21
Я звоню другу Кайла, адвокату Дэну Шмидту, и он соглашается встретиться со мной лично.
У Дэна Шмидта просторный кабинет. Адвокат сидит в гигантском кожаном кресле с подлокотниками. Кресло практически поглощает Дэна, потому что ростом он мне по плечо, не выше. Когда Дэн встает, я спокойно вижу его макушку. Я могла бы взять его на руки, свернуть в комочек и бросить в дорожную сумку. Такой он крошечный.
— Джейн, Дэн. — Он подходит ко мне первый и трижды встряхивает мою руку. — Насколько я понимаю, у вас небольшие неприятности?
Я киваю и вкратце излагаю события: Рон, таблетки экстази, полицейский, ночь в тюрьме и выселение.
Дэн Шмидт присвистывает.
— Давайте по порядку. — Он тасует бумаги на своем столе, словно уличный игрок в три карты. — Что касается наркотиков, я почти уверен, что здесь мы сможем выкрутиться, особенно если вы найдете свидетеля — вашего друга Рона или, возможно, кого-то из гостей. В любом случае нужно постараться убедить младшего окружного прокурора свести обвинение к мелкому проступку, поскольку вы раньше не были судимы.
Должно быть, у меня загораются глаза, потому что Дэн сразу добавляет:
— Предупреждаю, тут я ничего не гарантирую.
— Конечно, конечно. — Над головой у него, на стене, висит юридический диплом. Написано: «Дэниэл Э. Шмидт». — Что означает «Э.»? — интересуюсь я.
— Давайте не будем о личном, — говорит он.
Я опускаю глаза и замечаю, что его ноги размера на два меньше моих.
Дэн продолжает:
— Что касается квартиры, я не эксперт по аренде жилья, но, если ваш хозяин поменял замки до судебного разбирательства, это противозаконно. Я напишу его адвокатам строгое письмо: посмотрим, не сможем ли мы с ними прийти к соглашению вне суда.
Слово «соглашение» дает мне некоторую надежду, как будто я купила билет моментальной лотереи.
— Не могу обещать, что все получится, но думаю, вы сможете избежать суда и покинуть квартиру без всяких имущественных претензий со стороны владельцев. Посмотрю, что можно сделать, договорились? Договорились.
Помолчав, Дэн добавляет:
— Вряд ли стоит говорить, что ситуация у вас весьма тяжелая и что в дальнейшем вам следует избегать противоречий с законом.
— Неплатежи по кредитным карточкам сюда тоже относятся?
Дэн Шмидт хлопает себя по лбу.
— Как ваш адвокат, рекомендую вам разобраться с долгами по кредиту.
— У меня еще одна проблема… — начинаю я, думая о Фергюсоне, вторжении в «Максимум Офис» и Кайле, который советовал мне признаться.
Дэн Шмидт кивает, чтобы я продолжала. Видимо, у него почасовая оплата.
Я рассказываю ему про «Максимум Офис» — включая отношения с Майком и его двойную жизнь, неудачную проделку со взломом, исчезновение Мисси и пропавшую зарплату.
— Должен сказать, Джейн, вы один из самых интересных моих клиентов за последнее время, — замечает Дэн, когда я замолкаю.
— Это комплимент? — спрашиваю я.
— Нет. Определенно нет, — вздыхает он. — Но давайте займемся теми обвинениями, которые уже предъявлены. Я проверю кое-какие свои источники у окружного прокурора и постараюсь что-нибудь выяснить об этом деле. А вы пока ведите себя поосмотрительнее, хорошо?
— Сколько я вам буду должна? — спрашиваю я.
— Нисколько, — он машет рукой, — мы с Кайлом Бертоном давние друзья.
Я жду продолжения, но Дэн ограничивается этим и встает в знак того, что консультация окончена.
Задумавшись, почему Кайл попросил своего друга представлять меня бесплатно, я поднимаю глаза и замечаю рекламу агентства по содействию в выплате долгов: «Вас выселяют из квартиры? Вы превысили кредитный лимит? Выбились из сил? Мы поможем!»
Впервые вижу рекламу, которая адресована лично мне. Я — ее целевая аудитория.
Первый шаг на пути к платежеспособности сделан, и, раз уж я веду себя по-взрослому (например, проконсультировалась у адвоката), пора бы начать разбираться с долгами.
Агентство «Кредитная консультация США» втиснуто между книжным магазином «для взрослых» и клубом для желающих похудеть. Логика предпринимателя понятна: пристроиться по соседству с такими заведениями, куда стыдно войти, кроме как в плаще и темных очках. Если по дороге в агентство в последний момент струсишь, спрятаться негде — ни кафе, ни супермаркета. Выбираешь наименьшее зло и идешь именно туда, куда и собирался с самого начала.
Внутри «Консультации» плотные ряды письменных столов. Вероятно, раньше здесь размещалась «Домино пицца»: на стенах осталась красная и синяя краска, а у входа, на регистрации, стоит прилавок.
— Вы здесь уже были? — спрашивает женщина за прилавком.
У нее на веках тени цвета «розовый иней», а губы подведены белоснежным карандашом. Огромный плакат над ее головой кричит: «Избавьтесь от долгов!» На нем парит белоголовый орел, как на американском гербе.
— Нет, — отвечаю я.
— Заполните вот это. — Розовый Иней вручает мне ярко-розовую папку и показывает на подозрительного вида коричнево-бежевый клетчатый диванчик для клиентов.
Неохотно сажусь. Жалко, что для диванов и кресел в общественных приемных, особенно в административных зданиях и в кредитных консультациях, не придумали разовых бумажных подстилок, как в туалетах. Мне кажется, я принадлежу к верхнему эшелону клиентуры.
Принимаюсь за анкеты; быстро разделываюсь с именем-адресом и прочим. Псевдоним придумывать не стала: вряд ли раздвоение личности поможет мне в суде.
На строчке «Суммарный долг по кредитным картам: _____» я останавливаюсь.
При моем художественном образовании с математикой у меня всегда были напряженные отношения. Что я знала хорошо, так это способы отделаться от обязательных математических дисциплин.
Так, посмотрим. У меня четыре карточки, все на лимите, значит, учитывая дополнительно открытые кредитные линии, мой долг сейчас составляет около… ну, пятизначное число, это уж как пить дать. На всякий случай округляю в меньшую сторону. 15 000 долларов — вроде бы нормальная величина. Пусть так и будет.
Следующая строчка — «Прочие задолженности». М-м-м. Арендная плата считается? Это я пропускаю.
«Просроченные платежи?» Я отмечаю «да» и в скобочках добавляю: «все».
«Текущий ежемесячный доход?» Пишу: «нестабильный».
Гм. Даже со своими скромными познаниями в математике я вижу, что дело плохо.
— Джейн Макгрегор? — говорит женщина с весьма строгой челкой. — Я Шейла. Очень приятно.
Шейла не подает мне руки. Она держит руки в карманах. Я стараюсь не обижаться. Уверена, работая в таком месте, через некоторое время начинаешь подозревать, что долг по кредитным карточкам заразен. А может, она знает о коричневом диванчике в приемной что-то, чего не знаю я.
— Садитесь, пожалуйста.
Мы сидим в ее крошечной кабинке. Это самая крошечная кабинка, которую мне приходилось видеть. Тут даже не хватает места для нормального стола, только для половины, а мой стул частично стоит на общей территории.
— Давайте ваши анкеты.
Я подаю ей папку. Шейла читает, все с тем же каменным лицом.
— Сколько у вас просроченных платежей?
— Все, — отвечаю я.
— Что значит «все»?
— Это значит, что абсолютно все счета, которые я получаю, просрочены.
— Назовите число.
— Двенадцать, — наобум говорю я.
Взглянув на меня, Шейла молча впечатывает число. Такое чувство, что я в студенческой поликлинике колледжа, а медсестра подозревает у меня венерическое заболевание.
Шейла стучит по клавиатуре своего компьютера. На столе у нее лежат стопки разных брошюр с кричащими заголовками, типа: «Составьте бюджет!», «Девять правил управления финансами» и «Банкротство — НЕ выход».
О банкротстве я еще всерьез не задумывалась. А вдруг это и есть ответ? Крупным корпорациям можно, почему мне нельзя?
— Ну вот, ваш отчет о кредитовании, — через минуту произносит Шейла.
— Быстро, — замечаю я.
Я думала, что это будет гораздо сложнее, что на его составление уйдут годы, что там будет моя фотография, как на досье в полиции, и все случаи, когда я делала вид, что потеряла счет за электричество.
Шейла просматривает его, быстро что-то записывая.
— Готово, — говорит она, отрывая верхний листок от блока и подавая мне. — Вот, согласно этим данным, ваш действительный долг.
Я смотрю на цифры и моргаю.
— Это двойка или единичка? — с надеждой спрашиваю я.
— Двойка.
Там написано: $ 28 527,80.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
Господи боже, почти годовая зарплата.
— Это больше, чем я думала, — бормочу я.
— Обычно так и бывает. — Шейла забирает листочек и прикрепляет его к моей папке. У меня начинает учащенно биться сердце, ладони потеют. — Значит, сначала мы консолидируем ваши долги и получаем примерно… — Шейла стучит ногтями по кнопочкам калькулятора так быстро, что я не вижу, какие цифры она набирает, — четыреста пятьдесят долларов в месяц.
Я кашляю.
— Боюсь, в данный момент это мне слегка не по карману.
— Ну, если поднять процент и продлить заем, я могу понизить платежи до… — она снова стучит по кнопкам, — трехсот долларов ровно.
— Сколько времени мне придется возвращать кредит?
— Примерно около пятнадцати лет, — отвечает Шейла.
— Ого. — Ничего умнее сказать я не могу.
— Давайте составим бюджет. — Она дает мне проспект с надписью «Как выйти из минуса!!», с двумя восклицательными знаками.
Первым в списке значится «Будьте в курсе своего финансового положения».
— Так, с этим мы разобрались, — говорит Шейла. — Давайте перейдем к пункту «Ставьте разумные цели в соответствии со средствами».
— Я упоминала, что у меня художественное образование и что я не в ладах с математикой?
Шейла и бровью не ведет.
— При одном взгляде на таблицу Excel меня пробивает пот.
Шейла невозмутимо смотрит на меня и не улыбается хотя бы ради приличия.
Да, день будет трудным.
Когда даже профессиональный консультант по кредиту не может составить твой бюджет, ясно, что ты в финансовой яме. Шейла битых полчаса разглядывает цифры в электронной таблице, но у нее ничего не получается.
— Как вы до такого дошли? — спрашивает Шейла, и я вздыхаю:
— Низкая самооценка.
Как бы ни было трудно, обещаю себе я, на этот раз я спланирую бюджет и буду его придерживаться. Свой последний бюджет, составленный в порыве ответственности, я убрала в стол и больше никогда не вынимала. Но на этот раз я настроена решительно. Я так думаю.
Я уже не так горда, чтобы отказываться от работы ниже своего уровня, и в итоге принимаю предложения выгуливать собак, поступающие через маму, ее коллег и Тодда. Очень скоро у меня появляется три-четыре постоянных клиента, и хотя платят меньше, чем было на временной работе, но хроническая депрессия отступает.
С таким крошечным заработком у меня есть шансы выбраться из долгов еще до конца жизни — поскольку я пока не плачу за квартиру, осев у папы, и забыла о ресторанах, такси, новых туфлях и косметике. Я научилась откладывать, а не разматывать деньги в тот же момент, когда они попадают ко мне в лапы. Если я и вынесла какой-то урок из увольнения, он таков: финансисты не шутят, когда твердят о важности сбережений.
Теперь я получаю двадцать долларов за одну прогулку, подбирая дерьмо гиперактивных терьеров. Вы не знаете, что такое самопожертвование, если никогда не ходили целый день с пакетом за собаками. Вероятно, это и есть то, что называется «выполнение долга перед обществом».
Пусть медленно, но я приближаюсь к тому, чтобы стать ответственным взрослым человеком. Думаю, Кайл мной бы гордился, хотя с тех пор, как я видела его на папиной кухне, от него никаких вестей. Наконец я набираюсь смелости и звоню ему. Оставляю на автоответчике сообщение: благодарю за помощь с моими юридическими проблемами и еще раз извиняюсь за свое плохое поведение.
Телефон звонит почти сразу же, как я кладу трубку, и я бросаюсь к нему в надежде, что это Кайл. Это Стеф.
— Где ты была?! — накидывается на меня Стеф, как будто я сознательно от нее скрываюсь.
— Это долгая история, — отвечаю я: рассказывать нет сил.
— Ладно. Слушай, случилось кое-что серьезное.
— Ты решила сбежать с Фергюсоном?
— Тут не до шуток, — с укором говорит Стеф. — Фергюсон в тюрьме. Его арестовали. Сегодня утром. В «Максимум Офисе».
— Что?! — Я сажусь на кровать.
— Они считают, что это он руководил вторжением, — причитает Стеф.
— Фергюсон не смог бы руководить побегом из бумажного кулька.
Стеф меня не слышит.
— В тюрьме ему дали только один звонок, а он позвонил мне — разве не романтично? — вздыхает она. — Мы ОБЯЗАНЫ ему помочь.
— Ты хочешь сказать, явиться с повинной? — уточняю я.
— Ты что, рехнулась? — шипит Стеф. — Конечно нет.
— Но что тогда остается?
— Мои друзья уже ищут ему адвоката. А пока — есть идея. Нужна твоя помощь.
— Не знаю, будет ли из этого толк, — скептически говорю я.
Мы со Стеф сидим в гостиной моих родителей, разложив перед собой десятки картонных листов и гигантские фломастеры.
— Будет, — утверждает она.
Вот ее план: нарисовать несколько десятков плакатов «Освободите Фергюсона», чтобы члены радикальной антикорпоративной группы протеста устроили с ними демонстрацию перед окружной тюрьмой.
— Противники Всемирной торговой организации поддерживают дело Фергюсона! — восклицает она.
— Они за хищение корпоративной собственности?
— Да, если оно направлено против разжиревших директоров. Я кое-кому позвонила. Думаю, мне удалось заинтересовать некоторые местные СМИ.
— А это не те же люди, которые разнесли весь Сиэтл?
— Они. Так что при них лучше не упоминай, как ты любишь «Старбакс» , — советует Стеф.
На изготовление плакатов у нас уходит добрая часть дня, а когда папа обнаруживает, чем мы занимаемся, Стеф тратит весь вечер на то, чтобы доказать ему разумность нашего мероприятия. Однако папа уговаривает нас перенести его на обеденный перерыв, чтобы Тодд мог за мной присмотреть — вдруг мы опять свяжемся с наркотиками и нас обеих заберут в тюрьму.
Перед зданием суда выясняется, что Стеф каким-то образом удалось собрать больше полусотни демонстрантов, причем некоторые из них почему-то считают, что Фергюсон работал не в «Максимум Офисе», а в генеральной дирекции «Макдоналдса». Другие уверены, что он работал в «Старбакс».
— Какая разница, главное, что пришли, — отмахивается Стеф, когда я намекаю, что это обман.
Все демонстранты одеты в какие-то безразмерные домотканые тряпки без этикеток. Женщины абсолютно не накрашены, зато у многих татуировки: надпись «ВТО», перечеркнутая жирным крестом. На брезентовых рюкзаках наклейки «Корпоративному рабству — нет».
— Это рубашка от «Гэп»? — задает вопрос женщина в футболке с фотографией разрушенной улицы Сиэтла, стоящая рядом со мной. От нее пахнет, как от слона.
— Нет. — На самом деле — от «Банановой республики». — Купила в эконом-магазине, — вру я.
— Да? — Ее агрессивность падает на четыре порядка. — Это хорошо.
Я чувствую себя переодетым полицейским в тюрьме. Одно неверное движение — и я труп. Прикрываю рукой этикетку «Гэп» на поясе своих брюк.
— Народ, внимание! — выкрикивает Стеф в мегафон. Понятия не имею, где она его достала. — В любой момент может подъехать местное телевидение. Давайте построимся в две шеренги и будем спокойно ждать. Пусть все возьмут по плакату.
Тодд еще не появился. И не появится, я надеюсь. Из-за одних только кожаных мокасин его могут убить.
Стеф снова подносит ко рту мегафон:
— Да, мы должны вести себя мирно! Но еще мы должны рассказать всем, как несправедливо бросили в тюрьму человека, который нетрадиционными средствами высказался против корпоративной Америки, удушающей наши свободы.
Вы только послушайте! Я и не знала, что у нее такие способности.
— Нами помыкают — надоело! — распаляется Стеф.
В ответ раздаются одобрительные возгласы. Начинается волнение.
— Корпоративная Америка обогащается за счет всего остального мира — надоело!
— Правильно говоришь, сестра! — орет парень сзади.
Становится похоже на собрание религиозной секты.
— Таких людей, как Эд Фергюсон, надо слушать, а не сажать в тюрьму!
— Верно! — восклицает кто-то еще.
Интересно, как эти люди обходятся без работы. И без дизайнерских этикеток. Женщина, которая пахнет, как слон, вскидывает обе руки в знак поддержки; вряд ли ее подмышки знакомы с бритвой.
— Мы не позволим диктаторам корпоративной Америки арестовать человека за то, что он выразил свое мнение! Мы требуем, чтобы наши угнетатели выпустили Фергюсона!
Стеф могла бы возглавить какой-нибудь культ. У нее дар.
— Освободите Фергюсона!
Через пару минут это скандирует вся толпа. Вскоре половина людей выходит со своими плакатами на улицу перед судом, не обращая ни малейшего внимания на водителей, которые давят на тормоза и клаксоны.
Вдруг колонна из сорока или больше человек берется за руки и перегораживает всю улицу перед зданием суда. Потрясенная Стеф чуть не роняет мегафон. Женщина, от которой пахнет, как от слона, хватает меня за руку и тащит на проезжую часть. Я сопротивляюсь изо всех сил, упираясь ногами в бордюр.
Тут как раз появляется местное телевидение и начинает съемку. Машины сигналят. Слышится ругань. А потом дело принимает неприятный оборот.
Между водителем грузовика «Федэкс» и одним из демонстрантов начинается перепалка. Водитель кричит на человека в футболке с надписью «Мясо — убийца». Слово за слово, демонстрант плюет водителю «Федэкса» на униформу и обзывает его нацистом, фашистом и угнетателем. Сначала они только толкаются, но очень скоро принимаются бешено молотить друг друга.
Драка прекращается, только когда из здания суда выскакивают двое полицейских и растаскивают мужчин. Потом они пытаются разогнать демонстрацию, но силы неравны, а соответствующего оружия у полицейских при себе нет, поэтому они отступают и лишь уводят с собой пошатывающегося и взъерошенного водителя «Федэкса», у которого из носа течет кровь.
Оглядевшись, я вижу, что Стеф разговаривает с местным телевидением, объясняя ситуацию и пытаясь представить всю историю в выгодном свете, а остальные демонстранты вдруг усаживаются, взявшись за руки и скрестив ноги, посреди дороги. Они злобно смотрят на водителей, не обращая внимания на проклятия в адрес своих матерей, обвинения в пособничестве иностранцам и советы идти в «одно место».
Женщина-слон сильно обижается, когда кто-то кричит ей, чтобы она поменьше выступала и почаще мылась. Она кидается на человека и бьет его табличкой «Освободите Фергюсона».
Воспользовавшись неразберихой, я бросаю свой плакат, отхожу от демонстрантов и занимаю более безопасную позицию зрителя в растущей толпе зевак, собравшихся на тротуаре перед судом. Как раз в это время появляется озадаченный Тодд. Дюжина вооруженных полицейских вываливается из подъехавшего только что фургона и чуть не сбивает его с ног.
Полисмены отделяют меня от Тодда и толкают его в гущу демонстрантов.
— Какого черта? — кричит Тодд.
События развиваются стремительно.
Полицейские бросаются в атаку, распыляя перцовый аэрозоль, словно освежитель воздуха. Они опрокидывают пикетчиков на землю, заворачивают им руки за спину и надевают пластиковые наручники. Тодд, ничего не понимая, стоит за женщиной-слоном. Неожиданно она пригибается, спасаясь от аэрозоля, и химикаты летят Тодду в рот. Он энергично отплевывается. Увы, плевок попадает на защитный шлем стоящего перед ним полисмена, и, прежде чем я успеваю крикнуть «Беги!», Тодда хватают. Скрутив руки за спиной, его отводят в тюремный фургон вместе с несколькими десятками других демонстрантов, пинающих полицейских по ногам.
Последнее, что я слышу, перед тем как полиция закрывает двери фургона, это возмущенные выкрики Тодда: «Я республиканец, черт возьми!»
Тодд переносит заключение на удивление хорошо. «Хорошо» значит, что, вопреки моим ожиданиям, с ним не случается ни удара, ни нервного срыва и он не замирает, свернувшись калачиком, на тюремной койке. Одного полудневного прогула было бы достаточно, чтобы Тодд потерял равновесие, но на этот раз он удивительно спокоен. В том смысле, что он проклинает меня по телефону всего лишь двадцать минут подряд.
— Тодд, успокойся, — прошу я. — Тодд, если ты не успокоишься, я повешу трубку.
— ЕСЛИ ТЫ НЕ ВЫТАЩИШЬ МЕНЯ ОТСЮДА, Я ТЕБЯ УБЬЮ! — орет Тодд в тюремный телефон.
— Скажи ему, чтобы он держал себя в руках, — подсказывает Стеф.
Стеф избежала ареста, но все-таки получила порядочную дозу перцового аэрозоля, как и съемочная группа новостей. Она сидит рядом со мной на папином диване.
— Тодд, даю трубку папе.
— Не говорите со мной таким тоном, молодой человек! — рявкает папа на Тодда. — Мы сделаем все возможное, чтобы тебя освободить.
Пауза.
— Если ты не прекратишь, сын, я повешу трубку, — угрожает папа.
Снова пауза.
— Я не шучу, Тодд.
И папа тут же бросает трубку.
— Это послужит ему уроком, — объясняет он.
Стеф кашляет. Ее глаза заплыли от перца, остались только щелочки. Такое впечатление, будто на нее напал пчелиный рой.
— Мы будем в десятичасовых новостях и в газете, это точно, — утверждает Стеф.
— Не вижу, что здесь хорошего, — ворчит папа.
Тогда Стеф пытается объяснить папе тонкости связей с общественностью и маркетинга.
— Маразматически-либеральный бред, — заявляет в ответ папа, когда Стеф заканчивает свою речь.
В новостях нас показывают в шесть, шесть тридцать и десять. К счастью, я нигде не попала в кадр, зато Стеф перед камерой говорит внятно и спокойно, несмотря на толчки и пинки демонстрантов. Новости без купюр транслируют ее высказывания: продуманные, внятные обвинения «Максимум Офиса» в недобросовестном отношении к своим сотрудникам и главное — в «фабрикации» дела против Фергюсона. В двух выпусках даже приводится адрес ее сайта — www.freeferguson.com .
В этот же вечер папа вытаскивает Тодда из тюрьмы. Тодд входит в дом растрепанный, его всегда безупречный воротничок помят и перекошен. Лицо еще слегка опухшее от перца.
Тодд испепеляет меня взглядом.
— Думаю, нет нужды говорить, что во всем виновата ты, — заявляет он.
— Прости, — каюсь я, а сама едва удерживаюсь от смеха.
— Я и подумать не мог, что тебя когда-нибудь арестуют вместе с демонстрантами-хиппи, — поддразнивает его папа.
Тодд краснеет и чуть ли не пузырится от бешенства.
— Даже не начинай, папа, — предупреждает он.
— Могло быть хуже, — утешаю я. — Тебя могли арестовать за попытку взять автограф у Хиллари Клинтон.
— А с тобой я больше не разговариваю. Никогда. Ни за что.
Следующие несколько дней проходят бурно. СМИ постоянно названивают Стеф, в «Трибюн» публикуется цикл статей о продажности и произволе корпораций, подробно рассказывается о сокращениях в «Максимум Офисе» и о демонстрации. Некоторые компании отзывают у «Максимум» свои заказы, опасаясь недовольства клиентов. Крупное слияние «Максимум Офиса» и его ближайшего конкурента, компании «Офис Онлайн», откладывается на неопределенный срок из-за падения репутации и курса акций «Максимум». А через Стеф я узнаю, что невеста Майка Орефуса якобы его бросает.
Удивительно, как мало меня волнует, что Майк свое получил. Очевидно, месть потеряла всякую привлекательность из-за Кайла.
— Да, я тебе говорила? Еще два адвоката предложили бесплатно взять дело Ферги! — радуется Стеф.
В родительской гостиной я обнаруживаю, что папа сидит на диване и, не отрываясь, смотрит «Мнение». Когда я вхожу, он поспешно переключается на другой канал.
— Я видела, что ты смотрел, — говорю я.
— Не понимаю, о чем ты.
Пауза.
— Можешь переключить обратно.
— Хорошо, — соглашается папа.
Он снова включает канал, где идет «Мнение».
— Я надеялся, это поможет мне лучше понять твою маму, — защищается он.
— Не нужно передо мной оправдываться.
— Кстати, тебе звонил Кайл.
Сердце подпрыгивает. Может, он все-таки меня не ненавидит?
— Звонил? Когда?
— Не знаю. Вчера. Или позавчера, — отвечает папа.
— Пап! — Я закатываю глаза, изображая приступ отчаяния. Господи, время повернуло вспять, и мне снова пятнадцать. Но если юность, полная пропущенных звонков и неумелых папиных ответов на них, меня чему-то и научила, то это тому, что на истерические припадки папа не реагирует. — Это очень ВАЖНО. — Я тщательно произношу каждый слог, как будто для иностранца. — Расскажи мне все,что он говорил.
Папа на минуту задумывается.
— Мы обсуждали последний матч.
— А еще?
— А что ещеможно обсуждать? — бурчит папа. В его представлении, мужчины могут говорить только о трех вещах: бейсбол, работа и стрижка газона.
— Ты не помнишь, когда он звонил?
— Может, в понедельник.
Я вздыхаю и сдаюсь. Легче понять французские слова, произнесенные задом наперед под водой, чем вытянуть из папы, что ему сказали по телефону.
— А голос у него был добрый или злой?
— Голос как голос.
Я звоню Кайлу, но слышу только автоответчик. После трех попыток вспоминаю, что у него есть определитель номера.
Кредитная консультация — США
Демпстер-стрит, 1408
Эванстон, IL 60611
Джейн Макгрегор
Элмвуд-стрит, 1410
Эванстон, IL 60201
17 мая 2002 г.
Уважаемая миз Макгрегор!
Вы сделали первые шаги по дороге к финансовой независимости. Поздравляем!
Ваш новый заем для консолидации долга свел множество задолженностей к одной, обеспечил пониженную процентную ставку и позволил Вам успешно избежать банкротства.
Мы прилагаем информацию о нашем талисмане — чековой книжке «Благополучный Стэн». Помните, Благополучный Стэн говорит: «Хороший кредит всем идет на пользу!»
Искренне Ваша
Рэчел Инмэн,
представитель службы по работе с клиентами,
Кредитная консультация — США
