12
Прежде чем я успеваю притвориться, что не видела его, и удрать через ближайший выход, он меня замечает. И даже хуже: берет стакан и направляется в мою сторону через толпу.
— Что-то мне плохо, — пищит Стеф. — По-моему, сейчас вырвет.
И она бежит обратно в туалет, оставив меня один на один с Майком.
— Привет, — здоровается он.
Я слишком вымоталась, чтобы заподозрить его в дурных намерениях, и слишком плохо соображаю, чтобы произнести речь, которую периодически сочиняла под душем, о том, что мы взрослые люди и я знала, что это просто развлечение, и не нужно обо мне беспокоиться, со мной все в порядке. Я большая девочка. Могу сама о себе позаботиться.
К тому же он выглядит даже лучше, чем обычно. Собранный, как всегда, и самоуверенный. И хотя я внушаю себе, что смогу устоять перед обаянием Майка, в глубине души чувствую — мне нужны его внимание и интерес, особенно теперь, когда я потеряла интерес Кайла.
— Где невеста? — спрашиваю я.
— Ну ты даешь, — говорит мне правый ботинок.
— Действительно, — поддакивает левый.
— Невеста? — Майк даже не пытается изобразитьсожаление. Его ничем не проймешь. Абсолютно. — Вообще-то в Нью-Йорке. Ссоримся.
Новость повисает в воздухе, как намек на некую надежду для меня. Я подсознательно сравниваю Майка с Кайлом. У Кайла улыбка лучше, лучше глаза. Почти все лучше. Кайл объективно красивее, но ведь сейчас Кайла здесь нет, так ведь? Не он заигрывает со мной, не его пальцы касаются моей руки.
— Вот как. И ты, поди, хочешь, чтобы я тебя пожалела?
Мой правый ботинок стонет.
— Нет. Я должен был тебе обо всем сказать, — отвечает Майк. — Я все испортил. Я правда думал, что у нас ничего серьезного.
— Так и есть.
— Не надо, Джейн. Ты мне по-прежнему нравишься. Честно, — пытается уверить меня Майк.
— Скажи это кому-нибудь другому, — встревает мой левый ботинок. Но Майк, похоже, его не слышит.
— Второй раз меня этим не возьмешь, — заявляю я.
— Еще как возьмешь, — вздыхает правый.
— Ты не поверишь, как я расстроился, что все так получилось, — продолжает Майк, как будто события развивались сами по себе. Словно то, что он порвал со мной и уволил, никак от него не зависело, как природные катаклизмы.
— Угу, я тоже.
Стараюсь сохранять благоразумие. Я должна бы злиться. Но мне, наоборот, легче. Он извиняется, как я и надеялась.
— Ну все — снова здорово! — скрипит левый ботинок.
От Майка так приятно пахнет, это нечестно. Как я могу перед ним устоять, когда он благоухает чистым бельем и мылом и — совсем чуть-чуть — чем-то пряным? Майк как жареные блюда: знаешь, что вредно, что потом будешь жалеть, но при этом все время помнишь, как это вкусно.
— Как ты? Как дела? Тебе что-нибудь нужно? Если нужно, обязательно скажи.
Я хочу попросить у него денег на квартплату, но решаю воздержаться.
— Я дал тебе уйти… это самый ужасный поступок в моей жизни. — Он наклоняется к моему уху — так, что слышу только я.
— Что ты имеешь в виду — наш разрыв или мое увольнение? — язвительно интересуюсь я, но эта неприступность только для вида. Внутри я чувствую, как моя сила воли тает. Его дыхание щекочет шею. И все же я твержу себе (не очень убедительно): надо уйти раз и навсегда. Сейчас. Пока еще могу сопротивляться.
— Ты никогда не выглядела так дико сексуально, — шепчет он, и я понимаю, что надолго меня не хватит.
Рон все еще играет на сцене, а Мисси танцует перед ним. Стеф, не вполне вменяемая, но живая, выходит из туалета, опираясь на Фергюсона; кажется, без него она рухнет. Подняв глаза, Стеф видит, что я разговариваю с Майком.
Она машет рукой, но это бесполезно. Ботинки правы. Я безвольная тряпка и легкая добыча.
Опять мелькает мысль, что лучше просто взять и уйти. Но потом я вспоминаю о Кайле и Кэролайн. Вполне возможно, именно сейчас они сплелись клубком в его кровати. Вот и прекрасно. В эту игру можем играть мы оба.
Я делаю то, что клялась никогда больше не делать: наклоняюсь и говорю Майку, что не прочь повторить приемчик Моники Левински. Тут он кладет руку мне на талию, мы выбираемся на улицу и ловим такси.
Я хихикаю, потому что ключ никак не попадает в замочную скважину, а Майк уже пытается засунуть руки мне в джинсы. Хорошо, что я надела кружевные трусики, а не старые застиранные, с дыркой на поясе. Люблю быть готовой ко всему. Когда Майк перестает быть деликатным, я как раз поворачиваю ключ и мы вваливаемся в квартиру.
Пол вертится, Майк лезет мне под свитер. Это повод для беспокойства, поскольку грудь — не лучшее мое место. Она относительно плоская и хилая, к тому же на мне лифчик со специальными подкладочками, и по ходу дела это перестает быть секретом. Но я не обращаю внимания, и мы целуемся. Поцелуй чересчур влажный; в голове одна мысль: Кайл целуется в сто раз лучше Майка. Не грубо и не криво, как Майк. Кайл — внимательный, нежный, он знает, что делает. Майк — небрежный, торопливый. Вот и сейчас он расстегивает брюки, предлагая себя, словно какой-то деликатес.
Я не реагирую.
— Что такое? — спрашивает он. — Что-то не так?
— По-моему, это была плохая идея.
— Давай, малышка. — Он тычется носом мне в шею, оставляя цепочку поцелуев до самой ключицы.
— Что ты хочешь доказать? — кричит мой левый ботинок.
— И разве тебе не нужна терапия? А? — добавляет правый.
— Ты все еще собираешься на ней жениться, да? — спрашиваю я Майка.
— Что? — бормочет он мне в шею.
— На твоей невесте?
— Она-то тут при чем? — Только теперь Майк отрывается от меня.
— Ты женишься на ней или нет? — требую я ответа.
Он молчит, и мое желание затухает с каждой секундой.
— Это неважно, — наконец говорит Майк.
— Для меня важно.
— Хорошо, — раздраженно вздыхает он. — Ты хочешь, чтобы я врал? Хочешь услышать сказку, мол, я брошу ее и останусь с тобой навсегда? В реальной жизни так не бывает.
— Значит, женишься.
— Да, — отвечает он. — Женюсь.
Я с самого начала знала это. Та частичка меня, которая все еще надеялась его переубедить, умирает. Не очень-то и хотелось, говорю себе. Что за радость быть с таким человеком, как Майк? Его жена обречет себя на пожизненные подозрения: каждый вечер рыться в его карманах, изучать чеки, просматривать почту в поисках доказательств того, что происходит прямо у тебя под носом.
— Она обо мне знает?
— Нет, — говорит он, не глядя на меня.
— Ты ей расскажешь?
Майк щурится и тихо отвечает:
— Нет, и ты тоже.
У него холодный, ровный голос. Не знаю, то ли это из-за грибов, то ли у него действительно такое уродливое лицо — напряженное, жесткое, угрожающее. Оно меня пугает. Если раньше я и сомневалась насчет своего места в его жизни, то теперь все ясно. Я должна быть паинькой и помалкивать в тряпочку.
Это больно. Удивительно — я была уверена, что он больше никогда не сможет сделать мне больно. И в этот момент я понимаю, что вот теперь между нами все. Окончательно и бесповоротно. Навсегда. Но я не чувствую себя сильной и свободной. Напротив, я словно треснувшее стекло — любое его слово может разбить меня на тысячу осколков.
— Думаю, тебе пора уходить, — говорю я.
Услышав, как хлопнула входная дверь, я сажусь на кровать. Глаза сухие. Наверное, я должна поздравить себя с окончательной победой над Майком, но я не ощущаю себя победительницей. Я ощущаю только одиночество. Такое, что чуть не бегу вслед за Майком, пусть даже ради каких-нибудь двадцати минут близости, пусть даже все это не всерьез.
— Иногда правильное решение бывает самым трудным решением, — произносит мой левый ботинок.
Я засыпаю и просыпаюсь оттого, что где-то рядом гудит пчелиный рой.
Потом понимаю, что это никакие не пчелы, а храп.
На мою гостиную страшно смотреть. Практически каждое лежачее место занято: Рон храпит на спине — голова на полу, а ноги задраны на мой стеклянный журнальный столик; Мисси пристроилась рядом; Стеф лежит на боку на диване, а Фергюсон крепко спит на полу у ее ног.
В моей квартире не осталось горизонтальной поверхности, не занятой мусором, одеждой или человеком. Но хоть мои ботинки больше не разговаривают. После вчерашнего я не чувствую ничего, кроме непреодолимого желания выпить кофе. Нахожу его после пяти минут интенсивных раскопок в холодильнике: он спрятался за старым «ТВ-гидом» и чем-то, что здорово смахивает на башмак Фергюсона. Отмерять ложки сложнее, чем выполнять дифференциальное исчисление. Мозги болят.
В искреннем изумлении рассматриваю собственную кофеварку. В жизни не видела ничего поразительнее: вода капля за каплей превращается в драгоценный кофе.
В кухню, зевая, вваливается Стеф.
— Слушай, я не видела, как вчера ночью ты ушла с Майком. Можно узнать, что было, или не стоит?
— Я с ним не спала, если ты это имеешь в виду.
— Слава богу! — Стеф обмахивает лицо, как будто ей дурно. — Тогда это действительно все?
— Абсолютно.
Мы разглядываем кофеварку.
— Мы вчера обенаглотались галлюциногенов? — спрашивает Стеф.
— Угу.
— Так я и думала. Просто хотела увериться.
Снова пауза.
— Стало быть, не яизобрела «Скиттлз», хотя я была в этом уверена, и наследство тоже неполучила? — спрашивает Стеф.
Я киваю:
— Совершенно верно. «Скиттлз» изобрела не ты.
— Во черт. А Фергюсон, стало быть, не переодетый Люк Уилсон ?
— Нет.
Я смеюсь, и от этого мои мозги пронзает острая боль.
— От грибов я совсем отупела, — вздыхает Стеф.
— Я тоже.
— Нет, серьезно. По-моему, мой IQ упал на несколько единиц.
— Мой тоже.
— Смотри, что это за огонек мигает? — Стеф показывает на красную лампочку на моем автоответчике.
— Сообщения. — Оказывается, я уже сто лет не проверяла автоответчик. Я так отвыкла ждать звонков, что даже перестала смотреть на аппарат.
— А, точно. Нужно нажать эту кнопку. — Стеф нажимает «воспроизведение».
Бип.
«Джейн, это Кайл. Надо поговорить. Позвони мне».
Бип.
«Это снова Кайл. Слушай, мне кажется, нам надо все обсудить, хорошо?»
Бип.
«Это Кайл. Перезвони мне, ладно?»
Бип.
Я тру виски, пытаясь разобраться, почему меня так радует внимание Кайла. Мои мозги работают в два раза медленнее, чем обычно. И все-таки я, кажется, должна сердиться. Я определенно должна за что-то на него сердиться, только моя память похожа на рисунок, который нужно составить из точек, а половины точек нет.
Бип.
«Джейн. Это Гэйл Минди из юридической компании, у нас есть временная работа, для которой вы могли бы подойти…»
Остальное я уже не слушаю. Не помню, чтобы я посылала им резюме, но я рассылала их почти повсюду, поэтому вполне возможно, что я пыталась устроиться куда-то секретаршей.
— Юридическая фирма, — произношу я, потому что, если попытаться запомнить имена всех партнеров, моя бедная голова взорвется.
— Барбару, пожалуйста, — просит человек в трубке.
Я в замешательстве просматриваю массивный талмуд — внутренний справочник, надеясь, что фамилия Барбары начинается на «А».
Не могу найти.
— Как фамилия Барбары? — спрашиваю я.
Мужчина шумно вздыхает.
— КЕЙ-НАН, — по слогам произносит он, с особой тщательностью, как будто для глухой. — Как один из партнеров в названии фирмы.
Отыскиваю добавочный номер Барбары Кейнан. Господи, а как же переводить звонки? Нажать «перевод», потом добавочный, потом «перевод»? Или нажать «удержание», затем добавочный, затем «перевод»? Или «удержание»-«перевод»-добавочный? Или «удержание»-«перевод»-добавочный-«перевод»? Или добавочный-«удержание»-«перевод»-«перевод»?..
У меня болит голова. Я зачарованно смотрю на огоньки и выбираю «перевод»-добавочный-«перевод». Огонек гаснет, как и три других, до того мигавших.
Перед конторкой материализуется офис-менеджер Гэйл и подозрительно присматривается ко мне. Есть у нее такое свойство — таинственным образом переноситься из одного места в другое в облаке духов от Жана Нате.
— Все в порядке? — рокочет она.
— Нормально, — киваю я и, как только Гэйл заворачивает за угол, кладу голову на стол, потому что она вдруг стала слишком тяжелой.
Огонек загорается снова; это тот же человек, которому нужна Барбара.
— Меня разъединили! — с обидой в голосе заявляет он. Как будто я нарочно.
— Минуточку, — отвечаю я, набираю «удержание»-добавочный-«перевод» и вешаю трубку.
Огонек загорается почти сразу. Это все тот же человек, на этот раз он даже не старается быть вежливым.
— Просто дайте мне ее добавочный! — орет он. Хочется ответить, что у меня степень бакалавра, но сейчас это вряд ли поможет.
Где-то в середине утра мимо моей конторки проходит блондинка, помощница юриста, и я вспоминаю о Кэролайн. Точно. Кэролайн. Проклятая Кэролайн. Теперь картинка восстанавливается.
* * *
Когда «Жан Нате» уходит на обед, я украдкой звоню Тодду. Нужно выяснить, как у них обстоят дела.
— Я нашла работу, — без предисловий сообщаю я.
— Поздравляю.
— Да — хоть и временная, но все-таки работа.
— Вот видишь! Я знал, что ты сможешь. Настойчивость всегда вознаграждается!
Тодд, похоже, искренне гордится мной. Внутри у меня на минуту становится тепло и пушисто.
— Ну? — требую я.
— Ну?
— Ну и что там у Кайла с Кэролайн? — грустно вздыхаю я.
Тодд тоже тяжело вздыхает. Тодд и Кэролайн не дружат. Это, вероятно, потому, что когда Кэролайн и Кайл серьезно встречались, у Кайла вечно не оставалось времени на Тодда. Ему постоянно надо было что-нибудь сделать для Кэролайн (например, отремонтировать ее кухню).
— Не знаю, но в любом случае надеюсь, что это ненадолго, — отвечает Тодд.
— Ты думаешь? — Во мне зарождается надежда.
— Ну, надеюсь. Сейчас я с радостью купил бы ей авиабилет до Австралии, если бы это помогло.
Тодд терпеть не может платить в баре, а тут — две тысячи долларов за авиабилет. Это говорит о глубине его чувств.
«Жан Нате» возвращается с обеда раньше времени и обнаруживает, что я болтаю по телефону.
— Никаких личных разговоров, — рявкает она.
Когда после долгого дня удержаний, номеров и переводов я возвращаюсь домой, в моей квартире пахнет, словно в цирке, вдобавок появились еще три человека — Роновы музы.
Усевшись в кружок, музы листают мои старые журналы «В стиле». Фергюсон увлеченно массирует Ганеше ноги. Рон щиплет Мисси за задницу, пока та готовит сэндвичи с ветчиной, а Стеф спит в свободной спальне, положив на глаза розовую шелковую маску.
— У тебя кончилась диетическая кола, — информирует меня одна из муз.
— И арахисовое масло, — добавляет другая.
— А еще приходил твой хозяин за квартплатой, — сообщает третья. — Как там его? Боб? Я не все поняла, но он грозился взять с тебя пеню.
— Какого черта они тут делают? — спрашиваю я Рона.
— У меня в квартире был обыск. Мы с музами теперь бездомные, — признается Рон.
— Ну уж нет, — мотаю я головой, — ни за что. Никоим образом. Здесь вы жить не будете!
— Всего на пару дней, было бы о чем спорить.
— Я нашла работу, — без предисловий сообщаю я.
— Поздравляю.
— Да — хоть и временная, но все-таки работа.
— Вот видишь! Я знал, что ты сможешь. Настойчивость всегда вознаграждается!
Тодд, похоже, искренне гордится мной. Внутри у меня на минуту становится тепло и пушисто.
— Ну? — требую я.
— Ну?
— Ну и что там у Кайла с Кэролайн? — грустно вздыхаю я.
Тодд тоже тяжело вздыхает. Тодд и Кэролайн не дружат. Это, вероятно, потому, что когда Кэролайн и Кайл серьезно встречались, у Кайла вечно не оставалось времени на Тодда. Ему постоянно надо было что-нибудь сделать для Кэролайн (например, отремонтировать ее кухню).
— Не знаю, но в любом случае надеюсь, что это ненадолго, — отвечает Тодд.
— Ты думаешь? — Во мне зарождается надежда.
— Ну, надеюсь. Сейчас я с радостью купил бы ей авиабилет до Австралии, если бы это помогло.
Тодд терпеть не может платить в баре, а тут — две тысячи долларов за авиабилет. Это говорит о глубине его чувств.
«Жан Нате» возвращается с обеда раньше времени и обнаруживает, что я болтаю по телефону.
— Никаких личных разговоров, — рявкает она.
Когда после долгого дня удержаний, номеров и переводов я возвращаюсь домой, в моей квартире пахнет, словно в цирке, вдобавок появились еще три человека — Роновы музы.
Усевшись в кружок, музы листают мои старые журналы «В стиле». Фергюсон увлеченно массирует Ганеше ноги. Рон щиплет Мисси за задницу, пока та готовит сэндвичи с ветчиной, а Стеф спит в свободной спальне, положив на глаза розовую шелковую маску.
— У тебя кончилась диетическая кола, — информирует меня одна из муз.
— И арахисовое масло, — добавляет другая.
— А еще приходил твой хозяин за квартплатой, — сообщает третья. — Как там его? Боб? Я не все поняла, но он грозился взять с тебя пеню.
— Какого черта они тут делают? — спрашиваю я Рона.
— У меня в квартире был обыск. Мы с музами теперь бездомные, — признается Рон.
— Ну уж нет, — мотаю я головой, — ни за что. Никоим образом. Здесь вы жить не будете!
— Всего на пару дней, было бы о чем спорить.
Мое лицо багровеет.
— Может, на один день? Только один? А Расс и Джо тогда придут попозже.
— Хочешь, мы поможем вам с «Максимум Офисом»? — предлагает Ганеша.
Я замираю и смотрю на нее, потом на Мисси.
— Ты им РАССКАЗАЛА? — кричу я Мисси, которая засовывает перемазанный горчицей нож в мою банку с майонезом.
Мисси пожимает плечами:
— У нее были интересные идеи по поводу текста писем.
* * *
Я почти слышу, как лопаются вены у меня на висках.
Бум. Бум. БУМ.
Я устала притворяться, что все в порядке.
Ничего не в порядке.
Ничего даже приблизительно не в порядке.
Я сейчас взорвусь.
Мне грозит финансовый крах, моя некогда девственно чистая квартира превратилась в ночлежку для каждого обленившегося выродка в радиусе трех миль. Даже если завтра я найду новую работу с вдвое большей зарплатой, у меня не хватит даже на обязательные платежи по кредитным карточкам, не говоря уж о тех тысячах, которые я задолжала Хозяину Бобу. Если я не выиграю в лотерею или не выйду за Теда Тернера, остается только объявить себя банкротом. Мой самый перспективный мужчина за много лет, Кайл, вернулся к бывшей подружке. И я больше не могу.
Да, конечно, я живу не на улице. У меня есть крыша над головой. Я не жертва геноцида. Я не десятилетний пакистанский ткач, слепнущий над коврами. Знаю, на свете бывают вещи и похуже. Я это знаю, теоретически. Но от этого мне не легче. Потому что это самая тяжелая ситуация за всю мою короткую жизнь, и я не справляюсь. Откровенно не справляюсь. Что же будет, когда кто-нибудь умрет? Когда случится что-нибудь по-настоящему плохое? Я думала, что я сильная и независимая личность, но это неправда.
На самом деле вся моя жизнь — самообман.
Я не контролирую ничего — ни работу, ни личную жизнь, ни даже собственную квартиру.
* * *
— Я иду в спальню и считаю до десяти, — объявляю я. Как я ни стараюсь, голос все равно дрожит. — И чтобы, когда я выйду, никого в моей квартире не было!
И хорошенько хлопаю дверью, чтобы все поняли: я не шучу.
— Раз.
Даже не верится, как я все запустила.
— Два.
Неужели бывает хуже?
— Три.
Что я могла натворить в прошлой жизни, за что мне это наказание — семь оглоедов в собственной квартире?
В дверь стучат.
— Надеюсь, что ты — кто ты там есть — пришел попрощаться, — кричу я.
— Джейн, — зовет Стеф. — Джейн, пусти.
— Четыре. Не пущу, Стеф, извини.
— Джейн, не на нас нужно сердиться, — продолжает Стеф. — Ты знаешь, кто во всем виноват. И это не Рон, не Фергюсон и не я.
— ПЯТЬ, — почти ору я.
— Это Майк, сама знаешь. Разве тебе не хочется ему отомстить? Представляешь его лицо, когда он узнает, что его уволили?
— Шесть, — говорю я, но уже тише.
— Ну же. Тебе станет легко. Ты сможешь начать новую жизнь. Разве ты не хочешь начать новую жизнь, Джейн?
Я задумываюсь.
— Семь.
— Тебе нужно подвести черту. Ты потеряла мужчину. Ты потеряла работу. Тебе нужно подвести черту.
— Со мной все в порядке. Я не хочу подвести черту. Я просто хочу, чтобы все свалили из моей квартиры. — Я делаю паузу и добавляю: — Восемь и ДЕВЯТЬ.
— Брось, Джейн. Ты хандришь уже несколько месяцев. Тебе кажется, ты единственная обиженная, а ведь выжили нас всех.
Я качаю головой.
— Ты не одна пострадала. Все мы пострадали.
Я киваю.
— Ну так что, поможешь нам или будешь сидеть и жалеть себя до скончания века?
Я размышляю. То ли мои мозги еще не отошли от грибов, то ли Стеф и впрямь говорит разумные вещи.
Мне действительно надо начинать новую жизнь. Давно пора забыть о прошлом.
— Ты считаешь, если мы это сделаем, я подведу черту и смогу начать новую жизнь?
— Определенно, — заверяет Стеф.
Через секунду я открываю дверь.
У Мисси в руках скотч и бейсбольная бита.
— Что это? — не понимаю я.
— Если бы Стеф тебя не убедила, нам бы пришлось тебя связать, — объясняет Мисси.
— Не смешно.
— Я и не шучу.
Я всматриваюсь в Мисси, но та даже не моргает.
— Вечером мы выступаем на «Максимум Офис», — продолжает она. — Ты с нами?
Я смотрю на Стеф, потом снова на Мисси. Стеф права. Пора вычеркнуть «Максимум» из моей жизни.
— С вами, — отвечаю я.
От кого: КА «Центральное»
Дата: 9 апреля 2002, 10:35
Уважаемая Джейн!
В ответ на Ваше письмо сообщаем, что у нас нет отсеивающих фильтров на резюме лиц с художественным образованием.
Мы понимаем, что временная работа на телефоне «убивает Вашу волю к жизни», но, к сожалению, не можем предложить Вам должности, которыми не располагаем.
Пожалуйста, прекратите забрасывать нас письмами.
Искренне Ваш
Лукас Коэн,
кадровое агентство «Центральное»
