60

Галлахер на свободе. Он сбежал. Давление, нараставшее в нем, разом взорвалось, унеся его из «Рози» прежде, чем он понял, что делает.

Не то чтобы он струсил. Это больше похоже на закон движения. Потому что источником давления было как прошлое, так и будущее – мысли о возвращении в Маяк никуда не делись. А сейчас он лишь свернул в сторону с намеченного пути.

Хотя стоит отдать должное и идее запереть все двери, выключить свет и ждать, пока юнкеры найдут их. Как будто огромную «Рози», стоящую посередине дороги, можно не заметить.

Когда база пала, Галлахер увидел Си Брукса – человека, который сдавал в аренду свой драгоценный старинный порножурнал целой казарме, а сам был влюблен в девушку со страницы двадцать три – его лицо размозжили прикладом винтовки, и Лорен Грин – одну из немногих женщин-солдат, с которой он мог говорить, не чувствуя, как его язык немеет, – была ранена штыком в живот. И он получил бы свое, если бы сержант Паркс не схватил его за плечо и не потянул прочь от угла столовой, где он скрывался, с фразой: «Мне нужен стрелок».

У Галлахера нет никаких иллюзий относительно того, как долго он продержался бы в противном случае. Он был пригвожден к месту творившимся насилием. Но пригвожден не то слово, он ощущал тогда какое-то подобие головокружения – горизонт заваливался то в одну, то в другую сторону.

Поэтому теперь ему стыдно, что он пошел против сержанта, своего спасителя. Но это квадратура круга. Нельзя вернуться. Нельзя идти вперед. Нельзя стоять на месте. Остается лишь выбрать другое направление и идти.

Река должна спасти его. Там могут быть лодки, на которых плавали еще до Катастрофы. Он может грести и уплыть и найти себе остров где-то, с домом, но без голодных, и жить, занимаясь земледелием, или собирательством, или охотой. Он знает, что Великобритания остров и что рядом есть другие острова. Он видел карты, хотя не помнит мелких деталей. Тяжело ли ему будет? Исследователи и пираты занимались этим во все времена.

Он направляется на юг с помощью своего компаса на поясе. Или, скорее, он пытается, но улицы не всегда помогают. Галлахер оставил главную улицу, где чувствовал себя слишком незащищенным, и теперь идет зигзагами по закоулкам. Компас говорит ему, куда идти, и он следует его советам, насколько лабиринт аллей, гор мусора и тупиков позволяют ему. Дорога, на счастье, пустынна. Рядовой не увидел ни одного голодного с тех пор, как бросил дверь «Рози» открытой и убежал. Только парочку мертвых с деревьями, растущими из них.

Как только он дойдет до реки, которая должна быть в пяти милях от него, он устроит привал. Дождевые облака рассасываются, и выглядывает солнце. Галлахер поражен, что видит его снова. Тепло и свет, кажется, не имеют ничего общего с миром, по которому он идет. Ему даже становится тревожно – кажется, что солнце светит только на него, не отставая ни на шаг.

Но тут есть что-то еще. Он видит движение на улице впереди, и от страха подпрыгивает на месте, как заяц, еле удерживаясь от того, чтобы не намочить штаны. Но потом понимает, что это не на улице. Впереди ничего нет. Это была тень чего-то, что движется сзади и над ним, по одной из крыш. Юнкеры? Не похоже, ведь если бы они выследили его, то тут же застрелили, не задумываясь. Скорее, кошка или что-то такое, но, черт подери, это было страшно.

Он по-прежнему дрожит, и его желудок готов вот-вот сделать нечто подобное снаряду. Галлахер находит место, где прогнивший автомобиль закрывает его со стороны улицы, и присаживается. Он пьет из своей фляги.

Которая почти пуста.

Рядовой осознает, что мог взять целую прорву вещей, чтобы не находиться сейчас в таком отвратительном положении.

Например, еду. Он не подумал о том, что можно было украсть один из рюкзаков, когда уходил, и теперь еды у него нет. Он забыл даже тот пакет арахиса, что засунул себе под подушку на будущее.

Или винтовку.

Или пустой тюбик зэд-блокатора, который он мог разрезать и остатками геля смазать себе подмышки и промежность.

У него с собой пистолет и шесть запасных обойм. Небольшое количество воды. Компас. И граната, которая мирно лежит в кармане его камуфляжа с того момента, когда они оставили «Хамви». Вот и все. Вот и весь инвентарь.

Какой идиот полезет на вражескую территорию в одной рубашке? Ему нужно пополнить свои запасы, причем как можно скорее.

Закрытый гараж, в котором они с Джустин нашли закуски, находится в паре миль позади. Он ненавидит возвращаться и терять время. Но перед страхом голодной смерти это кажется смешным, плюс к тому – нет никакой гарантии, что он найдет другое место с едой, пока будет идти к Темзе.

Галлахер встает и заставляет себя идти. Это непросто, но ему сразу становится легче, когда появляется цель. У него цель и план ее достижения. Он идет обратно, только так рядовой сможет снова пойти вперед и наверстать упущенное время.

После пяти или шести поворотов, по компасу и по памяти, он совсем заблудился.

И теперь он почти уверен, что не один. Никаких движущихся теней больше не видно, но слышно шарканье и легкий топот где-то совсем рядом. Всякий раз, когда он останавливается, чтобы послушать, становится тихо, но звуки вновь появляются, как только он опять начинает идти. Кто-то преследует его, не желая выдавать себя.

Звук идет сверху. Он должен, по идее, видеть его источник, но не видит. Галлахер не уверен даже, откуда точно идет звук. Но тень, что он видел… определенно ее бросило что-то, находящееся на крыше. Если за ним и вправду следят, то это отличная позиция, чтобы находиться рядом с целью, будучи незамеченным.

Хорошо. Тогда давайте посмотрим, как они прыгают с одной улицы на другую.

Он срывается с места, внезапно. На другую сторону улицы, а затем в переулок.

Через своеобразную парковку мимо сгоревших магазинов. Через одну из зияющих задних дверей, по узкому коридору. Через обугленные, вздутые резиновые двери он попадает в магазин, который быстро пересекает и…

Замедляется. И останавливается.

Потому что перед ним… это своего рода мини-рынок – шесть стеллажей от пола и до потолка.

На полках: щетки для унитаза, подставки для яиц в форме улыбающихся цыплят, хлебницы в цветах Юнион Джек, деревянные мышеловки с одноименными надписями на боку, терки для сыра с легкими ручками, разделочные доски, полотенца, наборы приправ, детские автокресла, магнитные отвертки.

И еда.

Ее не так много – всего лишь часть стеллажа в конце прохода, но, кажется, нетронутая. Банки и пакеты по-прежнему аккуратно расставлены – все супы на одной полке, рис и макароны на другой, иностранные товары на третьей. Неизвестный и, скорее всего, давно умерший работник магазина расставил все так, чтобы казалось, что сегодня обычное утро в мире, который никогда не перестанет существовать.

Все банки взорваны. На них и сейчас светит солнце, а они так стояли еще до того, как Галлахер родился.

Но пакеты вроде закрыты. Он рассматривает их с надеждой, а затем с волнением.

Праздник Гурмана – Курица карри с рисом – просто добавь воды!

Праздник Гурмана – Бефстроганов – просто добавь воды!

Праздник Гурмана – Мясная паэлья – просто добавь воды!

Другими словами, обезвоженные продукты в герметичных пакетах.

Галлахер открывает одну и принюхивается. Пахнет, черт подери, хорошо, учитывая все обстоятельства. И его действительно не волнует, есть ли там курица или корова, пока он может держать эти коробочки в руках.

Он заливает коробочку на треть водой, плотно закрывает и трясет с минуту. Затем открывает ее и ложку получившейся пасты моментально опускает в рот.

Это вкусно. Праздник для гурмана, как сказано на этикетке. И даже не нужно жевать. Еда проскальзывает внутрь, как суп. Небольшая зернистость не беспокоит его, пока часть неразмешавшегося порошка не попадает в горло и он не заходится в припадке кашля, покрывая все остальные коробки и пакеты на полке коричневыми плевками со вкусом карри.

Доедает уже осторожней. Затем берет с полки еще несколько коробок, срывает с них картонные обертки и распихивает по карманам. Когда доберется до реки, то отпразднует это двумя или тремя Праздниками, выбранными наугад. Комбо-ужин.

Кстати, ему действительно уже стоит выдвигаться. Но он не может сопротивляться любопытству бросить беглый взгляд на остальную часть магазина. Может, там еще какие чудеса найдутся.

Когда он находит журнальную стойку, сердце Галлахера взрывается. Вся верхняя полка – футов десять или даже больше – заставлена порножурналами. Он берет их, один за другим, листает, благоговейно переворачивая страницы, как будто это Священное Писание. Женщины непостижимой красоты смотрят на него с любовью, улыбкой, пониманием и желанием. Их ноги и сердца широко раскрыты.

Будь он все еще на базе, эти сокровища сделали бы его богатейшим человеком. Паломники приходили бы из каждой казармы и платили бы ему табаком и алкоголем за каждые полчаса, проведенные в компании этих очаровательных дам. Тот факт, что он не курит и боится алкоголя почти так же сильно, как голодных и юнкеров, никак не влияет на эту ослепительную картину. Галлахер стал бы человеком с большой буквы. Тем, кому кивают, когда он входит в столовую, а он воспринимает это как должное. Человеком, который ответным кивком придает статус первым.

Скрип половицы возвращает Галлахера из мира вечной славы в мир реальный. Он опускает журнал, который держал в руках. В десяти футах, скрываемая до этого журналом, стоит девочка, крошечная и голая, тощая, как палка. Поразительно, она как будто сошла с черно-белой фотографии. Ее волнистые волосы и кожа абсолютно белые, глаза похожи на черные и бездонные отверстия, просверленные в борту корабля. Ее рот – прямая, бескровная линия.

Ей лет пять или шесть, или только-только исполнилось семь.

Она просто стоит, уставившись на Галлахера. Когда девочка понимает, что он увидел ее, она протягивает ему руку и показывает. Дохлая крыса без головы.

Галлахер смотрит на крысу, потом на лицо девочки. Опять на крысу. Они стоят так, кажется, довольно долго. Галлахер судорожно глотает воздух.

– Эй, – говорит он наконец. – Как дела?

Самый дурацкий вопрос, который можно было придумать, но поверить в реальность происходящего очень трудно. Очевидно, что эта маленькая девочка голодная. Но она из рода Мелани, представители которого могут думать и не должны есть людей, если не хотят.

И она предлагает ему мир. Причем довольно увесистый, учитывая то, насколько она худая.

Но ребенок не подходит к нему и ничего не говорит. А может ли она вообще говорить? Дети на базе поначалу тоже были похожи на животных. Они довольно быстро научились говорить, слушая человеческую речь, но он помнит первые недели, когда они визжали, как поросята или шимпанзе.

Не важно. Можно по-другому. Язык тела.

Галлахер широко улыбается девочке и кивает головой. Она по-прежнему не двигается, а на лице у нее будто жесткая маска. Она просто покачивает крысой в руке, так обычно кормят собак.

– Ты очень хорошая девочка, – бессмысленно говорит ее Галлахер. – Как тебя зовут? Меня зовут Киран. Киран Галлахер.

Крыса продолжает слегка раскачиваться. Рот девочки открывается и закрывается – она, видимо, предлагает ему перекусить.

Нелепая ситуация. Он должен принять крысу, другого выхода нет.

Галлахер медленно кладет порножурнал – обложкой вниз, как будто живой маленький мертвец может смутиться голых грудей. Он показывает ей свои пустые руки. Медленно двигаясь, прогулочной походкой, как Паркс научил его, идет к ней. Рядовой осторожно держит руки на виду и улыбку на лице.

Подойдя, он протягивает руку, еще медленнее, чтобы принять крысу.

Маленькая девочка делает шаг назад и опускает руку. Галлахер застывает: может, он неправильно ее понял?

Боль взрывается в левой ноге, затем в правой, внезапно и удивительно. Ноги неуклюже подворачиваются, и он с криком падает, как громоздкий шкаф с одеждой. Миниатюрные фигурки разбегаются в разные стороны от него, скрытые до этого стеллажами. Он не успевает их разглядеть, потому что ему больно, он злится и не может понять, что произошло.

Приподнявшись на локте, он смотрит на свои ноги и не осознает, что видит. Там все красное. Кровь. Это кровь. И она его. Сейчас он понимает это, потому что вернулась чувствительность. Икры мучительно пульсируют. От колен и ниже брюки пропитались кровью.

Что они сделали? – изумленно спрашивает он. Что они только что со мной сделали?

Боковым зрением он замечает расплывчатое движение и поворачивается. На него несется еще один маленький ребенок. Его лицо разукрашено всеми цветами радуги, а глаза похожи на две черные булавки. В высоко поднятой руке он держит что-то металлическое, ослепительно блестящее в лучах солнца.

Мальчик замахивается, и Галлахер вздрагивает с воплем ужаса. Момент настолько безумен, что поначалу ему кажется, что это меч. Но когда этот предмет уже падает на него, становится понятно, что для меча он слишком толстый. Мальчик не рассчитал удар, и больше всего достается металлическому стеллажу. Галлахер сильно бьет обидчика в грудь и, поскольку тот ничего не весит, отправляет его катиться кубарем обратно. Оружие – алюминиевая бейсбольная бита – вылетает из его рук и падает у ног Галлахера.

Которые сейчас фактически в луже. В луже собственной крови.

Малыш с разукрашенным лицом отползает прочь, но еще двое наступают на него, один с ножом, а другой – размахивая чем-то, напоминающим тесак мясника. Галлахер снова кричит во весь голос и хватает бейсбольную биту.

Голодные дети останавливаются и отступают.

Но они сейчас везде. Галлахер не может видеть, сколько их точно, но, кажется, десятки. А может, и сотни. Маленькие бледные лица смотрят на него через щели в полках, выглядывая и снова прячась. Самый смелый встает в противоположном конце прохода, открыто глядя на него. Они все вооружены, от ножей и вилок до обычных палок. Почти все голые, как та девочка, которая предлагала ему крысу. Но на некоторых имеется одежда, точнее странное сочетание отдельных вещей, раздобытых, по-видимому, из заброшенных торговых центров. На одном мальчике через плечо висит леопардовый бюстгальтер, привязанный к кожаному ремню на поясе, на котором целая куча брелоков для ключей.

Маленькая девочка, которую он увидел первой, стоит все там же. Она просто отступила немного, чтобы дать детям с оружием больше пространства для маневра. Ребенок спокойно и терпеливо жует мертвую крысу.

Галлахер пытается встать, но ноги не выдерживают его веса. Он не может оторвать взгляд от детей, потому что они незамедлительно атакуют в таком случае. Свободной рукой он быстро ощупывает ноги, пытается понять, что с ними. На правой ноге разрез между коленом и лодыжкой. Рядовой осторожно нащупывает края раны. Она не широкая, но длинная и, надо думать, глубокая.

То же самое и на левой ноге.

Крыса была не своеобразной трубкой мира. Она являлась приманкой. И это не должно было сработать, потому что он не ест крыс, но подождите, откуда им знать (что вы вообще знаете)? Его подкупило красивое личико. Маленькая девочка заманила его в определенное место, а двое ее друзей порезали ему ноги.

Его покалечили.

Ему не уйти отсюда.

Он никогда не сможет ходить.

– Черт! – Галлахер удивлен, когда шепотом произносит это слово. Он задумывал прокричать его.

– Послушайте, – говорит он громко. – Послушайте меня. Это не… Вы же не сделаете это со мной. Вы понимаете? Вы не можете…

Лица, что он видит, не меняются. Одинаковое выражение на всех. Дикая, ноющая необходимость победить, справиться с таким большим зверем, как он.

Они ждут, пока он умрет, чтобы съесть его.

Он достает пистолет и целится. В девочку. Потом в мальчика, который уронил бейсбольную биту. Он выглядит самым старшим. У него несоразмерно полные, красные губы, хотя у всех остальных губ почти не видно. Это было незаметно сначала, из-за рисунка на лице, который оказался не пустой абстракцией. На рисунке еще одно лицо, поверх настоящего, с широко раскрытым ртом, от подбородка и до носа. Работа достаточно нечеткая, чтобы предположить, что она сделана самостоятельно и скорее всего фломастером. Его тонкие черные волосы падают на глаза, прямо как у юной рок-звезды. Он такой худой, что Галлахер может сосчитать каждое ребро.

И пистолет его совсем не беспокоит. Он смотрит мимо него, в глаза Галлахеру, не моргая.

Галлахер переводит пистолет на остальных, по очереди. Они его даже не замечают. Они не знают, что такое пистолет и почему им стоит его бояться. Ему придется застрелить по крайней мере одного из них, чтобы научить.

Лучше провести урок как можно скорее. Его рука дрожит, а картина мира подергивается. Мир прыгает в его глазах, как автомобиль на ухабистой дороге. Галлахер пытается сосредоточиться.

Мальчик с разукрашенным лицом. Тот, который уронил биту, как раз напротив, и, вероятно, именно он отвечает за операцию под кодовым названием «Съесть Кирана Галлахера». Он будет целью.

Но ребенок продолжает двигаться. Все продолжают двигаться. Пуля может задеть девочку, чего Галлахер не хочет. Она слишком маленькая. Это будет выглядеть как грубое убийство.

Вот он, маленький ублюдок. Цель подтверждена. Пистолет, кажется, весит пару центнеров, но Галлахеру нужно всего лишь держать его ровно несколько секунд. Чтобы успеть плавно нажать, нажать…

Курок не двигается.

Магазин пуст.

Галлахер опустошил его на второй день, когда они бежали через толпу голодных к госпиталю. Дому Уэйнрайта. Затем он выхватил винтовку и больше не выпускал ее из рук. Пистолет он ни разу не перезаряжал.

Он почти смеется. Дети не отреагировали на пистолет, потому что он для них ни черта не значит. Вот бейсбольной биты они побаиваются.

Хотя нет. Уже нет. Они медленно подступают к нему со всех сторон, шаг за шагом, как будто немного сомневаясь. Мальчик с разукрашенным лицом остается ведущим на этом празднике, хотя уже и без оружия. Его костлявые пальцы сжимаются и разжимаются.

Тело Галлахера постепенно немеет. Но адреналин, впрыснутый напрямую в мозг, приводит его в чувство и рождает вдохновение. Он быстро смещается на левый бок и пальцами прощупывает свой камуфляж…

Да! Она там. Ладонь сжимает холодный металл. Радуйся, Мария, думает он, переполняемый благодатью.

Дети уже очень близко. Галлахер вытягивает гранату из кармана и показывает им.

– Смотрите! – кричит он. – Посмотрите на это! – Неумолимый процесс замедлился и остановился, но он знает, что дело в его крике, а не в том, что у него в руке. Они замерли, оценивая, сколько еще сил у него осталось.

– Бууууум! – Галлахер изображает взрыв, широко разводя руками. На мгновение наступает тишина. Затем мальчик с разукрашенным лицом лает на него. Он думает, что это просто демонстрация угрозы. Кто громче.

И дети снова двигаются. Решившись на убийство.

– Это бомба! – кричит отчаянно Галлахер. – Это чертова граната. Она вас всех похоронит здесь. Идите, съешьте бродячую собаку. Я сделаю это. Я серьезно. Я действительно это сделаю.

Никакой реакции. Он хватает кольцо указательным пальцем.

Но не хочет их убивать. Ему нужно всего лишь убедиться, что есть свет в конце тоннеля, что он сможет перенести это и отправиться дальше к реке. Но они не оставили ему выбора. У него вообще не было выбора.

– Пожалуйста, – говорит он.

Ничего.

И когда они подобрались вплотную, он не может выдернуть чеку. Если бы Галлахер мог заставить их понять, чем именно угрожает, может быть, все сложилось бы иначе.

Он опускает бейсбольную биту, и дети набрасываются на него волной. Граната выбита из руки и откатывается прочь.

– Я не хочу делать вам больно! – кричит Галлахер. И это правда, он старается не давать им отпор, когда его кусают и раздирают на куски. Они просто дети, и их детство, наверное, было таким же куском дерьма, как и его.

В идеальном мире он был бы одним из них.