Тринадцатое ноября
Зная о Маркусе больше (ведь я подслушивала их разговоры с Леном), мне было бы легче поднимать в разговоре темы, которые его интересовали, если бы мне пришлось это делать. Он не так хорошо знает мою биографию, как я его. Вот почему после пяти подряд ночей наших разговоров постоянно изумляюсь его способности говорить о том, о чем бы мне хотелось.
– Сегодня вечером я смотрел «Реальный мир».
– Ты смотрел «Реальный мир»? – спросила я взволнованно. – Я просто обожаю «Реальный мир». Из всех шоу, которых сейчас так много, это остается самым лучшим. Это шоу одна из немногих форм развлечений, адресованных нашему поколению, которые я с удовольствием смотрю.
– Правда?
– Я предпочитаю смотреть, как реальные люди изображают из себя ослов, чем наблюдать за творением Кевина Уильямсона – его до приторности совершенных и умных героев.
– Думаю, это печально.
– Что? Они ведь сами выставляют себя на посмешище. Они напрашиваются на это.
– Они смеются над тобой, – сказал Маркус.
– Это как?
– Разве ты никогда не задумывалась, что термин «реалити-шоу» – это оксюморон? Раз эти люди согласились сниматься, это гарантирует, что эти шоу ничего общего не имеют с реальностью.
Маркус – единственный человек, который так близко находится со мной по уровню знаний, но порой он переигрывает меня. По правде сказать, мне это обидно.
– Мне известен принцип неопределенности Гейзенберга, мой гений, – сказала я, все больше раздражаясь. – Что плохого в том, что развлечение – это эскапизм, бегство от жизни.
– Ничего, – сказал он. – Пока у тебя не возникнут проблемы, из-за того что ты тратишь целый вечер, наблюдая за кучкой незнакомых людей, о которых ты ничего не знаешь, вместо того чтобы пойти куда-либо и самой жить реальной жизнью.
В этом он прав. С тех пор как уехала Хоуп, я ничего не могу с собой поделать и как одержимая смотрю «Реальный мир».
– Но о какой реальной жизни можно говорить в Пайнвилле, особенно в середине ночи?
Я услышала, как где-то в отдалении он щелкнул зажигалкой. Пауза. Затем учащенное дыхание.
– Я разжег своего Паффа Дэдди.
– Паффа Дэдди, – повторила я, совершенно сбитая с толку.
– Да, Пафф Дэдди. Мой кальян.
– Ты дал имя кальяну?
– Ага. Я проводил больше времени с Паффом, чем с кем-либо еще, поэтому имело смысл дать ему имя.
Еще пауза. Еще один глубокий вдох табака, смол и никотина. Я вспомнила мальчишку-подростка, не достигшего половой зрелости, который работал на аттракционе «Покрути колесо – покури хорошо», который располагался рядом с моим киоском. «ВЫКУРИ СВОИ МОЗГИ!»
– Также находил девушек, чтобы заняться с ними сексом.
Он сказал это так обыденно. Находил девушек, чтобы заняться с ними сексом. Небольшое дельце. Но это самое личное из всех тем, которые мы обсудили раньше, и это касалось нас двоих. Затем он затянулся, несомненно, давая мне время представить, как он занимается сексом с намалеванными девицами в теле, знающими толк в этом деле. Надо дать ему понять, что эта беседа не выводит меня из себя.
– Итак, секс и наркотики – это и есть настоящая жизнь?
– Да, – сказал он. – Разве не это главное, когда ты молод? Молодые годы и даны нам для экспериментов и для исследований. Я думал, что доведу этот процесс до крайности.
– Но ведь это так по-ослиному глупо.
– Да, по-ослиному глупо. Но это то, что делает жизнь прикольной.
Вот это по-настоящему разозлило меня. Как он может так наплевательски относиться к жизни и заниматься саморазрушением? Особенно после того, как один из его лучших друзей умер из-за всего этого. Ни говоря уже о том, что в результате этой смерти мою лучшую подругу увезли от меня подальше. Но я предпочла не заострять эту тему, не напоминать о смерти Хиза. Чувство вины либо появится у него само, либо не появится вовсе.
– Если это такая забава, почему же ты сейчас не занимаешься этим? Почему бы тебе снова не отправиться в Миддбери пожевать грибков и не вернуться в старые времена?
– Потому что с этим покончено, – сказал он, – Но единственное, чего я еще не делал в жизни, так это не был активным пропагандистом здорового образа жизни без наркотиков, алкоголя и беспорядочного секса.
Конечно. После его экспериментов в прошлом году с футболочками, как у глупых девочек-подростков, Маркус должен был бы знать, что его желание сделать из себя образцового ученика окончательно собьет всех с толку.
– Кроме того, я нашел, чем заняться в свободное время, – продолжил он.
– Чем же?
– Ну, например, наигрываю песни «Нирваны» на гитаре, пишу в своем журнале, беседую со стариками. Использовал всю свою мудрость, чтобы помочь Лену выкарабкаться из дерьма. И у меня теперь в первый раз полностью не сексуально ориентированные отношения с женщиной.
– Подожди, – остановила я его, совершенно сбитая с толку. – Ты не занимаешься сексом с Мией?
Маркус засмеялся настолько громко, что я никогда в жизни не слышала, чтобы кто-то так громко смеялся. Стереофонический, окутывающий тебя смех. Это был такой смех, от которого у тебя что-то перехватывает в груди и ты не можешь вздохнуть, словно рыба, вытащенная из воды. Именно от такого смеха у человека может повредиться рассудок, но у меня он уж точно поврежден, поскольку я спросила у Маркуса то, что спросила.
– Ты такая забавная, – сказал он. – Спокойной ночи, подруга.
Маркус видит во мне совершенно несексуальную особу. Не буду напрягаться и усложнять наши отношения. Мне следует успокоиться.