Когда к автору приходит успех, все поголовно — читатели, книготорговцы, издатель (особенно если он это отрицает) — хотят, чтобы его следующая книга была похожа на предыдущую, и только сам автор порой колеблется. Издавать произведения одного и того же писателя — совсем не то же самое, что нанизывать на нитку одинаковые жемчужины. У каждого автора есть свои слабые стороны и свои тайны, которые проясняются от текста к тексту; у каждого — свои прорывы, способные стать решающими. Писатель может вообще бросить писать. Хотя есть авторы, всю жизнь пишущие одну и ту же книгу, но при этом умудряющиеся выпускать собрание сочинений, достойное войти в историю литературы.
Что сегодня утром понадобилось от меня Женевьеве? После того самого застрявшего в глотке морского языка я не обмолвился с ней ни единым словом. От дверей издательства мы сворачиваем налево.
— Куда ты меня ведешь?
— Придется немного прогуляться, дорогая: мадам Мартен закрылась. Но с твоими длинными ногами тебе, надеюсь, не составит труда прошагать в моей компании весь наш квартал. Кстати, пройдем мимо твоего нового издательства!
— Ты догадываешься, почему я попросила тебя о встрече?
— Сейчас попробую. Ради удовольствия оплатить ресторанный счет? Или, если ты сегодня добрая, чтобы еще разок повернуть нож в моей ране? Или просто на всякий случай, мало ли что завтра будет? От великой и прославленной старушки Женевьевы я жду чего угодно! Заходи, нам сюда.
Бистро выглядит как типичное бистро, недавно отремонтированное под старину. Кухня у них, должно быть, километрах в пятидесяти дальше, а еду разогревают в кипятке или в микроволновке…
Я нарочито долго изучаю меню. Мне хочется как следует помариновать Женевьеву. Итогом мучительных раздумий становится по-спартански аскетичный выбор: салат из помидоров и хек. Как раз мне под настроение. Женевьева это чувствует.
— Значит, ты не притворяешься. Ты и в самом деле на меня злишься.
— Пусть это не лишает тебя права заказать утиный паштет и заячье рагу.
— Как начет бруйи?
— Может, лучше бордо? Грав, например?
— О, даже так?
— Похоже, обед не доставит большого удовольствия ни мне, ни тебе. Так какой смысл…
— Ладно, я не собираюсь тянуть до десерта. Я хочу, чтобы ты прочитал мою рукопись.
— Ту, что ты отдала Брассе? Ты надо мной издеваешься?
— Нет. Я ее закончила. Они ее прочитали и приняли. Но я представить себе не могу, чтобы книга вышла без твоего глаза. Мне надо знать, что ты о ней думаешь.
— Я не думаю о ней ничего.
— Ты не можешь мне отказать!
— Что-то я не пойму. Я не вычеркнул из твоих текстов ни слова. Ничего не правил, не тронул ни одного абзаца. Если мне не изменяет память, я оставил в неприкосновенности всех твоих блондинок. Послушай… Ты уже тридцать раз доказала, что способна написать книгу!
— Мне нужно, чтобы ты ее прочитал. Когда она выйдет, ты ее читать не станешь. А я не смогу ее продать, пока ты ее не прочтешь.
— Мне незачем ее читать. Во-первых, я и так знаю, о чем она, а во-вторых, меня ждет «Беглянка».
— Как хек?
— Сама догадайся. Предупреждаю: будешь настырной, заставлю попробовать. Ну, хватит реветь, ты уже большая девочка!
— Эти слезы от смеха. Взгляни на мое рагу…
Подцепив на вилку кусочек мяса, она протягивает его мне. Я его съедаю.
— Недурно. Скажи, а ты могла бы написать что-нибудь, абсолютно непохожее на все, что ты делала раньше? Выбраться из своей раковины и рискнуть?
— Ни разу не пробовала.
— А ты на это способна, как думаешь?
— Что конкретно ты имеешь в виду?
— Я пришлю к тебе Мома и Грегора. Они сами все объяснят.
Кажется, я задремал в кабинете, прямо за столом. Разбудил меня голод — после такого обеда неудивительно. Ничто не усваивается организмом быстрее, чем помидоры и хек. Настоящие спринтеры. Надо позвонить Адель и пригласить ее куда-нибудь поужинать. Она сообразит куда. Сейчас она, скорее всего, на радио, повела толстяка Бушю давать интервью на «Франс Кюльтюр». Значит, этот деятель продаст еще пару вагонов своих книжек. Куда, интересно, я задевал мобильник? С тех пор, как у меня из кабинета вынесли все что можно, я ничего не могу найти! Может, он под читалкой?
В дверь тихонько стучат. Я наклеиваю на лицо улыбку. В приоткрытую дверь просовывается голова Валентины.
— Ага, объявилась наконец! Зашла-таки попрощаться. Подозреваю, что среди рокеров это не принято, но в издательствах мы еще цепляемся за устаревшие обычаи.
— Ну, прощайте.
— Нет уж. Иди и садись. Это приказ.
Сегодня на ней джинсы без дыр и свитер без разноцветных полос. В волосы воткнут огромный желтый гребень.
— Так что, «герой гитары» тебя окончательно присвоил? Будешь разъезжать вместе с ним?
— Да нет. В нем оказалось слишком много героя и слишком мало гитары — ну, сами понимаете, что я имею в виду.
— Не понимаю, но могу себе представить. А что с «Ведрами мегаватт»? Они предложили тебе работу?
— Тоже нет. Я сама отказалась. Они оказали мне большую услугу, так что я на них не в обиде.
— Заплатили-то хоть прилично?
— Средне. Но они дали мне испытать себя, и у меня сложилось впечатление, что мне интересней работать с книгами. Хочу проверить, так ли это.
— То есть ты хочешь вернуться сюда, в издательство?
— Или, вернее, сюда, на лесную опушку — если вы понимаете, что я хочу сказать.
— Обычно я хорошо понимаю человеческую речь. Ты очень облегчила мне жизнь тем, что вернулась, — значит, рукописью Мод будешь заниматься ты, а не я. Потому что мне она свалилась как снег на голову, совсем не ко времени.
— Мод тоже страшно обрадовалась, когда я сказала ей по телефону, что возвращаюсь. Я все время об этом думала. И повторяла сама себе: «Это ты первая ее прочитала».
