Глава 28
Разговоры в сторожке

В самом безрадостном настроении добрался Шибаев до родного дома. Еще и вымок изрядно. Алика не было, и Шибаев понял, что адвокат сегодня не придет. Он почувствовал себя брошенным и преданным. Сбросив мокрый плащ, распялил его на вешалке и в одних носках пошел на кухню. Кухня была пуста. На столе дремал Шпана. Шибаев щелкнул по твердой кошачьей башке, кот и ухом не повел. Шибаев достал из холодильника бутылку водки, налил полную чашку, залпом выпил. Часы – жестяная кукушка – плоско и хрипло прокуковали раз, другой, третий… Десять.

Он упал на табурет и задумался. Мелькнула невнятная мысль, что неплохо бы заесть водку каким-нибудь куском, но подниматься было лень. Он налил вторую дозу, выпил. В голове зашумело, буфет потерял четкие очертания и слегка покачнулся. Шибаев представил, как он падает и вся посуда с грохотом обрушивается на пол, и рассмеялся. Шпана открыл один глаз и внимательно посмотрел на хозяина.

– Чего смотришь? – спросил Шибаев. – Не узнал? Жрать хочешь?

Он поднялся, подошел к холодильнику, дернул дверцу. Шпана сипло мяукнул и спрыгнул со стола. Ткнулся головой в колено Шибаеву. Тот развернул пакет с сосисками, оторвал одну, протянул Шпане. Кот прижал уши, вцепился в сосиску зубами и заурчал.

– Шпана и есть шпана, – глубокомысленно заметил Шибаев. – Молоко будешь?

Он налил в кошачью миску молока. Добавил себе в чашку водки, отпил. Пить больше не хотелось, и он подумал, что ему не хватает Алика, к которому он, оказывается, привык как к неизбежному злу. Тем более сейчас ему хотелось сказать этому… этому… ботану все, что он о нем думает. Интриган хренов! Ишь ты, чего затеял за его спиной, в морду дать за женщину слабо, так он втихаря, засранец! Ну, Дрючин, погоди! Все тебе припомнится, и больница с розами, и Жанна… Подсуетился, надо же! Ему, Шибаеву, и в голову бы не пришло, что адвокат способен на такую подлянку! Он вдруг рассмеялся, вспомнив шкодливую рожу адвоката при виде его, Шибаева… Как он забегал глазками, как чуть ли не сунул цветочки за спину…

Он вдруг подумал, что Алик сейчас у Яны, и невольно сжал кулаки. Взглянул на часы, была уже половина одиннадцатого. Фиг бы адвокату разрешили остаться, а прятаться под кроватями или в коридоре, пережидая, пока уйдет с поста дежурная сестричка, Алик не способен, потому что трус и соплежуй. Он снова рассмеялся – никак соперники! Потянулся за мобильным телефоном, собираясь позвонить адвокату и сказать, чтобы тот прекратил шизовать и шел домой, но рука застыла на полпути. Он вспомнил, что адвокат настучал Жанне про Яну и даже рассказал, что она не слышит. Сволочь! На что, интересно, он рассчитывал? Что Жанна закатит Яне скандал и та бросит его, Шибаева? И это друг называется? Шелупонь!

Шибаев вскочил, побежал в прихожую, сорвал с вешалки куртку. Пошарил рукой на полке, достал кепку и выскочил из квартиры, сильно хлопнув дверью. Спустя минуту он уже выбегал из подъезда в холодную, сырую ночь.

Дождь уже прекратился, но поднялся ветер. Шибаев летел по безлюдным улицам, иногда останавливаясь, соображая, куда лучше свернуть. Ветер крепчал, в проулках свистели сквозняки, и ему приходилось поворачиваться к ветру спиной и передвигаться боком, по-крабьи. Погода была отвратительная; одно хорошо: хмель выветрился мгновенно, и Шибаев мысленно выстраивал допрос некоего персонажа, до которого в суете у него не дошли руки. Уже некоторое время чесались, но не дошли. Конечно, ночь не лучшее время… стоп! Почему не лучшее? Кто сказал, что не лучшее? Именно, что лучшее! Ничто так не взбадривает обывателя, как ночные телефонные звонки или стук в дверь в полночь. Последнее даже предпочтительнее.

Ему удалось поймать частника, хмуроватого здоровенного мужика на видавшем виде черном «Форде». Тот с визгом притормозил, окинул Шибаева неприветливым взглядом и буркнул: «Садись!»

…Шибаев расплатился и вышел за квартал от дома Ады Романовны. Направился к воротам, стараясь держаться в тени высокого забора. Улица была освещена, здесь жили небедные люди. Калитка оказалась закрыта, и Шибаев изо всех сил приложил по ней кулаком, прикидывая, что делать дальше. Калитка нехотя подалась, и он проскользнул во двор. Дом возвышался впереди темной громадой. Он двинулся в обход, смутно припоминая, как домоправительница Вика сказала, что садовник Петр Заброда живет в сторожке за домом, и махнула рукой куда-то вдаль. Он шел вокруг дома, стараясь ступать бесшумно и надеясь, что у садовника нет собаки. Это была излишняя предосторожность, ветер здесь был сильнее, чем в городе, а собаки, похоже, не было, во всяком случае, в прошлый визит она ничем себя не обнаружила. Сторожку он увидел сразу, как завернул за угол: маленький домик под черепичной крышей, фонарь над дверью и единственное светящееся окно. Шибаев постоял за кустом, пытаясь рассмотреть комнату через полупрозрачную занавеску. Ему удалось различить движение и мелькание разноцветных пятен – хозяин смотрел телевизор. Он не знал, женат ли садовник или живет один. Не догадался спросить, так как персонаж этот его не заинтересовал – работает всего несколько лет, ничего о первой семье Руданского не знает. Что еще сказала Вика? Пьет, но садовник дельный.

Чем больше Шибаев раздумывал о человеке, напавшем на него в доме Ады Романовны, тем больше ему хотелось посмотреть на садовника и задать ему пару вопросов. На всякий случай, хотя к делу о пропавшем сыне его ночные приключения не имели ни малейшего отношения. Раз окно светится, значит, Петр все еще здесь. Возможно, садовник перейдет по наследству к следующему хозяину.

Он приблизился к дому, ступил на ступеньки крыльца, сделал шаг, другой. Можно было не осторожничать, он собирался всего-навсего позвонить, а не взламывать дверь и не врываться в дом. Привычка, должно быть, сработала. Он протянул руку к белевшей кнопке звонка и… обостренным восприятием почувствовал рядом присутствие человека – запах и едва слышное дыхание! Легкий запашок табака и сипловатое дыхание курильщика. Шибаев метнулся в сторону, с силой выбросил кулак и ударил. Он не ошибся и не промахнулся – человек, стоявший сзади, охнул и согнулся пополам. Тут же послышался отборный мат. Шибаев схватил неудачного нападающего за шиворот и хорошенько тряхнул.

– Пусти! Что ж ты, сука… Пусти! – заорал мужик. В руке он держал обломок трубы.

– Ты Петр? – спросил Шибаев.

– А ты кто? – Мужик с изумлением всматривался ему в лицо.

– А ты бы спросил сначала, а потом лез в драку!

– Откуда я знаю кто! Ночь на дворе, а ты… Чего надо?

– Поговорить надо. Может, впустишь?

Мужик раздумывал, разглядывая Шибаева. Потом сказал:

– Ты сына Руданского ищешь? Я тебя видел. Извини, браток, не ожидал тебя.

– А кого ожидал? – спросил Шибаев.

– Кого, кого… Дом пустой, все съехали, мало ли что кому втемяшится? Я тебя из кухни заметил, ах ты, думаю, сука! Ну, я тебя!

– Много желающих? – спросил Шибаев.

– Ну… всякое может быть. Заходи, гостем будешь.

Он прислонил трубу к перилам и махнул рукой: проходи, мол, первый. Шибаев вошел боком, не выпуская из виду гостеприимного хозяина. Ему показалось, что садовник испытал облегчение, узнав его. Видимо, действительно опасался нападения. И труба… серьезное оружие. Так и убить недолго.

– Садись! – Петр махнул рукой на диван. – Как насчет принять за знакомство?

Шибаев кивнул, и садовник обрадованно побежал из комнаты. Хлопнула дверца буфета, звякнули стаканы, и хозяин снова появился на пороге. Теперь Шибаев мог рассмотреть его как следует. Тощий, жилистый, смуглый, лет сорока пяти. Длинные, до плеч, волосы, на садовника не похож, скорее, на пьяницу-художника.

– Какой табак ты куришь? – спросил вдруг Шибаев.

– Трубочный «Дублин», – не удивился Петр. – А ты?

– Не курю.

– А пьешь?

– В хорошей компании…

Петр разлил водку, взял свой стакан:

– За знакомство!

Они выпили и закусили яблоками.

– Уважаю яблоки, полезный для здоровья фрукт, – сказал Петр.

– Что ты делал в доме Ады Романовны? – спросил Шибаев.

– Так это ты был? – попытался удивиться садовник. – А ты что делал?

– Это был я. А ты думал кто?

– А что тут думать? Ворье, думал. Вот и врезал. Ты уж извини, друг.

– А почему не вызвал полицию?

Петр ухмыльнулся, и Шибаеву стало неловко за дурацкий вопрос.

– Там все равно брать уже нечего, – сказал Петр.

– Так что ты там делал? Привидение ловил? А ключ откуда?

Петр взглянул остро:

– Ключ… случайно получилось. Привидения? И ты туда же? Бабы все уши прожужжали про эти привидения! Насчет черепов допрашивали… Я говорю, были черепа, а они так и уставились, а Зойка, дурында, креститься стала! – Он засмеялся. – Это Тинка воду мутила, шутила вроде, а они верили!

– Почему ты думаешь, что Тинка шутила?

– А что, ты думаешь, привидения там шляются?

– Она слышала треск паркета и шаги.

– Кто тебе сказал такую… э-э-э… дурь? Она прикалывалась! Вообще, Тинка девушка с юмором!

– Была, – заметил Шибаев.

– Была? Что значит была? – насторожился Петр.

– Баулина убита три дня назад.

– Тинка убита?! – Петр привстал, уставившись на Шибаева. – Ты чего? Чего ты несешь? – Он упал обратно в раздолбанное кресло. – Ты… правда? Господи!

– Правда. Ты не знал?

– Откуда? Как же это? Уже нашли, кто?

– Нашли. Парень, с которым она встречалась.

– Как зовут?

– Виктор Косых. Знаком?

Петр покачал головой. Он побледнел, лицо его словно подсохло. Он все время облизывал губы и хмурился. Руки его совершали бессмысленные движения. Он все повторял:

– Господи, господи… Тинка!

– Ты с ней… – Шибаев запнулся, не умея найти слово поделикатнее. Он видел, как Петру плохо.

– Она приходила ко мне… Я старый огрызок, у меня все в прошлом… Она была как чудо, понимаешь? Я не верил, что она со мной… Она рассказывала про детство, про сына Ады Романовны, как они собирались пожениться. Она была как… не знаю, луч света! Я тут забурел, днями слова ни с кем не скажешь… Иногда Вика звала за стол, ужинать. Светку посылала, здесь у меня телефона нет. А потом вдруг Тинка объявилась… Ада ее к себе взяла жить в память о сыне. Мы с ней и двух слов не сказали, она меня на кухне заметила, уставилась своими глазищами… А Зойка возьми да скажи: а это наш ведьмак, все зелья знает, кого хошь приворожит и присушит, имей в виду! А то и вовсе изведет до смерти. А Тинка рот открыла, на меня смотрит, не знает, то ли верить, то ли нет. А я рожу зверскую сделал, нахмурился и кивнул… Я и подумать не мог, что она придет… Она пришла на другую ночь, я телик смотрел и водку пил. Слышу, царапается в дверь. Открываю, а она говорит: «Не прогонишь? А то одной уже во как достало!» И рукой по горлу резанула. Я посторонился, и она шмыг в комнату. Упала на диван, говорит: «Неси стакан! Не пить же в одиночку!» Платье у нее задралось, коленки наверху… У меня никого не было с тех самых пор, как своих похоронил, вроде как проклятье на себя наложил, хотя были желающие… А тут меня прямо затрясло всего, глаз отвесть не могу от ее коленей… Принес стакан, налил. Выпили мы. Она смотрит на меня своими глазищами шальными, а у меня внутри все переворачивается… Она кофточку стаскивает… Я уже и забыл, как женщина выглядит раздетая… А она смотрит, губы языком облизывает, смеется, дразнит, юбку кверху тянет… тут я совсем голову потерял! Бросился к ней, а она вцепилась в меня, шепчет-приговаривает: «Ах ты, ведьмак старый! Приворожил меня, притянул к себе…»

Петр заплакал, закрыв лицо руками. Шибаев разлил водку, протянул ему стакан, тронул за плечо.

Тоже любовь…

– Ты хорошо знал Руданского? – спросил он погодя.

– Совсем не знал. Слышал, что бросил беременную жену… Разве это мужик? Я его не уважал. Потянулся за сладким куском, да он ему вылез боком. Ада его уничтожила. Она была та еще стерва, но боец! Не было в ней подлости, понимаешь? Я ей по гроб жизни обязан… Хотя не знаю, иногда думаю, лучше б она меня оставила в покое…

– Ты давно ее знал?

– Лет семь, она закупала у меня зелень и овощи, у меня было хозяйство в пригороде. Я агроном… Жена была, сын Павлик, одиннадцать лет… Погибли оба сразу, столкнулись с рефрижератором… Я был за рулем. Мне ничего, а их насмерть. Я и запил, хозяйство пошло прахом… Ада купила бизнес, хотела меня генеральным поставить, но я никакой был. Она рукой и махнула на меня. А через год я пришел к ней наниматься, хоть куда, хоть двор мести… Пропадал совсем. Она взяла садовником. Зарплата какая-никакая, отдельный дом, сад и сам себе хозяин. Мне никто не нужен, возился с цветами, сирень закупил персидскую, редкий сорт, жасмин высадил, акации… Мне с кустами и деревьями самое то, а людей не люблю. Трудно мне с ними, ворчат, жалуются, гадости творят… Не понимают, что Бога надо благодарить, что живы-здоровы. Вот и Руданский, говорили, жену бросил. Ада, конечно, тоже виновата, но ведь не силком же она его в койку тащила! Сам пошел, рассчитал, что выгоднее, и пошел. Тьфу! Не понимаю я таких! Беременную женку бросить… Это ж какую подлую душу надо иметь!

Он замолчал. Смотрел в стол, и Шибаеву казалось, он видит, как в голове Петра ворочаются тяжелые, точно булыжники, мысли. У него имелись вопросы к Петру, но время было неподходящее. Оба молчали. Пауза затягивалась.

– А потом вдруг Тинка объявилась… – опять заговорил Петр. – Ада ее к себе взяла в память о сыне. Я иногда приходил к ним ужинать, для компании, а Зойка говорит: «А ты знаешь, Тина, Петр – настоящий ведьмак, в травах понимает, все привороты знает». А Тинка на меня глазками луп, не знает, то ли верить, то ли нет. Сидело в ней какое-то детство, хотя жизнь ее побила сильно. Я и подумать не мог, что она придет… А она пришла, слышу, царапается в дверь. И говорит: «Не прогонишь?» Я посторонился, и она шмыг в комнату. Упала на диван, говорит: «Неси стакан! Выпьем вместе!» Ну, принес я стакан, налил. Выпили мы. Она смотрит на меня своими глазищами шальными, а у меня внутри все переворачивается… Красивая, молодая, свежая… Тут я совсем голову потерял! Бросился к ней, а она обняла меня да шепчет-приговаривает всякие слова, а у меня голова кругом…

– Как, по-твоему, если бы Руданский нашел первого сына, он бы ушел от Ады? – спросил Шибаев после паузы.

– Не ушел бы, – не сразу ответил Петр. – Не решился бы. Может, помогал бы втихаря, да и то… – Он замолчал и задумался.

– Что?

– Побоялся бы, он слабый был. Хотя человек под старость многое пересматривает в своей жизни и перестает бояться. Не всякий, правда. Знаешь, я думал, моя жизнь кончилась, а тут влюбился, как мальчишка. Так что никто про себя не знает, на что способен. Читаешь жизнь, как книгу, не знаешь, что завтра будет, на другой странице. Лотерея!

– А дальше что? – Вопрос был излишний, не его это дело, но история Петра и Тинки зацепила Шибаева за живое. Что дальше? Столкнуло двух, таких разных… И что дальше?

– Что дальше? Никто не знает. Говорю же. Человек предполагает, а бог располагает. Она ушла бы от меня… Молодая, куда я ей? Она была молодая не только телом, головой тоже, ничего не боялась, все планы пацанские строила, ждала, что Ада денег даст. Я ей сразу сказал: не жди, Ада не даст, а она мне: «Она мне обещала! Я свое возьму!» Дурная была… – Он вздохнул. – Веселая… Смеется, шутит, хохочет. Как солнышко в пасмурный день. Кто ж это ее не пожалел? Она встречалась с одним, женатый он, говорила, все между ними кончено. Неужели он?

– Ты ей звонил?

– Да у меня даже ее телефона нет, зачем? Я не знал, что она сбежала после смерти Ады. Света сказала, горничная. Утром пришел автобус, на кладбище ехать, а Тинки нет. Я Светку спрашиваю: а чего это твоей подружки не видно? Она мне и выложила, что Тинка сбежала, вчера еще. Я подумал тогда: вишь как, ни словечка не сказала, не попрощалась даже. А телефона ее у меня никогда не было. Зачем? У меня и мобильника нет, некому звонить. Отзвонился.

Они помолчали.

– Так что же ты в доме искал? – спросил Шибаев.

– Вика и Зойка уехали днем, бегали, барахло паковали. Богданов не мелочился, разрешил забрать. Одобряю, им нужнее. Света еще раньше ушла. А меня такая тоска взяла, не передать. Дай, думаю, схожу, посмотрю в последний раз. Хотел в Тинкину комнату зайти… Я ж там никогда не был, посмотреть, где она жила, может, осталось чего, думал. Знал, что на втором этаже, она рассказывала. Поднялся и вдруг слышу шум снизу и шаги… Я думал, меня трудно испугать, а тогда, поверишь, холодным потом так и окатило. Притаился наверху около лестницы, стою, жду, в руках кусок трубы… С собой захватил на всякий случай. Ну и вкатил… Уж извини, браток. Ты покатился, с таким грохотом, стуком, и внизу растянулся… Я подумал, убил, аж ноги подкосились. Спустился, стал перед тобой на колени, прислушался… И отлегло: дышишь! Я ходу оттуда!

– Окно ты разбил?

– Я. Думал, если найду чего и вынесу, чтобы подумали, что грабитель. Там Богданов был днем, может, заметил, что осталось, у него глаз острый, хозяин, одним словом. У меня ключ от дома есть, когда-то прихватил запасной из прихожей, сам не знаю зачем. Прихватил да забыл, а тут меня как обухом по голове: ключ! И пошел. Ждал, что сирена сработает, ан нет, забыли, видать, на охрану поставить. Повезло.

– Надо было выбивать снаружи, а не изнутри, – сказал Шибаев. – И потом, ты через ту выбитую дырку не то что руку, нос не просунешь! Тут надо с умом, а тебе лишь бы долбануть, и пусть дурные менты думают, что чужой.

– Я потом допер, да поздно было. Я осколки с крыльца собрал и разбросал внутри…

– Привидений не видел?

Петр ответил не сразу. Помолчал, глядя в стол.

– Какие привидения… Тинка пугала себя привидениями, вроде играла, они ее заводили…

– Она пыталась его поймать, – заметил Шибаев, внимательно на него глядя.

– Откуда ты знаешь? Света сказала? Они все верили в привидения, говорили, плохое место… проклятое. Может, и проклятое, только привидений там нету. Женщинам нужна сказка. Или любовь, или сказка. Хотя… это одно и то же, что любовь, что сказка. Для них главное, чтобы фантазия работала и чтобы страшно.

– Ты ей не верил?

– Насчет привидений? А ты бы поверил? Не верил, конечно. Какие привидения?.. А как ты догадался, что это я?

– Табаком от тебя несет и дышишь тяжело.

– Понятно.

– Что за человек Богданов? – переменил тему Шибаев.

– Богданов? Черт его знает! Я видел его всего ничего. Знаю, что большую власть взял, что Ада его за сына считала. Вика его не любила, завидовала. Ну, да Вика себя раз в год любит. Говорят, выбился из водителей, из бедной семьи, а по виду не скажешь. Голова хорошая, выучился, теперь заправляет всем хозяйством. Машина, костюмчики, часы… Барин! Интересно, как добро делить будут, когда найдется сын Руданского? Тина говорила, вроде все прописано в завещании, кому сколько. А только Богданову должно быть обидно, что сынок Руданского придет на все готовое. И Ада умерла вовремя. Теперь кто знает, как оно будет… Адвокат, что к ней ходил, та еще птица. А как сговорятся с Богдановым, что тогда?

– У меня приказ стоять до победного конца, – сказал Шибаев. – Все честно.

– Честно… Хоть продвинулся?

– Продвинулся.

Они замолчали. Петр потянулся за бутылкой.

– За упокой! Эх, Тинка, любовь моя грешная!

Они допили бутылку; Петр вскипятил чайник…

Около трех Шибаев поднялся. Петр не удерживал. Они вышли на крыльцо.

Петр тронул Шибаева за плечо:

– Ты это… У нее ведь никого нет, одна была. Кто хоронить-то будет? Кроме меня, некому, получается. Ты скажи, когда можно забрать…

– Скажу. Приду и скажу. Бывай!

Он пошел к калитке, а Петр стоял на крыльце и смотрел ему вслед.

Тоже информация к размышлению: новые грани Руданского, Ады Романовны, Тинки… Надо же!