Помощник управляющего Правой половины столицы Айкава Токихару в самый разгар киотоского сражения для того, чтобы собрать вместе пчелиный рой с собранной взяткой, прискакал в провинцию Этидзэн и находился там в местности Усигахара, в уезде Оно. Прошло совсем немного времени, когда сказали, что Рокухара погибли, поэтому скоро разбежались воинские силы в провинциях, следующих за ними, так что его некому стало навестить кроме собственных жены и детей.

Тем временем, священнослужители храма Хэйсэндзи улучили момент, и, чтобы получить награды за свои заслуги, созвали воинские силы из своей и из других провинций, встали во главе семи с лишним тысяч всадников и двинулись на Усигахара. Токихару, видя, что вражеские силы подобны облаку и туману, подумал: «Сколько нужно ждать сражения с ними?», а своим двадцати с лишним слугам велел противостоять противнику, созвал бывших поблизости монахов, всем, вплоть до женщин и детей, велел обрить головы и принять заповеди, так что им единственно, что оставалось, это проливать слёзы, мечтая сделаться буддами после нынешней жизни.

Когда возвратились священнослужители, Токихару обратился к своей супруге и произнёс:

— Оба наши ребёнка — мальчики, поэтому, хоть они и малы, враги не сохранят им жизнь. Отправь их в путешествие по потустороннему миру. Ты — женщина, поэтому, хоть и знают враги, что ты моя супруга, но до того, чтобы лишить тебя жизни, дело не дойдёт. Если будешь продолжать жить в этом мире, то с кем бы ни сблизилась, найди успокоение своим горьким думам. Когда от меня и следа не останется, будь спокойной. Надо мной будет тень от травы и мох, — а твои думы пусть будут радостными, — так повторял он сквозь слёзы, а его супруга в безмерном горе заливала слезами пол:

— Мандаринские утки, живущие на воде, ласточки, что гнездятся на балках, не забывают своей клятвы верности. И тем более, — мы, счастливо прожившие вместе больше десяти лет, воспитали двоих детей и молились за них на тысячу лет вперёд, — и всё без толку. Теперь ты желаешь, чтобы твоя плоть покоилась под осенней росой, а малыши наши растаяли скорее утренней росы, я же осталась бы в непереносимой тоске и продолжала так жить дальше?! Этого никак нельзя вынести, и жить такой жизнью невозможно, Я не забуду своего обещания оставить эту бренную жизнь вместе со своим возлюбленным, быть погребённым подо мхом в одной с тобой могильной яме! — и с этими словами она повалилась на покрытый слезами пол.

Тем временем, когда Аикава узнал, что все слуги убиты оборонительными стрелами, а монахи-воины перешли через переправу Хако и повернули к горам, что позади, он велел поместить мальчиков, которым исполнилось пять и шесть лет, в походный китайский сундук. Спереди и сзади его велели нести на руках двум кормилицам, после чего погрузить сундук в пучины реки Камакурагава и провожать глазами как можно более далеко. Их мать тоже хотела погрузиться в ту же пучину, уцепилась за шнур на китайском сундуке и пошла за ним со скорбью в сердце.

Вынесли китайский сундук на берег, открыли его крышку, и два мальчика подняли головы:

— О, матушка! Куда это вы изволите направляться? Когда вы шаг за шагом изволите идти, вам это так больно! Подойдите же сюда, — наивно шутили они, отчего матушка их, вытирая слёзы, увещевала детей:

— Эта река называется Прудом Добродетелей Восьми Достижений в Чистой земле Крайней радости, это место, где малыши играючи возрождаются к новой жизни. Сделайте так, как я — громко возгласите Нэмбуцу и погрузитесь в воды этой реки!

Тогда оба мальчика, как и матушка их, сложили руки ладонями вместе, оба один за другим обнялись со своей кормилицей и полетели до самого дна зелёных глубин, матушка же их, презрев свою жизнь, погрузилась в ту же пучину. После этого Токихару тоже покончил с собой и вместе с ними превратился в пепел.

Говорят, что человек забывает свои прошлые жизни, когда возрождается к новой; один помысел определяет пятьсот рождений, а цепь помыслов приводит к бесконечным воздаяниям, поэтому до самого дна наири в восемьдесят тысяч существа бывают охвачены одной обжигающей думой. Даже представления о ней возбуждают чувства.