УИЛЛАДЕН вновь продемонстрировала содержимое своей сумки, вынимая баночки и флаконы по одному, как и в первый раз. Высокородная госпожа Сайлана смотрела на все происходящее с легкой улыбкой, словно бы участвуя в какой-то наивной детской игре, всего лишь забавлявшей ее; впрочем, фрейлины высокородной госпожи, судя по шороху юбок, были весьма заинтересованы и всеми чудесными средствами, и объяснениями Уилладен. Сайлана ни разу не протянула руку, чтобы посмотреть поближе какой-нибудь флакон; ее духи, обладавшие сильным мускусным ароматом, заглушали легкие весенние запахи, которые Халвайс выбрала для Махарт.

— Если все эти средства действуют именно так, как нам рассказали, — лениво обмахиваясь веером, словно отгоняя все прочие запахи, кроме аромата ее собственных духов, проговорила высокородная госпожа Сайлана, — вы затмите прекраснейших из прекрасных, мое дорогое дитя.

Уилладен заметила, как вспыхнуло лицо дочери герцога. От нее не ускользнула капелька яда, скрывавшаяся в этих, на первый взгляд благожелательных, словах: разумеется, никакие средства не превратят дочь герцога в красавицу.

— Я довольна, — спокойно ответила Махарт. — Все то, что в течение многих лет посылала мне госпожа Травница, отличалось наилучшим качеством; и эти новые средства, я уверена, послужат мне не хуже. Что же до того, чтобы быть прекраснейшей из прекрасных, дорогая кузина, вы слишком скромны по отношению к себе самой; взгляните в любое зеркало — и удостоверитесь в этом. Улыбка Сайланы стала еще шире:

— Вы недавно вступили в свет и неискушенны в его тонкостях. Никто не раскрывает секретов своего туалетного столика. Однако вы можете быть уверены: герцог позаботится о том, чтобы дитя его крови воссияло при дворе. Как жаль, — она резко закрыла веер, — что в древних легендах нет правды! Тогда можно было бы заключить договор с высшими силами и получить то, в чем мы нуждаемся, именно тогда, когда в этом есть насущная необходимость… Девочка, — обратилась она к Уилладен, — знай, высокородной госпоже нужно предоставлять самое лучшее.

Уилладен оставалось только надеяться, что она ничем не выдала себя, потому что с последними словами она ощутила знакомый отвратительный запах зла — но теперь он был подобен петле или щупальцу, протянувшемуся к ней так, словно Сайлана могла управлять им по своей воле. Девушка боялась, что вздрогнет или инстинктивно отшатнется, тогда внимательные глаза высокородной госпожи, следившие за ней, заметят это невольное движение.

— Благодарим вас, кузина, — проговорила Сайлана, снова повернувшись к Махарт. — Быть может, когда пройдут торжества, Халвайс поделится этими чудесными средствами и с другими.

Она поднялась с кресла, и ее фрейлины мгновенно оказались на ногах, присев затем в церемонных реверансах.

— С вашей стороны, моя милая, — продолжала Сайлана, — было очень любезно удовлетворить мое любопытство; я вижу, эта ученица очень серьезно относится к своим клятвам, так что не хочет уделить мне ни минутки своего времени… Но ведь она новенькая здесь и незнакома с дворцовыми порядками, не так ли? Как бы то ни было, надеюсь, она будет служить вам верой и правдой…

— Несомненно! — В голосе Махарт почудился свист рассекающей воздух стали. — И я рада, что вы довольны, Сайлана, поскольку все знают, что никто лучше вас не разбирается в этикете и учтивом обхождении.

Махарт не стала провожать старшую леди к дверям. Теперь ее положение в замке стало исключительным, и было ясно, что она желает, чтобы об этом знали все.

Едва Сайлана и ее красавицы покинули комнату, Махарт жестом, одну за другой, отпустила двух своих фрейлин — должно быть, им так и не удалось расположить свою госпожу к себе; на смену им из-за кресла Махарт вышла Зута. Одетая в платье своего любимого желтого цвета, эта девушка, возможно, могла бы соперничать с самой Сайланой по красоте, влекущей и чувственной, так непохожей на спокойную и более утонченную привлекательность дочери герцога.

— Ваша милость, она злится…

Внезапно Махарт звонко рассмеялась, превратившись на миг в озорную девчонку:

— Как всегда, когда находится в моем обществе! Стоит ей меня увидеть, лучшее вино превращается для нее в уксус. Итак, значит, — обернулась она к Уилладен, — высокородная госпожа пыталась заполучить тебя к себе до того, как явилась сюда?

Уилладен в двух словах рассказала о лакее, но не стала делиться своими мыслями по поводу того, что ей показалось, будто он следил за ней до тех пор, пока она не добралась до покоев канцлера.

Махарт кивнула.

— И значит, потом она пошла сюда. Скажи, что может ее пугать среди твоих составов и ароматов?

— Ваша милость, я не знаю… Все, что я принесла с собой, готовила сама Халвайс, а она никогда не имела дел с темными силами.

— Сайлана очень красива, — заговорила Зута. — Она презирает вас, ваша милость, потому что вы ей уступаете.

Дочь герцога пожала плечами.

— В бою человек не всегда использует тактику и оружие, известные его врагу. Я прекрасно знаю, что высокородная госпожа Сайлана желает завладеть вниманием принца. И внешность позволяет ей думать так и надеяться на это…

Зута выглядела озадаченной:

— Но…

— Послушай. — Кажется, Махарт забыла о присутствии Уилладен и заговорила быстро, словно боялась, что ее перебьют прежде, чем она доведет свою мысль до конца. — У лорда канцлера везде есть глаза и уши; один из его людей провел немало времени при дворе короля Хокнера, и надо сказать, с немалой пользой. Принц Лориэн не бегает за юбками. О да, разумеется, он уже побывал не в одной постели, как и все мужчины, но предпочитает держаться подальше от обычных дворцовых развлечений. Его больше интересует военное дело и охота, ему нравится испытывать свою смелость, как это было два года назад, когда он покорил вершину Грог, поднявшись туда, где прежде не ступала нога человека. Он приручил лесных котов: одного из них он иногда возит с собой, как Вазул — свою Сссааа. Он ввел при дворе ястребиную охоту и сам разорил волчьи логова в северных лесах, так что набеги волков больше не беспокоят деревни. Сердце его начинает биться быстрее при виде только что откованного клинка или прекрасного необъезженного скакуна. Для такого мужчины женщина — удобство, а иногда и досадное недоразумение. Однако есть способ, при помощи которого его вниманием может завладеть даже женщина, не умеющая ездить верхом, охотиться или владеть мечом. Говорят, он любит слушать старинные предания об утраченных сокровищах, о странных существах и прочих подобных вещах. Тех, кто может рассказать ему такие истории, с радостью принимают при дворе принца.

Фрейлина растерянно смотрела на свою подругу и госпожу:

— Почему же?

Махарт рассмеялась:

— Потому, думаю я, что он — мечтатель: не тот, кто срывает созревший плод, готовый упасть в подставленную ладонь, а тот, кто, скорее, взберется на вершину дерева и добудет плод, растущий на недосягаемой высоте. А потому то, чего он хочет, ему может дать только мечта, только то, о чем слагают легенды…

— Сердцецвет! — вырвалось у Уилладен. Махарт с удивлением посмотрела на нее, потом кивнула, соглашаясь:

— Сердцецвет.

— Но как эта древняя легенда сможет послужить вашим целям, ваша милость? — возразила Зута.

— Я не знаю… пока. Однако, думаю, когда настанет время, мы это поймем.

Время шло, но работало ли оно на них, или на себя самое, Уилладен не знала. Ни от Халвайс, ни от лорда канцлера вестей не было, однако девушка не сомневалась, что Сссааа благополучно добралась до своего хозяина и, как умела, доложила ему обо всем. Девушка была занята по нескольку часов в день, равно как и главная портниха, и главный ювелир замка; Махарт выступала верховным судьей их трудов — хотя, как успела заметить Уилладен, дочь герцога не любила пышно украшенных платьев и отвергала большую часть предлагаемых ей великолепных украшений. Плодом их усилий должно было стать, разумеется, то платье, в котором Махарт появится на балу в честь победителя, чтобы увенчать Лориэна венцом Звезды — а также, если того пожелает судьба, привлечь его внимание к своей особе.

Весь Кроненгред охватило лихорадочное ожидание; каждый час — а затем и каждые полчаса — прибывали гонцы с вестями о приближении принца. В сравнении с этим празднество в честь дня рождения дочери герцога померкло совершенно.

Когда Махарт проснулась и села в постели, было еще раннее утро. Девушка протерла глаза, зябко передернув плечами от утреннего холодка. Этой ночью ей не снились поля, поросшие цветами, — хотя она и настояла на том, чтобы лечь рано и как следует выспаться перед предстоящим долгим днем.

Хотя ей многое стало известно за месяцы, прошедшие с тех пор, как отец решил познакомить ее с порядками в замке, она по-прежнему ощущала неуверенность. О да, речи ее звучали убедительно и твердо — однако никакого плана у нее не было. Единственно, в чем девушка абсолютно не сомневалась, так это в том, что в борьбе за принца нельзя использовать обычные трюки, которыми женщины стремятся привлечь мужчин. Вероятно, ей просто придется подстраиваться под него…

Один раз ее посетил Вазул — после своего «выздоровления» от таинственной лихорадки. Он привел с собой того самого раненого мужчину, которого Махарт довелось видеть в верхней комнате Башни. При свете дня он выглядел много моложе, чем ей показалось в первый раз, да и чувствовал себя, очевидно, лучше. По просьбе Вазула он рассказал ей о принце Лориэне, причем можно было подумать, что молодой человек знаком с молодым героем с колыбели.

До этого Махарт слышала из уст канцлера лишь отрывочные сведения о принце, которыми, кстати, и поделилась с Зутой и ученицей госпожи Травницы. Но этот Николас так подробно объяснял все поступки и особенности характера Лориэна, что Махарт иногда казалось — она видит все своими глазами. Было ясно, что в настоящее время жизнь принца заполнена в основном охотой и военными учениями. Вопреки дворцовым обычаям, у Лориэна не было официальной любовницы; более того, он не раз говорил, что женщины — это квохчущие курицы, которых лучше избегать.

Однако, как и сама Махарт, он увлекался древними легендами и историями — сначала о битвах и героях, затем пристрастился к более таинственным рассказам. Двумя годами раньше он действительно поднялся на вершину Грог; его спутники не вынесли тягот пути. Зачем это было нужно принцу? Он никогда не объяснял этого, однако в его библиотеке среди книг была древняя рукопись о властителе, который именно на этой вершине обрел знания, которые помогли ему в управлении страной.

Однако Лориэн ни к какому трону не стремился. Он, судя по всему, презирал троих своих братьев за их любовь к придворной жизни. Его интересовали путешественники, заморские торговцы и, время от времени, ко всеобщему удивлению — престарелые ученые. Однако он мгновенно откладывал в сторону книгу и брал в руки меч, если в том появлялась необходимость.

— В нем словно живут двое, — заметил Вазул, когда Николас умолк, переводя дыхание. — Если они сольются воедино, он станет выдающимся человеком. А пока что, ваша милость, следует помнить о том, что интересует его больше всего, но не обсуждать с ним вопросы, в которых вы сами не слишком осведомлены. Постарайтесь разговорить его — и слушайте, внимательно слушайте: человек, который умеет слушать, ценится в любом обществе.

Слушать, напомнила она себе, глядя в серые утренние сумерки. Несомненно, все беседы, которые они будут вести на грядущей церемонии, будут строго соответствовать протоколу праздника. Девушка совершенно не представляла себе, как подвести его к тому разговору, о котором ей говорил Вазул.

В дверях появилась Джулта вместе с ученицей госпожи Травницы. Служанка занялась ванной, а Уилладен — разными сортами мыла, решая, каким лучше воспользоваться Махарт. Вдруг дочь герцога внезапно обратилась к ней:

— Я никогда не пользовалась духами из папоротника. Это такой редкий аромат, что, скорее всего, именно он и подойдет в данном случае.

Уилладен взяла в руки флакон в виде свернутых листьев папоротника и инстинктивно поднесла его к своему носу. Нет, никакой примеси в запахе не чувствовалось; кроме того, она понимала, что сегодня подобными духами не воспользуется никто — кроме разве что Сайланы. Кивнув, девушка протянула флакон Джулте.

Влекущий запах словно бы впитался в кожу Махарт и ее влажные волосы: Джулта обсушила их, сперва полотенцами, потом принялась расчесывать, пока они не высохли.

— Думаю, больше ничего, — сказала Махарт, когда утренний туалет был окончен и она, в кружевной сорочке и халате, принялась за завтрак, принесенный ей в спальню. По крайней мере, сегодня утром ей не придется видеться с отцом в обеденном зале.

— Да, ваша милость, — согласилась с ней Уилладен. Ее ладони также пахли ароматным папоротником. — Только немного крема под глазами: они будут выглядеть еще больше и ярче.

Махарт рассмеялась, слизнув с нижней губы капельку меда.

— О да, сделай меня такой же красивой, как Сайлана! Вот только я — не она; не забывай об этом.

Последнюю фразу она произнесла очень серьезно.

Песочные часы пришлось перевернуть не один раз, прежде чем Уилладен смогла покинуть комнату, где шорох дорогих тканей и смешение множества ароматов заставляли ее чувствовать себя так, словно она оказалась в толпе знатных леди. Сама Сайлана не появилась, зато пришли две ее фрейлины — якобы для того, чтобы преподнести Махарт кружевной платочек и, разумеется, передать наилучшие пожелания от своей госпожи, а на самом деле — для того, чтобы поглазеть на герцогскую дочь и разнюхать, как выразилась Джулта, все, что только можно.

Махарт выбрала синее платье, чей цвет напоминал вечернее небо; оно подчеркивало не только изящество хрупкой фигуры девушки, но и чистоту ее кожи. Служанка лишь слегка тронула румянами скулы, а в каштановые косы девушки вплела серебряные цепочки, украшенные лунным камнем, увенчав голову маленькой тиарой.

Уилладен была почти уверена, что высокородная госпожа Махарт намеренно выбрала и цвет платья, и украшения по контрасту с теми роскошными одеяниями и драгоценностями, которым отдавала предпочтение госпожа Сайлана. Леди Фамина и Джеверир взялись за концы тяжелого шлейфа; приняв надменный и высокомерный вид, они приготовились исполнить свою роль. Надо сказать, что фрейлины дочери герцога представляли собой довольно странную пару.

У Уилладен уже были планы на утро. Разумеется, она не могла и надеяться занять хорошее место, с которого можно было бы увидеть прибытие принца-победителя. Однако вчера она обратила внимание на одно из окон башни: если встать на табурет, можно увидеть церемонию встречи перед воротами замка с птичьего полета.

Девушка поспешила к заветному окну, надеясь, что никому больше не пришла в голову эта счастливая мысль. Чтобы рассмотреть пестро одетую толпу горожан, нужно было далеко высунуться из окна; когда затрубили трубы, она невольно вздрогнула — и тут же почувствовала, что кто-то ухватил ее за пояс.

— Осторожнее, госпожа…

Даже не слыша этого голоса, она узнала того, кто стоял у нее за спиной. Как всегда, запах, исходивший от человека, подсказал ей это — и все же она оглянулась.

— Здесь достаточно места для двоих, господин Николас, — неожиданно для себя самой сказала Уилладен, не зная, почему ей вдруг стало удивительно легко.

— Мудрые слова, — кивнул он с улыбкой, а через мгновение оказался рядом с девушкой. Насколько она видела, двигался он ловко и стремительно; девушка не могла не поразиться тому, как быстро идет выздоровление, — особенно помня о том, как глубока была рана, которую ей довелось перевязывать. Юноша был все еще бледен, но в остальном производил впечатление совершенно здорового человека.

Несмотря на то что Николас стоял теперь рядом с ней, он так и не выпустил ее пояска, однако Уилладен не возражала, понимая, что это не фамильярный жест, молодой человек просто помогал ей сохранить равновесие.

— Принц грядет… — процитировал он начало старинной баллады. И действительно, толпа расступилась — возможно, в этом ей помогла стража герцога, — давая дорогу всаднику, за которым следовала свита, демонстрируя отменную выправку.

Принц был облачен в кольчугу, поверх которой накинул великолепный, расшитый золотом плащ. Шлем он положил на луку седла перед собой, позволив ветру играть вьющимися каштановыми волосами. Сверху разглядеть его лицо было почти невозможно; однако Николас словно бы прочел мысли девушки:

— Он красив — настоящий принц, способный привлечь взгляд любой женщины — если не ее сердце.

Тон его голоса показался Уилладен странным.

— Значит, вы считаете, что он не таков, каким кажется людям? — Жестом она указала на толпу, разразившуюся приветственными криками.

— Разумеется! — ответил молодой человек. — Нет, я не собираюсь говорить загадками, дразня вас, госпожа. Просто он не раскрывается перед первым встречным. Он преуспел во многом — например, в ратном деле, и такого прекрасного воина, возможно, уже давно не видели в Кронене; он способен пробудить в тех, кто следует за ним, ту верность и преданность, которые поистине бесценны.

— И все же, — ее по-прежнему настораживал его тон, — вы находите, что в нем есть изъян?

Николас нахмурился; он что-то проговорил, но Уилладен не расслышала, поэтому молодой человек пододвинулся к ней ближе. Ощутив на щеке тепло его дыхания, она сумела разобрать сквозь шум толпы:

— Не изъян, нет; скорее, в нем много неизвестного. Я видел его в бою с разбойниками; как представитель герцога, я находился рядом с ним, вместе с ним ел, грелся у одного костра; мы говорили о древних преданиях. Ему нравятся старинные легенды — что, возможно, представляет самую странную сторону его характера. Но мне кажется, что настоящего Лориэна еще никто не видел.

— Говорят, что герцог собирается женить его на своей дочери…

Уилладен почувствовала странный холодок внутри себя. Конечно, двор герцога — не место для откровенностей (тут у нее мелькнула мысль, что внезапная откровенность Николаса при этом выглядит довольно странно), но… Махарт, та Махарт, которую девушка успела узнать, заслуживает лучшего, чем человек, никому не открывающий своей истинной сущности!

— Те, в чьих жилах благородная кровь, редко сами выбирают себе супруга или супругу, — заметил Николас; потом, словно ему хотелось поскорее сменить тему, он указал свободной рукой на яркое пятно позади и чуть справа от герцога, появившегося в воротах замка. Герцог, как, впрочем, и всегда, выглядел мешковато, словно одежда на нем была с чужого плеча; Махарт следовала за ним в двух шагах позади, как того требовал церемониал.

— Вот, — в голосе Николаса не слышалось ни тени уважения к потомку его законного господина, — так называемая «слава» нашего двора — лорд Барбрик и его дружки. Взгляните только на их доспехи, на их оружие! — Он откровенно издевался. — Мы бы уже давно избавились от Волка и ему подобных, и нам не пришлось бы ждать воителя издалека, если бы эти щенки, эти недоноски были хотя бы отчасти подобны покойному герцогу! Но нет, у них своя манера драться, и никто не может обвинить их в том, что они делают это честно!

Уилладен вспомнила недавнее происшествие в лавке — разбитое стекло на полу, угрозы…

— Герцог — это герцог, — медленно проговорила она. — Кроме того, канцлер Вазул — человек, чью волю никто не назовет слабой.

— Никому не дано построить крепость на песке, тем более когда зыбучие пески готовы поглотить ее камни, — осторожно проговорил Николас. — Вы знаете — разве Сссааа не рассказала?.. — что здесь, в этих стенах, завелась гниль? — Он ударил ладонью по каменному подоконнику. — Ваша госпожа полагает, что это некое зло, с которым мы прежде не сталкивались. Быть может, чума оставила дурное семя, которое должно дать всходы в иные времена… Вы слышали разговоры о старой няньке высокородной госпожи Сайланы, о которой ее госпожа продолжает так трогательно заботиться?

Уилладен покачала головой:

— Джулта никогда не сплетничает, но леди Зута постоянно сообщает новости высокородной госпоже Махарт. Она никогда о ней не упоминала…

— Леди Зута, — повторил Николас. — Посмотрите-ка — видите вон того, в сине-фиолетовом, третьего справа от Барбрика?

Уилладен стоило некоторого усилия разглядеть мужчину, о котором шла речь. Сейчас рассказ Николаса интересовал ее гораздо больше пышной церемонии встречи.

— Это лорд Халфрик; заметьте, его имя напоминает герцогское, хотя он более чем далек от того, чтобы иметь право наследования. В последнее время он проявляет некоторый интерес к этой леди Зуте, пока она разгуливает по замку, собирая сплетни. По временам он пьет вместе с Барбриком, отнюдь не считаясь приятелем этого господина. Последите за Зутой, если вам удастся. О, Лориэна уже приветствует герцог!.. Полагаю, все ревнители дворцовых протоколов могут вздохнуть с облегчением: все прошло просто замечательно.

Выпустив пояс Уилладен, Николас собирался было отойти от окна, но девушка поймала его за рукав.

— Вы на многое намекаете, но ничего не говорите ясно, — серьезным тоном произнесла она. — Скажите, зачем вы меня искали?

— Госпожа, сейчас вы — одна из приближенных нашей госпожи Махарт. А я помню ту ночь, когда вам удалось победить то, что вообще не должно существовать в нашем мире. Под этой крышей есть очень немного людей, которым действительно можно доверять; и мне кажется, что вы — одна из них. Присматривайте за дочерью герцога: планы Уттобрика известны, их осуществлению наверняка попытаются помешать. Мы должны быть готовы к этому.

Он пристально посмотрел на нее, и глаза юноши снова напомнили девушке два стальных острия. Этот таинственный человек — он умел красться в ночи, исполнял всевозможные поручения, однако Халвайс доверяла ему, а Уилладен нисколько не сомневалась в своей госпоже.

Девушка кивнула; Николас скользнул прочь и исчез так стремительно, словно растворился в воздухе или прошел сквозь стену. На какой-то миг Уилладен стало очень одиноко.

Сейчас, подумала она, начнется торжественный пир; потом Махарт вернется в свои апартаменты и начнутся долгие приготовления к вечернему балу. Высокородной госпоже предстояло пережить две церемонии в один день, а затем еще бал… нет, решительно, Уилладен стоило поблагодарить судьбу, что не сделала ее герцогской дочерью!

Вытянувшись на постели, Махарт закрыла глаза. У нее болели ноги, невыносимо ныла спина; кажется, что за время, прошедшее с утра, она постарела на несколько лет. И, кроме всего прочего, — этот аромат папоротника!.. Но по крайней мере, ей дали время передохнуть от этих бесконечных улыбок и от того, чтобы слушать принца, который, следуя этикету, не говорил во время этого бесконечного пира ничего, кроме обычных любезностей. А сейчас необходимо приготовиться к балу, на котором дочь герцога должна появиться во всем блеске.

Махарт мечтала только об одном: уснуть, вдыхая аромат чудесных благовоний Халвайс, и оказаться в поле среди цветов. Она попыталась устроиться на подушках поудобнее; по крайней мере, ее волосы расплели, вынув из них все эти цепочки с молочно-белыми камешками, так что голова могла немного отдохнуть.

Принц… Интересно, называл ли его кто-нибудь просто Лориэном? Он улыбался — но не глазами. Он говорил — обычные вежливые вещи, перемежаемые редкими комплиментами. Он был красив, это верно; его воинские подвиги делали его еще более привлекательным, выгодно отличая от дворцовых щеголей. Однако, хотя Махарт и сидела подле него на возвышении (Сайлана находилась не ближе чем в трех шагах), принц обращал на нее гораздо меньше внимания, его больше интересовали сбивчивые речи ее отца, который говорил так, словно был обязан поддерживать беседу, но все время забывал об этом.

Разумеется, герцог задал несколько вопросов о нападении на убежище Волка; однако девушке показалось, что принц отвечает общими фразами, не вдаваясь в какие-либо подробности. Лориэн признал, что они захватили несколько пленников, которые и были переданы страже герцога несколько дней назад; почему-то это заявление ввергло герцога в задумчивость гораздо более глубокую, чем обычно.

Вазул был должным образом представлен гостю, однако он держался в отдалении, вопреки обыкновению не нависая сзади над Уттобриком, чтобы дать совет или подсказать какую-нибудь мысль. Махарт, однако, не сомневалась, что лорд канцлер и герцог обсудили заранее большую часть вопросов, которые задавал сейчас ее отец.

Поскольку к беседе такого рода ей нечего было добавить, волей-неволей Махарт пришлось просто слушать. Через некоторое время она обнаружила, что в вопросах ее отца кроется определенный порядок: внешне радуясь падению и разгрому банды Волка, он при этом проявлял несколько странную заинтересованность по поводу тех разбойников, которые были взяты в плен, хотя напрямую вопросов и не задавал.

Наконец все закончилось. Махарт не понравились изысканные блюда; компания отца и принца нагоняла на нее тоску. Только одно насторожило девушку: высокородная госпожа Сайлана внимательнейшим образом приглядывалась к Лориэну — или, быть может, к ним обоим. Но какой бы моложавой ни делало ее искусство, Сайлана была слишком стара для принца… или нет? В прежние времена заключались и более странные союзы. Если какой-нибудь лорд, преследуя свои цели, мог взять в жены молоденькую девочку, годившуюся ему во внучки, то почему бы такой опытной соблазнительнице, как Сайлана, не попытаться привлечь внимание принца — который пока ни с кем не собирался связывать свою судьбу? Каким ударом это стало бы для герцога! Что, если весь его тщательно продуманный план провалится, и тот, кто должен был стать его союзником, заключит союз с его злейшим врагом?

Махарт натянула на голову одеяло. Она отослала от себя всех — Зуту, Джулту, ученицу госпожи Травницы; но свободой ей предстояло наслаждаться недолго. Бал… неужели ее отец действительно верит, что она сможет соперничать с Сайланой, если той вздумается раскинуть сети своих чар?

Кто она такая? Дочь герцога, которой недавно исполнилось семнадцать, почти всю свою жизнь прожившая словно во сне, отделенная от внешнего мира. Махарт ничего не знала о придворных играх; они казались ей по большей части пустой тратой времени. В старинных книгах все происходило гораздо более увлекательным образом. Высокородные дамы даже брались по временам за меч, сражаясь за свои права. Она представила себе, как выходит с мечом против принца Лориэна, и засмеялась.

Нет, она была Махарт и намеревалась сделать то, что будет лучше — для нее самой! Пусть принц Лориэн пляшет, сколько его душе угодно (правда, она с трудом могла представить принца танцующим), — она будет наблюдать и, как ей и велели, слушать.

Завернувшись в одеяло поплотнее, она наконец задремала; боль утихла, и никакие планы больше не мешали ее сну.

Зеленый мир… нет, на этот раз это не были знакомые ей поля: девушку окружали гигантские папоротники, плотно свернутые на концах молодые листья поднимались над головой. Махарт обступал зеленый сумрак, ее овевал влажный ветер — хотя она и понимала, что в этом мире сновидений у нее нет тела.

Какая-то неведомая сила против воли девушки увлекала ее все глубже в заросли, где папоротники росли все гуще; казалось, сейчас они схватят ее и растворят в своей зелени.

Махарт не раз видела кошмары в детстве, когда в темных коридорах замка ее преследовали странные призраки. Однако этот кошмар был иным; в нем была странная пугающая реальность, заставлявшая девушку сжиматься в комок от страха.

На мгновение папоротники перед ней расступились, а может быть, исчезли вовсе, и она увидела лицо. Старое, изрезанное морщинами, в которых утопали глаза и рот, — чудовищно старое лицо; но глаза сверкали такой яростью, что Махарт ощутила ее физически, подобно удару.

Позади этого чудовища, созданного старостью, находилось другое порождение кошмара, казавшееся туманным столпом; однако Махарт могла разглядеть его черную сердцевину. Но именно злобные глаза сковывали ее, не давая двигаться, связывая чужой волей. Две костлявые иссохшие руки, похожие на птичьи скрюченные лапы, поднялись, указывая…

— Ваша милость! — Возглас показался ей криком, сила которого развеяла без следа видение леса папоротников — и того, что противостояло Махарт в этом лесу.

Она открыла глаза и увидела, что сидит в постели, задыхаясь, словно ей и в самом деле пришлось убегать от неведомого ужасного врага.

Рука Зуты обнимала ее плечи; рядом с кроватью стояли Джулта и ученица госпожи Травницы. Все трое смотрели на нее широко распахнутыми глазами; Уилладен сжимала в руке амулет.

— Вы… с вами все в порядке, ваша милость? Сердце Махарт начинало биться спокойнее; она глубоко вздохнула.

— Это был сон!

Она сказала это упрямо, с вызовом, словно убеждая себя.