Эпилог
Опись имущества
Пятница, 2 декабря – воскресенье, 18 декабря
Около девяти вечера Анника Джаннини явилась на встречу с Лисбет Саландер в бар театра «Сёдер». Ее клиентка поглощала крепкое пиво и уже приканчивала второй бокал.
– Извини, что опоздала, – сказала Анника и покосилась на наручные часы. – Мне пришлось разбираться с другим клиентом.
– Вот оно что, – отозвалась Лисбет.
– Ты что-то празднуешь?
– Нет, ничего. Просто мне хочется напиться.
Усаживаясь, Анника взглянула на нее с некоторым скепсисом.
– И часто у тебя возникает такое желание?
– Первое время, когда меня выпустили, я напивалась до бесчувствия. Но склонности к алкоголизму у меня нет, поверь мне. Просто я вдруг поняла, что впервые в жизни являюсь дееспособной и имею законное право напиться у себя дома, в Швеции.
Анника заказала себе «Кампари».
– О’кей, – сказала она. – Ты предпочитаешь пить одна или в компании?
– Препочитаю одна. Но можешь со мной посидеть, если не будешь слишком много болтать. Мне кажется, у тебя нет желания отправиться ко мне домой и заняться сексом.
– Прости? – переспросила Анника.
– Да, я так и думала. Ты ведь до неприличия гетеросексуальна.
Джаннини вдруг развеселилась.
– Ты первая из клиентов, кто предлагает мне заняться сексом.
– Ты заинтересовалась?
– Сорри. Нисколько. Но спасибо за приглашение.
– Чего же ты хочешь, адвокат?
– Я хочу две вещи. Либо я прямо сейчас и здесь отказываюсь от услуг в качестве твоего адвоката, либо ты начинаешь подходить к телефону, когда я тебе звоню. Мы ведь уже это обсуждали, когда тебя освободили.
Лисбет Саландер посмотрела на Аннику Джаннини.
– Я уже целую неделю не могу тебя поймать. Я звонила, писала и посылала тебе мейлы.
– Я уезжала.
– Ты бо́льшую часть осени была недосягаема. Так не годится. Я согласилась представлять твои интересы во всем, что касается твоих взаимоотношений с государством. Это означает, что необходимо заниматься формальностями и документами. Надо подписывать бумаги и отвечать на вопросы. Я должна иметь возможность связываться с тобой, а не сидеть как идиотка и не знать, где ты находишься.
– Понимаю. Я две недели провела за границей. Я вернулась домой вчера и позвонила тебе, как только услышала, что ты меня разыскиваешь.
– Так не годится. Ты обязана информировать меня о том, где ты находишься, пока все вопросы о компенсации и обо всем прочем не утрясутся, и звонить мне минимум раз в неделю.
– Мне плевать на компенсацию. Я хочу, чтобы государство оставило меня в покое.
– Но государство не оставит тебя в покое, как бы ты этого ни хотела. Суд оправдал тебя, а это повлекло за собой целую цепочку событий. Сейчас речь идет не только о тебе. Петера Телеборьяна будут судить за те действия, которые он предпринимал против тебя. Это означает, что тебе придется выступить свидетелем. Служебные злоупотребления прокурора Экстрёма стали предметом расследования. К тому же, если выяснится, что он по поручению «Секции» умышленно пренебрегал служебным долгом, его могут привлечь к судебной ответственности.
Лисбет подняла брови. На секунду в ее глазах вспыхнул интерес.
– Но думаю, до суда дело не дойдет. Экстрём купился на блеф и к «Секции» на самом деле никакого отношения не имеет. На прошлой неделе прокурор начал предварительное следствие в отношении Комитета по надзору за органами опеки и попечительства. Там имеется серия заявлений от омбудсмена юстиции и одно обращение на имя канцлера юстиции.
– Я ни на кого не заявляла.
– Я знаю. Но выяснилось, что совершались должностные преступления, и требуется все расследовать. Ты – не единственная, за кого комитет несет ответственность.
Лисбет пожала плечами:
– Меня это не касается. Но я обещаю, что теперь буду поддерживать с тобой контакты. Две последние недели были исключением. Я работала.
Анника Джаннини посмотрела на свою клиентку с подозрением.
– Чем же ты занималась?
– Консалтингом.
– О’кей, – кивнула Анника. – А теперь второе дело: готова опись имущества.
– Какого еще имущества?
– Оставшегося после твоего отца. Государственный адвокат обратился ко мне, поскольку никто, похоже, не знал, как с тобой связаться. Вы с сестрой единственные наследницы.
Пока Лисбет Саландер смотрела на Аннику Джаннини, ни один мускул на ее лице не дрогнул. Потом она поймала взгляд официантки и показала пальцем на свой бокал.
– Мне наплевать на отцовское наследство. Делай с ним, что хочешь.
– Послушай, Лисбет, существуют правила и законы. Это ты можешь делать с наследством все, что хочешь. А моя обязанность – проследить за тем, чтобы у тебя имелась такая возможность.
– Я не хочу ни единого эре от этой скотины.
– О’кей. Ты можешь передать деньги «Гринпису» или еще кому-нибудь.
– Мне наплевать на китов.
Аннике пришлось перейти на более жесткие тона.
– Лисбет, если ты хочешь быть дееспособной, тебе пора начинать вести себя соответствующим образом. Мне все равно, как ты распорядишься своими деньгами. Подпиши, что ты их получила, и можешь продолжать спокойно пить.
Лисбет покосилась на Аннику из-под челки, а потом уткнулась взглядом в стол. Анника восприняла этот жест как своего рода извинение. Мимический регистр Лисбет Саландер был весьма ограничен.
– О’кей. А что там?
– Вполне солидное наследство. У твоего отца было около трехсот тысяч в ценных бумагах. Недвижимость в Госсеберге оценивается примерно в полтора миллиона, она включает участок леса. Кроме того, твой отец владел еще тремя видами недвижимого имущества.
– Недвижимого имущества?
– Ну да. Похоже, он вложил в него кое-какие деньги. Конечно, это не то чтобы особо ценные объекты. Ему принадлежит небольшой дом в Уддевалле с шестью квартирами, сдача в аренду которых приносит некоторый доход. Недвижимость, правда, находится в плачевном состоянии – на ремонт твой отец явно не хотел тратиться. Домом даже занималась комиссия по жилищным спорам. На нем ты не разбогатеешь, но при продаже получишь небольшую сумму. Твоему отцу принадлежал также дачный участок в Смоланде, который оценивается приблизительно в двести пятьдесят тысяч крон.
– Вот как.
– Еще ему принадлежит ветхое промышленное здание в Норртелье.
– Какого черта он покупал все это дерьмо?
– Понятия не имею. По предварительным оценкам, наследство может при продаже составить четыре с лишним миллиона, за вычетом налогов и тому подобного. Но…
– Да?
– Потом наследство придется разделить поровну между тобой и сестрой. Однако дело в том, что никто, похоже, не знает, где находится твоя сестра.
Лисбет молча разглядывала Аннику Джаннини.
– Ну?
– Что «ну»?
– И где находится твоя сестра?
– Не имею представления. Я не виделась с нею десять лет.
– Данные о ней засекречены, но я узнала, что она, вроде бы, находится за пределами страны.
– Вот как, – сказала Лисбет равнодушно.
Анника тяжело вздохнула.
– О’кей. Тогда я предлагаю реализовать все доходы и поместить половину суммы в банк до тех пор, пока нам не удастся обнаружить местонахождение твоей сестры. Если ты даешь добро, я могу начать переговоры.
Лисбет пожала плечами.
– Я не хочу иметь к его деньгам никакого отношения.
– Я тебя понимаю. Но подвести черту все равно надо. Это часть твоей ответственности как дееспособного гражданина.
– Тогда просто продай весь этот хлам. Положи половину в банк, а остальное подари, кому захочешь.
Анника Джаннини подняла одну бровь. Она понимала, что у Лисбет Саландер есть какие-то средства, но не думала, что их размер так велик и позволяет наплевать на наследство в миллион крон или даже больше. Она также не имела представления, откуда у Лисбет деньги и о какой сумме может идти речь, однако в основном ее заботило завершение бюрократической процедуры.
– Лисбет, дорогая… Прочти, пожалуйста, опись имущества и дай мне свое согласие, чтобы я начала действовать и мы смогли бы обо всем этом забыть.
Лисбет немного поворчала, но под конец сдалась и сунула папку к себе в сумку. Она пообещала прочитать ее и дать распоряжения относительно дальнейших действий, а затем вновь переключилась на пиво. Анника Джаннини еще около часа посидела с нею; правда, она пила в основном минеральную воду.
Анника позвонила через несколько дней и напомнила Лисбет Саландер об описи имущества. Тогда та достала и расправила смявшуюся папку, а потом уселась за кухонный стол и прочла все документы.
Опись имущества занимала несколько страниц и содержала массу сведений о разном барахле – какая посуда имелась в кухонном шкафу в Госсеберге, какая сохранилась одежда, какова стоимость фотоаппаратов и других личных предметов. Ничего особо ценного после себя Александр Залаченко не оставил, и ни один из предметов не представлял для Лисбет Саландер ни малейшего интереса. Она немного поразмышляла и все-таки решила, что ее позиция со времен встречи с Анникой в баре не изменилась и что инструкции по-прежнему просты. Хлам нужно сбыть, а деньгами Анника пусть распорядится по своему усмотрению. Лисбет ни секунды не сомневалась в том, что не хочет от этого наследства ни одного эре, но подозревала, и небезосновательно, что настоящие сокровища Залаченко припрятаны в таком месте, где ни один составитель описи имущества их не искал.
Потом она начала изучать свидетельство о праве собственности на недвижимость в Норртелье.
Недвижимость представляла собой помещение промышленного назначения, состоящее из трех зданий общей площадью в 20 000 квадратных метров и расположенное поблизости от местечка Шедерид, между Норртелье и Римбу.
Составитель описи нанес туда краткий визит и констатировал, что это бывший кирпичный завод, по большей части пустовавший с момента закрытия в 1960-х годах и использовавшийся в качестве склада для лесоматериалов в 1970-х. По его мнению, помещения находятся в «аварийном состоянии» и не подлежат ремонту с целью использования для какой-либо другой деятельности. Под аварийным состоянием, в частности, имелось в виду то, что «северное здание» во время пожара воспламенилось и обвалилось. В главном же здании кое-какие ремонтные работы все же проводились.
Прочитав выписку из архива, Лисбет Саландер вздрогнула. Александр Залаченко купил недвижимость за бесценок 12 марта 1984 года, но владельцем по бумагам значилась Агнета София Саландер.
Так что первоначально недвижимостью владела мать Лисбет Саландер. Но уже в 1987 году Залаченко выкупил у нее здание за 2000 крон. Затем постройки, вроде бы, лет пятнадцать никак не использовались. Согласно описи имущества, 17 сентября 2003 года фирма «КАБ» наняла строительную компанию «НоррБюгг АВ» для производства ремонтных работ, включавших ремонт полов и крыш, а также оптимизацию водоснабжения и электропроводки. Работы продолжались примерно два месяца, до конца ноября 2003 года, а затем прекратились. «НоррБюгг» выставила счет, который был оплачен.
Из всех афер ее отца именно эта казалась самой необъяснимой. Лисбет Саландер нахмурила брови.
Если отец хотел сделать вид, что его фирма «КАБ» занимается какой-то легальной деятельностью или что он обладает некоторыми средствами, то покупка помещения промышленного назначения вполне объяснима. Вполне понятным казалось и то, что мать Лисбет выступала в качестве подставного лица при покупке, а потом он отобрал у нее контракт.
Но ради чего он в 2003 году выложил почти 440 000 крон за ремонт этой жалкой лачуги, которая, согласно данным описи, в 2005 году по-прежнему не использовалась?
Лисбет Саландер недоумевала, но этот вопрос не слишком ее заинтересовал. Она сложила папку и позвонила Аннике Джаннини.
– Я прочла опись имущества. Мое решение осталось прежним. Продай это дерьмо и делай с деньгами что угодно. Я не хочу от него никакого наследства.
– О’кей. Тогда я прослежу, чтобы половину суммы положили в банк на имя твоей сестры, а потом предложу тебе несколько вариантов, куда можно пожертвовать деньги.
– Ага, – ответила Лисбет и без лишних слов положила трубку.
Потом она уселась у окна, закурила сигарету и начала смотреть на залив Сальтшён.
Следующую неделю Лисбет Саландер помогала Драгану Арманскому – он дал ей неотложное поручение. Нужно было найти и установить личность человека, которого подозревали в том, что его наняли похитить ребенка в процессе судебной тяжбы об опеке, возникшей после развода шведки с гражданином Ливана. Лисбет поручили контроль за электронной почтой человека, которого считали заказчиком. Но потом работу пришлось прервать в связи с тем, что стороны нашли компромиссное решение и заключили мировое соглашение.
В последнее воскресенье перед Рождеством, 18 декабря, Лисбет проснулась в половине седьмого и подумала, что ей надо купить рождественский подарок Хольгеру Пальмгрену. Она подумала: кстати, а не следует ли ей купить подарок еще кому-нибудь, например, Аннике Джаннини. Потом не спеша встала, приняла душ и позавтракала – выпила кофе и съела тосты с сыром и апельсиновым джемом.
Ничего особенного на этот день она не планировала. Только просто так немного поразбирала на письменном столе бумаги и газеты. Потом ее взгляд упал на папку с описью имущества. Лисбет открыла папку и еще раз прочитала свидетельство о праве собственности на промышленное помещение в Норртелье.
И вздохнула.
О’кей. Я все-таки должна выяснить, чем он там, черт побери, занимался.
Лисбет укуталась и надела теплые ботинки. В половине девятого утра она выехала на «хонде» цвета красного вина из подземного гаража на Фискаргатан, 9. Стояла очень холодная, но ясная погода, на пастельно-голубом небе сияло солнце. Лисбет не торопясь проехала через Шлюз и Кларабергследен и вынырнула на шоссе Е18 в сторону Норртелье. Ближе к десяти она свернула к бензоколонке в нескольких километрах от местечка Шедерид, чтобы спросить, как проехать к старому кирпичному заводу. Но, едва остановившись, поняла, что она и так все найдет, ничего ни у кого не спрашивая.
С холма, на котором находилась Саландер, открывалась прекрасная панорама на расположенную по другую сторону от шоссе низину. Слева, по направлению к Норртелье, находился склад красок и стройматериалов, рядом было выставлено шахтное оборудование. Справа, на краю промышленной зоны, примерно в 400 метрах от главной дороги, располагалось мрачное кирпичное здание с развалившейся трубой. Завод походил на последний бастион промзоны, на отшибе – по другую сторону небольшой дороги и узкой речки. Лисбет задумчиво разглядывала здание. Она толком так и не поняла, что заставило ее посвятить целый день поездке в Норртелье.
Повернув голову, она покосилась на бензоколонку, куда как раз подъехал трейлер с табличкой TIR – Международные дорожные перевозки. Она внезапно поняла, что находится на главной дороге, ведущей к паромной гавани в Каппельшере, через которую осуществлялась значительная часть грузовых перевозок между Швецией и Балтийскими странами.
Лисбет завела машину, выехала обратно на шоссе и свернула к заброшенному кирпичному заводу. Она припарковалась прямо посреди участка и вышла из машины. На улице сразу дала себя знать минусовая температура, и Лисбет надела черную шапочку и черные кожаные перчатки.
В главном здании было два этажа. Все окна нижнего этажа были заколочены фанерой, а на верхнем – по большей части разбиты. Кирпичный завод оказался гораздо более просторным зданием, чем она себе представляла, но выглядел чересчур ветхим. Никаких следов ремонта ей обнаружить не удалось. Здесь не было ни единой живой души, только посреди парковки валялся использованный презерватив, а часть фасада украсили произведения представителей искусства граффити.
На кой черт Залаченко держался за это здание?
Лисбет обошла вокруг завода и на задней стороне обнаружила разрушенный флигель. Все двери в главное здание были заперты при помощи цепей и висячих замков. Она принялась изучать входную дверь в торце. И если некоторые двери были укреплены мощными железными болтами и защищены от взлома, то замок на торце казался не слишком крепким и держался лишь на одном гвозде. «А ведь, черт возьми, здание принадлежит мне», – подумала Лисбет. Оглядевшись, она заметила в куче хлама тонкую металлическую трубу и использовала ее как рычаг, чтобы сбить висячий замок.
Ее взору предстала лестница и вход на первый этаж. Из-за заколоченных окон внутри было почти совсем темно, лишь по краям фанерных листов пробивались отдельные полоски света. Лисбет постояла несколько минут, пока глаза не привыкли к темноте, а потом огляделась: потолок подпирали массивные деревянные столбы, а все вокруг было забито всяким хламом – брошенными табуретками, старыми деталями оборудования и лесоматериалами. Зал имел метров сорок пять в длину и двадцать в ширину. Старые печи кирпичного завода, похоже, демонтировали и вынесли. Фундаменты превратились в заполненные водой бассейны, а на полу лежали огромные заплесневелые лужи. Кругом пахло гнилью и тиной. Лисбет наморщила нос.
Она развернулась и пошла вверх по лестнице. Второй этаж оказался сухим и состоял из двух расположенных друг за другом помещений, площадью примерно двадцать на двадцать и не менее восьми метров высотой. Высокие окна находились на недоступном расстоянии, почти под крышей. Из них ничего не было видно, но они хорошо освещали верхний этаж. Здесь, как и внизу, валялась масса хлама. Она прошла мимо десятков сложенных друг на друга упаковочных ящиков. Потрогала один из них – сдвинуть ящик с места оказалось невозможно. На нем виднелась надпись: Machine parts 0-А77. Ниже располагался аналогичный текст по-русски: «Детали оборудования 0-А77». Саландер отметила, что в первом зале есть открытый товарный лифт.
Склад разного оборудования, которое ржавеет без дела на старом кирпичном заводе, вряд ли представляет из себя какое-то солидное имущество.
Лисбет прошла во второй зал. Судя по всему, именно здесь и проводились ремонтные работы. Помещение оказалось заполнено хламом, ящиками и старой офисной мебелью, расставленной по принципу лабиринта. Одна секция пола была вынута и заменена новыми досками. Лисбет отметила, что наверняка ремонтные работы были прерваны неожиданно и поспешно. Все было брошено без присмотра – инструменты, пилы, гвоздезабивной пистолет, гвоздодер, лом и ящики для инструментов. Она нахмурила брови.
Даже при внезапном окончании работ строительная компания обычно забирает оборудование.
Но ответ и на этот вопрос она нашла, когда подняла отвертку и увидела на ручке русские буквы. Залаченко импортировал инструмент, а, может быть, и рабочую силу.
Лисбет подошла к торцовочной пиле и повернула выключатель. Загорелась зеленая лампочка. Значит, электричество есть. Она вернула выключатель в нулевое положение.
В глубине зала имелось три двери, они вели в маленькие помещения – возможно, раньше там располагалась контора. Лисбет взялась за ручку крайней двери и убедилась, что она заперта. Оглядевшись, она вернулась к инструментам и принесла гвоздодер. Чтобы выбить дверь, потребовались некоторые усилия.
В комнате было темно и пахло старьем. Протянув руку, Лисбет нащупала выключатель и зажгла одиноко висевшую под потолком лампочку. И с изумлением оглянулась.
В комнате стояли три кровати с перепачканными матрасами, и еще три матраса лежали прямо на полу. Кругом валялось грязное постельное белье. Справа находилась электроплитка, возле ржавого крана стояло несколько кастрюль. В одном из углов находилось железное ведро, а рядом – рулон туалетной бумаги.
Тут кто-то жил. И жильцов было несколько.
Лисбет вдруг обратила внимание, что с внутренней стороны двери ручки нет. По спине ее побежали мурашки.
В глубине комнаты стоял платяной шкаф. Она вернулась, открыла дверцы шкафа и увидела две дорожные сумки. Вытащив верхнюю, обнаружила одежду и вытянула юбку с этикеткой на русском языке. Потом нашла сумочку и вытряхнула содержимое на пол. Среди косметики и разной ерунды валялся паспорт с фотографией темноволосой девушки лет двадцати. Написано все было по-русски. Лисбет прочитала имя девушки: Валентина.
Она медленно вышла из комнаты.
Ее посетило ощущение дежавю. Два с половиной года назад Лисбет Саландер уже приходилось осматривать похожее место преступления в одном из подвалов селения Хедебю. Женская одежда. Тюрьма. Она остановилась и надолго задумалась. С какой стати паспорт и одежда остались здесь? Что-то произошло…
Потом она вернулась обратно к инструментам и стала в них копаться, пока не нашла мощный фонарь. Батарейки оказались на месте; тогда Лисбет спустилась на первый этаж и зашла в большой зал. Она шагала прямо по лужам на полу, и ботинки постепенно промокали.
Чем дальше она продвигалась вглубь зала, тем сильнее пахло гнилью. Лисбет остановилась возле фундамента одной из старых кирпичных печей. Тот почти до краев был заполнен водой. Она посветила фонарем на черную воду, но ничего различить не смогла. Поверхность воды покрывали водоросли, превратившиеся в зеленую слизь. Лисбет огляделась по сторонам и нашла трехметровый кусок стальной арматуры. Она воткнула его в бассейн и пошевелила. Яма оказалась примерно полметра глубиной, и почти сразу Лисбет на что-то наткнулась. Через несколько секунд на поверхность всплыло тело. Сперва показалось лицо – оскаленная маска смерти и разложения. Лисбет задышала ртом и стала разглядывать лицо в свете фонаря. Это была женщина, возможно, владелица паспорта со второго этажа. Сколько нужно времени, чтобы тело разложилось в холодной стоячей воде, Саландер не знала, но предположила, что женщина пролежала в бассейне довольно долго.
Она обратила внимание, что на поверхности воды что-то движется. Какие-то личинки.
Лисбет опустила тело обратно в воду и продолжила орудовать стальным прутом. На краю бассейна наткнулась на что-то, что сочла еще одним телом. Она не стала его трогать, вытащила из ямы прут, бросила его на пол и остановилась возле бассейна. Тут было над чем задуматься.
Потом Саландер снова поднялась на второй этаж. Используя гвоздодер, она вскрыла среднюю дверь. Комната оказалась пустой – ее как будто вообще не использовали.
Лисбет подошла к третьей двери и уже приставила к ней инструмент, но взламывать ее не потребовалось – дверь приоткрылась сама. Здесь оказалось не заперто. Лисбет подтолкнула дверь гвоздодером и огляделась.
Площадь комнаты составляла примерно тридцать квадратных метров. Окна располагались как обычно, и из них открывался вид на двор перед кирпичным заводом. Лисбет различила даже бензоколонку, возвышающуюся над шоссе. Тут имелись кровать, стол и мойка с посудой. Потом она увидела на полу открытую сумку, а в ней – купюры. Лисбет сделала два шага и вдруг почувствовала, что в комнате тепло – взгляд упал на электрический обогреватель, который стоял на полу. Потом она увидела кофеварку, она мигала ей красным индикатором.
Здесь кто-то живет. Она на кирпичном заводе не одна.
Лисбет резко развернулась и бросилась во внутренний зал, а оттуда – во внешний. И шагнула к выходу. В пяти шагах от лестницы затормозила, обнаружив, что дверь на лестницу закрыта и на ней висит замок. Она оказалась заперта.
Лисбет медленно обернулась и посмотрела по сторонам. Но никого не увидела.
– Привет, сестренка! – услышала она чей-то наигранно веселый голос.
Лисбет повернула голову и увидела, как из-за ящиков с деталями оборудования появляется монументальная фигура Рональда Нидермана. В руках у него сверкнул штык-нож.
– Я мечтал с тобой снова повстречаться, – произнес Нидерман. – В прошлый раз мы так и не успели толком пообщаться.
Лисбет огляделась.
– Бесполезно, – сказал Нидерман. – Мы с тобой одни, и единственный выход заперт.
Лисбет перевела взгляд на сводного брата.
– Как твоя рука? – поинтересовалась она.
Нидерман по-прежнему улыбался. Он поднял правую руку и продемонстрировал ее. На ней отсутствовал мизинец.
– Туда попала инфекция. Пришлось его отпилить.
Рональд Нидерман страдал анальгезией и не мог ощущать боли. Лисбет рассекла ему руку лопатой около Госсеберги, за несколько секунд до того, как Залаченко выстрелил ей в голову.
– Надо было отстрелить тебе башку, – равнодушно проговорила Лисбет Саландер. – Какого черта ты здесь делаешь? Я думала, что ты еще несколько месяцев назад убрался за границу.
Он только улыбнулся.
Если б Рональд Нидерман и попытался ответить на вопрос Лисбет Саландер о том, что он делает на этом ветхом кирпичном заводе, у него наверняка ничего не получилось бы. Объяснить это он не смог бы даже самому себе.
Он покидал Госсебергу с чувством надежды, рассчитывая на то, что Залаченко мертв и фирма перейдет к нему. Он считал себя непревзойденным организатором.
Рональд сменил машину в Алингсосе, затолкал перепуганную медсестру Аниту Касперссон в багажник и поехал в сторону Буроса. У него не было никакого плана, и он импровизировал на ходу. Его нисколько не волновала судьба Аниты Касперссон. Ему было безразлично, останется она в живых или умрет. Но от лишнего и опасного свидетеля необходимо избавиться, считал он. На окраине Буроса Нидерман вдруг решил, что поступит с ней иначе.
Он отправился в сторону к югу и нашел пустынный лесной массив неподалеку от местечка Сеглора. Здесь он привязал медсестру в каком-то сарае и бросил. Он рассчитывал на то, что она через несколько часов сможет вырваться и направит полицию в сторону юга. Если же она не сможет освободиться, а умрет от голода или от холода, это уже не его забота.
На самом же деле Рональд Нидерман вернулся в Бурос и направился на восток, в сторону Стокгольма. Он поехал прямо в «Свавельшё МК», но не стал показываться в помещении клуба. Ведь, как ни досадно, Магге Лундин сидел за решеткой. Нидерман отправился к клубному приставу Хансу-Оке Валтари домой и потребовал, чтобы тот помог ему и нашел ему укрытие. Валтари все устроил – он отправил его к Виктору Йоранссону, кассиру и финансовому директору клуба. Там Рональд, правда, задержался только на несколько часов.
Нидерман в целом никаких материальных затруднений не испытывал. Конечно, он оставил почти 200 000 крон в Госсеберге, но у него имелся доступ к значительно более крупным суммам, размещенным в фондах за границей. Проблема заключалась лишь в том, что он нуждался в наличных средствах. Йоранссон отвечал за деньги «Свавельшё МК», и Нидерман решил, что ему подворачивается удобный случай. Он легко убедил Йоранссона показать ему спрятанный в хлеву сейф и прихватил примерно 800 000 крон наличными.
В доме присутствовала еще и женщина, но что именно он с нею сделал, Нидерман точно не помнил.
У Йоранссона он прихватил также автомобиль, который еще не успел «засветиться» в полиции, и направился на север, с целью сесть на один из таллинских паромов, отправлявшихся из Каппельшера.
Доехав до Каппельшера, он остановился на стоянке и заглушил мотор. Потом с полчаса сидел, изучая обстановку. Всюду торчали полицейские.
Нидерман завел машину и просто поехал дальше, без всякого плана. Ему требовалось укрытие, где он смог бы на некоторое время затаиться. На подступах к Норртелье Рональд вдруг вспомнил о старом кирпичном заводе. С тех пор как год назад там проводились ремонтные работы, он почти позабыл про это здание. Кирпичный завод использовали братья Харри и Атхо Ранта, превратившие его в склад для торговли со странами Прибалтики, но братья Ранта перебрались за границу еще тогда, когда журналист Даг Свенссон из «Миллениума» только заинтересовался темой транспортировки шлюх. Старый завод пустовал.
Спрятав «сааб» Йоранссона в сарае позади завода, Нидерман забрался внутрь. Ему пришлось взломать одну из дверей на первом этаже, но первым делом он обустроил себе запасный выход через отвалившуюся в торце фанеру. Сломанный висячий замок Рональд позднее заменил. А затем обустроил себе комнату на втором этаже.
В тот же день, уже после обеда, до него через стены донеслись какие-то звуки. Сначала Нидерман подумал, что это обычные привидения. Он просидел довольно долго, а потом вдруг поднялся, вышел в большой зал и прислушался. Было тихо, но он продолжал терпеливо ждать, пока вновь не услышал какое-то царапание.
Около мойки обнаружился ключ.
Рональд был чуть ли не в шоке, когда, открыв дверь, обнаружил двух русских девиц легкого поведения. Они выглядели совершенно изможденными и явно просидели несколько недель без еды: после того как у них закончился пакет риса, они держались только на чае и воде.
Одна из них настолько обессилела, что не могла подняться с кровати. Вторая держалась бодрее. Она говорила только по-русски, но ему хватило знания языка, чтобы понять: она благодарит Бога и его, Рональда Нидермана, за спасение. Она упала на колени и обвила руками его ноги. Он отпихнул ее, выскочил из комнаты и запер дверь.
Нидерман не знал, что ему делать со шлюхами. Он сварил суп из найденных на кухне консервов и отнес им, а сам глубоко задумался. Потихоньку к ним возвращались силы, и даже та, изможденная женщина, которая без сил лежала на кровати, пришла в себя. Он целый вечер допрашивал их и в конце концов узнал, что эти женщины не шлюхи, а студентки, заплатившие братьям Ранта за возможность перебраться в Швецию. Им обещали вид на жительство и разрешение на работу. Они прибыли в Каппельшер в феврале, и оттуда их прямиком привезли в здание склада и заперли здесь.
Нидерман был вне себя. Проклятые братья Ранта имели побочный доход, который скрывали от Залаченко. А потом они просто-напросто забыли про этих женщин; а может, умышленно бросили их на произвол судьбы, поспешно покидая Швецию…
Теперь весь вопрос в том, как ему с ними поступить. Рональду не хотелось причинять им зло, для этого он не находил никаких оснований. Но отпускать их на свободу тоже очень рискованно – ведь в этом случае они, скорее всего, наведут на кирпичный завод полицию. Отправить их обратно в Россию он не мог, ведь тогда ему пришлось бы везти их в Каппельшер, а это слишком сложно. Темноволосая девушка по имени Валентина предложила ему секс в обмен на помощь. Секс с девушками его совершенно не интересовал, но само предложение превратило ее в шлюху. Все женщины шлюхи, вот и всё.
Через три дня Нидерману надоели их постоянные мольбы, нытье и стуки в стену. Ему хотелось, чтобы его оставили в покое, и он не видел никакого другого выхода. В последний раз Рональд он отпер дверь и решительно покончил с этой проблемой. Он попросил у Валентины прощения, а потом протянул руки и одним движением свернул ей шею между вторым и третьим позвонками. Затем подошел к блондинке, имени которой так и не узнал. Та индифферентно лежала на кровати и никакого сопротивления не оказала. Нидерман перенес тела на первый этаж и утопил их в заполненном водой бассейне, после чего его наконец-то посетило чувство покоя.
Оставаться на кирпичном заводе Рональд не собирался, желая лишь переждать здесь полицейский переполох. Он побрился налысо и отпустил бородку, до полной неузнаваемости изменив внешность. К тому же нашел почти подходящий по размеру комбинезон, оставленный кем-то из рабочих строительной компании. Облачился в комбинезон, нацепил забытую кепку, сунул в карман складной метр и поехал на бензоколонку на холме за продуктами. Благодаря добыче из кассы «Свавельшё МК», наличных у него было хоть отбавляй. В магазинчике он появился под вечер и выглядел, как самый обычный работяга, который остановился на бензоколонке по пути домой. Никто даже не обратил на него внимания, и Рональд начал ездить за покупками раз или два раза в неделю. На бензоколонке с ним всегда любезно здоровались и вскоре уже стали узнавать.
Поначалу Нидерману пришлось уделять много времени на защиту здания от населявших его призраков. Они прятались в стенах, а на свободу вырывались в ночное время. Он слышал, как они бродят по залу.
Нидерман баррикадировался в своей комнате. Но через несколько дней ему это надоело. Тогда он схватил найденный в одном из кухонных ящиков штык-нож и вышел навстречу монстрам, один на один. Пора было покончить с ними.
И они отступили. Впервые в жизни ему удалось их победить. Они бросались наутек, как только он к ним приближался. Он видел их хвосты и деформированные туши – они уползали за ящики и шкафы. Рональд заревел им вслед. Они бросились врассыпную.
Он вернулся в свою обжитую комнату и просидел там всю ночь, не сомневаясь, что призраки вернутся. На рассвете они предприняли новую атаку, и он еще раз вышел им навстречу, снова обратив врага в бегство.
При этом он балансировал на грани между паникой и эйфорией.
Всю жизнь эти существа охотились за ним в темноте, и теперь он впервые почувствовал, что может дать им сдачи. Он ничего не делал. Он спал, ел, размышлял. И постепенно им овладело ощущение покоя.
День за днем – так проходили недели.
Наступило лето. Судя по новостям, которые он узнавал из транзисторного радиоприемника и вечерних газет, охота на Рональда Нидермана уже утратила актуальность. Он с интересом прочитал репортаж об убийстве Александра Залаченко.
Надо же, какой-то психопат поставил точку в жизни Залаченко.
В июле Рональд следил за судебным процессом над Лисбет Саландер. Его удивило, когда ее вдруг оправдали. Это показалось ему несправедливым. Ее выпустили на свободу, а ему приходится скрываться…
Он купил на бензоколонке «Миллениум» и прочел номер, целиком посвященный Лисбет Саландер, Александру Залаченко и Рональду Нидерману. Какой-то журналист по имени Микаэль Блумквист изобразил его портрет – патологического маньяка-убийцы и психопата.
Нидерман нахмурил брови.
Наступила осень, а он все еще не сдвинулся с кирпичного завода. Из-за наступающих холодов ему пришлось купить электрообогреватель – все на той же бензоколонке. Нидерман не мог объяснить, почему не уезжает.
Несколько раз во двор заезжала молодежь и парковалась перед заводом. В здание никто не врывался и покой Нидермана никто не нарушал.
Как-то раз в сентябре во дворе припарковалась машина, и какой-то мужчина в синей ветровке начал дергать за ручки дверей, разгуливать по участку и что-то разведывать. Нидерман наблюдал за ним из окна второго этажа. Мужчина слонялся вокруг зданий минут двадцать и что-то записывал в блокнот, а потом огляделся в последний раз, сел в свою машину и уехал. Нидерман выдохнул. Он не имел представления о том, кто этот мужчина и для чего появился здесь, но создавалось впечатление, что тот оценивал недвижимость. То, что после смерти Залаченко будут описывать недвижимость и имущество, Нидерману в голову не приходило.
Рональд много думал о Лисбет Саландер. Он не ожидал, что они когда-нибудь еще встретятся, но она внушала ему и восхищение, и ужас. Живых людей Рональд Нидерман не боялся. Но единокровная сестра произвела на него неизгладимое впечатление. Еще никому не удалось одержать над ним победу таким образом, как ей. Она вернулась, несмотря на то, что он закопал ее в могилу, вернулась и теперь преследует его. Она теперь каждую ночь являлась ему. Он просыпался в холодном поту и не сомневался, что она пришла на смену его привычным призракам.
В октябре Нидерман принял решение. Он не покинет Швецию, пока не отыщет сестру и не уничтожит ее. Никакого плана у него не было, но в жизни снова появилась цель. Он не знал, ни где находится его сестра, ни как ее искать. Поэтому день за днем, неделю за неделей Нидерман сидел у себя в комнате, на втором этаже кирпичного завода, уставившись в окно.
Однажды перед зданием вдруг остановилась ярко-красная «хонда», и оттуда, к его невероятному изумлению, выползла Лисбет Саландер.
Боже милостивый, подумал он.
Лисбет Саландер пополнит команду тех женщин в бассейне на первом этаже, чьи имена он уже успел позабыть. Наконец-то он поставит точку в предыдущей жизни и сможет двигаться дальше…
Оценив ситуацию, Лисбет Саландер поняла, что она складывается явно не в ее пользу. Ее мозг включился на высокие обороты. Клик, клик, клик. Она по-прежнему держала в руках гвоздодер, но он не годился в качестве оружия против того, кто в принципе не чувствует боли. Она заперта в помещении площадью примерно в тысячу квадратных метров наедине с роботом-убийцей из ада.
Когда Нидерман вдруг начал к ней приближаться, она бросила в него гвоздодер, но Рональд спокойно уклонился. Лисбет Саландер соскочила с места, поставила ногу на табуретку, вскочила на упаковочный ящик и, как паук, вскарабкалась еще на два ящика выше. Она застыла на высоте примерно в четыре метра и взглянула вниз, на Нидермана.
– Спускайся, – спокойно сказал тот. – Тебе некуда деваться. Тебе конец.
Интересно, нет ли у него какого-нибудь стрелкового оружия… Вот это уже было бы совсем плохо.
Нидерман наклонился, поднял стул и запустил им в Лисбет, но не попал.
Внезапно разозлившись, он вскочил на табуретку и полез следом за Лисбет. Та подождала, пока он не оказался почти на одном уровне с ней, а потом сделала два скачка, оттолкнулась, перепрыгнула через проход и приземлилась на ящик, стоявший на несколько метров дальше. Затем слезла на пол и схватила гвоздодер.
Нидермана нельзя было назвать неуклюжим. Но он знал, что при его весе лучше не рисковать – все прыжки с ящиков чреваты переломом ног. Поэтому слезать ему пришлось постепенно и осторожно – ему нужно напрягаться, чтобы заставить подчиняться свое тело. Нидерман уже почти достиг пола, когда услышал позади себя шаги и едва успел развернуться. От удара гвоздодера он успел уклониться, подставив плечо, но при этом выронил штык-нож.
Лисбет нанесла удар и сразу выпустила гвоздодер, но не успевала поднять штык-нож. Поэтому она оттолкнула его ногой подальше, вдоль ряда табуреток, уклонилась от удара огромного кулака и вновь вскарабкалась на ящики по другую сторону от центрального прохода. Уголком глаза она заметила, что Нидерман уже тянется к ней, и мгновенно подтянула ноги. Ящики стояли в два ряда – в три яруса вдоль центрального прохода и в два с внешней стороны. Лисбет спустилась на высоту второго яруса, уперлась спиной и изо всех сил надавила ногами. Ящик весил, вероятно, не меньше 200 килограммов, но все же ей удалось его сдвинуть и свалить в центральный проход.
Заметив ящик, Нидерман едва успел броситься в сторону. Ящик углом стукнул его в грудь, но никаких увечий не причинил. Нидерман остановился.
Надо же, а она еще и сопротивляется…
Он опять полез за ней, и как только его голова поднялась к третьему ярусу, Лисбет ударила его ногой в лоб. Рональд крякнул, но продолжил свой маневр. Саландер мгновенно перепрыгнула на другую сторону центрального прохода, сразу перегнулась через край ящика и исчезла из его поля зрения. Он только услышал ее шаги и увидел, как она промелькнула в дверях на пути во внутренний зал.
Лисбет Саландер озиралась в поисках выхода. Шансов спастись никаких. Клик. Она знала, что шансов у нее нет. Пока ей удается уклоняться от гигантских кулаков Нидермана и соблюдать дистанцию, она может рассчитывать оставаться в живых. Но стоит ей совершить ошибку – а это рано или поздно произойдет, – она погибнет. Если он хотя бы один-единственный раз ее поймает, битва будет окончена.
Ей нужно оружие.
Пистолет. Автомат. Бронебойно-зажигательно-трассирующая граната. Противопехотная мина. Все что угодно, черт возьми.
Но ничего подобного в ее распоряжении не имелось.
Она огляделась.
Никакого оружия.
Только инструменты. Клик. Ее взгляд упал на торцовочную пилу, но кто знает, что может произойти, пока она заставит его улечься на стол с пилой… Клик. Она увидела лом, который можно применить в качестве копья, но он оказался слишком тяжел для ее рук. Клик. Она бросила взгляд в сторону двери и увидела, как Нидерман слезает с ящиков в пятнадцати метрах от нее и снова направляется к ней. Она начала двигаться в сторону от двери. Через пять секунд Нидерман окажется рядом с ней. Она в последний раз взглянула на инструменты.
Оружие… или укрытие.
Внезапно Лисбет замерла.
Нидерман никуда не спешил. Он знал, что все выходы перекрыты и что рано или поздно сестра станет его добычей. Но она, конечно, представляет опасность. Все-таки она дочь Залаченко. Так что ему следует остерегаться прямых контактов, чтобы избежать травм. Ведь в конце концов она выбьется из сил.
Он остановился на пороге внутреннего зала и оглядел кучи инструментов, половиц и мебели. Саландер пока оставалась вне досягаемости.
– Я знаю, что ты здесь. Я все равно тебя найду.
Рональд затих и прислушался. Но услышал лишь собственное дыхание. Она спряталась. Нидерман улыбнулся: она дразнит его. Братик и сестричка играют в прятки.
Потом он вдруг услышал шелест, доносившийся откуда-то из центра старого зала. Повернул голову, но поначалу не смог определить, откуда доносится звук. Он снова улыбнулся. На полу, чуть в стороне от остального хлама, стоял деревянный верстак примерно пятиметровой длины, на нем громоздились ящики, а внизу имелся шкафчик с раздвижными дверцами.
Нидерман сбоку подошел к шкафчику и заглянул за него, чтобы убедиться, что она не пытается его обмануть. Пусто.
Она спряталась в шкафу. Ну и дура.
Он отодвинул первую дверцу, закрывавшую левую секцию.
Сразу послышалось движение – в шкафу явно кто-то перемещался. Звук доносился из средней секции. Нидерман в два шага оказался там и с торжествующим видом откинул дверцу в сторону.
Пусто.
Потом он услышал серию резких хлопков, напоминавших пистолетные выстрелы. Звуки раздались столь неожиданно, что он даже не сразу понял, откуда те исходят. Нидерман покрутил головой, потом ощутил какое-то давление на левую ногу. Боли он не почувствовал. Его взгляд уткнулся в пол, и он как раз успел увидеть, как рука Лисбет Саландер переместила гвоздезабивной пистолет к его правой ноге.
Она под шкафом.
Он простоял как парализованный несколько секунд, и этого времени ей хватило, чтобы приставить дуло к его ботинку и прострелить ему ногу пятью семидюймовыми гвоздями.
Рональд попробовал пошевелиться. Потратив впустую несколько драгоценных секунд, он понял, что его ступни прикованы к новому дощатому полу. Лисбет Саландер вновь перенесла гвоздезабивной пистолет к левой ноге. Звук напоминал автоматную стрельбу одиночными пулями и очередями. Пока он собирался что-то предпринять, она выпустила ему в ноги еще четыре семидюймовых гвоздя.
Нидерман потянулся вниз и попытался схватить Лисбет за руку, но сразу потерял равновесие. Правда, он удержался на ногах, опираясь на шкаф, а пистолет тем временем продолжал разряжаться. Саландер вернулась к его правой ноге, и он увидел, как она выстреливает гвозди через пятку прямо в пол.
Рональд взбесился от ярости и вновь потянулся к руке Лисбет Саландер.
Из-под шкафа она заметила, что его брючины задираются, сигнализируя о том, что он наклоняется. Она бросила свое оружие. Рональд Нидерман увидел, как ее рука, подобно рептилии, молниеносно исчезла под шкафчиком прежде, чем он успел ее схватить.
Он потянулся за пистолетом, и когда уже почти достал его, Лисбет Саландер утащила шнур под шкаф.
Между шкафом и полом оставалось примерно двадцать сантиметров. Нидерман навалился и опрокинул шкаф. Тогда он увидел Лисбет Саландер – она смотрела на него снизу, при этом зрачки ее расширились, а выражение лица казалось обиженным. Сестра повернула гвоздезабивной пистолет и выстрелила с расстояния в полметра. Несколько гвоздей попали ему прямо в голень.
В следующее мгновение Лисбет бросила пистолет, молниеносно откатилась от Нидермана и вскочила на ноги уже за пределами его досягаемости. Затем отскочила на два метра и замерла.
Рональд Нидерман попытался переместиться и снова потерял равновесие, покачнулся и замахал руками в воздухе, пытаясь вновь обрести точку опоры. Наконец ему удалось восстановить равновесие, и он наклонился. Он был в ярости.
На сей раз ему удалось схватить пистолет. Он поднял его, направил дуло на Лисбет Саландер и нажал на спуск.
Но ничего не произошло. Рональд растерянно посмотрел на пистолет. Потом опять поднял взгляд на Лисбет. Та безучастно показала ему на вилку шнура. В бешенстве он швырнул пистолет прямо в нее, но она молниеносно уклонилась в сторону.
Затем Саландер снова вставила вилку в розетку удлинителя и подтянула шнур к себе.
Нидерман посмотрел на Лисбет Саландер – ее глаза ничего не выражали. Он очень удивился. Он уже знал, что она одержала над ним победу.
Она – просто уникальное произведение природы.
Рональд инстинктивно попробовал оторвать ногу от пола.
Она монстр.
Он смог приподнять ногу лишь на несколько миллиметров – дальше не пускали шляпки гвоздей. Гвозди проткнули ему ноги под разными углами, и, чтобы высвободиться, ему пришлось бы буквально разорвать ступни в клочья. Даже обладая почти сверхчеловеческой силой, он не мог оторваться от пола. Несколько секунд Нидерман раскачивался взад и вперед, словно падая в обморок. Но ноги его не двигались с места. Он увидел, что между ботинками постепенно натекает лужа крови.
Лисбет Саландер уселась перед ним на стул с отломанной спинкой, пытаясь понять, удастся ли ему сойти с места. Поскольку болевые ощущения его не беспокоили, вопрос заключался лишь в том, хватит ли ему сил вытащить шляпки гвоздей из ступней. Минут десять она сидела смирно и наблюдала за его усилиями. Все это время ее глаза совершенно ничего не выражали.
Потом Лисбет встала, обошла вокруг него и приставила гвоздезабивной пистолет ему к позвоночнику, прямо к затылку.
Тут она призадумалась. Сейчас перед нею стоял тип, который импортировал в Швецию женщин – партиями и мелким оптом, – потом накачивал их наркотиками, избивал и продавал. Он убил по меньшей мере восемь человек, включая полицейского в Госсеберге и кассира из «Свавельшё МК». Лисбет представления не имела, сколько еще жизней на совести у ее единокровного братишки, но именно благодаря ему за ней охотились по всей Швеции, как за бешеной собакой. И именно благодаря ему ей предъявили обвинение в трех из совершенных им убийствах.
Она не отрывала пальца от спуска.
Он убил Дага Свенссона и Миа Бергман.
Это он вместе с Залаченко убивал и закапывал в могилу в Госсеберге ее саму. И теперь он вернулся, чтобы снова ее убить.
Он заслуживал бы наказания даже за менее серьезные преступления.
Лисбет не видела причин оставлять его в живых. Он ненавидел ее так страстно, что ей трудно было это понять. Что произойдет, если она передаст его в руки полиции? Его будут судить? Приговорят к пожизненному заключению? И как скоро он сумеет сбежать? Теперь, когда отца наконец больше нет, сколько еще лет ей придется жить в ожидании того дня, когда внезапно снова нагрянет ее братец? Лисбет ощущала в руке тяжесть гвоздезабивного пистолета и понимала, что можно покончить с этим раз и навсегда.
Анализ последствий.
Она прикусила нижнюю губу.
Лисбет Саландер не боялась – ни людей, ни чего бы то ни было. Она считала, что ей не хватает фантазии. Именно отсутствие фантазии и служило доказательством того, что у нее с головой что-то не в порядке.
Рональд Нидерман ее ненавидел, и она точно так же безоговорочно ненавидела его. Для нее он находился в одном списке с такими подонками, как Магге Лундин, Мартин Вангер, Александр Залаченко и еще десяток ублюдков, которым, по ее мнению, вообще нет места среди живых. Она бы с удовольствием собрала их всех на каком-нибудь необитаемом острове и сбросила бы на них ядерную бомбу.
Но убийство? Стоит ли? Что станет с ней, если она его убьет? Есть ли шанс, что убийство останется нераскрытым? Чем она готова пожертвовать ради удовольствия разрядить гвоздезабивной пистолет в последний раз?
Она сможет сослаться на самозащиту и право на необходимую оборону…
Нет, едва ли, если суд примет во внимание его прибитые к дощатому полу ступни.
Она почему-то вспомнила о Харриет Вангер, которую тоже истязали отец с братом. Вспомнила беседу с Микаэлем Блумквистом, когда она осудила Харриет Вангер – в самых резких тонах. Лисбет считала ее ответственной за то, что ее брат Мартин Вангер остался безнаказанным и смог продолжать год за годом совершать убийства.
– А что бы сделала ты? – спросил тогда Микаэль.
– Я бы убила дьявола, – ответила она.
И эти слова исходили из глубины ее холодной души.
А теперь она оказалась в точно такой же ситуации, как в свое время Харриет Вангер. Скольких еще женщин убьет Рональд Нидерман, если она оставит его в живых? Она теперь полноправный член общества и несет ответственность за свои поступки. Сколько лет жизни она готова принести в жертву? И сколькими годами могла бы пожертвовать Харриет Вангер?
А потом гвоздезабивной пистолет, который она держала обеими руками приставленным к позвоночнику Нидермана, показался ей слишком тяжелым.
Лисбет опустила оружие и словно вернулась к действительности. Она расслышала, что Рональд Нидерман что-то бессвязно бормочет. Он говорил по-немецки. Упоминал дьявола, который явился, чтобы его забрать.
Вдруг она поняла, что он разговаривает вовсе не с ней. Он, вроде бы, видит кого-то в другом конце помещения. Лисбет повернула голову и проследила за его взглядом – там никого не было. Она почувствовала, как у нее шевелятся волосы на затылке.
Потом Лисбет развернулась, взяла лом, вышла во внешний зал и отыскала свой рюкзак. Наклоняясь, чтобы его поднять, увидела на полу штык-нож. Перчатки Саландер так и не снимала, и это оказалось кстати, когда она подняла оружие.
Лисбет не сразу решила положить штык-нож на видном месте, в центральном проходе между ящиками. Затем схватила лом и за три минуты сбила висячий замок, запиравший выход.
Лисбет еще долго сидела в машине, погрузившись в размышления. Под конец она вытащила мобильный телефон и минуты через две отыскала номер клуба «Свавельшё МК».
– Да? – услышала она на другом конце провода.
– Мне нужен Ниеминен, – сказала она.
– Подождите.
Через три минуты исполняющий обязанности президента клуба «Свавельшё МК» Сонни Ниеминен ответил:
– Кто это?
– Тебя это не касается, – ответила Лисбет так тихо, что Ниеминен едва разобрал слова и не мог даже определить, звонит ему мужчина или женщина.
– Вот как. Чего же тебе надо?
– Ты хочешь знать, как найти Рональда Нидермана?
– А ты как думаешь?
– Хватит трепаться. Ты хочешь знать, где он или нет?
– Я слушаю.
Лисбет описала ему дорогу к бывшему кирпичному заводу около Норртелье. Она добавила, что Нидерман пробудет там достаточно долго и что Ниеминен, если поторопится, успеет его застать.
Затем она убрала мобильный телефон, включила зажигание и доехала до бензоколонки, расположенной по другую сторону шоссе, где остановилась так, чтобы ей был хорошо виден кирпичный завод.
Лисбет прождала больше двух часов. Около половины второго она заметила фургон, который медленно полз по находившемуся ниже нее шоссе. Он остановился у парковочного кармана, подождал пять минут, развернулся и двинулся к заводу. Начинало смеркаться.
Лисбет открыла бардачок, извлекла оттуда бинокль «Минолта 2×8» и увидела, что фургон паркуется. Она разглядела Сонни Ниеминена, Ханса-Оке Валтари и еще троих незнакомых. Скорее всего это кандидаты в члены клуба. Теперь им придется заново организовывать свою деятельность…
Когда Сонни Ниеминен и его сподручные отыскали в торце открытую дверь, Лисбет снова вытащила мобильный телефон, составила сообщение и отправила его в полицейское управление в Норртелье.
УБИЙЦА ПОЛИЦЕЙСКОГО Р. НИДЕРМАН НАХОДИТСЯ НА СТАРОМ КИРПИЧНОМ ЗАВОДЕ РЯДОМ С БЕНЗОКОЛОНКОЙ ОКОЛО ШЕДЕРИДА. ЕГО СЕЙЧАС УБИВАЮТ С. НИЕМИНЕН & ЧЛЕНЫ КЛУБА «СВАВЕЛЬШЁ МК». НА ПЕРВОМ ЭТАЖЕ В БАССЕЙНЕ НАХОДИТСЯ МЕРТВАЯ ЖЕНЩИНА.
Возле завода никого и ничего не было видно. Тишина и покой.
Лисбет засекла время.
В ожидании развязки она вытащила из телефона сим-карту и уничтожила ее, разрезав на мелкие кусочки маникюрными ножницами, потом опустила боковое стекло и выбросила обрезки. В телефон вставила новую сим-карту, вынув ее из бумажника. Лисбет пользовалась картами фирмы «Комвик», пользователей которой почти невозможно было вычислить и отследить. Позвонив в «Комвик», она положила на новую карту 500 крон.
Через одиннадцать минут со стороны Норртелье к заводу завернула патрульная машина, без сирены, но с маячком, и остановилась на подъездной дороге. Примерно через минуту прибыли еще две полицейские машины. Посовещавшись, они сплоченной группой рванули к кирпичному заводу и припарковались рядом с фургоном Ниеминена. Глядя в бинокль, Лисбет увидела, что один из полицейских вынул рацию и диктует кому-то номер фургона. Полицейские оглядывались по сторонам, но выжидали. Две минуты спустя на большой скорости приблизилась еще одна патрульная машина.
Лисбет вдруг поняла, что все наконец позади.
История, которая началась в день ее рождения, завершилась на кирпичном заводе.
Она свободна.
А полицейские, тем временем получившие подкрепление, надели бронежилеты и стали рассредоточиваться по территории завода.
Лисбет зашла в павильон бензоколонки и купила стаканчик кофе с завернутым в полиэтиленовую пленку бутербродом. Она ела стоя за столиком бара.
Уже стемнело, когда Саландер вернулась к машине.
Открывая дверцу, она услышала с другой стороны шоссе два отдаленных хлопка, которые показались ей выстрелами из огнестрельного оружия. Лисбет увидела, что несколько темных фигур – вероятно, полицейских – стоят, прижавшись к фасаду поблизости от торцового входа. Она услышала звук сирены – со стороны Уппсалы приближалась еще одна патрульная машина. У обочины остановилось несколько легковых автомобилей – водители наблюдали за спектаклем.
Лисбет завела темно-красную «хонду», повернула на шоссе Е18 и направилась домой, в Стокгольм.
Около семи вечера Саландер, к своему безграничному раздражению, услышала звонок в дверь. Она лежала в ванне, и от воды поднимался пар. Собственно говоря, позвонить в эту дверь мог только один-единственный человек.
Поначалу она решила игнорировать визитера и сделать вид, что никого нет дома. Но когда звонок раздался в третий раз, она вздохнула, обмоталась простыней и выскочила в холл. Вода капала с нее на пол.
– Привет, – сказал Микаэль Блумквист, когда она открыла дверь.
Лисбет не ответила.
– Ты слушала новости?
Она покачала головой.
– Мне кажется, тебе будет интересно узнать, что Рональд Нидерман мертв. Сегодня в Норртелье его убила банда из «Свавельшё МК».
– Неужели? – сдержанно сказала Саландер.
– Я разговаривал с дежурным полицейским из Норртелье. Похоже, они там устроили какие-то внутренние разборки. Нидермана явно пытали, а потом закололи штык-ножом. Там обнаружили сумку с несколькими сотнями тысяч крон.
– Вот как?
– Банду из «Свавельшё» схватили прямо на месте преступления. И представь себе, они оказали сопротивление. Завязалась перестрелка, и полиции пришлось вызывать подкрепление из Стокгольма. Бандиты из «Свавельшё» капитулировали сегодня около шести вечера.
– Ну да.
– Твоего старого приятеля по Сталлахрольму Сонни Ниеминена пристрелили. Он взбесился и пытался отстреливаться, чтобы не даться в руки полиции.
– Хорошо.
Микаэль несколько секунд стоял молча. Они смотрели друг на друга через приоткрытую дверь.
– Я помешал? – спросил Блумквист.
Лисбет пожала плечами:
– Я валялась в ванне.
– Вижу. Составить тебе компанию?
Она метнула в него хмурый взгляд.
– Я не имел в виду – в ванне. Я принес бейглы, – сказал он, приподняв пакет. – А еще я купил кофе эспрессо. Если у тебя на кухне стоит кофеварка Jura Impressa Х7, то тебе следовало бы, по крайней мере, научиться ею пользоваться.
Лисбет подняла брови, не понимая, разочарована она или испытывает облегчение.
– Так ты явился сюда, только чтобы составить мне компанию? – спросила она.
– Вот именно, только компанию, – подтвердил Микаэль. – Я – хороший друг, и я пришел навестить своего доброго друга. Если меня, конечно, хотят видеть.
Лисбет на несколько секунд задумалась. На протяжении двух лет она старалась держаться от Блумквиста как можно дальше. Тем не менее он, казалось, все время цеплялся к ее жизни, словно жевательная резинка к подметке, – либо в Сети, либо оффлайн. В Сети ее все устраивало – там он появлялся лишь как набор электронных символов, в виде букв на экране. А в оффлайне Микаэль стоял у нее на пороге и по-прежнему оставался чертовски притягательным мужчиной. И он знал все ее тайны, точно так же, как она знала его.
Лисбет посмотрела на него и отметила, что никаких чувств к нему больше не питает. Во всяком случае, никаких таких чувств.
Весь прошедший год он действительно вел себя как настоящий друг.
Она ему доверяет. Возможно.
И в то же время ее страшно раздражает то, что почти единственным человеком, которому она доверяет, является тот, с кем она избегает встреч…
Внезапно Лисбет решилась. Конечно, глупо притворяться, будто его не существует. Ведь его вид больше не причиняет ей боли.
Она распахнула дверь и снова впустила его в свою жизнь.
notes