Глава 8

– Добрый день, милорд.

Татьяна наградила Мэтью ярчайшей улыбкой.

Он ответил ей сердитым взглядом, нетерпеливо ожидая у кареты.

– Мы должны сейчас же тронуться в путь. Время уже позднее, и…

– Ты всегда такой неприятный по утрам?

– Да, – отрезал Мэтт и подал ей руку, чтобы помочь подняться в экипаж. Его помощь была излишне бодрой и исключительно бесстрастной. Потом он обошел лошадей и занял место рядом с принцессой.

– Ну что ж, теперь, когда мы обсудили вопрос насчет твоего характера, – сладко сказала Татьяна, – как поживает твоя добродетель?

– Моя добродетель? – он окинул ее пристальным взглядом. – Дело не в моей добродетели.

– Прошу прощения. Должно быть, я выбрала неверное слово. – Татьяна помолчала. – «Моральные устои», надо полагать, лучше подойдет.

– Мои моральные устои тоже не имеют к этому никакого отношения. – Мэтт дернул поводья, и лошади тронулись.

– Ну, конечно же, дело в твоих моральных устоях. Если честно, когда мы впервые встретились, я даже не думала, что у тебя они имеются. И все же ты женился на мне, а я уверена, что ты не женишься на каждой женщине, с которой спал.

Мэтью смотрел вперед, и его челюсть напряглась.

– Я женюсь только на принцессах.

– Понимаю. – Она подавила улыбку. – То есть твои высокие моральные стандарты относятся только к женщинам королевской крови?

– Очевидно, – пробормотал он.

– Почему ты женился на мне, Мэтью?

– В данный момент не имею никакого понятия. – Его мрачный голос испортил испортил хорошее настроение Татьяны.

– Не обязательно так гадко себя вести.

Его скверное настроение можно было объяснить тем фактом, что ему не удалось выспаться. Или он ее действительно ненавидит. Но Татьяна предпочитала думать, что Мэтью просто устал и, возможно, разочарован. Она, во всяком случае, точно испытывала разочарование.

Когда Мэтт, наконец, вернулся в их комнату, она притворилась спящей. На самом же деле Татьяна провела большую часть ночи, украдкой наблюдая за тем, как ее муж, сидя за столом, записывал что-то в маленькую записную книжку. Вероятно, это было связано с его работой.

Пламя свечи отбрасывало на него тени и отблески света, и принцесса долгие часы изучала черты его лица. Не то чтобы она не помнила изгиб его скул, линию подбородка и морщинки в уголках глаз, которые появляются в минуты сосредоточенности. В конце концов, мысленно она наблюдала за ним каждый день. И могла смотреть на него всегда.

– Лошади выглядят хорошо, – сказала Татьяна в попытке вовлечь его в разговор, перед тем как, следуя авалонской традиции, начать путешествие с бренди. – Не скажу, что в них есть что-то особенное, но выглядят они прекрасно.

Мэтт не ответил. Очевидно, сегодня он не был склонен к пустой болтовне.

Татьяна, сдерживая улыбку, откинулась на сиденье. Даже с учетом вчерашнего разочарования, – а она была крайне разочарована, – это был весьма удачный вечер. То, что Мэтью отказался продолжать, говорило о возможности совместного будущего. Конечно же, он бы продолжил, если бы миссис Викланд не помешала. Независимо от совести, чести или чего угодно, он все-таки был мужчиной, а чего еще ожидать от мужчины? Уж этому-то Филипп ее научил.

Отказ Мэтью продолжить с того места, где их прервали, казался Татьяне самым чудесным, что с ней случалось. Было очевидно, что он просто не мог обращаться с ней, как с любой другой женщиной. Осознавал Мэтт это, или нет, но он испытывал к ней чувства, помимо сегодняшнего раздражения и вчерашней страсти. И, независимо от его протестов, Татьяна была убеждена: он боялся того, что к чему может привести возникшая между ними интимная близость.

Это имело смысл. Она причинила этому мужчине ужасную боль, и у него не было причин доверять ей. Никаких причин желать ее возвращения.

Но он захочет этого. Со временем.

Не потому, что она всегда получала желаемое. По правде говоря, Татьяна ни разу до сих пор по-настоящему не желала чего-то. Не так, как она желала получить обратно этого мужчину, своего мужа.

– Не понимаю, почему ты должен быть таким неразговорчивым сегодня утром, – сказала она. – В конце концов, это не я прошлой ночью сбежала с криками ужаса, словно взволнованная девственница.

– Я не кричал. – Голос Мэтта был холоден, но в глазах можно было заметить крошечный проблеск изумления.

– Но ты должен признать, что нервничал.

– Я не нервничал, и, – тут он бросил на нее язвительный взгляд, – я не испугался. У меня были женщины и раньше.

– Сотни, я не сомневаюсь, – жизнерадостно сказала принцесса. – Но тебя испугало не это.

– Раз уж вы знаете меня настолько хорошо, тогда скажите, ваше высочество, что же напугало меня?

Татьяна проигнорировала его сарказм.

– Ты испугался, что если мы займемся любовью, ты откроешь в себе чувства ко мне, которые предпочел бы не испытывать.

– Я испытываю к тебе самые разнообразные чувства. Нет необходимости вспоминать, я их все прекрасно осознаю, и большинство из них не особенно приятные. – Его голос был тверд. – Все, что могло случиться прошлой ночью, не больше, чем минутное наслаждение.

– Тогда почему ты остановился?

– Настроение, моя дорогая принцесса, было разрушено. Увлечение исчезло, – произнес Мэтью с ноткой надменного превосходства.

– Ха! Как я заметила, ты был в высшей степени заинтересован.

– Внешность бывает обманчива.

– Только не эта. – Татьяна проглотила усмешку.

– Вы удивляете меня, принцесса. – Мэтт послал ей косой взгляд. – Не припоминаю, чтобы вы так охотно обсуждали подобные темы. Если я правильно помню, вы вели себя скорее… ну, скромно.

– Я оставила скромность, да и сдержанность заодно, позади, – беспечно сказала она, не обращая внимания на волну жара, опалившую лицо.

По правде говоря, она никогда в жизни не была так откровенна. Покинув своего мужа, Татьяна почти сразу поняла, что ее уход был ужасной ошибкой. С этого момента она знала, что идеально благопристойное существо, которым она всегда являлась, неспособно взять жизнь в собственные руки – с ним или без него. Она потратила много сил с тех пор, как пренебрегла своим воспитанием, которое учило ее быть скромной и почтительной. Вместо этого принцесса научилась говорить то, что думает, и делать то, что считает нужным.

К своему удивлению, Татьяна поняла, что ей нравятся изменения в себе – то есть, нравится она сама – гораздо больше, чем когда-либо. Она больше не чувствовала себя былинкой на ветру. Теперь она ощущала себя этим ветром. Татьяна ощущала вновь обретенное чувство уважения к той женщине, какой она стала, и поняла, что раньше к себе уважения не испытывала.

Мэтью не был единственным стимулом ее перевоплощения, но он стал началом. Должно быть, это случилось потому, что они знали друг друга лишь как мужчина и женщина, а не как принцесса и дворянин. С Мэтью исчезли связывающие ее до тех пор барьеры ее высокого положения.

– Со времени нашей последней встречи я научилась быть смелее в словах и действиях. Я выяснила, что единственный способ получить желаемое – добиваться этого.

– Не совсем.

– Нет? – Татьяна недоверчиво уставилась на него. – Ты, который клялся любить меня до самой смерти? Ты ничего не сделал, чтобы меня остановить…

– Ты ушла, когда я спал. Это малодушно.

Она втянула в себя воздух.

– Нет, это не было малодушием!

– Тогда как ты назовешь это?

– Благоразумие. Иначе ситуация стала бы очень щекотливой.

– Несомненно. Если бы я не спал, тебе пришлось бы объяснить, почему ты мне лгала о своем истинном положении.

– Я же сказала, ситуация была затруднительной. – Татьяна отчаянно пыталась обрести спокойствие. – Несмотря на все это, ты не стал меня искать, когда проснулся.

– Нет, я искал, принцесса, – сухо ответил Мэтт. – Я выяснил, где в Париже остановилась авалонская делегация, и отправился туда искать тебя. Или, точнее, я искал компаньонку принцессы. Представь себе мое удивление, когда я увидел тебя в карете, и стражник указал на принцессу. Ее высочество. Мою жену. На тебя.

Татьяна вздрогнула.

– Уверена, тебя это очень расстроило.

Его голова дернулась, и глаза расширились.

– Расстроило? Ты думаешь, это меня всего лишь расстроило?

– Я сказала „очень”.

– Что ж, меня это, и правда, очень расстроило. – В голосе его зазвучал сарказм. – Примерно, как неудачный покрой сюртука или захромавшая лошадь. Действительно, очень печально. – Мэтью с отвращением фыркнул.

– Все же я думаю, что ты уже… – она прямо встретила его взгляд, – пережил это.

– Пережил? Да, я пережил. Я оставил все это в прошлом, окончательно.

– Тогда почему ты постоянно возвращаешься к этому?

– Я… – Мэтт прищурился и посмотрел на дорогу впереди. – Ты сводишь меня с ума, принцесса.

– Отлично! Ты самый раздражающий человек из тех, кого я встречала. Не могу себе представить, почему я думала вернуться к тебе.

– Ты вернулась ко мне? – Он поднял бровь. – Я решил, что это была случайность, и ты прибыла в Англию, чтобы написать историю давно умершей родственницы.

– И это тоже! – Татьяна скрестила руки на груди и слепо смотрела на проносящиеся поля.

Почему это вообще ее волнует? Мэтью действительно был самым раздражающим человеком в мире. Но помимо этого он был также единственным в мире человеком, который задевал такие глубины эмоций и страсти, ярости и восторга, единственным, кто заставлял ее чувствовать, что жизнь, прожитая без него, бессмысленна.

Раздражающее существо.

Потянулись долгие минуты тишины, прерываемые только стуком лошадиных копыт и скрипом колес повозки. Татьяна и так сказала ему больше, чем планировала. Она не собиралась открывать, что хочет его. Или испытывает симпатию. Или любит его. По крайней мере, пока не собиралась.

– Стало быть, на самом деле ты хочешь меня, – произнес Мэтью со смешком.

Она не могла поднять на него глаз.

– Должен сказать, это выставляет все под другим углом. – Голос Мэтта звучал так самодовольно, что Татьяне пришлось проглотить саркастический ответ. – Не припомню, чтобы когда-нибудь за мной бегала принцесса.

– Я не бегала за тобой, – отрезала она.

– Назовем это преследованием.

Она стиснула зубы.

– Это не преследование.

– Может быть, охота?

– Если бы только у меня было оружие, – пробормотала она.

Мэтт рассмеялся, и она негодующе обернулась к нему.

– Так приятно, милорд, что мне удалось поднять вам настроение.

– Вы не просто подняли мне настроение, моя дорогая прекрасная принцесса, вы, можно сказать, добавили позитива в мое восприятие жизни. – Мэтт ухмыльнулся так самодовольно, что ей захотелось его ударить. Сильно. Несколько раз.

– Означает ли это, что сегодня утром ты будешь со мною приветливее?

– Я буду сговорчивее утром, днем и вечером.

Без предупреждения Мэтью обнял Татьяну свободной рукой, прижал к себе и крепко поцеловал. Потом отодвинулся и посмотрел ей в глаза.

– Видишь, что случается, когда говоришь правду?

– Да, – ответила она прерывающимся голосом.

– Хочешь сказать мне еще что-то?

– Да. – Она посмотрела на него снизу вверх и тяжело сглотнула. – Это было очень, очень приятно.

Мгновение он изучал ее, затем рассмеялся и отпустил.

– Вы не доверяете мне, принцесса?

Татьяна сложила руки на коленях и улыбнулась.

– Но ведь и вы не доверяете мне, милорд.

– Еще одна наша общая черта.

– Согласна. – Она достала что-то из-под сиденья. – И мы должны скрепить наше соглашение.

– А, традиционный авалонский тост путешественников, – хмыкнул Мэтт. – Хорошо, сегодня я присоединюсь.

Принцесса вытащила фляжку, наполнила две кружки и протянула одну ему.

– За безопасное и успешное путешествие, – произнес он, поднимая кружку.

– Отлично, Мэтью, – улыбнулась Татьяна. – Ты проникся духом приключения.

Он сделал большой глоток и поперхнулся.

– Тебе не нравится? – Она пристально посмотрела на мужа. Лицо его приняло интересный оттенок алого.

– Это… это… – глаза его слезились, он задыхался, – очень крепкое, не находишь? И странно пахнет.

– Ты так считаешь? – Татьяна посмотрела в свою кружку. – Я слышала, к его вкусу нужно привыкнуть.

– Я верю, что можно. Под дулом пистолета. – Мэтт рассматривал содержимое своей кружки с любопытством, смешанным с отвращением. – Вы действительно пьете это добровольно?

– Значит, тебе не нравится. – Странно, что это так ее расстроило, ведь она никогда так уж не любила этот напиток.

– Я этого не говорил. Но ты права, у него своеобразный вкус. Просто нужно привыкнуть, и все.