6
Мне снится какой-то боевик, где я должна обезвредить ядерную бомбу и спасти всех сотрудников своей бывшей компании. Они кричат, чтобы я перерезала провод.
Посреди ночи меня будит долгий, назойливый звонок, только через несколько секунд полудремы я понимаю, что это телефон. В комнате тьма кромешная — часа три, не больше. Я включаю лампу и, мигая от слепящего света, тянусь к трубке.
— Алло? — хриплю я, толком не проснувшись. В горле першит от давешних рыданий.
— Джейн? Джейн, я тебя не разбудила? — озабоченно спрашивает мама.
— Конечно, разбудила, мам, середина ночи же. — Зевок подавить не удается.
— Семь часов утра, — сообщает мама.
— Я и говорю — середина ночи.
Какой смысл в депрессии и безработице, если нельзя полдня спать? Сон — один из немногих бесплатных видов досуга, которые мне по душе (еще есть дневное телевидение). Чем меньше я сплю, тем больше времени на мысли о своих финансовых бедах и сомнительных профессиональных навыках. Я на минуту проникаюсь жалостью к себе, и вдруг мне приходит в голову:
— Что случилось? У папы сердечный приступ?
— Нет-нет, — заверяет мама, — ничего страшного. Наверное, зря тебя разбудила, спи дальше.
И замолкает — оставляет мне лазейку, но на самом деле ей совсем не хочется, чтобы я спала дальше.
— Мам.
— Да?
— В чем дело?
— Ты точно не хочешь спать?
Опять выжидательная пауза.
— Точно.
— Давай я перезвоню попозже…
Голос становится тише.
— Нет, правда. Я проснулась.
— Ты уверена?
— Мама! — кричу я уже сердито. — Что тебе нужно?
— Ну… у меня… э… так, мелочь.
— Ну?
— Понимаешь, насчет работы. У меня сегодня первый день, и я не могу решить… — она переходит на шепот — видимо, чтобы не услышал папа, — что надеть.
Последние слова мама произносит быстро, почти смущенно.
— Ты не знаешь, что надеть? — эхом отзываюсь я.
— Ну да. — У мамы виноватый голос, как будто она признается, что украла в магазине «чудо-лифчик». — Они сказали — неформально, но я не очень поняла, что значит «неформально». Можно прийти в штанах? Это уместно? Или, думаешь, платье и чулки?
Несмотря на мои напоминания, что слова типа «штаны» и «чулки» старят ее, мама их все равно употребляет.
— Мам, когда ты была на собеседовании, в чем там ходили люди?
Она на минуту задумывается.
— М-м, точно не помню. Но, по-моему, девушка в приемной была в кедах. И кажется, я видела пару ремонтных рабочих. Они были в голубых джинсах.
— Откуда ты знаешь, что это рабочие?
— Но ведь сотрудники не станут ходить в голубых джинсах? Это же приличный офис.
— Мама, в интернет-компаниях обычно не придерживаются жестких требований к одежде, так что джинсы будут в самый раз.
— Голубые джинсы! — в шоке восклицает мама. Она всегда называет джинсы голубыми, даже если они другого цвета: «белые голубые джинсы», «розовые голубые джинсы».
— Ну а почему бы тебе просто не надеть хаки и обычную рубашку?
— Ты имеешь в виду бежевую юбку?
— Нет, брюки. Я имею в виду нормальные брюки и нормальную рубашку.
— Брючный костюм?
— Нет. Брюки и рубашку.
— Блузку?
Сильнее я ненавижу только слово «штаны».
— Точно. Ее.
— А какого цвета?
— Хаки. Или какой нравится, мам.
— Но я вычитала в одном журнале, что цвет много говорит о характере.
— Поверь мне, в офисе никто не станет присматриваться к твоей одежде. Если ты не придешь в корсете и сапогах до колена.
— Джейн! — лепечет мама. Ее так легко шокировать, что я не могу удержаться.
— Мам, все будет отлично, — уверяю я.
— Заметно, что я нервничаю? — спрашивает она.
— Ты спокойна, как удав.
— Вот ведь… А я-то надеялась тебя провести.
— Никогда!
Мама тихо смеется в трубку.
— Ну, я побежала, а то опоздаю на электричку.
— Мам, все будет отлично. Правда. Они там все упадут. Помни, мисс Вселенная по сравнению с тобой — просто клуша.
— Спасибо, милая. — Похоже, мама прослезилась.
Кто-то орет и ломится в дверь. Понятное дело — Хозяин Боб.
Я со вздохом набрасываю на голову одеяло.
— ДЖЕЙНЗ, У МЕНЯ ЕСТЬ КЛЮЧ, НЕТ? ОТКГОЙ ДВЕГЬ!
Я прыгаю в джинсы, натягиваю футболку и шарю в поисках очков. Тут Хозяин Боб поворачивает ключ в замочной скважине. Когда он врывается в мою спальню, вылезти из окна я успеваю только наполовину.
— КУДА СОБГАЛАСЬ, А?
— Выношу мусор, — вру я.
— ГДЕ МУСОГ? НЕ ВИЖУ НИКАКОГО МУСОГА.
Я прикидываю, не попробовать ли сбежать по пожарной лестнице. Хозяин Боб как раз отвлекся: осматривает мою спальню, оценивая подержанную мебель из «ИКЕА» и безделушки. Еще можно удрать, еще не поздно. Но тут Хозяин Боб оживает.
— ВЕГНИСЬ! — командует он. — ГДЕ МОИ ДЕНЬГИ? МОЙ БГАТ МОЖЕТ ПГИЕХАТЬ ХОТЬ ЗАВТГА, ЕСЛИ У ТЕБЯ ИХ НЕТ.
— Боб, подожди до вечера, ладно? К вечеру достану, — прошу я.
— НО НЕ ДОЛЬШЕ, ПОНЯЛ? ЕСЛИ ДО ВЕЧЕГА У ТЕБЯ НЕ БУДЕТ ДЕНЕГ, ТИ НА УЛИЦЕ, ДА?
В кошельке у меня восемь долларов. Что с ними сделать: купить пачку сигарет или лотерейные билеты? Прочесывая сумку в надежде найти что-нибудь ценное (вроде новой кредитной карточки или затерявшегося чека на премию от «Максимум Офиса»), я обнаруживаю визитку Мисси.
Нужно посоветоваться. Я звоню Стеф на мобильник и после короткого гудка попадаю на голосовую почту. Она все еще в Нью-Йорке, и, зная Стеф, можно не сомневаться, что зарядное устройство для телефона она оставила дома.
Выхода нет. Набираю написанный на визитке номер.
— СКОЛЬКО РАЗ ПОВТОРЯТЬ, не трогала я твой долбаный магнитофон! — орет Мисси.
— Э-э, алло? — осторожно блею я.
— А? Кто еще? — кричит Мисси.
— Это Джейн. Из «Максимум Офиса». Мы тут на днях встречались…
— Джейн?
— У меня трехкомнатная квартира в Лейквью.
— А, ну да. Пардон, я думала, это мой парень.
— Послушай, только не удивляйся, ты еще не нашла себе квартиру?
— Куда там. Сегодня возвращаются хозяева дома, который я сторожила. Знаешь, как трудно найти приличное жилье в марте?
— А ты смогла бы заплатить за пару месяцев вперед?
Оказывается, у Мисси есть лишние деньги. Она говорит, что откладывала почти всю свою непомерную зарплату системщика и охотно заплатит вперед, если квартира в хорошем состоянии и если у нее будет большая спальня. Она соглашается зайти сегодня днем и посмотреть.
Через два часа в окно моей комнаты громко стучат. Это не Рон, потому что он никогда не стучит. Подняв жалюзи, я вижу Мисси с сигаретой в зубах.
— Ну и долго будешь так стоять? — рявкает она.
Я открываю окно, Мисси забирается внутрь и приземляется на кровать, рассыпая за собой пепел.
— У меня есть дверь, — сообщаю я. Но она меня игнорирует:
— Хорошая квартирка.
Изучив мою спальню, Мисси выходит в коридор и осматривает гостиную, кухню и ванную.
— Выглядит вполне, — заявляет она. — Беру.
— Да, отлично… — только и успеваю сказать я в спину Мисси, потому что она снова вылезает в окно, но через несколько секунд возвращается с тяжелым чемоданом. — Ты переезжаешь прямо сейчас? —растерянно спрашиваю я.
— Знаешь, «не откладывай на завтра…»
На Мисси обрезанные джинсы, волосы завязаны на макушке в хвостик. У нее такой вид, будто она покинула дом, который сторожила, в большой спешке. Она не выглядит Прилично-получающей-компьютерщицей. Она выглядит Неплательщиком. Она выглядит как человек, который регулярно сматывается из ресторана, не заплатив.
Что-то мне все это не нравится.
К тому же Мисси может оказаться серийной убийцей, пусть даже она в два раза меньше меня.
— Мисси, наверное, нужно все как следует обсудить? — начинаю я.
Мисси топает в ботинках по моей квартире, оставляя на полу грязные следы.
— Это будет моя комната, — объявляет она, вернувшись в мою спальню и попрыгав на кровати. — Со всей мебелью, идет?
— Может, нам стоит пересмотреть нашу договоренность, — предлагаю я.
— Вот две тысячи баксов, что ты просила, — за три месяца, так? — Мисси протягивает мне толстый коричневатый конверт, словно шантажистка. Внутри — хрустящие стодолларовые банкноты.
— Наличные? — вырывается у меня.
— Надеюсь, ты не против, — отвечает Мисси, придирчиво ощупывая мое стеганое одеяло.
Увидев банкноты, я сразу решаю, что она не серийная убийца и, пожалуй, пусть живет в моей комнате.
Мисси опускает жалюзи и выглядывает в щелку, словно боится, что за ней следят.
— Спасибо, соседка, не принесешь остальные вещи? Они на тротуаре, — говорит Мисси, не отрываясь от окна. — Я бы сама принесла, да у меня спина болит.
Хотела было огрызнуться поязвительней, но толстый конверт, набитый деньгами, остановил. Да, все мы имеем цену. Моя — 2000 долларов.
На тротуаре стоят еще четыре коробки и нечто подозрительно похожее на кресло из «Максимум». Я несколько раз крутнулась в нем, прежде чем отнести в дом. Затем коробки; они набиты всевозможными тряпками, ботинками и очень приличной электроникой — DVD-плеер, стереоколонки и, судя по всему, приставка «Сони». Приподняв провода, обнаруживаю мужской бумажник, мужские золотые часы и комплект ключей от дома. Я хлопаю по коробке, бумажник выпадает и раскрывается; из него торчит краешек двадцатидолларовой купюры и уголок водительских прав с мужской фотографией.
М-м-да.
Лучше и не думать.
Наконец коробки и кресло — в спальне, а я — вся в поту. Уже несколько недель у меня не было такой физической нагрузки.
Беру деньги, бегу наверх, к Хозяину Бобу, и вручаю ему конверт вместе с чеком (почти на все, что осталось на моем счете).
— БГАГОДАГЮ! — восклицает Хозяин Боб. — И МОИ НОГИ ТЕБЯ БГАГОДАГЯТ.
Из-под мятого розового халата торчат волосатые лодыжки. На мгновение мне кажется, что Хозяин Боб готов всплакнуть от облегчения. Он тянется меня обнять, но я останавливаю его жестом.
— Все нормально, Боб. Держись подальше от букмекеров, ладно?
— ДА. БУКМЕКЕГЫ — ПЛОХО, — подтверждает Хозяин Боб, выразительно кивая.
Вернувшись в квартиру, я обнаруживаю, что Мисси оккупировала диван и поочередно смотрит три оставшихся канала и «снег» на остальных.
— У тебя нет кабельного! — Она в шоке, как будто только что узнала, что я каннибал.
— Нет, — говорю я.
— Почему ты не предупредила меня дотого, как я переехала? — возмущается Мисси.
— До того как я тебя впустила, — уточняю я.
— Какая разница. Послушай, ты знаешь, где у тебя кабельная коробка?
Я пожимаю плечами и через минуту с удивлением наблюдаю, как Мисси, высунувшись в окно, определяет, откуда идет кабель, затем вытаскивает из своего багажа пассатижи и карабкается по пожарной лестнице на крышу. Через несколько минут у меня снова есть кабельное телевидение. И не только оно — еще НВО, «Синемакс» и «Шоутайм».
Мисси возвращается в квартиру, стряхивая пыль с брюк.
— У меня когда-то был парень-кабельщик, — поясняет она.
Контрабандное кабельное… Я потрясена. С одной стороны, повезло, с другой — как-то тревожно. Кто эта девчонка, которую я только что пустила к себе жить?
За весь день Мисси не трогается с места ни на дюйм, только просит принести ей из холодильника диетическую колу. Что она, яйца высиживает, что ли? Стоит мне подойти слишком близко — она начинает верещать, словно сойка.
Звонит телефон. Мисси хватает трубку прежде чем я успеваю подскочить.
— Алло? Джейн? Никакой Джейн здесь…
— Я —Джейн, — шиплю я.
— Джейн? Я думала, ты Джен, — пожимает плечами Мисси.
Это Стеф. Связь ужасная, как будто Стеф стоит посреди бара, забитого под завязку. Я ее практически не слышу.
— У Байка есть сингл Бейонс, — говорит Стеф. Во всяком случае, так это звучит.
Сколько я ни переспрашиваю, не могу разобрать ни слова.
— Алло, Стеф, ничего не слышу, давай перезвоню?
Я вешаю трубку и набираю ее номер, но попадаю на голосовую почту.
Телефон звонит снова.
Но это не Стеф. Это Кайл.
— Как дела? — спрашивает он. Интересно, самому не все равно или Тодд попросил его разведать?
Я вздыхаю.
— Если для тебя это важно, у меня все хорошо. Я чудом избежала выселения: взяла к себе соседку.
— Вот умница, — одобряет Кайл. — Надеюсь, эта продержится больше полугода.
— Что за намеки?
— С соседками у тебя беда. Одна из них чуть не подала на тебя в суд штата.
— Грубое преувеличение, — защищаюсь я. — Мэнди не собиралась подавать на меня в суд штата, только в суд мелких тяжб. За то, что я сломала ее видеомагнитофон.
— Так. А Карен?
— Карен была психически ненормальная, тут и обсуждать нечего.
— Но разве маниакально-депрессивный психоз у нее обнаружили дотого, как она к тебе переехала? — намекает Кайл.
— Давай закроем тему, — предлагаю я. — Зачем ты на самом деле звонишь?
— Я подумал, не хочешь ли ты пойти на учебную экскурсию.
— Учебную экскурсию? — скептически переспрашиваю я.
— В Институт искусств. Я же знаю, как ты любишь Институт искусств.
Это правда. Я проводила бы там часы, даже дни, только при моем урезанном доходе входной билет мне не по карману.
— Моя адвокатская контора сегодня устраивает коктейль с импрессионистами, — поясняет он.
— Коктейли и искусство — две вещи, которые я люблю больше всего на свете.
Я воспрянула духом: наконец-то удастся выбраться из квартиры.
— Кто знает тебя лучше, чем я? — спрашивает Кайл.
Кайл стоит перед дверью в черном костюме и в одном из своих фирменных галстуков от «Берберри». В руках у него белые розы, на лице — широкая адвокатская улыбка.
— Ты, видать, без смокинга и дня прожить не можешь? — интересуюсь я.
— Добрый вечер, добрый вечер, мисс Макгрегор! — отвечает Кайл, пропуская мое замечание мимо ушей. — Ну надо же! Ты, оказывается, отлично выглядишь, когда примешь душ! И голову помыла — как приятно. Польщен, польщен.
Я показываю ему язык.
На самом деле я уже несколько недель не выглядела так хорошо. Я действительно приняла душ и не только вымыла волосы, но и тщательно уложила их феном. И даже — чудо из чудес — подкрасилась. И надела шпильки. И красное платье для коктейлей, выше колена. Теперь я меньше похожа на безработного дегенерата и больше — на светскую даму.
— Что там за урод приперся? — кричит Мисси со своего насеста на диване.
— Кайл, познакомься: моя соседка, Мисси. Мисси, это Кайл.
— «Берберри»? — спрашивает она у Кайла.
— Боюсь, что да, — отвечает тот.
— Такого стоит прибрать к рукам, — сообщает мне Мисси.
— Спасибо за совет, — говорю я.
— Кушай на здоровье, — отвечает Мисси.
Кайл поднимает брови; подозреваю, вся эта обзорная экскурсия — просто хитрый предлог, чтобы взглянуть на мою новую соседку.
— Это тебе, — Кайл вручает мне совершенно очаровательные белые розы. Настоящие, а не искусственные.
— Получается, я твоя девушка? — спрашиваю я.
Он смеется:
— Если хочешь.
— Смотри не стащи что-нибудь, пока меня нет, — предупреждаю я Мисси перед уходом. — Мой папа полицейский.
Это неправда, но Мисси не знает.
— Офигеть, — отвечает она.
Как я ни пытаюсь поддеть Кайла, он, к моему удивлению, не огрызается, не ставит меня на место и не подшучивает. Он ведет себя, как… м-м… отличный парень.Он такой милый и внимательный, что я не могу отыскать ни малейших следов сарказма. По правде говоря, он подозрительно похож на Спутника-моей-мечты.
Я ожидаю, что Кайл исчезнет, как только мы войдем в фойе между залами Моне и Ван Гога, где проводится вечеринка, но он держится рядом.
Комната полна юристов, которые расхаживают в смокингах и в строгих черных вечерних костюмах. Даже у женщин такие подплечники, что ими можно резать стекло.
Я пытаюсь сосредоточиться на искусстве. Похоже, кроме меня картины никого не интересуют. Все больше озабочены вином и обменом визитками.
Для развлечения воображаю, что я диктор и читаю текст к документальному фильму «Нэшнл джиогрэфик».
— Наблюдать за редким легалийским племенем в естественной среде его обитания — такой возможностью располагают немногие избранные ученые, — шепчу я в импровизированный микрофон (бокал с шампанским). — Посмотрите: для выживания низшим слоям приходится опираться на систему связей и знакомств. Обратите внимание на то, что племя тяготеет к черной одежде: это маскировка от хищников.
Кайл, видимо единственный в этом зале юрист с чувством юмора, смеется.
— Кайл! — кричит тучный блондин лет сорока пяти, бесцеремонно вклиниваясь в мой репортаж. Он хватает Кайла за руку и принимается бешено ее трясти. — Я хотел поздравить тебя с делом Кинселлы. Отличная работа! Отличная!
— Спасибо, Гэри, — отвечает Кайл. — Джейн, это Гэри Годхейм, один из старших партнеров нашей фирмы.
— Очень приятно. — Он берет меня за руку и бережно пожимает ее, словно лапку дрессированного пуделя. — Чем вы занимаетесь?
— Прыжками с парашютом, — с ходу выдумываю я.
— О?
В глазах Гэри вспыхивает интерес. Кайл тихонько сжимает мне локоть.
— Вообще-то это только хобби, — объясняю я, улыбаясь самой очаровательной и благовоспитанной улыбкой. — В данный момент я подыскиваю новую работу.
Гэри мгновенно теряет интерес.
Я где-то читала, что американцы, знакомясь, первым делом спрашивают: «Чем вы занимаетесь?» В Европе, где отдыхают по шесть недель в году, этот вопрос не задают ни в первую, ни во вторую, ни даже в третью очередь. Потому что в Европе твоя работа и твоя личность — не одно и то же. Там это две совершенно разные вещи, в отличие от Америки, где твои достоинства, твоя индивидуальность сводятся к названию профессии на визитке.
— А в какой области вы работаете?
— Исправительные меры наказания.
Гэри потрясен. Я выдерживаю такую долгую паузу, что Кайлу удается нарушить кровообращение в моей руке.
— Шутка, — поясняю я.
— Похоже, девушка у вас с огоньком, Бертон.
При слове «огонек» я сразу вспоминаю Майка. Гэри посылает мне одобрительную улыбку, глаза у него подозрительно поблескивают. Уверена, он уже представил, как я в общем душе женской тюрьмы шалю с блондинистыми, грудастыми заключенными.
— Это уж точно, — подтверждает Кайл, отпивая немного красного вина.
— Вы знакомы с моей женой Мишель? — спрашивает Гэри, глазами разыскивая ее в толпе.
Все жены собрались в углу — поровну пятидесяти-шестидесятилетних (первые жены) и двадцати-тридцатилетних (вторые или третьи). На каждой — платье с декольте и дорогие украшения; в сумме на их пальцах больше каратов, чем в бриллианте «Надежда».
Кайл и Гэри удаляются для личной беседы, оставив меня с Мишель.
— Очень приятно, — говорит Мишель, но руки не подает. В моем возрасте и при моей комплекции я представляю некоторую опасность. Забавно. Вряд ли она сочла бы меня опасной, если бы увидела сегодня утром — в очках и в нестираной пижаме. — Мы встречались?
— Не думаю.
— Вы ездите?
— Езжу? — переспрашиваю я.
— Верхом.
— По возможности нет.
— Ах, так? Мне показалось, я видела вас на конюшне.
— Извините, — говорю я, беру у проходящего мимо официанта бокал шампанского, осушаю его в три глотка и ставлю на стол рядом с ледяным лебедем.
Пробираюсь к «Американской готике» . У фермера с вилами и его жены такой вид, будто их только что уволили. Я вижу, как им больно.
Кайл разговаривает с длинноногой брюнеткой, та ослепительно улыбается и трогает его за локоть, явно заигрывая. С Кайлом всегда так. Поэтому за год через его руки проходит больше девушек, чем через мои — банок арахисового масла.
Когда Кайл меня замечает, я вытягиваю губы трубочкой и посылаю ему воздушный поцелуй. Все-таки я еще не вышла из детства. Как ни странно, Кайл раскланивается с брюнеткой и идет ко мне.
— Очень смешно, — говорит он.
— Я старалась.
Мы оба разглядываем картину.
— У них такой вид, будто они только что узнали, что придется бросить свою ферму и работать в конторе, — замечает Кайл.
Я хрюкаю от смеха.
— Я тебе никогда не рассказывал, что меня однажды тоже сократили?
— Тебя? — удивляюсь я. Не могу представить, чтобы Кайл в галстуке от «Берберри» стоял в очереди безработных.
— Это было мое первое место после колледжа. В Нью-Йорке.
— Правда?
— Следующую работу я нашел только через полгода.
— А что ты делал все это время?
— Смотрел повторы «Зеленых просторов» и «Дней нашей жизни».
Я смеюсь: понимаю так, что он шутит.
— Этот Стефано редкостный козел, — серьезно говорит Кайл.
Я снова смеюсь.
— У тебя хороший смех, — сообщает он.
— Ты это к чему?
— Это я к тому, что у тебя хороший смех.
Я присматриваюсь к нему, пытаясь найти подвох.
— Расслабься, Джейн. Пусть тебе будет весело, — говорит он. — Вспомни, как ты веселилась раньше.
— Я попробую.
То ли шампанское на меня так действует, то ли мне действительно хорошо. Трудно сказать, в какой момент я перестаю удивляться, почему Кайл так мил со мной. В конце вечера он непременно хочет довести меня до дверей дома, для чего ему надо поставить машину на стоянку. В моем районе это совсем не просто.
Воздух возле моей двери насыщен электричеством, — может, из-за выпитого шампанского или из-за того, что Кайл дарит мне одну из своих намеренно неотразимых улыбок. Я миллион раз видела, как он сражает ничего не подозревающих женщин этой улыбкой. Она гипнотизирует их, а через шесть недель, когда Кайл произносит свое «Давай останемся друзьями», они недоумевают, как могли попасться?
— Не хочешь пригласить меня на кофе? — спрашивает Кайл все с той же улыбкой.
Я замечаю, что Кайл на самом деле очень привлекателен, если вам нравится классический тип. Он бы хорошо смотрелся в рекламе парфюмерии от Ральфа Лорена.
— Какая жалость, — вздыхаю я. — Женское внимание тебя испортило: тебе уже лень сочинить что-нибудь новенькое.
— Не понимаю, о чем ты, — отвечает он с притворным простодушием.
— Тебе прекрасно известно, что большинство женщин, бог знает почему, считают тебя симпатичным.
— М-м-м. — Кайл делает вид, что всерьез обдумывает эту мысль. — Может, я просто хорошо сохранился? — И после паузы добавляет: — Тогда почему… ну, сама знаешь.
Мне становится смешно.
— Не знаю.
— Почему ты никогда…
— Ну?
— Э-э… — смущается он, — не хотела со мной встречаться?
— Твоя самовлюбленность не знает границ, — со смехом сообщаю я. — Ты правда думаешь, что все женщины должны падать к твоим ногам?
— Только самые-самые шикарные!
Я смеюсь еще громче и в шутку толкаю его, от чего Кайл машет руками, словно мельница, и делает вид, что чуть не падает.
— Спокойной ночи, — говорю я, проскальзывая за дверь.
Иллинойсское отделение здравоохранения и социальных служб
Спрингфилд, IL 62781
Джейн Макгрегор
Кенмор-авеню, 3335
Чикаго, IL 60657
12 марта 2002 г.
Уважаемая миз Макгрегор!
Мы получили Ваше письмо с просьбой о предоставлении продовольственных талонов, но боимся, что Вам они не полагаются, несмотря на то что Вы (по Вашим словам) — «мать-одиночка всего оборудования в своей трехкомнатной квартире». Мы по достоинству оценили Ваше уверение, что, получив талоны, Вы не стали бы покупать на них «бухло или наркотики».
Однако при размере Вашего пособия по безработице и отсутствии иждивенцев (людей) — к сожалению, соседки, даже самые вредные, не считаются — мы вынуждены отклонить Вашу заявку на продовольственные талоны. Если у Вас возникнут вопросы, без промедления обращайтесь к нам.
С наилучшими пожеланиями,
Джейн Миллер,
младший социальный работник
Иллинойсского отделения здравоохранения и социальных служб.
