Часть третья. Искусный онейронавт
59
Аэропорт Руасси – Шарль де-Голль. Три часа утра.
Икар был крайне внимателен к малейшим деталям этого неведомого ему мира. Ночные огни, которые он увидел из иллюминатора самолета, показались ему предвестниками невероятного мира.
Едва семейство уселось в такси, как Икар тут же принялся фотографировать машины, словно они были дикими животными.
Шамбайя попросила Жака открыть окно и жадно втягивала в себя воздух. Казалось, асфальтовые испарения, выхлопные газы и другие запахи города рассказывали ей о чем-то невероятно интересном.
Через полчаса такси остановилось у дома на Монмартре. Шофер помог им достать чемоданы из багажника. Икар без устали фотографировал фасады домов и деревья, подсвеченные уличными фонарями.
Шамбайя наступила на собачьи экскременты, и Жаку пришлось объяснить ей, что почва здесь ничего не впитывает, а собаки испражняются где попало.
Икар заметил, что фекалии видны повсюду, что не соответствовало его представлениям о чистом западном мире.
Жак с ностальгией смотрел на дом, в котором прошла его юность. Втиснувшись в лифт, семейство поднялось на седьмой этаж.
Открыв дверь квартиры сохранившимся у него ключом, Жак удивился: в квартире не только отсутствовала пыль, но еще и повсюду была разбросана женская одежда. Еще больше его поразило наличие в шкафу мужских рубашек и костюма. О присутствии мужчины говорили и другие вещи.
– Что будем делать, папа? – вернул его в реальность Икар.
– Ставьте чемоданы и устраивайтесь. Я покажу вам комнаты.
На самом деле Жак был обеспокоен. Пепельница в гостиной была полна окурков. Постель в комнате его матери разобрана и смята.
– Жак, все в порядке? – спросила Шамбайя.
На кухне Жак обнаружил остатки еды. Ему вспомнилась ночь, когда он застал мать, с которой случился приступ сомнамбулизма, за приготовлением сэндвичей из DVD-дисков. Он уже не сомневался, совсем недавно она была здесь.
И тут Жака осенило. Он вернулся назад в гостиную, где было приоткрыто окно, и увидел маму, идущую по крыше. Совершенно голую. С вилкой в руке.
– Нееееет!
Он вспомнил о том, что лунатика нельзя будить. Но его мать на крыше подвергалась реальной опасности.
Подошла Шамбайя. Икар, не теряя времени, приступил к фотосъемке.
– Это моя бабушка там, на крыше? – спросил он бодрым голосом.
– Что делать? – запаниковал Жак.
– На острове у нее тоже случались приступы. Я думала, ты в курсе.
– Она на высоте двадцати метров от земли! Что делать, Шамбайя? Помоги мне!
– У тебя нет выбора, ты должен туда пойти. На крышу.
Было около четырех часов утра. Жак сделал несколько глубоких вздохов, вылез в окно и начал продвигаться к своей матери. Он старался не смотреть вниз, борясь с головокружением. Окна соседних домов были темны, так что единственными свидетелями происходящего были птицы и кошки.
Вдруг он понял, почему его мать с такой настойчивостью стремилась открыть шестую стадию сна.
С ней все чаще стали случаться приступы, и она думала, что благодаря шестой стадии справится с ними.
Каролина приближалась к краю, но Жак, к счастью, шел быстрее матери.
На секунду им овладело сомнение.
Часто ли она бывает в таком состоянии? Если да, то она может спокойно вернуться обратно, а мое вмешательство способно навредить ей.
Ему не за что было схватиться, и он пожалел, что не слишком дружил со спортом все эти годы. Оставалось сделать еще несколько шагов. Он заметил, что мама крепко сжимает вилку в руке.
Как она это называла? «Пищевая бессонница». Из-за нее-то мама и полнела. По ночам она пичкала себя всем, что попадалось под руку.
Расстояние между ними постепенно сокращалось. Жак оглянулся и увидел, что Икар по-прежнему снимает происходящее на камеру.
Дурачок… Нужно будет объяснить ему, что не следует щелкать все подряд.
Он был скован страхом, и этот страх был похлеще ночных кошмаров.
Мама, держись! Я уже рядом.
Сланцевая кровля тускло поблескивала в лунном свете, и достаточно было одной плохо закрепленной плитки, чтобы его мать рухнула вниз.
Аккуратно ступая, Жак не торопился нагнать мать. Он не знал, что делать. Если мама не остановится, то она дойдет до края крыши и сорвется вниз. А если он окликнет ее, она может вздрогнуть и потерять равновесие.
Вдруг одна из плиток оторвалась, нога соскользнула, и Жак Кляйн покатился по наклонной крыше.
Не упал он только потому, что рефлекторно ухватился за водосточную трубу, и теперь его ноги болтались в воздухе. Он попытался подтянуться, чтобы залезть обратно на крышу, но железо со скрежетом гнулось под тяжестью его веса.
Он зажмурился.
Я сплю и сейчас проснусь.
Я хочу проснуться…
Я хочу проснуться!
Он прокусил язык до крови и открыл глаза.
Ничего не изменилось.
Его ноги все так же болтались, руки налились болью, водосточная труба продолжала кривиться, а его мать, совершенно голая, приближалась к краю крыши, размахивая вилкой.
Я просто ненавижу реальность.
– Мама! – вырвалось у Жака.
Каролина Кляйн замерла. Ее зрачки сузились, она часто-часто заморгала, обернулась на голос, позвавший ее, и увидела сына, цеплявшегося за согнутую водосточную трубу. В эту минуту она осознала, что полностью обнажена и держит вилку в правой руке. Ее лицо исказилось, и она, потеряв равновесие, стала медленно скользить вниз, не имея возможности за что-либо зацепиться.
О, нет! Только не это! Только не сейчас!
Казалось, этот кошмар никогда не кончится. В приступе ярости Жак сумел взобраться на крышу и в последний момент перед падением ухватить мать за запястье:
– Мама!
– Жак!
– Мама, я спасу тебя!
Он попытался затащить ее наверх, но она была слишком тяжелой, кроме того, вспотевшая ладонь не могла крепко удерживать ее руку.
– Мама!
Внезапно лицо Каролины Кляйн разгладилось – она обрела спокойствие, не соответствовавшее ситуации.
– Теперь ты должен продолжить мое дело. Найти шестую стадию сна, – сказала она, глядя в глаза сыну.
– Нет, подожди, мама!
– Шестая стадия сна, Жак. Нужно найти шестую стадию сна.
Запястье выскользнуло, и Каролина Кляйн полетела вниз.
60
Наконец мужчина в голубом халате согласился ответить на его вопросы.
– Ваша мама жива. Падение смягчило дерево. К тому же избыточный вес немного смягчил удар. Но ей все-таки семьдесят шесть лет… Кстати, избыточный вес является причиной проблем с сердцем.
– Я могу ее увидеть? – спросил Жак.
– Она еще не пришла в себя. Она в коме. Но вы можете пройти к ней.
Его мать неподвижно лежала в палате, опутанная датчиками.
Возможно, ее нынешнее состояние схоже с сонным параличом, в котором я находился? Может быть, она все слышит и чувствует и только ее тело отказывается двигаться?
– Мама, мама, ты меня слышишь?
Никакого ответа, ни малейшего движения. Жак сжал ее ладонь.
Судя по энцефалограмме, активность мозга хотя и была низкой, но все-таки сохранялась.
– Я знаю, ты слышишь меня, мама. Я возьмусь за изучение шестой стадии сна, обещаю тебе.
Шамбайя с Икаром тоже пришли в палату. Икар, как обычно, снимал происходящее на смартфон.
Раздался стук в дверь. Вошел Эрик Джакометти, бывший начальник его матери.
– Убирайтесь отсюда! – сказал Жак, нахмурившись.
– Я ей еще понадоблюсь.
– Шутите? Вы же были ее злейшим врагом. Именно вы ее уволили. Если бы не вы, она бы не оказалась здесь!
– Не следует судить поверхностно. Вот уже шестнадцать лет, как мы работаем вместе, – заявил ученый.
– Я вам не верю.
– Мы не только работаем вместе, мы с вашей мамой вместе живем.
Жак помотал головой, а Джакометти продолжил:
– То, что случилось после несчастного случая с Акилешем, не воспрепятствовало нашему примирению. Да и вообще контакт между нами никогда не прерывался. Каролина продолжала общаться со мной по спутниковому телефону со своего острова. Она сообщила мне о своем возвращении, и мы тут же вновь принялись за работу. Мужские вещи, которые вы, по всей вероятности, обнаружили в квартире, принадлежат мне. Она говорила: «Чтобы отношения в паре складывались хорошо, нужно видеться через день». На работе мы встречались ежедневно, но спали вместе раз в две ночи. К сожалению, несчастный случай произошел во время моего отсутствия. В прошлом такое уже случалось, но я всегда успевал вовремя прийти ей на помощь. В последнее время у нее участились приступы, – вздохнул он. – Не так давно была обнаружена генетическая предрасположенность к этому: ген HLA-DQB1.
– Вы хотите сказать, что я тоже…
– Если в результате теста выяснится, что вы носитель этого гена, то вы рискуете столкнуться с такой же проблемой. Как правило, приступы сомнамбулизма можно предотвратить путем приема бензодиазепинов, но Каролина отказывалась их принимать, опасаясь лишиться способности видеть сны.
Жак с трудом верил словам Эрика.
– Нужно ли мне было будить ее?
– На крыше – вряд ли. А вообще нужно, но только очень осторожно.
– Я едва смог схватить ее…
– Вы сделали все, что могли. И она могла бы упасть не в этот день, так в другой. Сожалею…
Глаза всех присутствовавших обратились к Каролине Кляйн, которая казалась спящей.
– Здесь о ней не позаботятся должным образом. Нужно перевезти ее в мое отделение, – заявил Эрик Джакометти.
– В Отель-Дье?
– Я там больше не работаю. Меня уволили вскоре после вашей мамы. Мне урок: не стоит жертвовать другими людьми ради спасения собственной шкуры. Я оказался не у дел. Но мы возобновили совместную работу дистанционно. Каролина держала меня в курсе своих успехов в области онейронавтики, а я, следуя ее указаниям, разрабатывал методики для запуска следующего первопроходца в шестую стадию сна.
– Но где же вы работаете сегодня?
– Я создал частную клинику сна, и мне больше нет необходимости отчитываться перед руководством. Как говорила ваша мама: проигранная битва не означает, что проиграна война.
– Верно, она не желала признавать себя побежденной.
– По счастью, моего банкира мучили ночные кошмары, и я смог его вылечить.
– Понятно…
– Он открыл нам кредитную линию, что позволило создать клинику «Морфей», названную так в честь греческого бога сновидений. Она разместилась в небольшом здании в верхней части Монмартра, неподалеку от вашей квартиры. Увидите, вам еще проще будет навещать маму. В клинике два этажа. На первом мы лечим классические расстройства сна, а на втором располагается лаборатория, где ведется работа над шестой стадией.
– Вы повторяли опыты на волонтерах?
– Мы извлекли уроки из прошлых неудач и смерти Акилеша. В зону проведения опытов допускаются только немногие, самые надежные и самые преданные сотрудники. Мы также ведем исследования, связанные с разработкой снотворных препаратов из натуральных компонентов.
Жак снова посмотрел на мать, он ничего не знал о ней.
– Клиника «Морфей» на Монмартре существует уже шестнадцать лет. И пользуется успехом. «Плохой сон» опережает боли в спине и ожирение. Наши пациенты, страдающие от бессонницы, апноэ, сомнамбулизма, бруксизма, навязчивых кошмаров и нарколепсии, сами того не ведая, финансируют исследования шестой стадии сна, которая, по словам вашей мамы, «содержит ключи, открывающие доступ в остальные области».
– Значит, эксперименты все-таки были продолжены?
– На крысах, кошках и обезьянах. Нам необходимо отточить навыки, прежде чем перейти к опытам на людях. Но мы смогли выявить препятствие, которое мешает нам двигаться вперед.
Икар продолжал снимать все на видео, а Шамбайя внимательно слушала.
– Пока что главная наша задача состоит в том, чтобы понять, каким образом мы можем помочь вашей маме. Вы согласны подписать бумаги, чтобы мы перевезли ее в нашу клинику? Ручаюсь, что там за ней будут присматривать лучше, чем здесь.
Жак поморщился, испытывая противоречивые чувства.
– Это моя вина. Возможно, если бы я не попытался приблизиться к ней на крыше, она бы не сорвалась вниз. Это я ее разбудил.
– Перестаньте понапрасну терзать себя. Это должно было случиться рано или поздно. Проживать в квартире с прямым выходом на крышу для нее все равно что играть в русскую рулетку.
– Вы думаете, она бы вновь попыталась сбежать от меня?
– Каролину страшила сама мысль, что вы можете снова стать свидетелем ее приступа сомнамбулизма, как это случилось, кажется, в вашей юности. Она расценивала эту болезнь как форму «невладения собственным телом». Каролина ненавидела распущенность. В ее присутствии нужно было постоянно себя контролировать. Не плакать. Не писаться в постель. Управлять своим сном. Управлять своими сновидениями. Управлять своим голодом. Контроль разума над телом был ее постоянным лейтмотивом. И вот тело Каролины отомстило за себя. Теперь она превратилась в… чистый разум.
– И где же ее разум витает? – вздохнул Жак.
– Согласно ее собственным исследованиям, вполне вероятно, что кома является состоянием, при котором разум перешагнул пятую стадию и застрял там.
– В пятой стадии человек, как правило, видит сны, но ее глазные яблоки неподвижны.
– По моему мнению, она находится за пределами обычный комы.
Жак снова посмотрел на мать – без привычной мимики она казалась… нет, не спящей – неживой.
– Два процента людей, перенесших кому, выходят из нее без тяжелых последствий. Ну что, вы согласны, что мы перевезем ее к нам?
Жак утвердительно кивнул, затем взял Джакометти за запястье:
– Обещайте, что мы сделаем все, чтобы ее спасти.
61
Кровать, на которой он спал в детстве, теперь вселяла в него беспокойство.
Жак Кляйн лег под одеяло, закрыл глаза и вспомнил о том времени, когда кровать представлялась ему кораблем, на котором он чувствовал себя в безопасности.
Только ребенок может верить в существование некоего места, в котором можно пребывать в полной безопасности. С возрастом мы начинаем понимать, что всякого рода сюрпризы могут поджидать нас где угодно.
Шамбайя легла рядом с ним.
– Давай спать, – предложила она.
Жак не нуждался в уговорах, он уже знал, что будет делать.
Первая, вторая, третья, четвертая и, наконец, пятая стадии преодолены. Он вернулся в свое сновидение.
Остров Розового песка. Его «будущий я» был уже там, по обыкновению одетый в гавайскую рубашку, с бокалом пина-колады в руке. Но сей раз он не раскачивался в кресле, а сидел на скале, устремив взгляд куда-то вдаль.
– Все из-за вас, Ж.К.64, если бы я не вмешался, она бы, возможно, справилась сама.
– Нет, Джакометти тебе все объяснил. Это русская рулетка. Дело могло плохо кончиться в любой момент. Благодаря тебе «скорая помощь» вовремя оказалась на месте. Будь по-иному, в четыре часа утра на пустынной улице никто не оказал бы ей помощь, и она могла бы скончаться в одиночестве. Ты ее спас.
– Она превратилась в овощ.
– Она жива. И есть шанс, что она придет в сознание.
– Два процента из ста!
– Это лучше, чем ничего. Ж.К.44, ты можешь спасти ее. Я знаю это, потому что нахожусь в твоем будущем.
– Как?
– Она подсказала тебе ответ. Нужно достичь шестой стадии сна.
– Но это невозможно. Никто не смог до нее добраться.
– Это возможно, раз я говорю с тобой здесь и сейчас. Несомненно, в линиях будущего есть бороздка, ведущая от сорокачетырехлетнего Жака Кляйна, который не знает, как достичь шестой стадии, к шестидесятичетырехлетнему Жаку Кляйну, использующему это открытие для путешествий во времени. Подумай хорошенько, у тебя на руках есть все карты, чтобы выиграть партию, определи правильный ход мыслей и правильную комбинацию идей. Победа рядом, я в этом уверен. Ты способен добиться успеха. И я тому живое доказательство.
Жак поморщился. Мысли путались в голове. Он сел на розовый песок, посмотрел вдаль и впервые пожалел о том, что владеет техникой осознанных снов. Прежде происходящее было неожиданным и непонятным, теперь же оно укладывалось в рамки. Ему подумалось, что быть режиссером-постановщиком своих снов в конечном счете менее приятно, чем их пассивным зрителем.
Но было уже поздно, его сны больше не могли обрести утраченную «невинность», превратившись в одну из сторон его реальной жизни.
Такой ценой он распрощался со своей безответственностью.
62
Шамбайя в сопровождении Икара прогуливалась по Парижу, уворачиваясь от машин, скутеров, велосипедов, спешащих пешеходов, голубиного помета и собачьих какашек.
Как только улеглись волнения, сенои, мать и сын, не смогли усидеть дома, влекомые неизведанным миром.
Икар повел мать на Монмартр. Они посетили базилику Сакре-Кёр, виноградники, площадь Тертр, прогулялись по улицам этой большой деревни под названием «Париж».
Молодой человек не скупился на детали, будто описывал картину:
– Над нами голубое небо, по которому плывут порядка двадцати небольших облаков размером со сжатый кулак. Впереди – Сакре-Кёр. Заостренные белые купола похожи на женские груди. Вся поверхность украшена надписями. Еще я вижу скульптуры каких-то неизвестных животных, людей. Вокруг базилики летают сотни черных птиц – вероятно, голубей и воробьев. Справа – Дефанс, деловой район с высотными зданиями. Из нагромождения зданий с серыми крышами выглядывает Эйфелева башня – это вытянутый треугольник из металла, устремившийся в небо, словно пронизанное нервами дерево…
Икар был поистине неутомим, и он старался не упустить ни малейшей детали. Шамбайя радовалась и кивала, подбадривая его. Она давала ему знак, когда картинка со всей четкостью возникала в ее голове.
Жак отпустил их знакомиться с городом, а сам отправился дежурить у постели матери в клинику «Морфей», которая находилась недалеко от их квартиры, на улице Ламарк.
Современные помещения клиники скрывались за фасадом XIX века.
Как и обещал Джакометти, Каролине Кляйн оказывали там особое внимание. Палата, в которой она лежала, была погружена в полумрак, температура поддерживалась ниже пятнадцати градусов. Медицинские приборы, окружавшие ее постель, были почти незаметны, поскольку работали очень тихо.
Казалось, Каролина спит. Жаку вспомнилась сказка «Спящая красавица», только в данном случае красавица была семидесятишестилетней и, пожалуй, полноватой.
В палате появился Джакометти и попросил Жака пройти с ним в его кабинет. Над его креслом висела табличка с названием клиники: «КЛИНИКА “МОРФЕЙ”», а ниже: «СОН – ЛУЧШЕЕ ЛЕКАРСТВО».
Жак рассматривал изображение греческого бога, логотип клиники.
– Что конкретно о нем говорится в мифах? – спросил он, чтобы прервать молчание.
– Морфей – один из богов греческой мифологии. Благодаря крыльям бабочки он перемещался легко и бесшумно, в отличие от других богов, чьи крылья были из перьев. При этом он рассеивал маковые зерна, которые были общеупотребительным снотворным в античной Греции.
– Морфей усыплял людей, посыпая их маковыми зернами?
– Да. Поэтому позже в некоторых странах его прозвали «Песочник».
– А почему он держит зеркало в руке?
– Считалось, что именно при помощи зеркала Морфей показывает сновидения спящему человеку. Перед смертными он часто представал в облике близкого человека. А в отдельных случаях мог перенять черты лица самого спящего.
– Или его лицо в более старшем возрасте? – прошептал Жак, задавая вопрос скорее себе, нежели Джакометти.
– Морфей, как на то указывает его имя, по желанию может менять свою внешность. Такие слова, как «морфология», «аморфный», «полиморфный», одно-коренные.
– Это бог сна?
– Нет, это бог сновидений. Его мать – богиня ночи Никта, а отец – бог сна Гипнос.
– Как все запутано.
– Еще запутаннее, чем кажется, поскольку у Гипноса был еще брат-близнец Танатос – бог смерти.
– Греки считали, что сон и смерть родственны друг другу?
– По меньшей мере тесно взаимосвязаны. Я сам пришел к выводу, что для того, чтобы отправить кого-либо дальше пятой стадии, нужно его… немножко умертвить.
– Немножко умертвить?
– Сердце должно биться еще медленнее, температура тела должна быть еще ниже, чем в стадии парадоксального сна. Тогда человек пребывает уже не в параличе, а скорее в состоянии «почти смерти», – сказал Джакометти.
– Действительно, я помню эксперимент с Акилешем.
– Для человека он опустился очень глубоко, но все-таки этого было недостаточно. Зато некоторые животные могут впадать в состояние каталепсии, которое сопровождается крайне замедленным сердечным ритмом и очень низкой температурой тела.
– Речь идет о зимней спячке?
– Совершенно верно. Сурки, ежи, ящерицы, черепахи, хомяки, летучие мыши, лягушки, некоторые виды рыб, сони могут чудесным образом замедлять процессы жизнедеятельности своего организма. Тем не менее весной они просыпаются и возвращаются к обычному ритму жизни с неповрежденными мозгом и организмом.
– Вы хотите изобрести спячку для людей?
– По моему мнению, только так можно добраться до шестой стадии. Но для этого нам предстоит преодолеть множество трудностей, ведь, говоря о спячке, мы подразумеваем пониженную температуру тела.
– Я заметил, что у мамы температура низкая.
– Да, Каролину ввели в управляемую гипотермию, чтобы уберечь жизненно важные органы. Температура ее тела составляет тридцать градусов, что на семь градусов ниже нормы. Так что она действительно пребывает в некоем подобии зимней спячки. Дыхание и сердечный ритм замедленны. Капельным путем ей вводят антикоагулянты во избежание образования тромба в головном мозге.
– Она могла бы перейти границу царства Танатоса? На лекциях нам рассказывали о попытках заморозить людей посредством жидкого азота для последующего оживления, среди них, насколько я помню, был и Уолт Дисней, но пока успеха в этом деле не добились.
Эрик Джакометти уселся поглубже в свое огромное кресло:
– Если представить градуированную шкалу, отделяющую пятую стадию от шестой, то обычный человек, пребывающий в парадоксальном сне, находится, скажем, на отметке пять и четыре. Акилеш, скорее всего, добрался до пяти и пяти, но сорвался. Кошка достигает пяти и шести, а сурок – пяти и семи.
– А моя мама?
– Я бы сказал, что она остановилась на делении… пять и восемь.
– Значит, она остановилась на пороге шестой стадии сна, которую так стремилась постичь.
– Опасность представляет близость смерти. Шестая стадия находится на тонкой грани, отделяющей сон от смерти. Я считаю, что она ближе к смерти, чем ко сну, то есть ближе к Танатосу, нежели к Гипносу.
– Поэтому у человека в этой стадии сердце должно биться медленнее, температура тела понизиться… а мозговая активность – усилиться?
– Да, согласно предположениям вашей мамы, в шестой стадии должны усилиться все признаки, характерные для стадии парадоксального сна.
Жак огляделся:
– Можно я буду работать здесь? С вами?
– Я предложил вам это несколько лет назад. Я всегда был уверен, что у нас найдется для вас место. Кроме того, нас сближает любовь к Каролине, а также уверенность в том, что она сдержит обещание открыть новый неизведанный мир.
63
Жизнь семьи Жака Кляйна в Париже потихоньку налаживалась.
Икара записали в лицей Жюля Ферри на площади Клиши. После знакомства с Парижем, он, как и большинство его сверстников, всецело отдался увлечению компьютерными играми, виртуальные миры которых мог разделить с помощью Интернета с такими же фанатами по всему миру.
Едва вернувшись домой с занятий, он мог часа на три войти в образ рыцаря из героического фэнтези, или воина, или путешественника.
Вначале Жак хотел ограничить время пребывания игр, но вмешалась Шамбайя. Она сказала, что подростки только и мечтают о том, чтобы бросить вызов родительскому авторитету, и поэтому запрет может оказаться неэффективным. Она посоветовала подождать, пока период увлечения играми пройдет сам собой.
Однако особых подвижек к этому не наблюдалось. Будучи выходцем из среды, почитавшей мир грез, Икар намного лучше ориентировался в виртуальном мире, который можно было разделить с единомышленниками из какой угодно страны.
Однажды за ужином Икар ответил отцу, попросившему его проводить меньше времени за «игрушками»:
– Папа, настанет день, и я научу всех своих соплеменников на нашем острове играть в сетевые игры, и они увидят, что это еще лучше, чем сновидения. В играх можно умереть – Game over – и тут же воскреснуть. Разве такое может быть в реальной жизни? Кстати, после окончания лицея я собираюсь учиться на разработчика компьютерных игр.
Эрик Джакометти помог Шамбайе в организации занятий по технике осознанных сновидений в стенах клиники «Морфей».
Каждый вторник и четверг, по вечерам, она собирала дюжину учеников и предлагала им сесть вокруг стола, на котором горела большая свеча. Она просила присутствующих вытянуть руки перед собой и запевала сенойский мотив. Когда, по ее мнению, наступал подходящий момент, она переходила к главному:
– Теперь мы все закроем глаза.
Властительница сновидений задувала свечу.
– Мы вместе преодолеем разные стадии сна вплоть до парадоксального, находясь в котором вы увидите руки в точности такими же, какими вы их только что видели.
Она давала время на то, чтобы сконцентрироваться, и продолжала:
– Как только увидите руки во сне, сделайте горизонтальное движение глазами. Так вы подадите мне, находящейся снаружи, отчетливый знак, что вы погрузились в парадоксальный сон.
Наиболее талантливые из учеников справлялись с эти заданием, и она могла причислить их к онейронавтам. Остальные просто спали, хотя и верили в то, что практикуют осознанные сновидения.
Однажды Шамбайя предложила своим лучшим ученикам совершить коллективный полет: в сновидении они должны были сформировать рой летящих людей; чтобы синхронизация была полной, она помогла им визуализировать окружающий пейзаж – один на всех.
После сеанса они вместе пили травяные настои и обсуждали полученный опыт.
– На самом деле моя школа осознанных сновидений – не что иное, как туристическое агентство с идеальным соотношением цены и качества. Я не только даю людям возможность путешествовать на автомобиле, самолете или корабле, но и предоставляю им номера в самых роскошных отелях. Ничто не может доставить такого удовольствия, как собственное воображение, – сказала она как-то вечером мужу.
Что касается Жака Кляйна, то он открыл в клинике «Морфей» частный кабинет. Ежедневно с 14 до 18 часов он принимал пациентов с различными расстройствами сна, лечил их с помощью гипноза и травяных отваров, приготовленных по сенойским рецептам. В основном к нему обращались люди, страдавшие банальной бессонницей, но сам Жак не считал ее банальной.
Но первую половину дня Жак посвящал исследованиям, которые проводил совместно с Эриком Джакометти. Они хотели подготовить новую «ракету-носитель», способную доставить в шестую стадию сна. Для этого они анализировали состояние сурков, ежей и хомячков, находившихся в спячке. Они также использовали животных, способных видеть сны, в частности броненосцев и опоссумов, хотя лидером среди животных-сновидцев оставались кошки.
Эрик Джакометти продолжал трудиться над проектом «банка сновидений», но отныне у него была новая масштабная цель: превратить электрические сигналы, излучаемые головным мозгом, в изображения, которые можно увидеть на экране.
Однажды Жак пригласил Эрика на ужин к себе домой.
С некоторых пор Шамбайя ощущала какое-то необъяснимое беспокойство у тех, кто посещал ее группу. Она решила заговорить на эту тему:
– У вас, европейцев, есть всё – комфорт, безопасность, возможность сохранять здоровье, но вы все равно несчастны, – удивилась она. – Как это можно объяснить?
– Наша система видеонаблюдения функционирует чересчур хорошо, отсюда и неизменный параноидальный настрой у населения, – сказал Жак. – Электронное облако, окружающее нас, провоцирует стресс, а психологическое облако, ноосфера, способно вернуть нам состояние покоя. Современные люди не придают важности общению с ноосферой, однако не забывают ежевечерне смотреть новости по телевизору, в которых сообщается исключительно о нагоняющих страх катастрофах.
– Как это можно объяснить с медицинской точки зрения? – спросил Икар.
Эрик Джакометти дополнил сказанное Жаком:
– Когда мы ощущаем опасность, миндалевидное тело из головного мозга посылает сигнал к борьбе или бегству, похожий на сигнал тревоги. Сердце начинает биться быстрее, волоски на теле встают дыбом, усиливается бдительность, в кровь поступает гормон кортизон для уменьшения болевых ощущений от возможных ран. Для того чтобы все это заработало, нужно, чтобы ослабла деятельность лобного отдела коры головного мозга, отвечающего за формирование мышления, поскольку мышление тормозит действие. Лишь только опасность минует, гиппокамп отключает аварийный режим работы организма, замедляет сердцебиение и позволяет лобному отделу коры мозга продолжить нормальное функционирование.
– Выходит, режим тревоги мешает нам думать?
– Именно так. И поскольку новостные передачи то и дело шлют нам сигналы тревоги, мы пребываем в постоянном напряжении, словно готовясь отразить нападение. Так что лобный отдел головного мозга пребывает в состоянии боевой готовности.
Жак смягчил слова коллеги:
– Ну, объективно говоря, все не так уж плохо.
– Во Франции?
– Как во Франции, так и в остальном мире. У людей стало лучше со здоровьем и гигиеной, образование стало доступнее, качество жизни повысилось. У нас появилось больше свободы, развлечений, способов общения, способов самовыражения и возможностей для обмена опытом. Мы живем лучше наших родителей, намного лучше наших дедушек и бабушек и в сто, тысячу раз лучше людей эпохи Средневековья, Античности или первобытного общества.
– Не стоит забывать, что в прошлом у людей не было ни водопровода, ни холодильника, ни анестезии при хирургических вмешательствах… – кивнул Эрик Джакометти.
Жак подлил вина каждому и даже Икару разрешил выпить немного.
– Несмотря на новости, не перестающие держать нас в состоянии стресса, масштабных войн становится меньше. Средний уровень жизни на планете повысился. Ежегодно локализуются болезни и эпидемии. Во Франции средняя продолжительность жизни возросла с пятидесяти лет в 1900 году до восьмидесяти лет в наши дни. Осознание опасности, связанной с загрязнением окружающей среды, повлекло за собой меры по развитию экологически чистых источников энергии и более активное использование изделий из вторсырья. В разных странах тоталитарный строй все чаще сменяется демократическим. Растет свобода прессы. Действительно, дела идут все лучше и лучше, но мир убежден в обратном, потому что нас усиленно пытаются запугать.
– А почему нас пытаются запугать? – спросил Икар.
– Когда люди охвачены страхом, они больше потребляют и больше полагаются на политиков. Желать составить мнение о человечестве путем просмотра теленовостей – это все равно что желать узнать Париж… посетив лишь отделение неотложной помощи в больнице. Обнаружив там исключительно раненых и больных, мы сделаем вывод: они живут в городе, полном насилия и опасностей.
– А почему журналисты не рассказывают нам о хорошем? – не отступал Икар.
– Потому что такие новости никому не интересны, так как они не дают эмоциональной разрядки. Кто привлечет твое внимание? Тот, кто тебе скажет, что «все хорошо», или тот, кто объявит: «Внимание, мы в огромной опасности»?
– Именно поэтому неуклонно растут продажи транквилизаторов и снотворных, а в клинике «Морфей» наблюдается наплыв пациентов, – добавил Эрик Джакометти.
– И поэтому мы должны принимать решительные меры, – подытожила Шамбайя.
– Вы правы, клин клином вышибают, – снова кивнул Джакометти. – Люди находятся под влиянием СМИ, значит, мы должны использовать СМИ, чтобы освободить бедные головы от этого влияния. Именно это имела в виду твоя мама, Жак, говоря о том, что любой яд может превратиться в лекарство, вопрос лишь в его дозировке. Мы воспользуемся «наркотиком тревоги» для привлечения людей в «Морфей», а затем научим их думать самостоятельно.
Эта мысль пришлась всем по душе.
– Я знаю одну журналистку, которую наша работа должна заинтересовать, – сказал Эрик. – Мы бы могли с ней связаться.
Незамедлительно перейдя от слов к делу, он достал телефон и договорился с журналисткой о встрече для объяснения ей сути их идеи по «перевоспитанию» людей посредством осознанных сновидений.
После ужина, как только гость ушел, а Икар лег спать, Шамбайя сказала Жаку:
– Хотя все складывается совсем неплохо, у меня на сердце тяжким грузом лежит еще одна ложь…
– Что-то посерьезнее, чем мнимая смерть моей мамы?
– Да, моя слепота. Я сказала тебе, что слепа от рождения. Но это не так. Я лишилась зрения, потому что меня еще в животе матери назначили Владычицей сновидений.
Жак внимательно осмотрел глаза жены:
– Ты хочешь сказать, что племя тебя умышленно искалечило?
– В нашей культуре считается, что немногие избранные должны жертвовать собой ради других, чтобы лучше видеть сны. Мои родители меня вырастили, воспитали и, как бы сказать… намеренно превратили в специалиста по сновидениям. Но ценой моего зрения.
– Но как можно желать кого-то изуродовать? – воскликнул Жак.
– Функция создает орган, а ее отсутствие разрушает орган. С рождения до тринадцати лет, то есть до половой зрелости, я жила в полной темноте.
– Чтобы лучше видеть сны?
– Чтобы картинки окружающего мира не рассеивали мой разум…
Жак с содроганием осознал цену познания осознанных сновидений и оценил тяжесть испытания, выпавшего на долю его жены.
– Они лишили тебя выбора. Ты могла бы обидеться на них.
– Они решили, что так будет лучше для меня. Я смогла развить мое внутреннее «я», тогда как вы развивали «я» внешнее.
– Мама говорила, что существуют пять физических чувств и пять чувств психических. Пять физических чувств – это зрение, обоняние, слух, осязание, вкус. Пять психических чувств – волнение, интуиция, воображение, вдохновение и совесть.
– В таком случае, ты пользуешься пятью физическими чувствами и четырьмя психическими, – сказала Шамбайя уверенно.
Жак невольно подумал, что она ищет повод, чтобы оправдать поступок своих родителей.
– Наши родители принимают за нас решения, а мы обязаны принять их выбор, каким бы он ни был. А уж потом мы сами должны постараться не ошибиться с выбором в отношении собственных детей, – подытожила она.
Жаку захотелось утешить или пожалеть жену, но он сдержался, чтобы не причинить ей боль. Он спохватился и решил сосредоточиться на завтрашнем интервью, в котором должен был рассказать о клинике «Морфей».
64
Журналистка, пришедшая в клинику, чтобы сделать репортаж, была высокой брюнеткой со светло-голубыми глазами. Звали ее Сесиль Кулон. Одетая в костюм от «Шанель», она шла, чуть покачиваясь на высоких каблуках. Едва появившись, женщина тут же заявила, что страдает бруксизмом и что хотела бы перестать скрежетать зубами по ночам, потому что это безумно раздражает ее мужа.
После Эрика Джакометти с его «банком сновидений» и Шамбайи с ее техникой коллективных осознанных сновидений о сфере своей деятельности стал рассказывать Жак Кляйн. Он объяснил Сесиль, что они стараются оставаться на острие инноваций в области сна и показал ей современные 3D-томографы, позволяющие создать трехмерное изображение головного мозга. Журналистка записывала все, что он говорил. Потом она задавала вопросы пациентам, чьи кровати были оборудованы анализаторами сна, и все подробно фотографировала. Жак с удовольствием демонстрировал место своей работы, ему было чем гордиться.
– Мы также разрабатываем натуральные снотворные препараты нового поколения, чтобы заменить ими снотворные на основе производных бензодиазепина. Бензодиазепиновые препараты оказывают пагубное побочное действие, которое выражается в уничтожении сновидений, а в долгосрочной перспективе они приводят к болезни Альцгеймера.
Если до этого журналистка записывала информацию с довольно безучастным видом, то этот поворот неожиданно вызвал у нее большой интерес.
– Бензодиазепины обладают столь серьезными побочными эффектами? Я принимаю их каждый вечер.
– Франция – мировой лидер по потреблению снотворных. Вы стали лучше спать?
– Признаться, недавно мне пришлось увеличить дозу, но я уверена, что без бензодиазепинов я не смогла бы сомкнуть глаз.
– Еще одно побочное действие снотворных – они вызывают зависимость. Известно ли вам, что всем животным, выращиваемым на убой, от коров и свиней до кур, дают бензодиазепины? Препараты подмешивают в корма, чтобы успокоить скотину во время перевозки на скотобойни или непосредственно перед забоем. Сами того не ведая, мы все уже подсели на препараты, которые разрушают наши сны.
Осмотр клиники продолжился, Сесиль Кулон проявляла все больший интерес. На следующий день в газете, на первой полосе, появилась ее статья под заголовком «Снотворные, которые мешают нам спать». Это было яркое выступление против транквилизаторов и антидепрессантов, эмоциональная насыщенность которого объяснялась тем, что журналистка сама попала в ловушку рекламы.
Номер быстро раскупили, и эту тему подхватили другие периодические издания. Бензодиазепины были названы бичом нашего времени. Жака Кляйна нарекли первопроходцем в борьбе за «естественный здоровый сон», а клинику «Морфей» – оплотом «хорошего сна».
Соцсети тоже затянули песню под названием «Нас травят снотворными», и дело начало набирать обороты.
Однажды утром Жак, которому вся эта шумиха в прессе доставляла немалое удовольствие, встретил в клинике обеспокоенного Эрика Джакометти.
– С какой это стати вы нападаете на фармацевтическую промышленность, Жак? Мы не можем позволить себе иметь врага в лице традиционной медицины, поскольку наши силы не равны и в случае открытого конфликта мы не сможем противостоять ей.
– А в чем состоит опасность? Разве ваша пресса не свободна? – вмешалась Шамбайя.
– Насколько я знаю, журналисты ведут двойную игру. Они защищают так называемую свободу и справедливость, но при этом осознают, что именно от рекламодателей и рекламы косвенно зависит их зарплата. Фармацевтические компании богаты, а значит, могущественны.
– Думаю, комитет по защите прав потребителей тоже.
– Нужно прекратить общение с журналистами и более не подпитывать возникшую полемику. Торчащий гвоздь забивают.
И в самом деле, реакция не заставила себя ждать. Фармацевтические компании, производящие снотворные препараты, пригрозили убрать свои рекламные материалы из тех СМИ, которые будут «клеветать» на них или поддерживать недоверие читателей к продукции.
Юридические отделы крупных производственных объединений обвинили клинику «Морфей» в незаконном производстве лекарств и торговле нелицензированными препаратами.
Те же самые журналисты, которые прежде оказывали им поддержку, принялись с тем же усердием поносить их. Сесиль Кулон попыталась встать на защиту «Морфея», но внезапно всплыла темная история со смертью Акилеша. Из-за этого репутация клиники оказалась под угрозой, что вынудило Эрика Джакометти нанять адвокатов.
Число клиентов уменьшилось, финансовые потоки таяли, как снег на солнце. Они оказались одни против всех.
Тогда Жак понял, что сон – это еще и экономическая, и политическая ставка.
65
Ситуация ухудшалась день ото дня. Все трое из известных, уважаемых персон превратились в изгоев. Зеваки, проходя мимо клиники, чуть ли не пальцем показывали на нее, словно там находилось логово колдунов. Все это напомнило Жаку неприятный инцидент с участием защитников животных в кошачьих масках, которые оскорбляли его мать.
Как-то вечером, возвращаясь домой с работы, Жак заметил, что за ним кто-то идет. Вначале ему показалось, что это Сесиль Кулон, и он приготовился сказать, что более не желает давать интервью. Но это была не она.
– Здравствуй, Жак.
У женщины были светлые волосы. Лицо показалось Жаку знакомым.
– Мы знакомы?
– Да. Причем очень хорошо.
– Извините, у меня плохая память на лица…
– Могу дать вам подсказку… я брыкаюсь во сне.
– Шарлотта!
– Ох, а я сомневалась, не забыл ли ты меня, Жак, по прошествии стольких лет.
Он не решился сказать, что на самом деле узнал ее без труда, поскольку теперь, спустя почти двадцать лет, она стала еще больше походить на его мать.
Жак пригласил Шарлотту выпить стаканчик вина в ближайшем кафе.
– Расскажи, что произошло в твоей жизни за эти годы?
– Я окончила кинематографический факультет и основала компанию, специализирующуюся на разработке камер, способных снимать крошечные, слабо освещенные и движущиеся на большой скорости предметы.
– Ты замужем? – спросил он.
– Да.
– Ты счастлива?
– Да.
Они смущенно смотрели друг на друга.
– Я читала твое интервью о разрушительном воздействии снотворных на организм. Я считаю, что на тебя ополчились несправедливо.
– Спасибо за поддержку. Ты стала лучше спать?
– Не особенно. Думаю, из-за тебя. Когда ты ушел, я почувствовала, что пропустила судьбоносную встречу.
Жак сделал вид, что не понял ее.
– Я тоже теперь женат, – увильнул он от разговора.
– Жак, я пришла, потому что у меня есть к тебе предложение. Думаю, мы можем объединить наши таланты: мои знания в области кинематографа и твои – в области сна.
– Обычно, если зрители засыпают во время просмотра фильма, это плохой знак…
– Твоя мама говорила, что наступит день, когда детей в школе будут учить спать, а в кинотеатрах будут показываться сновидения. Эта идея получила признание. Вот уже пятнадцать лет, как я работаю над этим, причем небезуспешно. С помощью самых современных позиционно-эмиссионных томографов мне удалось поймать мысль и превратить ее в образ.
– Странно, такое впечатление, что все эти годы мы шли тремя параллельными путями. Я – в области психологии, Джакометти – в области технологий, а ты – в области визуального искусства. И вот, спустя шестнадцать лет, наши пути вновь пересеклись, потому что мы все созрели для этого. Жаль, что существование клиники «Морфей» теперь под вопросом.
– Возможно, я знаю, как решить и эту проблему. Я не сказала тебе о моем муже. Жиль занимает высокую должность в Министерстве обороны. Думаю, он сможет тебе помочь. Я слышала, как в одном интервью ты рассказывал о пользе хорошо управляемого сна для дневной активности. Мне кажется, Жиля заинтересовала бы перспектива сотрудничества с тобой.
– Как зовут твоего мужа?
– Жиль Маленсон. Он государственный секретарь по военным вопросам.
Жак смотрел на свою бывшую возлюбленную, вспоминая их первую встречу в «Сиеста-баре» и их первый поцелуй.
– Улучшить качество сна, чтобы убивать своего ближнего? – с иронией спросил он.
– Улучшить качество сна, чтобы защищать свою родину, – поправила она.
– Как ты это представляешь?
– Я уже говорила об этом с Жилем. Тебя, Джакометти и твою жену могут нанять в качестве инструкторов по сну. Армия будет платить вам зарплату. Кроме того, Жиль, естественно, поможет тебе выпутаться из твоих проблем – у него есть знакомые во всех министерствах, влиятельные коллеги. Поверь, во Франции у госаппарата пока что больше власти, чем у промышленников.
Преисполнившись надеждой, Жак улыбнулся:
– Я сожалею о том, что произошло… тогда.
– Не стоит сожалеть, таковы наши жизненные пути.
– Такое ощущение, что я разговариваю с мамой, – вырвалось у него.
Жак подумал о том, что в ноосфере, возможно, все соединено между собой… Недостающее восполняется чем-то извне, и, таким образом, все пребывает в равновесии, гармонии. Все не лучшие чувства, которые мы испытываем – одиночества, несправедливости, пресыщенности, – порождены неполным видением мира.
Такое вполне возможно. И вполне возможно, подумал Жак, Ж.К.64 восполняет мои пробелы в сознании, Шамбайя компенсирует отсутствующую у меня энергию инь, а возникшая из небытия Шарлотта – недостающие денежные средства.
66
Юный Икар был настроен скептичнее остальных.
– Использовать владение искусством сна, переданное нам предками, для того, чтобы научить солдат более метко стрелять в себе подобных? Об этом не может быть и речи!
Жак понимал, почему сын так реагирует, но не собирался сдаваться.
– Погоди, ты целыми днями убиваешь кого-то на мониторе компьютера и при этом читаешь нам нотации?
– Но, папа, я-то убиваю понарошку, а ты будешь обучать солдат обходиться без сна, чтобы они могли нападать на людей, пока те спят! И убивать их по-настоящему.
Шамбайя молчала. Она ела с отсутствующим видом, не вмешиваясь в препирательство между мужем и сыном. Потом отложила вилку в сторону, опустила палец в стакан, чтобы проверить, насколько он полон, и сделала глоток. А потом спросила ни с того ни с сего:
– Эта женщина, Шарлотта… ты любил ее?
От неожиданности Жак поперхнулся вином.
– Какое это имеет отношение к нашему проекту?
– Ответь мне, Жак. Ты любил ее?
– Разумеется.
– И она тебя любила?
– Думаю, да.
– В таком случае, она по-прежнему тебя любит и делает это ради твоего блага. Следовательно, нужно слушать ее и работать с ней. – Таков был вердикт Шамбайи.
Икар продолжал настаивать на своем:
– Мама, ну как же так?! Он будет использовать наши познания в области сна для подготовки… убийц!
– Когда-нибудь люди смогут жить без полиции, правосудия, тюрем, военных, правительства, но пока это время не пришло. Добрые солдаты защищают нас от злых солдат, в чем мы смогли убедиться во время конфликта с наемниками Киамбанга. Фрэнки тоже солдат, и мы заинтересованы в том, чтобы он был здоров и при необходимости мог бодрствовать как можно дольше. Ты молод, Икар, поэтому я хочу дать тебе совет: не спеши судить людей, не вешай на них ярлыки, исходя из их профессий, происхождения и репутации. Используй свои чувства – пять физических и пять психических, – чтобы выработать собственное мнение.
Юноша насупился, будучи уверенным в своей правоте, а также в том, что взрослые его не понимают.
– Почему случаются войны? – спросил он. – Почему люди убивают друг друга по-настоящему, а не только в видеоиграх? Или… во сне.
– Хороший вопрос, – ответил Жак. – По-моему, войны существуют потому, что коллективное бессознательное ощущает наш переизбыток. Все виды сами регулируют свою численность. Когда коллективный разум чувствует, что определенное количество превышено, он урезает часть себя.
– Папа, ты смотришь на вещи чересчур поэтично. Реальность мне кажется более суровой. Все дело в том, что люди полны злобы!
– Когда-нибудь я объясню тебе значение этого слова. Но знай, что у любого человека имеются причины вести себя так или иначе. Люди, которые кажутся тебе злобными, зачастую просто боятся чужой агрессии и потому нападают первыми. Если мы отвергнем предложение Шарлотты, то, возможно, будем вынуждены закрыть клинику.
В конце концов Жаку удалось убедить сына. И вскоре все знания и опыт специалистов из «Морфея» уже использовались в секретном тренировочном центре по подготовке бойцов спецподразделений. Солдаты научились быстро достигать стадии парадоксального сна, восстанавливавшего их организм, а также сокращать время сна с семи до четырех часов, что давало им преимущество перед возможным противником.
Для того чтобы еще больше улучшить качество сна военных, Жак разработал жесткую диету, в которой основная роль отводилась медленным углеводам, а мясо, алкоголь, кислые и сладкие продукты полностью отсутствовали.
Жиль Маленсон предложил Жаку и Шамбайе официальные должности технических советников в армии. Их методики управления сном были запатентованы, ими пользовались все бойцы спецназа парашютно-десантных войск, Иностранного легиона и морского флота. За свои услуги супруги Кляйн получали хорошее жалованье. Кроме того, Маленсон с помощью своих друзей из Министерства здравоохранения и Министерства юстиции оказал поддержку клинике «Морфей». Он убедил своего коллегу из Министерства высшего образования и научных исследований создать в стенах клиники подразделение по изучению сна. Вскоре это подразделение действительно было создано и вошло в состав Национального центра научных исследований, после чего все работники «Морфея» получили статус ученых-исследователей. Нападки фармацевтических компаний и Совета Национальной ассоциации врачей Франции перестали приносить свои плоды.
Как-то раз Жиль Маленсон пригласил чету Кляйн, Эрика Джакометти и Шарлотту в свой министерский кабинет.
– Я не желаю больше никакой шумихи в СМИ. Проявляйте крайнюю сдержанность – ни слова о возможной гибели добровольцев во время опытов. Если несчастный случай все-таки произойдет, прошу вас тотчас сообщить мне об этом – я приму меры для того, чтобы тело бесследно исчезло.
Он произнес это так, словно речь шла об обычной административной мере.
– Берите пример с Пастера. Как стало теперь известно, он обратился к императору Бразилии Педро II с просьбой испытать свою вакцину на приговоренных к смертной казни заключенных, которым был привит вирус бешенства. В нашем ведомстве хранится письмо, датированное 1884 годом, от содержания которого бегут мурашки по спине. Он действовал тайно. Только спустя время Пастер сообщил о положительном результате, полученном в Эльзасе. Подумайте об этом, важно не то, что происходит в реальности, а то, что об этом скажут журналисты и историки.
– Я не знал эту историю с Пастером, – прошептал Жак.
– Думаю, искусством общения он владел не хуже, чем врачебным искусством. Действуйте, как он, и в один прекрасный день вашим именем будут названы институты и проспекты. Не скрою, что я рисковал, помогая вам, – продолжил Жиль Маленсон. – Кое-кто из моего начальства только и ждет, чтобы мне отплатить. Министр лично предупредил меня, что не может позволить себе роскошь запустить неудачный проект. Я рассчитываю на вас… и тоже могу все потерять в случае провала этой затеи.
Он выпрямился в кресле и глубоко вздохнул.
А потом сказал, обращаясь к Жаку:
– Я люблю Шарлотту, а ей необходимо вновь обрести смысл жизни, который она утратила после неудачных попыток завести ребенка. Когда мы только начинали встречаться, она часто вспоминала о вас. Она злилась на себя, что не смогла удержать вас. Какое-то время я вас даже ненавидел. Теперь мне нужно свыкнуться с вашим существованием. Более того, думаю, что однажды мы станем друзьями.
Жаку пришла в голову мысль, что подчас на помощь приходят те люди, от которых ее не ждешь: Джакометти, выгнавший с работы его мать, Шарлотта, покинутая им, Жиль, ревновавший его к Шарлотте. Даже Киамбанг и Вилфрид из его детства внесли свой вклад в его жизнестойкость.
– Благодаря вашей помощи мы осуществим преобразования в клинике, – объявил Эрик Джакометти. – Будучи отныне в безопасности и обладая устойчивым финансовым положением, мы планируем купить соседнее здание для создания в нем научно-исследовательского центра, который под руководством Шарлотты займется изучением онейрического кинематографа.
Шарлотта выказала удивление. Такого она не ожидала.
– Не скрою, что эта идея принадлежит Жаку, – уточнил Эрик.
– Таким образом, мы сможем доказать, что сновидения относятся к сфере искусства наравне с кинематографом. Они вполне могут стать «десятым видом искусства»…
Шарлотта не скрывала воодушевления, а Жак стал излагать свое видение проекта:
– Мы могли бы воплотить в реальность пророческие слова моей мамы, создав школу, в которой людей будут учить правильно спать. В ней Шамбайя с моим сыном Икаром будут давать советы, рассчитанные на самых молодых, даже на будущих родителей и родителей младенцев, и обучать людей старшего возраста осознанным сновидениям по традиционным сенойским методикам. В ней будут готовить будущих артистов онейрическогокино. Что же касается нас с Эриком, мы продолжим заниматься нашими исследованиями, а также, разумеется, подготовкой военнослужащих.
– Я получил заявку от моих коллег из Министерства по делам молодежи и спорта: необходимо, чтобы вы также поработали с атлетами, которые готовятся к Олимпийским играм, – дополнил Жиль Маленсон, повернувшись к жене и нежно беря ее за руку.
Жак подумал, что из этой любви, которую они все питают друг к другу, сможет возродиться их общий проект.
67
Семена посеяны, деревья растут.
Прошел год, затем еще один. Жаку Кляйну было 46 лет. Каролине Кляйн – 78, и она по-прежнему находилась в коме. Икар, недавно отпраздновавший свое совершеннолетие, учился на втором курсе Школы электроники и информатики.
Клиника «Морфей» расширилась благодаря государственной поддержке и обрела добрую репутацию.
Однако исследования шестой стадии сна постоянно упирались в зыбкую границу, отделяющую глубокий сон от смерти. Зато в отделении онейрического кинематографа, где исследованиями руководила Шарлотта Маленсон, наблюдались поразительные результаты.
Разместив сто сорок четыре датчика на голове испытуемого, Шарлотта смогла получить электромагнитные микрополя, которыми можно было управлять. Все полученные сигналы сортировались посредством компьютерной программы, способной соотносить поля с цветовыми зонами. Вначале получалось что-то вроде жидких пятен, которые плавились, смешивались и рассеивались. Тогда Шарлотта прибегла к сверхсовременной программе искусственного интеллекта, которая помогла ей повысить качество расшифровки сигналов и главное – повысить четкость изображений. Пятна сменились более сложными геометрическими конфигурациями: четким кругом, ромбом треугольником…
Икар попросил разрешения поучаствовать в программе, чтобы усовершенствовать ее. Учитывая его опыт в сфере осознанных сновидений, ему пошли навстречу. Юноше удалось сравнить образы из его сновидений с теми, что возникали на экране, и он смог произвести необходимую настройку.
Однажды на экране из тумана отчетливо прорисовалось… яблоко. Фрукт желтого цвета медленно вращался, кожура была глянцевая, и даже имелся маленький черешок с зеленым листиком сбоку.
Это был прорыв, и это привлекло новые инвестиции.
После того как Икар увидел во сне яблоко и его сон спроецировался на экран, юноша сумел визуализировать гору, кучевые облака, дерево, цветок.
Проектом заинтересовалась одна из голливудских компаний. «А можно ли на экране визуализировать людей?» – таким был их первый вопрос. Компания приняла участие в усовершенствовании лаборатории. С помощью новой компьютерной программы Икару удалось визуализировать птиц, животных, обезьян и, наконец, человека – своего отца.
Инвестиции росли. И если жизнь в клинике «Морфей» текла в размеренном, даже скучном темпе, в центре онейрического кинематографа она била ключом. Непрестанно увеличивалось количество специалистов и новейшего оборудования. И вот в один прекрасный день Икар объявил, что готов представить научной публике полноценный короткометражный фильм, в котором будут «начало, середина, конец». Фильм, транслируемый непосредственно из его мозга!
Показ проходил в зале с экраном три на два метра. Шарлотта надела на голову Икара шлем с электродами, и юноша лег на кушетку. Среди присутствующих были родители Икара, Эрик Джакометти, а также Жиль Маленсон.
– Папа, увидишь, я выбрал кое-что очень культурное, – прошептал Икар, перед тем как закрыть глаза.
Он сделал три глубоких вздоха и приступил к погружению.
На гипнограмме отобразилось, как юноша последовательно преодолел все пять стадий. Шарлотта включила центральный экран; на нем вначале была темнота, которую видел в этот момент Икар.
Экран оставался темным довольно долго, и по залу прокатился ропот разочарования.
Затем появилось свечение.
В правой стороне экрана возникла группа людей, одетых по моде позапрошлого века: мужчины были в шляпах-котелках, женщины – в длинных платьях. Все ждали поезда на перроне.
Экран заполнил серый дым. Люди, стоявшие на первом плане, пришли в движение. В черно-белых декорациях появился локомотив. Проехав немного, он затормозил и остановился. Открылись двери вагонов, и на перрон стали выходить пассажиры с чемоданами и сумками, потом другие люди, также с багажом, начали в подниматься в вагоны. Контролер помогал тем пассажирам, чей багаж был наиболее тяжелым.
Картинка замерла, и экран вновь погрузился во тьму. Судя по гипнограмме, Икар теперь поднимался вверх, последовательно преодолевая стадии сна. Он открыл глаза. В зале грянули овации. Впервые была показана киносцена с хорошо выстроенным сюжетом, и все это – из глубин человеческого мозга!
– Я бы хотела высказать отдельную благодарность Икару Кляйну за выбранный им сюжет сновидения, – взволнованно сказала Шарлотта в микрофон, обращаясь к собравшимся. – Сцена, которую вы видели, необычная. Икар умышленно обратился к первому кинофильму в истории человечества под названием «Прибытие поезда на вокзал города Ла-Сьота», снятый в 1895 году братьями Люмьер, которые незадолго до того изо брели киноаппарат. Выбор сюжета не только свидетельствует о глубоких познаниях Икара в области истории и культуры, но и перекидывает мостик между изобретением онейрического кинематографа и рождением кинематографа в таком виде, в каком мы его знаем. Как это символично, друзья!
Икар не отрывал глаз от отца, ожидая, что тот выкажет ему свое одобрение. Жак так и поступил, подняв вверх большой палец. Рядом с мужем была сияющая от счастья Шамбайя; она, конечно, ничего не видела, но Жак описал ей все происходящее.
– Сегодня мир узнал, что можно материализовать сны, – продолжила Шарлотта. – И мне приятно, что это произошло на Монмартре, в самом центре Парижа. Что касается устройства, с помощью которого мы смогли осуществить этот проект, то оно называется Dream Catcher – «Ловец снов». А сейчас приглашаю всех пройти в соседнюю комнату выпить шампанского.
Информация о незаурядном событии мгновенно распространилась по всему миру, а фильм был выпущен на всех возможных носителях. Благодаря Интернету миллионы людей узнали подробности о «Ловце снов», а Икар Кляйн стал знаменитостью. (Девушек, помимо прочего, привлекала его экзотическая внешность.)
В научно-исследовательском центре были организованы постоянные онейрические киносеансы. Очень скоро опробовать на себе машину сновидений предложили звездам шоу-бизнеса. Один известный певец снял с ее помощью клип, который назвал просто – My Dream.
Президент Республики, гордившийся тем, что всегда был в авангарде новых технологий, также посетил центр, и не только в качестве зрителя. Увиденный им сон позже был почищен, смонтирован и положен на музыку. Он назывался «Моя Франция».
Попросила разрешение опробовать устройство и Шамбайя.
– Хочу показать вам то, что находится внутри моего разума, – объявила она перед тем, как включить камеру.
Присутствующие, Жак, Икар, Шарлотта и Эрик Джакометти, с удивлением открыли для себя мир снов незрячей женщины – упрощенный, идеализированный, сюрреалистичный.
По ходу развития сон Шамбайи становился все более ярким, в нем словно смешались персонажи с полотен Руссо и Дали. Там были тигры с длинными клыками, бородавочники с огромными лапами, лирохвосты с колышущимися перьями, флуоресцентные оранжевые орангутанги.
Затем ей снился Париж… Здания были похожи на большие деревья, автомобили – на полых внутри животных.
Шамбайе снились люди с застывшими лицами-масками: у нее отсутствовал зрительный опыт, необходимый для того, чтобы фиксировать в памяти мимику. Люди из ее снов, к примеру, не моргали глазами.
Жак тоже захотел испытать на себе аппарат – ему хотелось показать свое будущее «я», но Шамбайя воспротивилась этому:
– Нет, Жак, только не ты.
– Почему?
– Ты сосредоточен на твоем проекте по изучению шестой стадии сна, поэтому будет лучше, если твои внутренние образы останутся при тебе. Нужно обладать силой, чтобы показать, но чтобы сохранить в тайне, требуется еще большая сила.
Подумав, Жак признал правоту жены.
– Жак, милый, продолжай видеть сны, но не показывай их никому, – продолжала она. – Поверь, так будет лучше. Икар займется внешней стороной нашей деятельности. Он прекрасно в этом разбирается: его сновидение о прибытии поезда стало блестящей медиаакцией. От ныне ты можешь положиться на него.
Шарлотта с Жилем также испытали на себе устройство, но сюжеты их фильмов оказались банальными.
– Сложно тягаться с иронией вашего сына и с выразительностью графических миров вашей жены, – признал Жиль.
– Я думаю, мы можем пойти еще дальше, – сказала Шарлотта. – У меня уже есть идея: Каннский фестиваль онейрического кино.
– Он будет проходить прямо в Каннах?
– А почему нет? Обычный кинофестиваль проходит в мае, а свой фестиваль онейрического кино мы могли бы устроить в октябре.
– Я поговорю с коллегами из Министерства культуры. Уверен, твоя задумка может быть реализована. Мы сделаем Жака, Эрика, Икара, Шамбайю и тебя, дорогая, членами жюри, – предложил увлеченный идеей Жиль Маленсон.
– Также в состав жюри должны войти люди из мира кино, живописи, литературы и… неврологии, – кивнула Шарлотта. – Сообща они будут выбирать лучшее сновидение, исходя из его красочности, оригинальности сценария и постановки.
– У нас есть три месяца на то, чтобы разрекламировать это событие и подготовиться к нему. Мы вызовем в Париж претендентов, чтобы они показали свои способности, и отберем из них двадцать лучших сновидцев. Наш фестиваль наделает шуму во всем мире!
Жака идея фестиваля тоже воодушевила, но не сказать, чтобы сильно. Шестая стадия, как вполне справедливо заметила Шамбайя, может быть открыта только вдали от камер и микрофонов.
Он незаметно покинул друзей и вернулся в лабораторию к своим суркам. Он должен выведать у них тайну каталепсии, столь близкой к смерти!