки, Екатерина сделала все, чтобы завоевать симпатии окружающих: она выслушивала монологи придворных старух и играла в карты с престарелыми князьями, была щедра, любезна и подчеркнуто набожна. Постепенно слава о Екатерине как о женщине сердечной, доброй и душою русской распространилась в высшем свете – что вызвало явное недовольство среди ближайших сторонников Елизаветы, углядевших в этом коварство и интриги молодой княгини.

Но главной виной Екатерины было то, что она медлила с исполнением своего главного долга – родить Петру наследника. Через несколько лет напрасного ожидания Елизавета велела подвергнуть Екатерину медицинскому осмотру – и, как пишут историки, выяснилось, что та все еще девственница: из-за врожденного порока ее муж не мог исполнять свои супружеские обязанности. Петру немедленно была проведена операция, и после двух неудачных беременностей Екатерина 20 сентября (1 октября) 1754 года родила сына Павла. По мнению некоторых мемуаристов, отцом Павла был вовсе не Петр, а молодой дворянин Сергей Салтыков, чуть ли не специально для этой цели приставленный к великой княгине Елизаветой. Однако историки склонны считать, что, если связь с Салтыковым и имела место, сына Екатерина родила от мужа: об этом свидетельствует, например, несомненное сходство Павла с Петром.

Сразу после рождения ребенка забрали у родителей: Елизавета желала воспитать мальчика сама, а Екатерине и Петру разрешалось навещать его лишь раз в неделю. Заведя наследника, Петр окончательно отстранился от супруги: он открыто имел любовниц – особенным его расположением пользовалась на редкость некрасивая фрейлина Елизавета Воронцова, но и не возражал, когда Екатерина отвечала ему тем же. Он называл жену «запасной мадам», нередко ругал ее на людях, но, тем не менее, всегда доверял ее уму, советуясь с нею по всем важным вопросам, и в знак благодарности прозвал супругу и Madame la Ressource – «Мадам Ресурс».

Быстро забыв Салтыкова, которого отослали из Петербурга, Екатерина влюбилась в польского дипломата Станислава Понятовского, который, по воспоминаниям, был в неожиданно хороших отношениях с Петром: обе влюбленные пары – Петр с Воронцовой и Екатерина с Понятовским – нередко ужинали вместе, а затем расходились по разным спальням. Вероятно, именно от Понятовского Екатерина родила в декабре 1758 года дочь Анну: Петр, узнав об интересном положении супруги, произнес: «Бог знает, почему моя жена опять забеременела! Я совсем не уверен, от меня ли этот ребенок и должен ли я его принимать на свой счет». Анна умерла через два года; Понятовского тоже удалили от двора: через много лет Екатерина в знак признательности сделает его королем Польши, а место рядом с Екатериной занял Григорий Орлов. Он был личностью необыкновенной: силач, отчаянный смельчак, герой Семилетней войны, талантливый администратор и к тому же один из самых красивых мужчин своего времени. В отличие от многих придворных он был искренним и скромным, практически – по крайней мере на фоне братьев – лишенным честолюбия и корысти. Его любовь и преданность Екатерине не подлежала сомнению – равно как и любовь к нему Екатерины.

После воцарения Петра Третьего жизнь его супруги, вопреки ожиданиям, стала еще хуже: Петр открыто говорил о том, что намерен сослать ее в монастырь, дабы жениться на Воронцовой. Екатерина, которую муж поселил в противоположном от себя крыле Зимнего дворца, между тем снова была беременна: в апреле 1762 года она родила от Орлова сына, которого немедленно после рождения отдали в чужие руки. Говорят, верный Орлов устроил пожар, чтобы Петр, охочий до подобных зрелищ, не заметил суматохи в палатах своей жены. Мальчик, получивший имя Алексея Бобринского, воспитывался в семье приближенного Екатерины, учился за границей, где прославился своим вольным поведением, а позже жил в Ревеле. Лишь после смерти Екатерины Павел Первый признал в нем брата и даровал графский титул.

Между тем положение Екатерины при дворе мужа-императора становилось все тяжелее. Когда в апреле Петр публично оскорбил жену, не желавшую пить провозглашенный им тост «за Пруссию», и даже повелел заключить ее в крепость, лишь заступничество придворных спасло Екатерину. К тому же Петр, человек явно психически неуравновешенный, своими пропрусскими реформами вызвал огромное неудовольствие русского дворянства, особенно военных, которые уже начали подумывать о том, чтобы возвести на трон Екатерину – благочестивую, умную, доброжелательную и к тому же «русскую душой». Братья Орловы, преданные Екатерине, организовали заговор: когда в июне Петр, обуреваемый новой сумасшедшей идеей воевать с Данией, отбыл из столицы, Екатерина в мужском мундире (который ей необыкновенно шел) проехалась по гвардейским казармам, подняв полки против императора. На следующий день Петр отрекся от престола, а еще через неделю погиб в Ропше – то ли от геморроидальных колик, то ли от рук заговорщиков. Когда Григорий Орлов сообщил императрице о смерти ее мужа, она заплакала: «Слава моя погибла! Никогда потомство не простит мне этого невольного преступления».

Историки сомневаются, что она имела отношение к гибели Петра: смерть его была слишком «ранней для ее славы», как заметила Екатерина Дашкова. Скорее всего, его слабое здоровье действительно не вынесло потрясений переворота…

По логике закона Екатерина, свергнувшая супруга, должна была стать опекуншей при наследнике – Павле Петровиче. Однако она не желала упускать власть: в высочайших манифестах было объявлено о том, что она станет императрицей по «желанию всех Наших верноподданных явному и нелицемерному». В сентябре 1762 года Екатерина Вторая короновалась в Москве.

Историк Ключевский писал о ней: «У Екатерины был ум не особенно тонкий и глубокий, но гибкий и осторожный, сообразительный. У нее не было никакой выдающейся способности, одного господствующего таланта, который давил бы все остальные силы, нарушая равновесие духа. Но у нее был один счастливый дар, производивший наиболее сильное впечатление: памятливость, наблюдательность, догадливость, чутье положения, уменье быстро схватить и обобщить все наличные данные, чтобы вовремя выбрать тон». Политические заслуги Екатерины, недаром прозванной Великой, огромны: она реформировала страну, увеличила ее территорию, присоединив Крым, Причерноморье и Восточную Польшу, наполнила опустошенную веселой Елизаветой казну, заботилась об образовании и воспитании подданных. Она основала полторы сотни городов, организовала Смольный институт, установила черту оседлости и реформировала монастыри. Екатерина Вторая вошла в историю как сторонница «просвещенного абсолютизма», друг Вольтера и Дидро, писательница и меценатка. Но при всех государственных заботах Екатерина ни на минуту не забывала о своей женской сущности: с истинно женским интересом она регламентировала даже наряды дам. Именно Екатерине принадлежит идея «мундирного платья»: каждый приходящий ко двору обязан быть одет в цвета своей губернии, и в тех же цветах должны быть одеты их жены и дочери. Женские платья имели элементы военной формы: на простое сукно нашивались галуны, а верхняя роба напоминала сюртук.

Воспитанная в бедности и немецкой строгости, Екатерина на всю жизнь сохранила любовь к простоте и сдержанности во всем, в том числе и одежде: особым указом придворным запрещалось чересчур украшать свои платья – они должны были соблюдать «более простоту и умеренность в образе одежды». Хотя в Европе в то время царил изысканный и роскошный стиль рококо, Екатерина, словно специально, игнорировала веяния моды, вводя вместо этого собственный стиль: простые прически, гладкие, без парижских бантов и оборок, юбки, ткани без пышного рисунка и обязательно русского производства. Модные в то время огромные фижмы императрица надевала только в крайних случаях, предпочитая платья с мягкими юбками из гладкого атласа или бархата. Желая подчеркнуть величие страны и единство ее правящего класса, Екатерина ввела русское придворное платье: напоминавший сарафан наряд, дополненный традиционным кокошником, часто надевала и сама императрица, и ее фрейлины. Впечатленные европейские послы ввели на Западе моду на подобные платья – которые в честь Екатерины стали называться «царицыными», «по царице», a-la Catherine.

В педагогике Екатерина тоже слыла реформатором: хотя по велению судьбы ей так и не удалось почувствовать себя настоящей матерью, она наверстала свое с внуками, особенно со старшими – Александром и Константином, которых воспитывала как будущих правителей по собственной системе, основанной на философии Руссо. Екатерина даже придумала для внуков специальный детский костюм, позволявший им свободно двигаться: наряд был настолько удачен, что выкройку просили для своих детей европейские монархи. Азбуку для своих внуков Екатерина также написала сама.

В обращении Екатерина была, не в пример многим монархам, очень проста и равно учтива со всеми, от слуг до собственных фаворитов. Вспоминали, что приглашенные на ее обеды не должны были вставать, когда разговаривали с императрицей, даже если она стояла, – недаром перед входом во дворец стоял щит с надписью: «Хозяйка здешних мест не терпит принужденья».

Баронесса Димсдейл, представленная Екатерине в 1781 году, описывала ее как «очень привлекательную женщину с прелестными выразительными глазами и умным взглядом». О царице баронесса писала, что летом та носит белый капор и кожаные туфли, по вечерам накидывая платок, любит делать замысловатые прически и наряжаться, но делает это с похвальной скромностью и экономией.

По укоренившейся с детства привычке, Екатерина и будучи императрицей вела очень строгую жизнь. Ее распорядок дня вызывал у послов оторопь: Екатерина вставала в шесть утра, завтракала крепким кофе с пирожными, с восьми утра принимала доклады, а потом занималась делами до обеда. К обеденному столу подавали 3–4 блюда, достаточно простых и дешевых – больше всего императрица любила разварную говядину с соленым огурцом и смородиновый морс. После обеда она занималась рукоделием – императрица прекрасно вышивала, вязала, гравировала, знала токарные работы, резала по янтарю и камню, – а потом читала. К ужину Екатерина выходила только в случае празднеств, предпочитая вместо застолья провести время с книгой или в обществе любимого человека.

Как любой женщине, императрице хотелось любви, понимания, заботы – то есть простого женского счастья, которым судьба обделила ее в браке. Несмотря на обилие слухов, воспевающих чувственность и легкомыслие Екатерины, у нее было не так много любовников – авторитетные исследователи насчитывают всего два десятка, из которых несколько провели рядом с царицей долгие годы. К Григорию Орлову, которому Екатерина была обязана троном, она испытывала настолько сильные чувства, что даже собиралась выйти за него замуж: однако советники отговорили ее – во главе Российской империи не может стоять графиня Орлова. Однако она продолжала жить с ним как супруга и доверять ему те дела, которые, по идее, должен был исполнять супруг-император: Орлов командовал войсками, управлял подавлением Чумного бунта, возглавлял Вольное экономическое общество. Однако его чрезмерная чувственность проявлялась не только в постели императрицы, но и в беспорядочных связях. Екатерине это надоело, и она заменила его на его же брата, Алексея, которого позже сменил блистательный князь Потемкин. Расставшись с императрицей, Григорий Орлов влюбился в свою юную кузину, фрейлину Екатерину Зиновьеву, и со скандалом в 1777 году на ней женился. Разгневанная Екатерина была готова отослать обоих супругов в монастырь, однако позже простила их и даже наградила. Когда через несколько лет граф Орлов после внезапной смерти жены сошел с ума и вскоре умер, императрица искренне его оплакивала.

Григорий Потемкин, которому Екатерина позже за заслуги даровала титул светлейшего князя и прозвание Таврического, был, наверное, самым сильным чувством в ее жизни. «Ласка наша есть чистейшая любовь, и любовь чрезвычайная», – писала она. По некоторым данным, Екатерина даже вступила с ним в 1775 году в морганатический брак – правда, все будто бы имевшиеся свидетельства этого события были утрачены. В июле 1775 года Екатерина тайно – придворным было объявлено, что у императрицы расстройство желудка, – родила от Потемкина дочь, получившую имя Елизавета Темкина (первый слог фамилии отца был по обычаю отброшен). Девочке были пожалованы богатые имения в Херсонской губернии, а воспитателями ее были сначала племянник Потемкина Александр Самойлов, затем лейб-медик Екатерины Иван Бек. Хотя Лиза не отличалась особой красотой, она удачно вышла замуж – ее супругом стал майор Иван Калагеорги, друг детства великого князя Константина Павловича, позже назначенный губернатором Екатеринославской губернии. У Елизаветы Калагеорги родилось десять детей, она провела свои годы в счастье и спокойствии.

В Потемкине Екатерина нашла нежного любовника, понимающего друга, заботливого мужчину и талантливейшего государственного мужа. «С прекрасным сердцем, он соединил необыкновенно верное понимание вещей и редкое развитие ума. Виды его всегда были широки и возвышенны», – писала о нем Екатерина. К сожалению, по государственным делам он часто отсутствовал в столице, и, чтобы не скучать в одиночестве, Екатерина заводила себе фаворитов, которых нередко представлял ей сам Потемкин: гвардейских офицеров, молодых аристократов или просто прославившихся своей мужской статью дворян. По распространенной легенде, кандидата в царские любовники сначала проверял личный врач Екатерины, затем ее статс-дама – и если после трехдневных постельных испытаний юноша признавался достойным, его поселяли в дворцовых покоях. Когда очередной фаворит надоедал императрице, она делала ему крупный подарок – имение, чин, сумму денег – и расставалась.

Связь с Потемкиным длилась более десяти лет, дружба – всю его жизнь. Когда в октябре 1791 года пришло известие о смерти Потемкина от горячки, Екатерина была потрясена: она несколько дней рыдала, билась в истерике, ей даже пришлось пустить кровь. С его смертью она почувствовала себя невероятно одинокой…

Утешал императрицу молодой красавец Платон Зубов, на сорок лет ее моложе: в свое время он специально набивался Екатерине в любовники и, в отличие от Орлова или Потемкина, усиленно пользовался ее милостями, не давая ничего взамен. Он был рядом с Екатериной до ее смерти, украсив своей красотой и легкомыслием ее последние годы.

В старости Екатерина располнела, почти не могла ходить, хотя сохраняла, по признанию современников, обаяние, зрелую красоту и некоторую грациозность. Пятого ноября 1796 года она внезапно потеряла сознание и на следующий день скончалась. Воцарившийся Павел Первый повелел, захоронив ее в Петропавловском соборе, похоронить рядом с нею бывшего императора Петра Третьего, своего отца и кумира. Так закончилась долгая и счастливая эпоха, вошедшая в историю как «век Екатерины».