59

В отсеке для экипажа они выбирают себе места. Несмотря на то что полный комплект «Рози» состоял более чем из десяти человек, им здесь тесно уже вчетвером. Джустин чувствует, что такая близость всех напрягает.

Она сидит на нижней койке. Колдуэлл садится на соседнюю, напротив. Галлахер расположился на полу, скрестив ноги по-турецки, а Паркс прислонился к стене.

Мелани обращается к ним, стоя в проходе, возле двери. Джустин вытерла ей волосы полотенцем, повесила куртку, джинсы и футболку сушиться и обернула ее еще в одно полотенце, вместо халата. Руки Мелани находятся под полотенцем за спиной, потому что Паркс снова надел наручники. Это была ее идея. Она повернулась к нему спиной, держа руки вместе, и терпеливо ждала, пока он их надевал.

По ее лицу видно, что она сильно напряжена и изо всех сил старается держать себя в руках. И дело не в чувстве голода, это скорее напоминает посттравматический синдром, когда ты стал свидетелем убийства или ограбления и долго не можешь прийти в себя. Джустин замечала страх в лице Мелани и раньше, но это какая-то новая смесь, которую Джустин некоторое время пытается рассмотреть.

Ей становится понятно, какой ингредиент здесь главный. Это неопределенность.

Она впервые представляет себе, кем Мелани могла бы быть, не случись Катастрофы. Если бы ее не укусили и не заразили. Перед ней стоит ребенок, этот ребенок всегда думает о себе как о ребенке, за исключением моментов, когда чувствует запах крови, тогда на короткое время Мелани превращается в животное. И посмотрите, как прагматично, как безжалостно она с этим справляется.

Но Джустин видит только проносящийся поезд этой мысли. Когда Мелани начинает говорить, их внимание полностью приковано к ней.

– Я должна была вернуться раньше, – говорит она, обращаясь к каждому отдельно. – Но я была напугана, поэтому убежала и спряталась сначала.

– Им не нужна завязка, как в спектакле, малыш, – бросает Паркс в наступившей тишине. – Просто скажи им.

Но Мелани все равно решает рассказать все с самого начала, как будто не может иначе. Ночное посещение театра она описывает куцыми и сугубо информативными фразами. Единственное, что выдает ее волнение – это переминания с ноги на ногу.

Наконец она доходит до момента, когда посмотрела вниз с балкона своими приспособленными к темноте глазами и увидела, что там происходило.

– Они были похожи на тех людей, которых я видела на базе, – говорит она. – С блестящей черной штукой над головой, а волосы шипами торчат в разные стороны. На самом деле, мне кажется, это те же люди с базы.

Джустин чувствует, как ее желудок заворчал. Юнкеры, наверное, это самые плохие новости, которые они могли сейчас услышать.

– Их там было очень и очень много. Они боролись друг с другом с палками и ножами в руках, хотя это было не по-настоящему. Не совсем по-настоящему. Они только притворялись, что дерутся. А еще у них были винтовки – такие же, как и те, что стоят в больших стойках на стенах. Но они их не использовали. Они использовали только палки и ножи. Сначала ножи, потом палки, потом опять ножи. Человек, который был там главным, говорил им, когда и с чем сражаться. И кто-то спросил у него, когда им можно будет перестать, и главный ответил, что только тогда, когда он скажет.

Мелани бросает взгляд на Кэролайн Колдуэлл. Ее лицо непроницаемо.

– Сколько их там было? – спрашивает Паркс.

– Я попыталась подсчитать, сержант Паркс, и досчитала до пятидесяти пяти. Но можно было считать и дальше, если спуститься ниже. Часть помещения я не видела, а спускаться ближе не хотела, чтобы они случайно не услышали меня. Я думаю, их там было больше.

– Господи! – взвывает Галлахер с отчаянием. – Я знал. Я знал, что они не остановятся!

– С чего ты взяла, – спрашивает Колдуэлл, – что это были те же люди, которые напали на базу?

– Я узнала некоторых из них, – быстро отвечает Мелани. – Не по лицам, правда, а по одежде. На многих были куски металла с узорами. Я вспомнила эти рисунки. А у одного было слово на руке написано. «Безжалостный».

– Татуировка, – переводит Паркс.

– Наверное, – соглашается Мелани и снова переводит взгляд на доктора Колдуэлл. – А потом, пока я смотрела, пришли еще трое мужчин. Они говорили о том, что напали на новый след, но потеряли его в итоге. Главарь сильно разгневался и послал их обратно. Он сказал, что если они не вернут пленных, то станут грушами для тренировок с ножами и палками.

Это, кажется, конец истории, но Мелани продолжает стоять, немного нервничая, ожидая, что будут еще вопросы.

– Господи боже! – стонет Галлахер. Он опустил голову и стиснул ее в руках.

– Что же нам делать? – обращается Джустин к Парксу.

Как ни крути, а он единственный, кто может сформулировать свою стратегию действий. Он единственный, кто может вытащить их отсюда, из положения, когда зэд-блокатор закончился, а на пороге расположилась армия кровожадных сумасшедших. Она слышала рассказы о том, что юнкеры делают с людьми, которых берут в плен. Возможно, это чушь, но достаточная для возникновения стойкого желания, чтобы тебя не взяли живым.

– Что же нам делать? – повторяет Галлахер, поднимая голову. Он уставился на нее так, будто она сумасшедшая. – Мы уходим отсюда. Убегаем. Сейчас же.

– Нет, пока рано, – медленно говорит Паркс. И продолжает, когда все обернулись на него. – Лучше ехать, а не бежать. Я, может быть, в часе от того, чтобы завести генератор, да и в текущем положении дел он наш единственный шанс. Так что сделаем перерыв. Забаррикадируемся и будем сидеть здесь, пока я его не починю.

– Это ненормальное поведение, – размышляет Колдуэлл.

– Вы про юнкеров? Да, согласен, – говорит Паркс, одаривая ее проницательным взглядом.

– Они были в конвое, когда мы их увидели. Использовали транспортные средства с базы, чтобы преодолевать большие расстояния. Переход к постоянной статичной базе – командный пункт какой-то – это бессмысленно. Группе таких размеров будет трудно жить без занятий земледелием. Мародерством, как оказалось, трудно обеспечить даже нас четверых.

– Ничего себе, – говорит Джустин, качая головой. – Почему бы тебе не пойти и не сказать им это, Кэролайн? Они чуть не совершили там глупую ошибку. Им нужны ваша мудрость и дальновидность, чтобы собраться и вместе думать в правильном направлении.

Колдуэлл игнорирует этот выпад.

– Мне кажется, мы упускаем что-то, из-за чего вся ситуация теряет смысл, – говорит она тоном следователя. – Сейчас это звучит как абсурд.

Паркс отходит от двери, потирая плечо.

– Мы заперты, – говорит он снова. – Никто не выходит отсюда, пока я не разрешу. Рядовой, вы нашли клейкую ленту в этих шкафчиках?

Галлахер кивает.

– Да, сэр. Три полных рулона и один начатый.

– Заклейте смотровые щели. Сделаем вид, что здесь давно никого нет. Мы не знаем, видели ли они сигнальную ракету.

Когда Паркс вспоминает об этом, Джустин чувствует прилив стыда и страха. Когда она выпустила ракету прошлой ночью, то могла привести юнкеров прямо к ним. Паркс должен был застрелить ее, когда у него был шанс.

– Еще надо проверить, что у нас с водой, – говорит он теперь. – Док, вы собирались проверить фильтрационный бак.

– Бак полон, – говорит Колдуэлл. – Но я бы не советовала пить из него, пока не заработает генератор. Там водоросли внутри, и, вероятно, вода сильно загрязнена. Мы можем полагаться на фильтры, но только когда к ним начнет поступать энергия.

– Тогда, я думаю, мне лучше вернуться к работе, – говорит Паркс. Но не уходит. Он смотрит на Мелани. – Ты как? – спрашивает он. – Держишься? Почти сутки прошли с тех пор, как мы последний раз наносили зэд-блокатор.

– Сейчас я в порядке, – отвечает ему Мелани в том же прагматичном тоне – как будто они обсуждают дела, не касающиеся их напрямую. – Но я чувствую запах от всех вас. Мисс Джустин и Галлахер не сильно пахнут, а вы и доктор Колдуэлл сильно. Если я не смогу пойти на охоту еще раз, вам лучше найти способ, как изолировать меня.

Галлахер быстро поднимает взгляд, когда Мелани говорит, что чувствует его запах, но вслух ничего не произносит. Он выглядит немного бледным.

– Наручников и намордника не хватит? – спрашивает Паркс.

– Я думаю, что могу снять наручники и без ключа, если придется, – говорит ему Мелани. – Это будет больно, потребуется содрать кожу с рук, но я бы смогла. И тогда от намордника было бы очень легко избавиться.

– Там есть клетка для образцов в лаборатории, – замечает доктор Колдуэлл. – Я считаю, она достаточно большая и прочная.

– Нет, – выплевывает ей в лицо Джустин. Гнев, который заснул, пока Мелани говорила, теперь зевнул, потянулся и проснулся в одну секунду.

– Звучит неплохо, – говорит Паркс. – Подготовьте ее, док. Малыш, будь рядом с ней. Если что-нибудь почувствуешь…

– Это абсурд, – констатирует Колдуэлл. – Вы не можете полагаться на ее самоанализ.

– Мы не можем полагаться только на тебя, – говорит Джустин. – С тех пор как мы покинули базу, у тебя руки чешутся добраться до нее.

– Я смирилась с тем, что придется подождать, пока мы не доберемся до Маяка, – говорит Колдуэлл. – А пока мы здесь, Совет Выживших пусть сделает свой выбор, он слышал нас обеих.

Джустин успевает дважды выругаться, прежде чем Паркс хлопает ее рукой по плечу и разворачивает к себе лицом. Внезапность такого действия застает ее врасплох. Он почти никогда не прикасался к ней, и никогда с той неудавшейся попытки на крыше дома Уэйнрайта.

– Хватит, – говорит он. – Ты нужна мне в машинном отделении, Хелен. Остальные знают, что делать. Или что желательно было бы сделать. Малыш отправляется в клетку. Но вы не прикасаетесь к ней, док. Я запрещаю. Если скальпель коснется ее, вы ответите за это мне. И поверьте, слайды, что вы так аккуратно расставляли всю ночь, не переживут этого. Мы поняли друг друга?

– Я сказала, что подожду.

– И я верю вам. Я просто говорю. Хелен?

Джустин задерживается на мгновение.

– Если она подойдет к тебе, – говорит она Мелани, – просто кричи, и я прибегу.

Она следует за Парксом в машинное отделение, где он закрывает дверь и опирается на нее.

– Я знаю, что дело плохо, – говорит Джустин. – Я не пытаюсь сделать еще хуже. Просто… я не доверяю ей. Я не могу.

– Все нормально, – соглашается Паркс. – Я не виню тебя. Но с малышкой ничего не случится. Даю тебе слово.

Облегчение слышать такое от него. Значит, он признает Мелани в качестве союзника и не позволит никому причинить ей вреда.

– Но я хочу попросить тебя о взаимной услуге, – продолжает Паркс.

Джустин пожимает плечами.

– Хорошо. Если смогу. Что?

– Узнай, что она видела на самом деле.

– Что? – Джустин озадачена на мгновение. Это не злость и не раздражение, она просто не может понять, что Паркс говорит. – С чего бы ей лгать? С чего бы тебе думать, что она… Черт! Из-за того, что сказала Кэролайн? Потому что она воображает себя антропологом? Она ни черта не знает. Нельзя ожидать от психопатов юнкеров, чтобы они принимали рациональные и взвешенные решения.

– Наверное, нельзя, – соглашается Паркс.

– Тогда о чем ты говоришь?

– Хелен, малыш говорит полную чушь. Я уверен, что она видела что-то прошлой ночью. И это, вероятно, напугало ее, потому что она искренна в своем желании поскорей уехать. Но это были не юнкеры.

Джустин снова начинает сердиться.

– Почему? – спрашивает она. – Откуда ты знаешь? И сколько раз она должна проявить себя, чтобы ты начал ей верить?

– Ни одного. На ней уже многое держится. Она важный член нашей команды. Но ее история разваливается по частям.

Он поднимает одно из руководств, оставленное им на генераторе, и откладывает его в сторону, чтобы сесть. Паркс не выглядит счастливым.

– Я могу понять, почему ты не хочешь принять это, – говорит Джустин. – Если они следовали за нами с базы, значит, мы облажались. Мы оставили след.

Паркс издает звук, похожий на смесь фырканья и смеха.

– Мы оставили след, по которому можно вернуться обратно с ведром на голове, – говорит он. – Я не об этом. Просто…

Он поднимает руку и начинает загибать пальцы.

– Она говорит, что видела только мужчин, ни одной женщины, а значит, это временный лагерь. Так почему они не установили периметр? Почему она запросто прошла туда, посмотрела и вышла, оставаясь незамеченной?

– Может, у них паршиво обстоят дела с безопасностью, Паркс. Не у каждого есть такой набор навыков, как у тебя.

– Может быть. И эти парни, которые пришли как раз в нужный момент и сказали, что идут по следу. И татуировка. У рядового Барлоу на базе была та же татуировка. Вот совпадение.

– Совпадения случаются, Паркс.

– Иногда, – соглашается Паркс. – Но еще есть «Рози».

– «Рози»? А она тут при чем?

– Она была не тронута. Мы нашли ее, стоящую здесь на улице, без единой царапины. Никто не пытался вскрыть дверь или разбить окна. На ней была лишь грязь и никаких отпечатков. Я с трудом верю, что пятьдесят юнкеров могли пройти здесь и не увидеть ее. Или увидеть и не захотеть осмотреть, что внутри. Развивая мысль, с трудом верю, что тебе и Галлахеру удалось бы вчера раздобыть еду, не наткнувшись на них. А еще они не заметили твою сигнальную ракету. Если они действительно идут за нами, то пропускают чертову тучу событий.

Джустин ищет контраргументы и находит, причем в самом очевидном месте, которого Паркс не заметил. Косые взгляды на Колдуэлл… создавалось ощущение, что Мелани рассказывает историю только ей. Разговор с доктором над головами всех остальных в комнате.

Поэтому Джустин не спорит. Нет смысла, когда она более чем наполовину согласна. Но и так просто сдаваться она не готова. Джустин не собирается тут же бежать и допрашивать Мелани, не узнав, в чем суть игры Паркса.

– Тогда зачем ты это сделал? – спрашивает она. – Там, в отсеке для экипажа?

– Сделал что?

– Отдал приказ забаррикадироваться. Если Мелани лжет, никакой опасности нет.

– Я этого не говорил.

– Но ты не пытался докопаться до истины. Ты действовал, как будто поверил каждому ее слову. Почему?

Паркс думает об этом некоторое время.

– Я не хочу доверять наши жизни воле случая, – говорит он. – Думаю, что она врет, но я могу ошибаться. Это было бы не в первый раз.

– Ерунда, Паркс. Ты не настолько самокритичен. Почему бы тебе самому не поговорить с ней?

Паркс потирает глаза. Внезапно он начинает выглядеть очень уставшим. Уставшим и, возможно, постаревшим.

– Это что-то значит для нее, – говорит он. – Я не знаю, что, но она слишком напугана, чтобы говорить об этом. Я не заставил ее говорить, потому что не имею ни малейшего понятия, что же она там увидела. Поэтому я прошу тебя узнать об этом, чтобы не давить на нее. У меня так не получится. Я с ней не в тех отношениях.

Впервые за все знакомство с Парксом он на самом деле удивил ее.

Недолго думая, она наклоняется вперед и целует его в щеку. Он застывает ненадолго, может быть, потому, что она поцеловала его в шрам, или просто от неожиданности.

– Извини, – говорит Джустин.

– Не стоит, – быстро отвечает Паркс. – Но… если ты не против, я хотел спросить…

– Это за то, что ты говорил о ней, как о человеке. С чувствами, которые нужно иногда уважать. Мне показалось, что такое событие нужно как-то отметить.

– Хорошо, – говорит Паркс. – Ты хочешь обсудить ее чувства? Мы могли бы…

– Может быть, позже, – отвечает Джустин, направляясь к двери. – Я бы не хотела отвлекать тебя от работы.

Или подкреплять твои надежды, добавляет она про себя. Потому что Паркс до сих пор ассоциируется у нее с кровью, смертью и жестокостью. Почти так же сильно она связывает с этими понятиями и себя. Начать встречаться – действительно плохая идея для обоих.

Они могли бы завести детей, например.

Она проходит через лабораторию, где видит, что Колдуэлл уже установила клетку. Клетка раскладная, но крепкая. Куб из сетчатой толстой проволоки, каждая сторона фута четыре, по бокам стальные стойки, две из которых крепятся к стенам лаборатории. Она находится в углу, где не мешает доступу к рабочим поверхностям и оборудованию.

Мелани сидит в клетке, прижимая колени к груди. Колдуэлл занята почти тем же, чем и Паркс – капитальным ремонтом сложного оборудования, электронного микроскопа, самого большого предмета в лаборатории. Она так глубоко погружена в свою работу, что не слышит, как входит Джустин.

– Доброе утро, мисс Джустин, – говорит Мелани.

– Доброе утро, Мелани, – эхом отзывается Джустин. Но смотрит на Колдуэлл. – Что бы ты ни делала, – говорит она доктору, – это подождет. Сходи на перекур или просто прогуляйся.

Колдуэлл оборачивается. Почти впервые она позволяет своей неприязни выразиться на лице. Джустин приветствует ее неприязнь, как друга; наконец-то кто-то высунулся из-за эмоциональной баррикады.

– То, что я делаю, – очень важно, – говорит Колдуэлл.

– Неужели? Очень жаль. Убирайся, Кэролайн. Я скажу, когда можно будет вернуться.

Долгое время они смотрят друг другу в глаза, заняв почти боевые стойки. Похоже, Колдуэлл могла бы ввязаться в драку, несмотря на свои раненые руки, но она этого не делает. Возможно, из-за рук тоже. Она действительно плохо выглядит, сильный ветер и тот отправил бы ее в нокаут, не говоря о хлестком ударе в голову.

– Тебе следовало бы изучить удовольствие, которое ты получаешь от запугивания меня, – говорит Колдуэлл.

– Нет, это бы все испортило.

– Ты должна спросить себя, – не останавливается Колдуэлл, – почему ты так упорно видишь во мне врага. Если я сделаю вакцину, можно будет вылечивать людей, таких как Мелани, уже имеющих частичный иммунитет к Офиокордицепсу. И это спасет тысячи и тысячи других детей от такой жизни, как у нее. Какую чашу весов ты выбираешь, Хелен? Что приведет к счастливому концу в итоге? Твое сострадание или моя работа? Или ты кричишь на меня и не уважаешь, чтобы не задавать себе подобных вопросов?

– Может, и так, – признает Джустин. – А сейчас делай как велено. Выметайся.

Она не стала ждать ответа. Просто выталкивает Колдуэлл из лаборатории, в отсек для экипажа, и закрывает за ней дверь. Доктор так слаба, что это не трудно. Но дверь не закрывается. Джустин стоит несколько секунд у двери, на случай, если Колдуэлл попытается вернуться, но дверь остается закрытой.

Удовлетворенная тем, что они наконец остались наедине, Джустин подходит к клетке и опускается на колени рядом с ней. Смотрит сквозь прутья на маленькое, бледное лицо внутри.

– Привет, – говорит она.

– Привет, мисс Джустин.

– Нормально, если мы… – начинает она. Но потом находит слова получше. – Я зайду.

– Нет! – визжит Мелани. – Не надо. Оставайтесь там.

Когда Джустин кладет руку на дверь и отодвигает засов, девочка отползает в другой конец клетки. Она зажимается в самый угол.

Джустин останавливается, дверь полуоткрыта.

– Ты сказала, что пахнет только чуть-чуть, – говорит она. – Тебе некомфортно?

– Пока нормально, – осторожно отвечает Мелани.

– Тогда все в порядке. Если что-то изменится, скажи мне, и я выйду. Но я не хочу, чтобы мы разговаривали по разные стороны клетки. Мне больше нравится, когда нас ничто не разделяет. Если, конечно, тебе тоже хорошо.

Но по лицу Мелани видно, что ей нехорошо. Джустин сдается. Она закрывает дверь и запирает засов. Затем садится на пол, скрестив ноги и плечом опираясь на сетку.

– Ладно, – говорит она. – Твоя взяла. Переберешься поближе? Ведь ты внутри, а я снаружи, все должно быть в порядке, не так ли?

Мелани осторожно подходит ближе, но останавливается на полпути, очевидно, боясь ситуации, когда она может потерять контроль над собой.

– Если я скажу вам отойти дальше, вы должны будете сделать это немедля, мисс Джустин.

– Мелани, проволочная сетка разделяет нас, плюс к тому ты в наморднике. Ты не сможешь причинить мне вреда.

– Я не это имела в виду, – говорит Мелани тихо.

Она боится изменений, которые с ней могут произойти на глазах своего учителя и друга. О том, что перестанет быть собой. Такая перспектива сильно пугает ее.

Джустин стыдно не только за необдуманный комментарий, но и за цель своего визита. Мелани по какой-то причине лгала. Разоблачать ложь неприятно. Но все перевешивает мысль о чем-то новом, с чем случайно встретилась Мелани и от чего хочет побыстрее убежать. Паркс прав. Они должны знать.

– Когда ты пошла в театр вчера вечером… – осторожно начинает она.

– Да?

– И увидела юнкеров…

– Там не было никаких юнкеров, мисс Джустин.

Вот так просто. У Джустин вообще-то были заготовлены следующие несколько строк. Теперь она глупо смотрит на нее, раскрыв рот.

– Что? – спрашивает она.

И Мелани рассказывает ей, что видела на самом деле.

Они бегали меж заплесневелых сидений и по раскуроченной сцене. Голые, как будто только родились на свет. Под слоем грязи было видно, что кожа у них такая же, как и у нее – цвета слоновой кости. Волосы комками свисали, а у некоторых стояли торчком. У одних были палки в руках, а у других – сумки, старые целлофановые мешки с надписями, вроде «Свежая еда» и «Лавка бакалейщика».

– Но я не соврала про ножи. У некоторых были и ножи. Правда, не такие большие, как у сержанта Паркса или Кирана. Этими ножами режут хлеб и мясо на кухне.

Их было пятнадцать. Она посчитала. А когда рассказывала историю про юнкеров, просто добавила еще сорок.

Но они не были юнкерыми. Они были детьми, самым маленьким было около четырех, пяти, а самым взрослым – около пятнадцати. Они гонялись за крысами. Одни били по полу и по сиденьям палками, чтобы крысы выбегали, а другие ловили их на бегу, откусывали головы и складывали обмякшие тела в мешки. Дети были намного быстрее крыс, поэтому ничего сложного для них не было. Они превратили это в игру, смеялись и дразнили друг друга, кричали и строили рожицы.

Это были дети, похожие на нее. Дети, которые были одновременно и голодными, и живыми, и ловкими. Они получали такие же острые ощущения от охоты. Вскоре крысы закончились, и дети устроили пир, где главным угощением были маленькие, окровавленные трупы. Старшие первыми выбирали себе лакомство по душе, а маленькие не хотели упускать свой шанс и быстро протискивались между ними, стараясь урвать тушку побольше. Но даже и это была игра, все продолжали смеяться. Никакой угрозы не было.

– Среди них выделялся мальчик, который, кажется, был лидером. В руках он держал большую блестящую палку, как скипетр у короля, а лицо его было раскрашено почти во все цвета радуги. Все это делало его немного страшным, но он не был страшным, он защищал слабых. Когда кто-то из старших показывал зубы малышу и смотрел, как будто собирался укусить его, мальчик с разукрашенным лицом клал палку ему на плечо, и тот останавливался. Но в основном они не пытались обидеть друг друга. Казалось, они были почти семьей. Все знали друг друга, и им нравилось проводить время вместе.

Это был полуночный пикник. Наблюдая за ним, Мелани чувствовала, что смотрит на свою собственную жизнь через другой конец телескопа. Она была бы с ними, если бы ее не увезли на базу. Вот кем она должна была стать. Пока она думала об этом, ей становилось то грустно, то радостно. Грустно из-за того, что она не могла присоединиться к пикнику. А радостно из-за того, что, оказавшись на базе, она столько всего узнала и познакомилась с мисс Джустин.

– Я начала плакать, – говорит Мелани. – Не потому, что мне было так грустно, а потому, что не могла понять, грустно мне или нет. Мне казалось, что я скучала по этим детям всегда, хотя даже не была с ними знакома. И не знала их имен. Хотя у них, вероятно, нет имен. Навряд ли они умели даже говорить, потому что все время они только пищали и рычали друг на друга.

Эмоции на лице маленькой девочки были болезненно яркими. Джустин положила руку на сетку, просунув пальцы внутрь.

Мелани наклонилась вперед, касаясь лбом кончиков пальцев Джустин.

– Но… почему же ты не рассказала нам все как есть? – Это первое, что приходит Джустин в голову. Она инстинктивно обходит стороной экзистенциальный кризис Мелани. Она знает, что Мелани не позволит ей зайти в клетку и обнять ее, из-за страха потерять себя, так что у нее в распоряжении лишь слова, которые совсем не подходят для такой работы.

– Я хотела рассказать об этом только вам, – легко произносит Мелани. – Но это должно остаться нашим секретом. Я не хочу, чтобы доктор Колдуэлл узнала правду. Или сержант Паркс. Или даже Киран.

– Но почему, Мелани? – допытывается Джустин. Но тут же понимает сама. Она поднимает руку, чтобы остановить Мелани, но та все равно произносит это вслух.

– Они поймают их и посадят в клетки под землей, – говорит она. – И доктор Колдуэлл разрежет их. Поэтому я рассказала про юнкеров, чтобы сержант Паркс захотел побыстрее уехать отсюда и чтобы никто не узнал, что они здесь. Пожалуйста, скажите, что никому не расскажете, мисс Джустин. Пожалуйста, обещайте мне.

– Я обещаю, – шепчет Джустин. И она уверена в этом. Она не позволит Кэролайн Колдуэлл узнать, что та сидит по соседству с новой порцией испытуемых. Из этих диких детей уже не будет никакой выбраковки, как раньше.

Значит, ей придется вернуться к Парксу и продолжать лгать. Или раскрыть ему секрет. Или придумать что-нибудь получше.

Они обе молчат, вероятно, думая о том, что изменилось между ними. Когда они покинули базу, Джустин предложила Мелани выбрать – остаться с ними или самостоятельно отправиться в один из близлежащих городов. «И жить с себе подобными», чуть не сказала она тогда, но осеклась, осознав, что подобных Мелани нет.

А теперь оказывается, что есть.

Пока она обдумывает последствия того, что ей рассказала Мелани, Джустин начинает трясти. Момент становится сюрреалистичным и ужасающим, ей кажется, что это какой-то приступ. Но вибрация приобретает пульсирующий ритм, и она чувствует низкий гул в ушах, который растет несколько секунд, а затем резко обрывается. Дрожь пропадает вместе с ним так же резко, как и появилась.

– Боже мой! – вздыхает Джустин.

Она поднимается и бежит к корме.

Паркс стоит над генератором, его масляные руки воздеты к потолку, как будто на него снизошла благодать божья. Ну, или он участник сеанса экзорцизма.

– Получилось, – говорит он с жестокой усмешкой, когда она входит.

– Но он опять умер, – констатирует она.

Колдуэлл следует за ней в комнату. Волшебное воскрешение генератора придало и ей сил.

– Нет. Я его выключил. Не хочу лишний раз шуметь, пока мы не будем готовы выдвигаться. Никогда не знаешь, кто тебя слышит.

– То есть мы можем ехать! – восклицает Джустин. – На юг. Покатили отсюда к чертовой матери, Паркс.

– Да, – говорит он сдержанно. – Не хочу связываться с этими юнкерами. Нам, возможно, придется…

Его взгляд замирает между двух женщин, а лицо вдруг становится серьезным.

– Где Галлахер? – спрашивает он.