Девятое ноября
Он позвонил!
Определитель номера – самое лучшее изобретение, когда-либо созданное. Потому что, когда я увидела имя Маркуса и телефонный номер в крошечном окошечке, мне хватило времени, чтобы сделать глубокий, продолжительный, антигипервентиляционный вздох, прежде чем начать говорить.
– Привет! – сказала я таким странным высоким голосом, словно только что вдохнула гелия.
– Сегодня вечером я не собираюсь задавать вопросы, чтобы заставить тебя говорить. – Маркус сразу перешел к делу, минуя всякие там «привет» и «как дела».
– Не собираешься?
– Не-а, – ответил он. – Вопрос – это своего рода конструктивный элемент.
– Что?
– Ну то, что я высказывал его мимоходом, с тем чтобы начать разговор.
– А, понятно.
– Но больше он нам не нужен.
– Не нужен?
– Нет, – ответил он. – Мы можем прекрасно говорить и без этого.
И в течение последующего часа и сорока пяти минут мы доказывали это.
Вот далеко не полный список тем нашего последнего разговора: скандал на прошлых президентских выборах, связанный с использованием перфорационных машин для заполнения бюллетеней; группа «Сестры Олсен»; эпидемия СПИДа в Африке; ложные татуировки; «поросячья латынь» – тайный язык, представляющий собой зашифрованный английский; безграничность Вселенной; клонирование; штампованные гитарные божки в кожаных штанах; круглогодичное обучение без длинных летних каникул; людей, повернутых на пластической хирургии; файлобменную музыкальную сеть «Напстер».
Не помню, когда в последний раз у меня был подобный разговор. Я и не подозревала, что у меня есть собственное мнение по всем этим вопросам. В отличие от разговоров с компьютерным гением Кэлом, чьи ответы кажутся теперь такими… предсказуемыми, запрограммированными, разговоры с Маркусом – это упражнение в спонтанности. Он переходит с темы на тему, часто не закончив мысль, перескакивает на другую, затем еще на одну и еще. Поэтому один разговор с ним состоит из миллиона обсуждений каких-то тем, отдающих шизофренией. Синдром отсутствия внимания.
А может быть, наркотики. Кто знает? Все, что мне известно, – так это то, что он велел мне звонить ему в полночь, когда я в настроении говорить. Это значит, что и он в настроении говорить.
Беседы с Маркусом подтвердили то, что я уже знала: у меня довольно узкое, ограниченное рамками Пайнвилльской школы восприятие окружающего мира. Я почти утратила способность вести разговор о чем-либо другом, кроме себя. Даже с Хоуп. Большинство моих с ней разговоров посвящены тому, как я провожу время, чем занимаюсь. То есть о том, о чем я могу рассказать. Конечно, так не было, когда мы жили в одном городе и общались ежедневно. Но даже тогда у меня не было с ней такого разговора, как сегодня ночью с Маркусом. Он был не хуже, просто другим. Вероятно, это потому, что Маркус – другой.
Я пытаюсь убедить себя, что это неплохо. Я имею в виду, что все, что помогает мне спать, должно быть для меня полезным, ведь так? Потому что после того как я положила трубку, я заснула, как нарколептик. Сон так блаженно окутал меня, что я, забыв обо всех волнениях, проснулась сегодня утром с широко раскрытыми глазами, бодрой и готовой столкнуться с любыми трудностями в школе.
Мне казалось, что, как только мы сможем поговорить с Маркусом с глазу на глаз, я забросаю его бесчисленным количеством вопросов о его версии нашей истории. Но после последнего ночного разговора я надеялась, что мы с Маркусом продолжим избегать щекотливых тем о наших отношениях, потому что я чувствовала, как только мы признаемся вслух, кто он и кто я и почему нам не следует друг с другом разговаривать, мы перестанем общаться. А это просто не должно случиться.
