МАРТ
Четвертое марта
Мои первые соревнования будут лишь через месяц, а мне бы хотелось, чтобы этот проклятый сезон уже закончился.
Сегодня я выскочила из дома, чтобы пробежать пару километров по окрестностям в полном одиночестве. Когда я бегаю одна, без тренера, или когда Пол Парлипиано не смущает меня своей грацией, мой мозг успокаивается, как бы проясняется.
Забыть код замка от моего шкафчика было неприятно, это точно. И у меня «крыша» едет из-за отсутствия месячных. Но случай с Маркусом совсем довел меня. Я не могу перестать думать о нем и о том, что будет, если Сара начнет делать свои знаменитые намеки: «Знаете ли, думаю, между ними что-то происходит – боже мой! Между Мистером Съемпончик и нашей Мисс Умницей».
Мне действительно нужны эти полчаса, чтобы ни о чем не думать.
Должно быть, отец поставил в подошвы моих кроссовок какой-нибудь чип, потому что не успела я отбежать пару десятков метров от дома, услышала, как он несется со свистом на своем десятискоростном велосипеде. Мне бы следовало это предвидеть. Отец всегда в двух местах: или перед компьютером, или на велике. И если он не колесит по дорогам, как его любимый велосипедист всех времен и народов Лэнс Армстронг, победитель «Тур де Франс», то он неотступно следует за мной.
– Прибавь шагу, Джебука, – закричал он. – Думаешь, Алексис Форд бегает так же медленно?
Алексис Форд ходит в среднюю школу в Истленде. В прошлом году она выиграла у меня четыре десятых секунды в беге на 1600 метров на чемпионате среди восьмиклассников. Мой папа смотрел видеозапись тех соревнований больше, чем агенты ФБР фильм об убийстве Кеннеди. Я не шучу. Это обычно происходит так:
– Ты упустила инициативу вот здесь, – говорит он.
– Папа, старт только что был дан. Мы не пробежали еще и двадцати пяти метров.
Отец перематывает видео и нажимает на паузу.
– Смотри, – говорит он, указывая на экран, – тебе все время приходилось бежать по третьей дорожке, чтобы обойти эту девочку из Лейси. Напрасная трата энергии. Тебе она была необходима для финального рывка. Вот почему Алексис Форд выиграла у тебя четыре десятых секунды.
Несколько недель назад отец склеил кусочки видеопленки с подобными допущенными мной ошибками на соревнованиях, для того чтобы получился фильм: «Агония поражения Джебуки Дарлинг: серия первая». Предполагается, что я должна смотреть его и учиться на своих ошибках, с тем чтобы не допускать их впредь.
– Смотри прямо сюда, – говорит отец. – Видишь, как ты размахиваешь руками? Видишь, как тебя зажали?
Напрасно он все это говорит. Вот моя стратегия: стань лидером с первой минуты и никому не позволяй обойти тебя.
Знаю, отец рад, что в нашей семье есть спортсменка. Бетани никогда не увлекалась спортом. Он гордится, что я не из тех неуклюжих девиц, которые с трудом бегут по дорожке, надеясь пробежать милю за восемь минут. Я по-настоящему хорошо бегаю. Это тешит его родительское самолюбие. Мои успехи – это почти полноценная замена играм Малой лиги или детским турнирам по баскетболу, в которых он мечтал принять участие, но ему так и не представился случай.
Наши совместные пробежки отец рассматривает как возможность сблизиться друг с другом, но мне не нравится его вмешательство. Как только он принимается критиковать меня, в моем мозгу, который до этого отдыхал, начинают путаться мысли.
Сегодня мне стало от его слов настолько плохо, что в голове зародилось странное желание: захотелось, чтобы он ударил меня велосипедом. Я представила, как он теряет контроль на долю секунды, со всей силы ударяет меня колесом по ноге, я теряю равновесие и падаю на асфальт. От боли свертываюсь калачиком. Мои руки и ноги – просто месиво из крови, кожи и гравия. Я кричу: «О ЧЕМ ТЫ ДУМАЛ, КОГДА ЕХАЛ ТАК БЛИЗКО? ЭТО ТВОЯ ВИНА! ПОЧЕМУ ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ОСТАВИТЬ МЕНЯ В ПОКОЕ?» Может быть, я сломаю руку или ногу и пропущу весь сезон, но отец, чувствуя себя виноватым, не будет переживать по этому поводу.
Меня так взволновала мысль о травме, что я подумала: не надо ждать и судьба поможет мне. Решила сама организовать это столкновение. Притворюсь, что упала, когда буду в полной уверенности, что он не переедет через меня и не раздавит на смерть. Нет, пусть ударит меня слегка, лишь бы потом оставил в покое. У меня прибавилось адреналина, и я начала бежать быстрее от этой мысли. И в это время услышала слова отца: «Вот это то, что надо, Джебука!» Вместо того чтобы почувствовать себя лучше от похвалы, мне стало еще хуже. Еще больше захотелось, чтобы он ударил меня велосипедом и моя карьера бегуньи на этом бы закончилась. Я знала: впереди из асфальта торчат корни деревьев, поэтому может выглядеть вполне логично, если я споткнусь о них («Здорово. Держи шаг, Джебука. Ты летишь!») и упаду на тропинку, а он ударит меня велосипедом. Мне больше бы не пришлось бегать и слушать об Алексис Форд, о моих болтающихся руках и об агонии поражения. Знала: сейчас или никогда, – поэтому наступила на торчащий корень. Замахав руками, почувствовала, что падаю, как в замедленном кино, все время ожидая удара колеса о лодыжку, голень и бедро. Я ждала криков, воплей, своих жалоб и обвинений.
Но отец инстинктивно свернул в сторону с дороги.
Позднее, когда я мазала перекисью водорода кровоточащую пораненную коленку и порезанную ладонь, отец стоял в дверном проеме и читал мне лекцию о том, что надо быть осторожнее.
– Ты могла закончить сезон прямо там, – сказал он.
– Да, – вздохнула я. – Но не закончила.
Кожа у меня горит до сих пор.
