35

Кэролайн Колдуэлл тоже идет на таинственный голос. Она понимает, конечно, что он принадлежит не испытуемому номер один. Но она также уверена, что певец не представляет угрозы. Пока не видит его.

Человек, сидящий на кровати, представляет собой мерзкое зрелище. Больничный халат на нем расстегнут, выставляя напоказ его наготу. Старые раны расчерчивают его тело. Глубокие рваные дыры на плечах, на руках, на лице показывают, куда его укусили. Значительная часть плоти отсутствует; его принесли на ужин, а куски мяса с кожей были оторваны и съедены. Вся грудь и живот в царапинах и глубоких порезах, здесь было главное блюдо. Средний и указательный пальцы на правой руке откушены до второй фаланги – результат сопротивления, предполагает Колдуэлл, когда он попытался оттолкнуть голодного от себя.

Мрачно-комичный штрих его внешнему виду придает перебинтованный локоть. Этот человек пришел в Дом Уэйнрайта с чем-то тривиальным, вроде бурсита, как и многие другие, но во время лечения столкнулся с осложнениями. В виде голодных, которые полакомились им и превратили в себе подобного.

Он по-прежнему поет и, казалось бы, не замечает ни Мелани, стоящей прямо перед ним, ни Колдуэлл, застывшей в дверях.

«На кровле… ворон… дико прокричал…»

Она смутно припоминает название песни. Это «Старуха из Беркли», старая народная баллада, грустная и бесконечная, как и большинство произведений такого рода, – как раз такое и должны петь голодные.

Если забыть про то, что они не поют. Никогда.

Еще они никогда не смотрят на фотографии, но этот смотрит. Пока он поет, он держит на коленях бумажник, один из тех, которые имели отделения для кредитных карт. Но у голодного в этих отделениях лежат фотографии. Он пытается перелистать их одним из оставшихся пальцев на правой руке.

Его движения прерывисты, и после очередной попытки наступает длительная пауза. Очередная неудачная попытка увидеть следующее изображение, видимо, расстраивает его, и он поет следующую строчку.

«Старушка слышит… и бледнеет…»

Колдуэлл и Мелани невольно смотрят друг на друга. Взгляд, которым они обмениваются, подразумевает лишь родство рационального перед лицом невозможного и сверхъестественного.

Колдуэлл заходит в комнату и обходит зараженного человека медленно и осторожно. Следы насилия на нем очень старые. Кровь давно высохла и кусками отвалилась. Вокруг ран вышивка из мелких серых нитей – видимый знак, что Офиокордицепс обосновался в этом теле. Серый пух на губах и в уголках глаз.

Скорее всего, он находится в этой комнате на этой кровати с тех пор, как заразился. Если это так, то некоторые укусы на руках он вполне мог нанести себе сам. Грибок в первую очередь нуждается в белке, хоть и не в больших масштабах, но без него не может прожить. Самоканнибализм является практической стратегией для паразита, у которого тело хозяина лишь временный носитель.

Колдуэлл очарована. Но в то же время, после случая на улице, она осознает необходимость быть крайне осторожной. Отступив к двери, она манит испытуемую к себе. Мелани не двигается. Она определила Колдуэлл как большую угрозу, и это предположение вполне обоснованно.

Но у Колдуэлл нет времени на подобное дерьмо.

Она достает пистолет, который дал ей Паркс, до сих пор безмятежно лежавший в кармане ее халата. Для пущей уверенности она берет его двумя руками и направляет на Мелани. Целясь в голову.

Мелани застывает. Она видела, что оружие делает на близком расстоянии. Она смотрит в дуло, гипнотизирующее своей близостью и смертоносным потенциалом.

Колдуэлл снова манит ее, на этот раз кивком головы.

«Понятно ей… что ворон тот… сказал…»

Мелани требуется много времени, чтобы решиться, но в конце концов она идет к Колдуэлл. Доктор берет пистолет в одну руку, а другую кладет на плечо Мелани, толкая к двери.

Она поворачивается к голодному мужчине.

– Вся жизнь моя в грехах погребена, – поет она. – Меня отвергнул искупитель.

Голодный вздрагивает, по его телу быстро пробегает судорога. Колдуэлл поспешно делает шаг назад и целится ему в грудь. С такого расстояния она не промажет.

Но голодный не встает. Он просто крутит головой из стороны в сторону, пытаясь найти источник звука.

– Так… – скрежещет он потусторонним голосом. – Так. Так. Так.

– Оставьте его в покое, – яростно шепчет Мелани. – Он не сделал вам больно.

– Твоя ж душа молитвой спасена, – напевает Колдуэлл. – Ты будь души моей спаситель.

– Так, – хрипит голодный. – Так…

– Убирайся с дороги, – говорит сержант Паркс. Его рука на плече Колдуэлл резко отодвигает ее в сторону.

– …Фии… – говорит голодный.

Паркс стреляет один раз. Аккуратный черный круг, как знак кастовой принадлежности, появляется в центре лба голодного. Он заваливается на бок и падает с кровати. Древние пятна, черные, красные, серые, отмечают место, где он столько лет сидел.

– Зачем? – вопит Колдуэлл, удивляясь самой себе. Она поворачивается к сержанту и разводит руками. – Почему вы всегда стреляете им в гребаную голову?

Паркс смотрит на нее с каменным лицом. Через некоторое время он берет ее правую руку своей левой и опускает вниз.

– Вы демонстративно стоите с пистолетом в руке, – говорит он. – Так хотя бы снимите его с предохранителя.