От редсовета осталась одна видимость. Я понял, что все кончено, в тот день, когда обнаружил в издательском плане название книги, которую мы даже не обсуждали. Мы по-прежнему делаем вид, что что-то такое решаем, совершаем ритуальные телодвижения, но… Достаточно, чтобы проскользнула одна-единственная плохая книга, и сеть перестает служить сетью. Решение о том, какую рукопись принять, а какую отклонить, всегда чревато ответственностью, даже если выпускаешь по триста книг в год. Существует десять четких правил, которыми мы руководствуемся при отборе текстов: священная принадлежность к одной из литературных серий (для книг, не годящихся в серию, изобрели такую фишку, как «отдельный проект»); стратегически точная дата выхода книги (противоядие: умножение до плюс-минус бесконечности числа окололитературных событий); модная тема (опровергается эффектом неожиданности); нацеленность на получение литературной премии (не работает в условиях продажности жюри); нехватка денег (вопрос решается путем вливания денег); новизна жанра, способного произвести фурор (если его не затмит еще более новый жанр, способный на еще более мощный фурор), — ну и так далее. Эти ясные правила, обойти которые легче легкого, нужны лишь для того, чтобы относительно уверенно произносить: «Мне нравится» или «Мне не нравится», махнув рукой на два десятка других, куда более смутных, но в конечном счете и диктующих выбор. Эти туманные мотивы слагаются из личных вкусов и культурных пристрастий: нравятся книги, похожие или, напротив, решительно не похожие на те, что ты знаешь давно и любишь; нравятся те, что заставляют злиться; нравятся те, что напоминают юность и учителей, не говоря уже о друзьях и возлюбленных, — чем не причина, чтобы принять рукопись к публикации? Талантливый человек талантлив во всем, в том числе в том, как целуется.
Я занимаю единственное кресло — это моя привилегия, и я ею дорожу. Остальные кружком сидят на стульях. Все они — герои романа, который мы совместными усилиями сочиняем уже много лет. Каждый играет свою роль. Я точно знаю, кому какую рукопись отдать на рецензию, если хочу ее зарубить. У каждого свои предпочтения. Некоторые чувствуют читателя лучше, чем другие, у них легкая рука. Кое у кого есть нюх на новое. Эти призывают к риску. Иногда время доказывает их правоту, но перед финансовым руководством они всегда виноваты.
Существуют редсоветы, состоящие исключительно из знаменитых писателей: молодую литературную поросль они отбирают из числа наиболее достойных и заботливо взращивают. Эта дорогостоящая схема неплохо работает в области высокой литературы и эссеистики. Проблемы у них обычно начинаются по мере приближения к основе основ ремесла — умению удержать издательство на плаву. Момент принятия решения о публикации настолько чарует широкую публику, что многие склонны считать, что в нем-то и состоит работа издателя. На самом деле она с него только начинается.
В нашем издательстве редакционный совет — собрание профессионалов, представленное не столько писателями, сколько читателями.
— Первым делом надо решить, кто займется романом, который оставила бросившая нас Валентина, — начинает Менье. — Довериться этой девчонке было явно не лучшей идеей.
— Принимаю этот нежный упрек на свой счет. Беру работу с текстом на себя.
— А может, воспользоваться предлогом и вообще его отклонить? Рукопись-то слабенькая. Какая-то история несчастных подростков… Кто-нибудь ее читал?
— То есть ты предлагаешь дать от ворот поворот начинающему автору, уже получившему наше согласие?
— Ну вряд ли она сможет нам сильно навредить.
— Тебе, может, и нет, но лично я буду испытывать жгучий стыд до конца своих дней.
— Мне вносить этот поучительный обмен мнениями в протокол? — вмешивается Сабина.
— Обязательно. В нем каждое слово — золото. Короче говоря, я лично займусь этим текстом, и мы выпустим симпатичную книжку. Она получит премию за лучший дебют, засветится во всех журналах под рубрикой «Книжные новинки» и тихой сапой проникнет в книжные магазины и на соответствующие сайты. Бестселлером она не станет, но и убытков нам не принесет. Теперь поговорим о новом романе Бальмера. Марк, ты его прочитал?
— Да. Бог свидетель, я обожаю Бальмера и всегда его защищаю, но на этот раз он меня, честное слово, разочаровал. Мне очень жаль, но эта история про корабль, затерянный в Северном Ледовитом океане, пусть даже и с хорошенькими девушками на борту…
— А мне он показался интересным, — неожиданно объявляет Менье. — Ну, скажи, неужели сцены с собакой тебя не развеселили? И потом, композиция романа, построенная по принципу партии в домино, — удачная находка. В любом случае, мы рассчитываем на Бальмера. В это сумасшедшее время он понадобится нам очень скоро.
— И все-таки я предпочитаю его романы о любви и даже сборник рассказов «Плот „Медузы“»…
— Кто еще читал рукопись?
— Я читала, — говорит Сабина. — Но я же не член совета.
— Что не мешает тебе высказать свое мнение.
— Мне тоже больше нравятся его романы о любви, потому что я люблю читать про любовь. Особенно тот, про девушку-блондинку из Ирландии… Но новый роман тоже очень интересный. И потом, мне кажется, читателя полезно время от времени встряхивать.
— То есть ты бы его напечатала?
— Без малейших колебаний.
— А ты, Марк? Твой ответ: «нет, но…» или «да, но»?
— Разумеется, «да»!
Я рад, что обсуждение идет без моего участия. Его результат не вызывал у меня сомнений, но я предпочитаю, чтобы решение не исходило напрямую от меня. Бальмер — мой друг, и, думаю, отвергать его рукописи в любом случае было бы с нашей стороны большой ошибкой.
