Глава 15
Время покажет

Эллис и Пакс прибыли на ферму Файрстоунов с целым взводом из двадцати геомантов, включая Гео-1 и Гео-12: для устрашения. Хотя культ Рена, как окрестил Пакс жителей фермы, поклялся Уоррену в верности, геоманты считали, что их вид приведёт бунтарей в чувство. Эллис теперь представлял их как некий гибрид между тибетскими монахами и отважными пожарными.

После раскалённого добела Института его глаза не сразу привыкли к ночному пейзажу Среднего запада. Только луна освещала тёмную ферму да один огонёк мерцал в окне кухни. С некоторой тревогой Эллис заметил, что вокруг не слышно цикад. Всё время, что он здесь провёл, цикады с лягушками заглушали все прочие звуки природы. Но сейчас на поверхности планеты их встретил только шорох листьев на ветру. Геоманты, очевидно, редко выбирались из-под земли. Они озирались по сторонам, будто деревенские жители в центре Нью-Йорка, и стояли, сгрудившись перед порталом, в своих лабораторных халатах и защитных очках, словно толпа безумных учёных. Едва портал закрылся, их поглотила темнота.

Ферма изменилась. Коттедж, дорога, амбар и даже поля — прежде всё казалось Эллису таким родным и знакомым, будто ожившая открытка из прошлого. Пытаясь сориентироваться, он провёл взглядом вдоль деревянного забора. Пустыми глазницами чернели проёмы амбара, тихо шелестела кукуруза. Всё напоминало ему о романах Стивена Кинга. Здесь случилось что-то страшное.

Он с остальными ещё рассматривал ферму, как вдруг Пакс ахнул. Эллис проследил за его взглядом и увидел, что на краю веранды кто-то лежит. Пройдя четыре шага, он прочитал имя на красной от крови рубашке — «Роб».

— Ещё один, — сказал Гео-1, указывая на дорогу.

Снова взяв пистолет обеими руками и настороженно поглядывая на поле, Эллис приблизился ко второму трупу и перевернул его. Это был Боб. В руке он сжимал пару окровавленных ножниц для стрижки овец.

Все остановились перед верандой. Никто не осмеливался зайти внутрь. Каждый день геоманты бились не на жизнь, а на смерть с могучими стихиями в горящих недрах планеты, но два трупа возле фермерского дома совсем лишили их воли. Эллис не работал полицейским и никогда не служил в армии, но он жил в Детройте. И сейчас находился на своей территории: он здесь шериф, и его долг — проверить дом.

Эллис подошёл ко входу и встал спиной к стене, согнув руки и подняв пистолет, как Жаклин Смит из «Ангелов Чарли». Почему он вспомнил её, а не полицейских из сериалов вроде «Мэнникс» или «Адам-12», Эллис сам не знал. Дверь была открыта, и, крутанувшись, он ворвался внутрь. Выпрямил руки и обвёл комнату пистолетом, глядя поверх мушки — снова копируя героев многочисленных фильмов и детективных романов.

Уже решив, что кухня пуста, Эллис вдруг услышал чьё-то сопение.

Кто это был, он не видел. Едва он переступил порог, как закрыл спиной керосиновую лампу у входа и превратил комнату в страшный театр теней. Мало того, что Эллис сам себя напугал, так ещё и запросто мог выдать себя, если внутри его поджидали. Снова вспотели ладони. Он медленно пошёл вокруг стола на звук и, сделав три шага, обнаружил на полу Яла. Тот сидел спиной к тумбе, склонив голову к груди. Изо рта на белую рубашку стекала струйка крови.

Позади раздался шорох. У Эллиса сердце пустилось вскачь. Он обернулся — но то был Пакс, а за ним следовал отряд геомантов.

— Это Ял, — пояснил Эллис. И, видно, решив, что Ял заслуживал чего-то большего, добавил: — Он был поваром. Это его миньятту мы с тобой ели.

Глядя на повара со страхом и беспокойством, Пакс опустился возле него на колено.

— Ещё жив. — Пакс коснулся щеки Яла, и тот приоткрыл глаза.

— Надо отправить их в ИСВ, — решил Гео-1. Между столом и печкой открылся портал, и один из геомантов прошёл на другую сторону. Вскоре на кухню вбежали три сотрудника ИСВ с носилками. Пакс проводил их до самого портала.

У Эллиса были другие обязанности, и он приступил к обыску дома. Похоронная гостиная времён Гражданской войны оказалась пуста, но на полу лежали перевёрнутые кресло Уоррена и стол. На первом этаже никого — значит, на лестницу. Она тут же заскрипела под весом Эллиса. «Отлично… Вот псих с ружьём Уоррена обрадуется, что я его предупредил».

Он поднимался, обтирая спиной стену, и прямыми руками целился вверх. Новое сердце колотилось изо всех сил, а желудок взбирался по лестнице рёбер к горлу. На верхней площадке лежал мёртвый Хиг. Судя по ранам, его кто-то заколол.

Эллис прокрался в спальню Уоррена и для верности даже заглянул под кровать, за чем его и застал Пакс.

— Пол с Дексом ушли.

— Откуда ты?..

— От Яла, — ответил Пакс ещё до того, как Эллис закончил вопрос. — Они не могли говорить, но я всё увидел.

С бледным лицом, будто его сейчас стошнит, Пакс сел на кровать. Убрав пистолет, Эллис опустился рядом, плечом к плечу с посредником.

— И что ты увидел?

— Ял думает, всё начал Декс. Это они заблокировали портокол Рена: потому я и не мог его включить. А ведь я веками портоколом пользуюсь — и то едва понял, в чём дело. Рен был обречён. Если бы их план сработал, он бы умер с нами. Остался бы только его культ. Здесь им подземный геноцид ничем не грозил. И Рен, и Пол думали, что некоторые сбегут на поверхность, но не выживут без Дарителей, Динамо и всех благ Полого мира. Они собирались выследить таких людей по чипам и убить.

— Так Декс предал Уоррена?

— Сложно сказать: Ял сам толком не понимает. Может, Пол с Дексом работали вместе, может, были сами по себе и хотели друг друга перехитрить. Ял знает только одно: как только стало ясно, что Уоррен мёртв, а его портокол кто-то заблокировал, все начали драться.

— Выживают сильнейшие, — задумчиво произнёс Эллис. — Сбылось желание Уоррена. Он хотел их закалить, показать, как важна борьба и погоня за властью. Они усвоили урок. Так где сейчас Пол с Дексом?

Пакс качнул головой.

— Ял не знает — только видел, как за ними закрылись порталы. Они уже думали, что умрут. И, если бы мы не пришли, действительно бы умерли.

— Он поправится?

— Телом — да. Но умом… Ялу очень сложно понять их обман. Люди в Полом мире не привыкли ко лжи. Ял совсем не ожидал такого предательства.

Эллис вздохнул.

— Кто ж поймёт, что в чужой голове творится.

Пакс грустно на него взглянул.

— Я.

К тому времени, как они спустились на первый этаж, дом заполнили сотрудники ИСВ, а почти все геоманты ушли.

— Так что, убийствам конец? — спросил один из врачей.

— Ча! — Пакс тепло обнял своего знакомого. — Быстро же ты.

— Как эвакуацию отменили, я сразу в ИСВ отправился. Решил, без несчастных случаев не обойдётся: испуганным людям портокол в руки лучше не давать. Так что я как раз был в Институте, когда поступил вызов.

— Я по тебе соскучился.

— А многие — по тебе, — ответил Ча. — Ходили слухи… Ну, главное, что они не оправдались. — Он обратился к Эллису: — Слышал, вам все органы заменили. Надеюсь, теперь на солнце подолгу не гуляете?

— И я вас рад видеть, — сказал Эллис. — Я же вас так и не отблагодарил.

Врач пожал татуированными плечами.

— Такая у меня работа. Кстати о ней: позволите…

Ча оставил их и присоединился к разговору коллег у лестницы.

Эллис с Паксом вышли на улицу, где собралась целая толпа и кто-то даже установил светильники. Узнав Эллиса, несколько человек направились к нему, но Пакс схватил его за руку, и они скрылись ото всех в темноте кукурузного поля.

Вышли они уже на центральной авеню Гринфилд-Виллидж и молча направились вдоль старинной улицы. Сколько же на долю Эллиса выпало переживаний. Сколько открытий и воспоминаний. Он знал: ему понадобится целый месяц, чтобы прийти в себя и во всём разобраться. Пегги мертва. Уоррен мёртв. Но вместо мучительной боли Эллис ощущал только какую-то глухую пустоту. Значит, волна ещё набирала силу. Так же он встретил и смерть Айзли. Одних людей чувства охватывают сразу — Эллису обычно приходилось ждать. Наступило затишье перед бурей.

Ещё Эллис не знал, что делать с Паксом. Он прожил почти сорок лет с женой, но кроме секса у них с Пегги не было ничего общего. Получится что-нибудь, если всё будет наоборот? И доверял ли он своим чувствам? Может, он только думал, что любит Пакса, потому что они через многое прошли вместе? К тому же Пакс мог прочитать его мысли и сказать именно то, что Эллис хотел услышать. Может, потому он и чувствовал себя так комфортно рядом с ним?

Эллис глянул на своего спутника, вдруг осознав, что тот наверняка прямо сейчас его подслушивал. Он остановил Пакса перед веломастерской братьев Райт и невольно поёжился от порыва осеннего ветра.

— Это ужасно? — спросил Эллис.

— Что?

— Слышать чужие мысли. Знать, что думают другие о тебе, друг о друге — каждую глупость и нелепицу. Ты же меня только что слушал, да?

— Немножко.

— Прости, если я…

— Не надо извиняться. И не надо стыдиться своих мыслей. Они — это ты сам.

— Но это же наверняка неприятно? В научной фантастике телепаты обычно с ума сходят, потому что не могут закрыться от других людей, от бесконечного потока мыслей.

Пакс наградил его удивлённым взглядом.

— Правда?

Они стояли под навесом в бело-зелёную полоску. Рядом за витриной пылился старомодный велосипед. Пакс отступил на шаг и прислонился спиной к фонарному столбу на краю тротуара.

— Когда ты идёшь по улице, ты же слышишь, о чём говорят люди? Ты не можешь закрыть уши. Не можешь заглушить их голоса. Разве это сводит тебя с ума?

— Нет, но я ведь не слышу всего на свете, — возразил Эллис. — Или это больше похоже на фоновый шум? Моя жена ради этого всегда телевизор включала. — Он посмотрел на Пакса: как же тот молодо выглядит. — Ты хоть знаешь, что такое телевизор?

— Конечно, знаю. У тебя был громоздкий «Sony», который занимал полкомнаты. И ты всё время думал: купить новый плоский или вообще избавиться от телевизора? Иногда тебе казалось, что Пегги любит его больше, чем тебя.

Эллис поднял брови.

— Значит, ты в курсе. Хорошо.

— И я знаю, тебя это беспокоит, — сказал Пакс.

— То, что ты слышишь каждую мою мысль?

Пакс неловко улыбнулся.

— Да ничуть, — заверил его Эллис.

— Неправда.

— А ещё я тебя ненавижу, — добавил он.

— Врёшь.

— Слушай, Пакс, — произнёс Эллис, — если мы собираемся с тобой продолжать… уж не знаю, что мы начали… то тебе придётся принять мои недостатки. А я патологический лжец.

— Неправда.

— Ну? Что я говорил?

Пакс открыл было рот, но осёкся и задумался.

— Ха! — хлопнул Эллис в ладоши.

С улыбкой Пакс подался вперёд и обнял его.

— Я тебя люблю.

— Почему? — Эллис действительно хотел знать. Он не умел читать мысли и при всём желании не понимал, что такой молодой и одарённый человек, как Пакс, мог найти в каком-то одиноком жалком старике.

— Вовсе ты не жалкий, — ответил Пакс. — И ты видел мой дом — я люблю старые вещи. А что до одиночества… все мы одиноки. Но я надеюсь это изменить. Я всю жизнь старался помочь другим, залатать дыры в отношениях, но ещё ничего не желал больше, чем избавить тебя от чувства одиночества. Я хочу, чтобы ты понял: ты заслуживаешь любви. Она существует — это не какой-то «штамп» из фильмов и книг. И ты такой не один. На свете много похожих людей.

— Так это всё? Я для тебя просто дырявая шляпа, которую ты хочешь залатать?

— Нет. — Пакс сделал вдох. — Я люблю тебя за всё, что увидел в твоём сердце. За то, что ты смело отправился в неизвестный мир. За то, что рискнул жизнью, чтобы этот мир спасти, а с ним — меня и всех людей, которых ты даже не знаешь. Ты намного лучше, чем о себе думаешь. Я вижу тебя — настоящего. Мне не мешает пелена твоих сомнений, на меня не давят твои сожаления. Я не просто умею читать мысли. Я в какой-то степени становлюсь тобой. И не только знаю, о чём ты думаешь, но и понимаю тебя. Как бы ни был ужасен Рен, я его понимал и даже немного сочувствовал, потому что сам был Реном — хотя бы отчасти. Я очень хорошо тебя вижу, и поверь мне: ты прекрасен. Но ещё я люблю тебя, потому что… в общем… потому что ты меня узнал.

— Когда?

— Когда я пришёл на ферму и вырядился в этот костюм, как все остальные, — ты понял, что это я.

— Подумаешь, что тут такого важного?

— Нет. Поверь мне. Это очень важно.

Трупы собрали и унесли с фермы через порталы. Интересно, гадал Эллис, как с ними поступят? Если смерть была такой редкостью, земля святыней, а Бог больше не существовал, хоронил ли Полый мир своих мёртвых? Погребение было одним из первых шагов к цивилизации, признаком сочувствия и веры в загробную жизнь. Если такая важная веха осталась в прошлом, что это говорило о человечестве? Куда оно держало свой путь?

С этими неуютными мыслями Эллис бродил в одиночестве по пустым улицам Гринфилд-Виллидж. Минуло утро, сотрудники обоих Институтов вернулись в Полый мир. На центральной улице Эллис поравнялся с универсальным магазином Джеймса Р. Джонса. Два этажа, дощатые стены, широкие окна, подвешенные над ними американские флаги — он видел такие же магазины во всех исторических фильмах. Возможно, поэтому и само здание, и весь город казались ему роднее и дороже, чем канувший в лету район Детройта, где он вырос. Эллис не скучал по своему дому, который ничем не отличался от десятков соседских, но ему недоставало старых магазинчиков и небольших парков, которые раньше были душой любого города. Они объединяли людей. Они были иконами века — да что там, эпохи! А теперь среди зданий уже поднималась высокая, никем не кошеная трава. Культ Рена превратил Гринфилд-Виллидж в место убийства — и не одного, а множества. Станут ли сюда ещё приходить люди? Или городок бросят на произвол судьбы, и однажды он просто исчезнет?

Эллис присел на одну из холодных лавочек. В старом Мичигане наступила осень, а с ней и несуразная погода, когда на солнце можно было вспариться, а в тени замёрзнуть. Дни шли на убыль. Времена года за два тысячелетия не изменились, и Эллиса, как обычно, угнетали бурые листья и короткие дни. Впрочем осень только подкидывала земли в удушающую его могилу.

Уоррен ошибался: Эллис читал Библию — только не всю. Он пролистнул те главы, где, на его взгляд, Богу не помешала бы помощь редактора. А теперь, выходит, он остался последним верующим — единственным верным рабом Божиим. Хотя Эллис не назвал бы себя таким уж верным. Он всегда считал, что Богу придётся подкинуть монетку, чтобы решить, куда его послать после смерти. На своей памяти Эллис никому нарочно не чинил страданий, но ведь и не заботился всю жизнь о больных Калькутты — даже в родном Детройте не помогал в столовой для бездомных. Вдобавок на его совести были два убийства. Эллис надеялся, что ему зачтётся спасение миллионов невинных, но кто знает, как ведётся этот счёт? Оправдывает ли цель средства? Простил бы Иисус убийство Гитлера? Может статься, Уоррен был прав. Ведь Господь то и дело допускал настоящие бойни.

Или права Сол? И Бог — нечто большее, выходящее за рамки Библии? Может, Всемогущего никто не знает — и не может познать, — потому что он до сих пор существует только в виде обещания? И рай наступит, когда человечество наконец объединится? И тогда из этого единства родится Бог?

Пакс любезно отправился на встречу с жителями Полого мира, чтобы ответить на их вопросы. Он понимал, что Эллис пока не хотел иметь дело с толпами людей, а поджидали его целые миллионы. После всемирной эвакуации все узнали о бомбах. А скоро узнают и о том, какую роль сыграл он. Теперь уникальный Эллис Роджерс ещё и прославится как спаситель Полого мира. Он хотел со всем разобраться наедине, и ему нужно было время. Много времени.

Эллис остался без сына, жены и друга детства. Он лишился всех, кого знал, и всего, чем жил. В Новом Завете Иисус говорил: «Что проку для человека, если, приобретя весь мир, потеряет он душу свою?» Вот только в Библии ничего не сказано о человеке, который потерял весь мир. Можно теперь Эллису вернуть свою душу? Ещё со смерти Айзли в его жизни зияла пустота. Он наверняка совершил смертный грех и, если сам не мог себя простить, разве стоило ждать прощения от Бога?

«Так что же дальше?»

Эллис поднял взгляд на воробьёв, сидевших рядком на крыше магазина: тёмные фигурки на фоне чистого осеннего неба. Шелестел ветер в траве. Не слышно было ни единого голоса, ни одной машины. Как будто весь мир умер. Но ведь так и есть: его мир окончательно погиб, и незачем дальше стоять на его воображаемой могиле.

Едва попав в будущее, Эллис оказался по горло в заботах. Когда ему удавалось остановиться и подумать, у него опускались руки. И тогда он уходил на дно, но каждый раз невидимое течение подхватывало его и несло дальше. А теперь оно стихло, и Эллиса ждали многие часы безмолвного одиночества, в котором можно было думать, размышлять и тонуть.

Он попытался представить своё будущее, но понял, что сначала нужно посмотреть в глаза неприятной правде: он не мог остаться с Паксом. Эллис знал, что Пакс его любит, а он… Как он мог ответить тем же? Он ведь сам сказал Айзли: такая любовь бывает только между мужчиной и женщиной. Как ему общаться с Паксом, когда тот знал каждую его мысль? И знал, что его любовь не взаимна?

Он проводил взглядом воробьёв, которые вспорхнули и полетели дружной стайкой на юг.

Эллис шёл по одинокой улице вдоль деревянных заборов.

Ноябрь в Детройте можно описать одним словом — тоска. Когда-то давно в этом месяце дороги покрывала серая слякоть, на машинах белели солью засохшие брызги, а небо безжалостно взирало на голые деревья и жухлую траву. Сегодня на земле ещё не было снега, уже исчезли автострады и машины, но неизменно желтела трава, а небеса взирали так же неумолимо, как и две тысячи лет назад. Редкие листья, тусклые, как бумажные пакеты, упрямо цеплялись за деревья, оставшись без друзей и родных, которых ветер гнал по далёким полям. Эллис в одиночестве стоял на дороге, дрожа от холода, пока его не нашёл Пакс.

— Мой герой.

— Не надо. Я… — Слова застряли у Эллиса в горле. В глазах помутнело, и он закрыл их, пытаясь сдержать слёзы. — Пакс… Я не могу… Не могу тебя любить.

Пакс прикоснулся большим пальцем к его щеке и вытер слезу.

— Но ты уже меня любишь.

— Нет.

— Не спорь, Эллис Роджерс. Я чувствую то же, что и ты. Ты меня любишь — просто не знаешь, что такое любовь.

Нежные руки обхватили его лицо и осторожно подняли вверх.

— Ты так и не узнал этого за всю свою жизнь, потому что тебе никто не показал. Твоя мать? Она не умела выражать чувства. Жена? Винила тебя в смерти сына. Про Уоррена я вообще молчу. А твой сын не верил, что ты его когда-нибудь примешь. Никто из вас не понимал, что такое настоящая любовь. Это не похоть, не зависимость, не страсть и не привычка. Любовь это не привязанность и не «бабочки в животе».

— А что же? — с трудом выговорил Эллис.

— Любовь — это готовность пожертвовать своими интересами ради чужих. Неважно, какого ты пола. Неважно, кто ты или кем был. Главное, что о другом человеке ты заботишься больше, чем о себе. Если ты ненавидишь спагетти, но ешь миньятту с таррагоновым маслом, потому что она нравится другому, — это любовь. Когда ты больше всего на свете ценишь одиночество, но согласен поселиться с другим, потому что ты ему нужен, — это тоже любовь. И поверь мне, Эллис Роджерс, потому что я знаю точно: когда ты отталкиваешь от себя единственного человека, с которым хочешь быть вместе, только потому, что боишься ранить его своими мыслями, — это определённо любовь.

Эллис не мог пошевелиться. В голове не осталось ни одной мысли.

— Подожди, всё наладится. У тебя выдался тяжёлый месяц.

Он кивнул.

— Я умер после того, как ты ушёл. После того, как сказал, что поселюсь на ферме. Ты об этом знал?

Пакс кивнул в свою очередь.

— Я тоже тогда, в общем-то, умер. Ты не собираешься меня снова убить, я надеюсь?

Эллис через силу взглянул на него: на это сочувственное лицо и такие идеальные глаза — живые и любящие. Он шмыгнул. Ему бы сейчас не помешала старая добрая пачка «Kleenex» или хотя бы бумажное полотенце… Пакс тут же вынул из кармана сюртука декоративный платочек и протянул ему. Эллис высморкался и вытер нос.

— У Альвы ещё остался рецепт горячего шоколада?