Лисбет Саландер бороздила просторы киберимперии Ханса Эрика Веннерстрёма. Она сидела, как пришитая к компьютеру, почти одиннадцать часов. Озарение, вспыхнувшее в какой-то отдельной малоизученной извилине ее мозга в последнюю неделю пребывания в Сандхамне, привело к маниакальному состоянию.

На четыре недели Лисбет стала затворницей в стенах своей квартиры. Она не отвечала на многочисленные звонки Драгана Арманского. Она проводила перед монитором по двенадцать или даже по пятнадцать часов в сутки, а остальное свободное от сна время размышляла над одним и тем же вопросом.

За прошедший месяц она лишь иногда общалась с Микаэлем Блумквистом, который тоже был очень занят делами «Миллениума». Они перезванивались пару раз в неделю, и она постоянно делилась с ним информацией о переписке и других делах Веннерстрёма.

В сотый раз Лисбет изучала каждую деталь. Она не боялась, что могла что-то упустить, но сомневалась, правильно ли усвоила, как взаимодействуют все запутанные узлы и звенья единого механизма.

Империю Веннерстрёма можно было сравнить с неким живым, бесформенным и пульсирующим организмом, который постоянно менял свой облик. Она состояла из опционов, облигаций, акций, партнерских контрактов, ссудных процентов, ренты, кредитов, счетов, трансфертов и кучи других фрагментов. Грандиозная часть доходов размещалась в офшорных компаниях, связанных друг с другом сложными взаимоотношениями.

По самым смелым подсчетам экспертов, концерн «Веннерстрём груп» оценивался в сумму более девятисот миллиардов крон. Скорее всего, это был блеф или, по меньшей мере, пускание пыли в глаза. Но, конечно, бедняком Веннерстрёма назвать было бы сложно. Лисбет Саландер оценивала его реальные доходы в сумму примерно от девяноста до сотни миллиардов крон, что тоже впечатляло. А вообще-то для серьезной ревизии всего концерна потребовались бы годы. Саландер насчитала в общей сложности почти три тысячи отдельных счетов и банковских активов по всему миру. Мошенничество Веннерстрёма обретало такие масштабы, что это уже не считалось преступлением, а именовалось солидным словом «бизнес».

И все же, изучая недра созданного Веннерстрёмом монстра, можно было охарактеризовать основной принцип его деятельности. Все доходы делились на три типа и располагались в определенной иерархии.

Постоянные доходы в Швеции были выставлены на всеобщее обозрение, имели абсолютно легальное происхождение, по ним ежегодно проводился аудит и подавались отчеты.

В Америке деятельность фирмы обрела широкий размах, и финансовой опорой являлся один из банков Нью-Йорка.

Наибольший интерес представляла деятельность, связанная с офшорными компаниями на Гибралтаре, Кипре и в Макао. Концерн Веннерстрёма предлагал ассортиментный перечень: занимался нелегальной торговлей оружием, отмывал деньги сомнительных компаний в Колумбии и вел рискованные операции в России.

Особенно выделялся анонимный счет на Каймановых островах; он контролировался лично Веннерстрёмом, но функционировал особняком от остального бизнеса. Каждая десятая промилле от каждой сделки Веннерстрёма постоянно оседала на Каймановых островах через офшорные компании.

Саландер работала словно загипнотизированная. Счет – клик – электронная почта – клик – балансовые отчеты – клик. Она обратила внимание на последние трансферты. Проследила за небольшой трансакцией из Японии в Сингапур и далее через Люксембург на Каймановы острова. Вычислила механизм действий. Стала неотъемлемой частью киберпространства, одним из его импульсов. Она уже фиксировала самые микроскопические события. Вот самая свежая почта. Один мейл, не представляющий никакого интереса, был отправлен в десять вечера. Шифрующая программа PGP – да это просто шутка для того, кто уже находится в его компьютере и может свободно читать сообщение:

Ничего страшного. Пусть немного подумает. Тебе скоро конец, старина.

В половине шестого утра Лисбет вышла из Интернета, выключила компьютер и нашла новую пачку сигарет. Она выпила четыре… нет, пять бутылок кока-колы за ночь, а теперь принесла шестую и рухнула на диван. Девушка была в одних трусах и застиранной камуфляжной футболке, рекламирующей магазин «Солдат удачи», с текстом: «Kill them all and let God sort them out». Начав мерзнуть, она завернулась в одеяло.

Ей казалось, что она накачалась какой-то наркотической гадостью. Ее взгляд уткнулся в уличный фонарь за окном; она сидела неподвижно, а мозг включился на полные обороты. Мама – клик – сестра – клик – Мимми – клик – Хольгер Пальмгрен. «Персты дьявола». Арманский. Работа. Харриет Вангер. Клик. Мартин Вангер. Клик. Клюшка для гольфа. Клик. Адвокат Нильс Бьюрман. Клик. Ни одну из этих деталей, ни один из этих эпизодов ей не удавалось забыть, как она ни старалась.

Теперь Саландер задумалась о том, сможет ли Бьюрман когда-нибудь раздеться перед женщиной и как он в таком случае объяснит ей происхождение татуировки у себя на животе. И удастся ли ему избежать раздевания при следующем визите к врачу?

Микаэль Блумквист. Клик.

Она считала его вполне достойным человеком; правда, порой он слишком вживался в роль Наф-Нафа, самого практичного из трех поросят. К сожалению, Микаэль отличался наивностью в некоторых элементарных вопросах морали. Он был натурой великодушной и всепрощающей, он пытался искать объяснения и психологические оправдания человеческим поступкам. И упорно не понимал, что все хищники во всех уголках планеты понимают только один язык. Думая о нем, Лисбет ощущала в душе некий дискомфорт, словно у нее включался инстинкт, который диктовал ей: его нужно защитить.

Она не помнила, как заснула; но когда проснулась на следующее утро в девять часов, у нее затекла шея, а голова упиралась в стену позади дивана. Тогда Лисбет перебралась в спальню и снова заснула.

Конечно, без сомнений, это был главный репортаж в их жизни. Эрика Бергер впервые за полтора года почувствовала себя счастливой, как может быть счастлив только редактор, который намерен взорвать окружающее информационное пространство настоящей бомбой. Они с Микаэлем как раз шлифовали текст, когда ему на мобильный позвонила Лисбет Саландер.

– Я забыла сказать, что Веннерстрём забеспокоился по поводу того, что ты в последнее время пишешь, и заказал гранки следующего номера.

– А откуда ты знаешь… мда, ну ладно. А известно ли что-нибудь о том, как он намерен действовать?

– Ничего нет, но есть одна гипотеза, не лишенная логики.

Микаэль на несколько секунд замолчал.

– Типография! – воскликнул он.

Эрика вопросительно подняла брови.

– Если из редакции нет утечки информации, то остается не так уж много вариантов. Или кто-нибудь из его наемников собирается нанести вам ночной визит… – Микаэль обернулся к Эрике: – Мы будем печатать нынешний номер в новой типографии. Давай займемся этим прямо сейчас. И позвони Драгану Арманскому – я хочу, чтобы в ближайшую неделю у нас здесь дежурила ночная охрана. – Он вновь вернулся к разговору с Лисбет: – Спасибо, Салли.

– А сколько это стоит?

– Что ты имеешь в виду?

– Сколько стоит моя информация?

– А сколько ты хочешь?

– Это мы с тобой обсудим в кафе, за чашкой кофе. И давай побыстрее, ладно?

Они встретились в кафе-баре на Хурнсгатан. Саландер выглядела настолько озабоченной, что, усаживаясь рядом с ней на барный табурет, Микаэль почувствовал приступ беспокойства. Она, как обычно, перешла прямо к делу:

– Мне нужны деньги в долг.

Микаэль улыбнулся одной из своих самых наивных улыбок и потянулся за бумажником.

– Конечно. Сколько?

– Сто двадцать тысяч крон.

– Ух ты! – Он засунул бумажник обратно. – У меня нет с собой такой суммы.

– Я не шучу. Мне нужно сто двадцать тысяч крон… Скажем, на шесть недель. У меня появился шанс выгодно вложить капитал, но мне не к кому обратиться. А у тебя сейчас на счете около ста сорока тысяч. Я их тебе верну, не сомневайся.

Микаэль не стал комментировать тот факт, что Лисбет Саландер проникла в тайну его банковского вклада и выяснила, сколько у него денег на счете. Он пользовался услугами интернет-банкинга, так что выяснить все это не составило ей никакого труда.

– Тебе не обязательно занимать у меня деньги, – ответил он. – Мы еще не обсудили твою долю, но она, конечно же, с лихвой покроет то, что ты пытаешься занять.

– Какую долю?

– Салли, мне предстоит получить от Хенрика Вангера неправдоподобно огромный гонорар, и к концу года мы рассчитаемся. Без тебя я был бы мертв, да и «Миллениум» пошел бы ко дну. Я собираюсь разделить гонорар с тобой. Пятьдесят на пятьдесят.

Лисбет Саландер внимательно посмотрела на него. На лбу у нее пролегла морщина. Микаэль уже стал привыкать к ее долгим паузам в разговоре. Наконец она покачала головой:

– Мне не нужны твои деньги.

– Но…

– Я не возьму от тебя ни единой кроны. – Она улыбнулась своей кривой улыбкой. – Если только они не поступят в виде подарка на мой день рождения.

– А я ведь так и не узнал, когда у тебя день рождения.

– Ты же журналист. Узнай.

– Саландер, я ведь серьезно говорю насчет того, что намерен поделиться с тобой деньгами.

– Я тоже говорю серьезно. Твои деньги мне не нужны. Я хочу одолжить сто двадцать тысяч. А вот они нужны мне завтра.

Микаэль Блумквист сидел молча.

«Надо же, ей попросту неинтересно, сколько ей причитается».

– Салли, я с удовольствием схожу с тобой в банк и одолжу тебе ту сумму, о которой ты просишь. Но в конце года мы вернемся к разговору о твоей доле. – Он поднял руку. – И все же, когда у тебя день рождения?

– В Вальпургиеву ночь, – ответила Лисбет. – Годится? Кстати, тогда я летаю верхом на метле.

Лисбет приземлилась в Цюрихе в половине восьмого вечера, взяла такси и поехала в отель «Маттерхорн». Она забронировала номер на имя некоей Ирене Нессер, владелицы норвежского паспорта. У Ирене Нессер были светлые волосы до плеч, и Лисбет пришлось в Стокгольме купить парик. Десять тысяч из занятых у Микаэля Блумквиста денег она потратила на то, чтобы приобрести два паспорта. Для этого она задействовала сомнительные контакты из международной сети Чумы.

Лисбет прибыла в гостиницу, сразу прошла к себе в номер, заперла дверь и разделась. Затем легла на кровать и уставилась в потолок комнаты, стоившей тысячу шестьсот крон за ночь. Лисбет было не по себе. Она уже истратила половину суммы, одолженной у Микаэля Блумквиста, и, несмотря на прибавленные все до последней кроны собственные сбережения, ее бюджет был более чем скуден. Но долго думать она была не в силах и почти сразу заснула.

Проснулась девушка утром, в начале шестого. Для начала она приняла душ и потратила кучу времени на то, чтобы при помощи толстого слоя тонального крема и пудры скрыть татуировки на шее. Следующим номером ее программы значилось записаться на половину седьмого утра в салон красоты, помещавшийся в фойе другой, гораздо более дорогой гостиницы. Она купила еще один светлый парик, на этот раз с более длинными волосами и прической «паж». Потом ей сделали маникюр, приклеили накладные красные ногти поверх ее собственных обкусанных коготков, добавили накладные ресницы и пудру, наложили румяна, нанесли губную помаду и прочую липкую гадость. Стоимость услуги составляла примерно восемь тысяч крон.

Саландер расплатилась кредиткой на имя Моники Шоулс и для удостоверения своей личности представила английский паспорт на это имя.

Следующей остановкой был «Дом моды Камилла», расположенный в ста пятидесяти метрах ходьбы, на той же улице. Через час Лисбет вышла оттуда в черных сапогах, черных колготках, юбке песочного цвета с подобранной по тону блузкой, в короткой куртке и берете. Все вещи были фирменными и, стало быть, дорогими. Девушка полностью доверилась вкусу продавца. А еще она подобрала себе эксклюзивный кожаный портфель и маленькую дорожную сумку фирмы «Самсонайт». Все эти модные приколы увенчались приобретением скромных сережек и тонкой золотой цепочки. С ее кредитной карточки списали еще сорок четыре тысячи крон.

Впервые в жизни Лисбет Саландер обзавелась также бюстом, от которого, при взгляде на себя в зеркало на двери, у нее буквально перехватило дыхание. Какая разница, что бюст был такой же фальшивый, как и личность Моники Шоулс? Он был сделан из латекса, и Саландер купила его в Копенгагене, в магазине, куда обычно захаживают трансвеститы.

Теперь она могла начинать военные действия.

В начале десятого Лисбет прошла два квартала до старого доброго отеля «Циммерталь», где у нее был заказан номер на имя Моники Шоулс. Она дала сто крон чаевых мальчику, который доставил наверх новую сумку; внутри ее находилась ее старая спортивная сумка. Люкс был небольшой и стоил всего двадцать две тысячи крон в сутки; Лисбет заказала его на одну ночь. Оставшись одна, она огляделась. Из окна открывался чарующий вид на Цюрихское озеро, который, впрочем, ее вовсе не интересовал. Зато в зеркале она разглядывала себя целых пять минут. Из рамы на нее смотрела совершенно чужая личность. Блондинка Моника Шоулс, девица с массивным бюстом и прической «паж», на лице у которой было больше косметики, чем Лисбет использовала за целый месяц. Словом, оригинал и копия разительно отличались.

В половине десятого Саландер наконец позавтракала в баре гостиницы – она выпила две чашки кофе и съела бейгл с джемом. Завтрак обошелся в двести десять крон.

«У них у всех тут крышу снесло…» – подумала она.

Около десяти часов Моника Шоулс поставила на стол кофейную чашку, вытащила свой мобильник и набрала номер модемного соединения на Гавайях. Через три гудка раздался сигнал подключения. Моника Шоулс набрала код из шести цифр и отправила сообщение с указанием запустить программу, специально для этого случая написанную Лисбет Саландер.

В Гонолулу, на анонимном сайте, размещенном на сервере, формально приписанном к университету, запустилась примитивная программа. Ее единственная функция состояла в том, чтобы активизировать запуск другой программы, на другом сервере, который являлся обычным коммерческим сайтом, предлагавшим интернет-услуги в Голландии. Эта третья программа, в свою очередь, должна была найти жесткий диск, являвшийся зеркальным отражением диска Ханса Эрика Веннерстрёма, и взять на себя управление четвертой программой, сообщавшей о содержимом его без малого трех тысяч банковских счетов по всему миру.

Лисбет интересовалась только одним счетом. Она отметила, что Веннерстрём просматривал его пару раз в неделю. Если бы он включил компьютер и открыл именно этот файл, все выглядело бы как обычно. Программа фиксировала малейшие изменения, связанные с корректировкой счета на протяжении предыдущих шести месяцев. Если бы Веннерстрём в течение ближайших сорока восьми часов подключился и распорядился о выплате или перемещении денег со счета, программа вежливо ответила бы, что все выполнено. На самом же деле изменение произошло бы только на отраженном жестком диске в Голландии.

Моника Шоулс отключила мобильный телефон в тот миг, когда услышала четыре коротких сигнала, подтверждавших, что программа запустилась.

Затем она покинула отель «Циммерталь» и прогулялась через улицу до банка «Хаузер генерал», где у нее на 10.00 была назначена встреча с директором Вагнером. На месте она оказалась за три минуты до назначенного времени и использовала их для дефилирования перед камерой наблюдения, заснявшей ее, когда она проходила в отделение с офисами для конфиденциальных консультаций.

– Мне требуется помощь с несколькими трансакциями, – сказала Моника Шоулс на безупречном оксфордском английском.

Открывая портфель, она выронила ручку с логотипом отеля «Циммерталь», и директор Вагнер любезно подобрал ее. Англичанка одарила его игривой улыбкой и записала номер счета в блокнот, который лежал перед ней на столе.

Директор Вагнер, бросив на нее взгляд, решил, что она избалованный отпрыск какой-нибудь шишки.

– Речь о нескольких счетах в банке «Кроненфельд» на Каймановых островах. Автоматический трансферт по повторяющимся клиринговым кодам.

– Полагаю, фройляйн Шоулс, вы располагаете всеми этими клиринговыми кодами? – спросил он.

– Aber natürlich, – ответила она с сильным акцентом и тем самым продемонстрировала, что с немецким у нее дальше начального уровня не пошло.

Женщина называла шестнадцатизначные цифровые коды, не заглядывая ни в какие бумаги. Директор Вагнер понял, что ему придется изрядно потрудиться в первую половину дня, но ради четырех процентов от трансакций он был готов даже пропустить обед.

Это заняло больше времени, чем предполагалось. Только в начале первого, с некоторым отставанием от графика, Моника Шоулс вышла из банка и вернулась в отель «Циммерталь». Она показалась у стойки администратора, а потом поднялась к себе в номер и сняла обновки. Латексный бюст остался на месте, но прическу «паж» сменили светлые волосы до плеч, как у Ирене Нессер. Лисбет надела более привычную одежду: ботинки на супервысоком каблуке, черные брюки, свитер и красивую кожаную куртку из магазина «Малунгс боден» в Стокгольме. Потом осмотрела себя в зеркале. Она выглядела очень неплохо, но уже больше не походила на богатую наследницу. Перед тем как покинуть номер, Ирене Нессер отобрала часть полученных облигаций и положила их в тонкую папку.

В пять минут второго, с опозданием на несколько минут, она вошла в банк «Дорфман», расположенный метрах в семидесяти от банка «Хаузер генерал». Ирене Нессер заранее договорилась о встрече с директором Хассельманом. Она попросила прощения за опоздание – на сей раз она говорила на безупречном немецком с норвежским акцентом.

– Никаких проблем, фройляйн, – ответил директор Хассельман. – Чем я могу вам помочь?

– Я хотела бы открыть счет. У меня есть некоторое количество личных облигаций, которые я хочу обратить в деньги.

Ирене Нессер положила перед ним папку. Директор Хассельман просмотрел ее содержимое, сначала бегло, потом подробнее. Затем поднял одну бровь и почтительно улыбнулся.

Саландер открыла пять номерных счетов, которыми могла распоряжаться через Интернет и которые принадлежали анонимной офшорной компании в Гибралтаре, – эту компанию за пятьдесят тысяч крон из денег, одолженных у Микаэля Блумквиста, основал там для нее местный брокер. Она превратила пятьдесят облигаций в деньги, которые разместила на счетах. Стоимость каждой облигации равнялась одному миллиону крон.

Лисбет застряла в банке «Дорфман» и совершенно выбилась из графика. Завершить все дела до окончания банковского дня ей уже не удалось бы. Поэтому Ирене Нессер вернулась в отель «Маттерхорн», где в течение часа постаралась показаться максимальному числу людей. Но поскольку у нее разболелась голова, ей пришлось рано отправиться спать. Она купила у стойки администратора таблетки от головной боли, попросила, чтобы ее разбудили в восемь утра, и вернулась к себе в номер.

Время приближалось к пяти часам, и все банки в Европе уже закрылись. Зато на американском континенте день только начинался. Лисбет включила свой компьютер и через мобильный телефон подключилась к Сети. На то, чтобы снять деньги со счетов, которые она чуть раньше в этот день открыла в банке «Дорфман», она потратила час.

Деньги делились на маленькие порции и использовались для оплаты счетов большого количества фиктивных предприятий, разбросанных по всему миру. Когда она закончила, деньги вернулись в банк «Кроненфельд» на Каймановых островах, но теперь уже не на те счета, с которых их сняли в этот же день, а совершенно на другой счет.

Ирене Нессер была уверена, что эта первая порция денег теперь находится в безопасности и ее почти невозможно отследить. Она провела лишь одну операцию – около миллиона крон переместились на счет, привязанный к кредитной карточке, лежащей у нее в бумажнике. Этот счет принадлежал анонимной компании под названием «Уосп энтерпрайзис», зарегистрированной в Гибралтаре.

Через несколько минут из боковой двери бара гостиницы «Маттерхорн» вышла блондинка с прической типа «паж». Моника Шоулс дошла до отеля «Циммерталь», кивнула портье и поднялась на лифте к себе в номер.

Затем она не спеша облачилась в боевую униформу Моники Шоулс, подправила макияж, покрыла татуировки дополнительным слоем тонального крема и спустилась в ресторан отеля, где поужинала вкуснейшей рыбой. Она заказала также бутылку вина, о котором раньше даже не слышала, какого-то года розлива и которое стоило тысячу двести крон, выпила где-то около бокала, беззаботно оставила остальное и переместилась в бар отеля. При этом оставила около пятисот крон чаевых, поэтому персонал просто не мог не обратить на нее внимания.

Целых три часа она упорно добивалась того, чтобы ее подцепил пьяный молодой итальянец с каким-то аристократическим именем, которое она даже не удосужилась запомнить. Они осушили две бутылки шампанского, из которых она выпила примерно бокал.

Около одиннадцати ее пьяный кавалер склонился и бесцеремонно сдавил ей грудь. Она благосклонно отнеслась к тому, что он скользнул рукой под стол. Похоже, итальянец даже и не почувствовал, что сжимал мягкий латекс. Временами они чересчур буянили, чем вызывали недовольство остальных посетителей. Когда почти в полночь Моника Шоулс заметила, что один из охранников начинает поглядывать на них с осуждением, она помогла своему итальянскому другу добраться до его номера.

Когда он отправился в ванную, она налила последний бокал красного вина и, развернув сложенный пакетик, бросила в вино раздавленную таблетку рогипнола. Через минуту после того, как они подняли бокалы, итальянец рухнул на кровать. Она развязала ему галстук, стянула с него ботинки и прикрыла его одеялом. Потом вымыла в ванной бокалы, вытерла их и покинула номер.

На следующее утро в шесть часов Моника Шоулс позавтракала у себя в номере, оставила солидные чаевые и выписалась из «Циммерталя» еще до семи. Прежде чем покинуть номер, она уделила несколько минут мерам предосторожности – стерла свои отпечатки пальцев с дверных ручек, гардеробов, унитаза, телефонной трубки и других предметов, к которым прикасалась.

Сразу после того, как ее разбудили в половине девятого, Ирене Нессер выписалась из гостиницы «Маттерхорн». Она взяла такси и перевезла свои вещи в камеру хранения на железнодорожном вокзале. В последующие часы норвежка посетила девять частных банков, между которыми распределила часть облигаций с Каймановых островов. К трем часам дня примерно десять процентов облигаций были обналичены, а деньги она разместила на более чем тридцати номерных счетах. Оставшиеся облигации связала в пачку и сложила до лучших времен в банковский сейф.

Ей предстояло нанести еще несколько визитов в Цюрих, но с этим можно было не спешить.

В половине пятого дня Ирене Нессер приехала на такси в аэропорт, где в дамской комнате разрезала на мелкие кусочки паспорт и кредитку Моники Шоулс и спустила их в унитаз. Ножницы она выбросила в урну. После 11 сентября 2001 года не стоило привлекать к себе внимание багажом, в котором могли обнаружить острые предметы.

Ирене Нессер прилетела в Осло рейсом GD 890 авиакомпании «Люфтганза». Здесь она на автобусе доехала до центрального вокзала, снова зашла в дамскую комнату и сняла с себя одежду. Затем поместила все предметы, составлявшие образ Моники Шоулс – парик с прической «паж» и фирменную одежду, – в три пластиковых пакета и рассовала их по разным мусорным бакам и урнам возле вокзала. Пустую сумку фирмы «Самсонайт» она оставила в незапертой ячейке камеры хранения. Золотая цепочка и сережки были дизайнерскими украшениями и могли навести на ее след – они исчезли в канализационном люке.

Накладной латексный бюст после некоторых мучительных сомнений Ирене Нессер решила сохранить.

Она боялась опоздать и потому свой гамбургер в «Макдоналдсе» проглотила чуть ли не целиком. Параллельно она переложила содержимое эксклюзивного кожаного портфеля в свою спортивную сумку. Уходя, оставила портфель под столом. Купив в киоске кофе латте, она рванула к ночному поезду на Стокгольм и успела вскочить в него как раз в тот самый момент, когда закрывались двери. Здесь у нее было заранее забронировано отдельное купе.

Заперев дверь купе, Лисбет почувствовала, что впервые за двое суток содержание адреналина у нее в крови снизилось до нормального уровня. Она распахнула окно и закурила сигарету, пренебрегая запретом, попутно по чуть-чуть отхлебывая кофе. Поезд тем временем выехал из Осло.

Лисбет прокрутила в голове свой контрольный список, чтобы убедиться, что она не упустила ни единой детали. Через минуту девушка нахмурила брови, пошарила в кармане куртки, извлекла оттуда ручку из отеля «Циммерталь», внимательно рассмотрела ее и выбросила в окно.

Через пятнадцать минут она забралась в постель и почти мгновенно заснула.