В понедельник Эрика Бергер проснулась в шесть утра. И, хотя проспала не больше часа, она чувствовала себя на удивление отдохнувшей. Эрика отнесла это за счет какой-то особой физической реакции. Впервые за несколько месяцев она надела спортивный костюм и в бешеном темпе пробежалась до пристани. Правда, ей удалось быстро пробежать только первые сто метров, после чего поврежденная пятка разболелась так, что пришлось сбавить скорость и дальше двигаться в более размеренном ритме. Боль в ноге давала о себе знать, но она даже ее воспринимала как дар судьбы.

Эрика чувствовала себя заново рожденной. Словно смерть, подойдя к ее дверям, в последний миг передумала и проследовала дальше, к соседнему дому. Она вообще не могла понять, как ей могло настолько повезти, что Петер Фредрикссон просидел над ее снимками четверо суток и ничего при этом не предпринял. То, что мерзавец отсканировал снимки, свидетельствовало о том, что он планировал каким-то образом их использовать, но просто не успел.

В любом случае Эрика понимала, что теперь находится в неоплатном долгу перед Сусанн Линдер. Так что в этом году она предподнесет ей какой-нибудь дорогой и незабываемый сюрприз к Рождеству. Надо еще придумать, что именно, но это будет что-то эксклюзивное.

В половине восьмого, оставив спящего Грегера, Эрика села в «БМВ» и поехала в редакцию «СМП» в Норртулл. Приехав, загнала машину в гараж, поднялась на лифте в редакцию и уселась в стеклянной клетке.

Для начала она позвонила охраннику.

– Петер Фредрикссон вчера срочно уволился из «СМП», – сказала она. – Найдите большую коробку, соберите его личные вещи и проследите за тем, чтобы их доставили ему уже в первой половине дня.

Эрика посмотрела на информационную стойку и увидела входящего в кабинет Андерса Хольма. Тот встретился с ней взглядом и кивнул.

Она кивнула в ответ.

Хольм, конечно, то еще дерьмо, но после их ссоры несколько недель назад он прекратил интриговать. Если он будет и дальше демонстрировать такое позитивное отношение, то, возможно, останется на должности шефа информационного отдела. Возможно.

Эрика чувствовала, что в силах переломить ситуацию.

В 08.45 она мельком увидела Боргшё, когда тот выходил из лифта и удалялся по внутренней лестнице к себе в кабинет, расположенный этажом выше. «Я должна поговорить с ним сегодня же», – напомнила она себе.

Эрика налила себе кофе и просмотрела утреннюю служебную записку. Утро не предвещало никаких особенно важных новостей. Внимание привлекла только крошечная заметка, в телеграфном стиле сообщавшая о том, что Лисбет Саландер перевезли в следственный изолятор Гётеборга. Эрика одобрила этот материал и переслала его Андерсу Хольму.

В 08.59 ей позвонил Боргшё.

– Бергер! Зайдите ко мне в кабинет, немедленно.

Сказав это, он положил трубку, не дожидаясь ответа.

Магнус Боргшё сидел с побелевшим лицом, когда Эрика Бергер открыла дверь в его кабинет.

Он встал, повернулся к ней и швырнул на стол распечатку.

– Что это такое, черт побери? – заорал он.

Сердце Эрики ушло в пятки. Ей достаточно было только взглянуть на обложку, чтобы понять, что именно Боргшё обнаружил в утренней почте.

С фотографиями Фредрикссон ничего сделать не успел. Но он успел отправить Боргшё статью Хенри Кортеса.

Бергер села напротив него и спокойно ответила:

– Это статья, которую написал журналист Хенри Кортес и которую журнал «Миллениум» собирался опубликовать в прошлом номере.

Боргшё был взбешен.

– Что вы, черт побери, себе позволяете? Я сам привел вас в «СМП», а вы сразу начали плести против меня интриги… Вы ведете себя как медийная шлюха, жаждущая сенсаций!

Глаза Эрики сузились, она похолодела. Слова «шлюха» с нее уже хватило.

– Неужели вы действительно верите в то, что кого-нибудь заинтересует этот маразм? Думаете, что вам удастся при помощи этой кляузы отправить меня в отставку? И какого черта было посылать мне эту мазню анонимно?

– Дело обстоит совсем не так, Боргшё.

– В таком случае расскажите, как все обстоит.

– Статью вам послал Петер Фредрикссон. Он со вчерашнего дня уволен из «СМП».

– Черт, о чем это вы?

– Долгая история. Но я держала статью при себе уже больше двух недель, пытаясь придумать, как мне лучше вам о ней рассказать.

– Этот текст инициировали вы.

– Нет, не я. Материал собирал Хенри Кортес. И он же – автор статьи. Я о ней ничего не знала.

– И вы хотите, чтобы я в это поверил?

– Когда мои коллеги из «Миллениума» обнаружили, что речь идет о вас, Микаэль Блумквист приостановил публикацию, позвонил мне и передал копию статьи, предоставив мне право решить судьбу этой публикации. Статью у меня выкрали, поэтому она и оказалась у вас. В «Миллениуме» мне хотели дать шанс поговорить с вами до ее публикации, а публиковать статью предполагается в августе.

– Я еще никогда не встречал такой наглой и бесстыжей журналистки!.. Вам достанется первый приз.

– О’кей. Раз уж вы прочитали репортаж, возможно, заодно просмотрели и материалы журналистского расследования. К статье Кортеса не подкопаешься, ее вполне можно публиковать. И вам это известно.

– Что это, черт возьми, должно означать?

– Если вы останетесь председателем правления к моменту, когда «Миллениум» опубликует статью, «СМП» это сильно повредит. Я долго размышляла, пытаясь найти выход, но так и не нашла.

– Что вы хотите сказать?

– Вам придется подать в отставку.

– Вы шутите? Я не совершил ничего противозаконного.

– Магнус! Неужели вы действительно не понимаете масштабов этого разоблачения? Не заставляйте меня созывать правление, это приведет только к лишним негативным эмоциям.

– Вам не придется ничего созывать. Вы немедленно попрощаетесь с работой в «СМП».

– Сорри, но меня может уволить только правление. Пожалуйста, созывайте всех на экстренное заседание. Я предлагаю назначить его прямо на сегодня, во второй половине дня.

Боргшё обошел вокруг стола и встал так близко к Эрике Бергер, что она ощущала его дыхание.

– Бергер… У тебя еще есть шанс остаться здесь. Отправляйся к своим чертовым приятелям из «Миллениума» и проследи за тем, чтобы эта статейка никогда не увидела свет. Если справишься, я постараюсь забыть все то, что ты натворила.

Эрика Бергер вздохнула.

– Магнус, вы просто не понимаете серьезности ситуации. Я никак не могу повлиять на публикации «Миллениума». Независимо от моей воли, статью все равно опубликуют. Меня тревожит только то, как это скажется на «СМП». Поэтому вы должны уйти.

Боргшё оперся руками о спинку кресла и наклонился к Эрике.

– Твои приятели из «Миллениума», возможно, призадумаются, если узнают, что как только они опубликуют это дерьмо, тебя отсюда выставят.

Он вновь выпрямился.

– Я сегодня еду на совещание в Норрчёпинг. – Посмотрел на нее и многозначительно уточнил: – Со «СвеаБюгг».

– Вот как.

– Когда я вернусь – завтра, – ты доложишь мне, что уладила это дело. Ясно?

Он надел пиджак. Эрика Бергер наблюдала за ним, прищурив глаза.

– Если все уладишь, может, и останешься в «СМП». А теперь исчезни с глаз моих.

Эрика встала, вернулась обратно в стеклянную клетку и минут двадцать просидела в кресле абсолютно неподвижно. Потом подняла трубку и попросила зайти к ней Андерса Хольма. Во избежание конфликтов он появился в течение минуты.

– Садитесь.

Хольм сел.

– Ну, и в чем я провинился на этот раз? – иронично поинтересовался он.

– Андерс, сегодня я последний день работаю в «СМП». Я сейчас же подаю заявление об уходе. Я намерена пригласить вице-председателя и остальных членов правления на заседание, совмещенное с ланчем.

Он уставился на нее с неподдельным изумлением.

– Я буду рекомендовать вас в качестве исполняющего обязанности главного редактора.

– Да что вы?

– Вы не против?

Андерс Хольм откинулся на спинку стула и посмотрел на Эрику Бергер.

– Я, черт возьми, никогда не хотел стать главным редактором, – сказал он.

– Я знаю. Но у вас достаточно жесткая хватка. И ради того, чтобы раздобыть и опубликовать достойный материал, вы готовы шагать по трупам. Мне бы только хотелось, чтобы вы не теряли при этом рассудок.

– Что же все-таки произошло?

– У нас с вами разный стиль работы. Мы с вами все время ругались по поводу того, под каким углом подавать тот или иной материал. И тут мы никогда не сойдемся.

– Точно, – согласился он. – Мы никогда не найдем общего языка. Но возможно, мой стиль несколько старомоден.

– Я не уверена, что «старомоден» – точное слово. Вы настоящий новостийщик, но ведете себя как неисправимый засранец. Однако больше всего мы ссорились из-за того, что вы, как шеф информационного отдела, убеждены: на оценку новостей не должны влиять личные вкусы.

Эрика Бергер вдруг загадочно улыбнулась, а потом открыла сумку и вытащила оригиналы материалов о Боргшё.

– А кстати, давайте проверим ваше чутье на новости. Я получила статью от Хенри Кортеса, сотрудника «Миллениума». Сегодня утром я решила, что мы дадим эту статью как топовый материал дня.

Она бросила папку Хольму на колени.

– Вы – шеф информационного отдела. Посмотрим, разделяете ли вы мою оценку данной новости.

Андерс Хольм открыл папку и принялся читать.

Уже после короткой преамбулы у него расширились зрачки, он выпрямился на стуле и уставился на Эрику Бергер. Потом опустил глаза и прочел статью от начала до конца, затем открыл и стал внимательно читать документацию, на что ушло еще десять минут. Потом он медленно отложил папку в сторону.

– Похоже, что грандиозного скандала нам не избежать.

– Вот-вот. Поэтому я сегодня отрабатываю здесь последний день. В «Миллениуме» собирались напечатать статью в июньском номере, но Микаэль Блумквист наложил на него вето. Он передал текст мне, чтобы я могла поговорить с Боргшё до выхода статьи.

– И что же?

– Боргшё велел мне замять этот материал.

– Ясно. И вы в отместку хотите напечатать его в «СМП»?

– Нет. Не в отместку. Просто я не вижу другого выхода. Если статью напечатает «СМП», у нас будет шанс выйти из ситуации с честью. Боргшё должен уйти. Но после всего этого я тоже не смогу здесь оставаться.

Хольм помолчал пару минут.

– Черт, Бергер… Я и не подозревал, что вы такая безбашенная. Никак не думал, что скажу это, но, раз у вас такой боевой характер, мне действительно жаль, что вы уходите.

– Вы могли бы заблокировать публикацию, но раз мы с вами оба ее одобряем… Вы намерены ее опубликовать?

– Черт возьми, конечно, мы ее напечатаем. Ведь в любом случае утечка неизбежна.

– Именно.

Андерс Хольм встал, но задержался у ее стола.

– Идите работать, – сказала Эрика Бергер.

Выждав пять минут после ухода Хольма, она подняла трубку и позвонила Малин Эрикссон в «Миллениум».

– Привет, Малин. Нет ли там поблизости Хенри Кортеса?

– Он здесь. Сидит у себя за столом.

– Не могла бы ты пригласить его к себе в кабинет и включить громкую связь? Нам надо посовещаться.

Хенри Кортес подошел к телефону в течение пятнадцати секунд.

– Что-то случилось?

– Хенри, сегодня я совершила аморальный поступок.

– Неужели?

– Я передала твою статью о «Витаваре» Андерсу Хольму, шефу отдела информации «СМП».

– Вот как…

– Я велела ему запустить статью в завтрашний номер «СМП». За твоей подписью. Тебе, разумеется, заплатят. Ты можешь сам назначить цену.

– Эрика… Что это за чертовщина?

Ей пришлось отчитаться о событиях последних недель и о том, как Петер Фредрикссон ее чуть не уничтожил.

– Дьявол, – сказал Хенри Кортес.

– Хенри, я знаю, что ты потратил массу сил на этот материал. У меня просто нет выбора. Ты можешь на это пойти?

Хенри Кортес несколько секунд помолчал.

– Спасибо, что позвонила, Эрика. Можешь печатать статью за моей подписью. Если, разумеется, Малин не возражает.

– Я не возражаю, – сказала Эрикссон.

– Отлично, – сказала Эрика. – Проинформируйте, пожалуйста, Микаэля. Думаю, что его еще нет на месте.

– Я поговорю с Микаэлем, – пообещала Малин Эрикссон. – Но, Эрика, ведь это означает, что с сегодняшнего дня ты безработная?

Эрика хихикнула.

– Я решила устроить себе отпуск до конца года. Поверьте, что нескольких недель в «СМП» с меня вполне хватило.

– Думаю, что тебе еще рано планировать отпуск, – заметила Малин.

– Это еще почему?

– Ты можешь во второй половине дня заглянуть в «Миллениум»?

– Но для чего?

– Мне требуется помощь. Если захочешь вернуться на должность главного редактора, можешь приступать завтра утром.

– Малин, главный редактор «Миллениума» ты. Все остальное не обсуждается.

– О’кей. Тогда выходи на должность ответственного секретаря редакции, – засмеялась Малин.

– Ты серьезно?

– Черт возьми, Эрика, мне так тебя не хватает, просто позарез. Я ведь пришла в «Миллениум», в частности, чтобы поработать с тобой. А ты вдруг взяла и укатила в другое издание…

Эрика Бергер с минуту помолчала. Она даже не успела обдумать возможность возвращения в «Миллениум».

– Вы хотите, чтобы я вернулась? – медленно спросила она.

– А ты как думаешь? Подозреваю, что мы закатим пир на весь мир, главным организатором которого стану я. Ты вернешься как раз тогда, когда нам предстоит публиковать наши детективные сериалы.

Эрика посмотрела на часы на письменном столе. Без пяти десять. В течение одного часа вся ее жизнь перевернулась. Она вдруг почувствовала, как сильно ей хочется вернуться в «Миллениум» и вновь подняться по знакомой лестнице.

– В ближайшие часы мне еще надо разобраться кое с чем в «СМП»… Что если я зайду к вам около четырех?

Сусанн Линдер рассказывала Драгану Арманскому о ночных событиях, глядя ему прямо в глаза. Она умолчала лишь о том, что уверена – компьютер Фредрикссона взломала Лисбет Саландер. У нее имелось для этого две причины: во-первых, ей казалось, что это звучит слишком неправдоподобно, а во-вторых, она знала, что Драган Арманский вместе с Микаэлем Блумквистом активно участвуют в деле Саландер.

Арманский слушал ее очень внимательно. Закончив рассказ, Сусанн замолчала, ожидая его реакции.

– Недавно мне звонил Грегер Бекман, – сказал он.

– Так…

– Они с Эрикой Бергер заедут на неделе, чтобы подписать контракт. Они благодарят за участие «Милтон секьюрити» и, прежде всего, за твое участие.

– Хорошо. Приятно, когда клиенты довольны.

– Он хочет также заказать домой сейф. Мы должны установить его и закончить все дела с сигнализацией к концу недели.

– Отлично.

– Он хочет, чтобы мы выставили им счет за твою работу в эти выходные.

– Вот как…

– Иными словами, нам предстоит отправить им солидный счет.

– Ну да.

Арманский вздохнул.

– Сусанн, ты ведь понимаешь, что Фредрикссон может пойти в полицию и заявить на тебя за массу нарушений.

Она кивнула.

– Разумеется, он и сам со свистом отправится в тюрьму, но, может, он решит, что дело того стоит…

– Не думаю, чтобы у него хватило пороху пойти в полицию.

– Пусть так, но ты действовала вопреки всем полученным от меня инструкциям.

– Я знаю, – сказала Сусанн Линдер.

– И как, ты считаешь, я должен на это отреагировать?

– Решать вам.

– А как, по твоему мнению, мне следует реагировать?

– Мое мнение никакого значения не имеет. За вами всегда остается право меня выставить.

– Едва ли. Я не могу позволить себе лишиться сотрудника твоего уровня.

– Спасибо.

– Но если ты снова проделаешь нечто подобное, я очень рассержусь.

Сусанн Линдер кивнула.

– Что ты сделала с жестким диском?

– Он уничтожен. Я сегодня утром сунула его в тиски и раздавила в крошки.

– О’кей. Тогда будем считать, что дело закрыто.

Все первую половину дня Эрика Бергер звонила членам правления «СМП». Вице-председателя она застала за городом неподалеку от Ваксхольма и уговорила его немедленно сесть в машину и мчаться в редакцию. После ланча правление собралось, правда, в сильно урезанном составе. Целый час Эрика посвятила тому, чтобы объяснить, как у них появилась папка Кортеса и чем все это обернулось.

После ее спича поступили предложения найти какое-нибудь альтернативное решение. Бергер объявила, что «СМП» собирается дать статью в завтрашний номер, и заявила, что работает у них последний день и ее решение окончательно и бесповоротно.

Эрика убедила правление одобрить и занести в протокол два решения: просить Магнуса Боргшё незамедлительно освободить занимаемый пост и назначить Андерса Хольма временно исполняющим обязанности главного редактора. После этого она извинилась и оставила правление обсуждать ситуацию без нее.

В 14.00 Эрика спустилась в отдел по персоналу и подкорректировала свой контракт. Затем спустилась в редакцию отдела культуры и пригласила на беседу заведующего отделом Себастиана Страндлунда и журналистку Эву Карлссон.

– Насколько я понимаю, отдел культуры считает Эву Карлссон толковым и одаренным репортером.

– Так оно и есть, – подтвердил Страндлунд.

– А в последние два года вы просили укрепить кадровый состав отдела как минимум двумя сотрудниками.

– Да.

– Эва, с учетом того, что я писала вам любовные письма… Если я зачислю вас на постоянную должность, это может вызвать сплетни и пересуды. Вы по-прежнему заинтересованы в работе?

– Естественно.

– В таком случае я заключу с вами контракт. И это станет моим последним решением в «СМП».

– Последним?

– Это долгая история. Я сегодня работаю здесь последний день. Будьте добры, не говорите об этом никому, хотя бы в ближайшие пару часов.

– Неужели…

– Вскоре появится служебная записка.

Эрика Бергер подписала контракт и протянула его через стол Эве Карлссон.

– Удачи, – сказала она и улыбнулась.

– Неизвестного пожилого мужчину, который участвовал в субботнем совещании у Экстрёма, зовут Георг Нюстрём, он комиссар, – сказала Моника Фигуэрола и выложила фотографии, сделанные в процессе охоты за субъектом, на стол перед Торстеном Эдклинтом.

– Комиссар, – пробормотал Эдклинт.

– Стефан только вчера вечером смог его вычислить. Он посещал квартиру на Артиллеригатан и приехал на машине.

– Что нам о нем известно?

– Он начинал свою карьеру с полиции, а в ГПУ/Без работает с восемьдесят третьего года. С девяносто шестого года находится на должности следователя и занимается внутренним контролем за уже завершенными делами.

– О’кей.

– Начиная с субботы, в подъезд зашли шестеро, я имею в виду тех, кто представляет для нас интерес. Помимо Юнаса Сандберга и Георга Нюстрёма, в здании находится Фредрик Клинтон. Сегодня утром его на больничном транспорте отвозили на диализ.

– А кто остальные трое?

– Некий господин Отто Хальберг. Он работает в ГПУ/Без с восьмидесятых годов, но вообще-то прикреплен к Штабу обороны – числится в военно-морских силах и военной разведке.

– Вот как… Меня это почему-то не удивляет.

Моника Фигуэрола показала еще один снимок.

– А вот этого типа мы пока не вычислили. Он ходил обедать вместе с Хальбергом. Попробуем проследить за ним, когда вечером он отправится домой.

– О’кей.

– Но вот этот тип, пожалуй, из них самый интересный.

Она положила на стол еще одну фотографию.

– Я его знаю, – сказал Эдклинт.

– Его зовут Ваденшё.

– Точно. Он работал в отделе по борьбе с терроризмом лет пятнадцать назад. Офисный генерал. Когда-то считался в «Фирме» одним из кандидатов на должность большого начальника. Что с ним произошло потом, я не знаю.

– Он уволился в девяносто первом году. Угадайте, с кем он обедал примерно час назад…

Моника показала последнюю фотографию.

– Начальник канцелярии Альберт Шенке и финансовый директор Густав Аттербум. Я хочу, чтобы за этими личностями велось круглосуточное наблюдение. Мне надо точно знать, с кем они встречаются.

– Это исключено. У меня в распоряжении есть только четыре сотрудника. И хотя бы кто-то из них должен работать с документацией.

Эдклинт кивнул и задумчиво прикусил нижнюю губу. Через некоторое время он взглянул на Монику.

– Нам требуется подкрепление, – сказал он. – Ты не могла бы связаться с инспектором уголовной полиции Яном Бублански и спросить, не согласится ли он сегодня после работы со мною поужинать? Скажем, около семи.

Затем Эдклинт потянулся к телефонной трубке и набрал номер, который знал наизусть.

– Привет, Арманский. Это Эдклинт. Памятуя приятный ужин, на который ты меня недавно приглашал, мне тоже захотелось тебя пригласить… Нет, я настаиваю. Скажем, около семи?

Лисбет Саландер провела ночь в следственном изоляторе «Крунуберг», в камере площадью примерно четыре на четыре метра. Об убогом дизайне этого помещения даже и не стоило бы упоминать. Лисбет заснула через пять минут после того, как ее заперли. А проснувшись ранним утром в понедельник, послушно проделала рекомендованные терапевтом Сальгренской больницы упражнения на растяжки. Потом позавтракала и молча уселась на койку, уставившись прямо перед собой.

В половине девятого ее препроводили в помещение для допросов, расположенное в другом конце коридора. Конвоиром оказался пожилой лысый дядюшка небольшого роста, с круглым лицом и очками в роговой оправе. Он держался с ней корректно и добродушно.

Анника Джаннини приветливо поздоровалась с ней, а Ханса Фасте Лисбет проигнорировала. Потом она впервые увидела прокурора Рикарда Экстрёма и последующие полчаса провела, сидя на стуле и неотрывно глядя в одну точку, чуть повыше головы Экстрёма. За все это время она не произнесла ни единого слова, у нее на лице не дрогнул ни единый мускул.

В десять часов Экстрём оставил свои попытки – допросить обвиняемую ему так и не удалось. Он был раздражен, поскольку не сумел добиться от нее ни малейшего отклика. Глядя на тоненькую, кукольного вида девицу, он впервые усомнился: неужели такая сопля действительно могла жестоко избить Магге Лундина и Сонни Ниеминена? Разве смог бы суд поверить в эту историю даже при наличии убедительных доказательств?

В двенадцать часов Лисбет принесли стандартный обед, а следующий час она посвятила решению уравнений из области сферической астрономии, вспомнив о книге, которую читала двумя годами раньше.

В 14.30 ее снова отвели в помещение для допросов. На этот раз конвоиром оказалась молодая женщина. В комнате никого не было. Лисбет села на стул и продолжила размышлять над одним особенно сложным уравнением.

Через десять минут дверь открылась.

– Здравствуй, Лисбет, – приветливо поздоровался улыбающийся Петер Телеборьян.

Лисбет Саландер оцепенела. Части уравнения, которое она выстраивала перед собой в воздухе, покатились вниз. Она даже услышала, как цифры и знаки зазвенели, ударяясь об пол.

С минуту Телеборьян постоял неподвижно, разглядывая ее, а потом уселся напротив. Она продолжала смотреть в стену.

Через некоторое время она перевела взгляд и посмотрела ему в глаза.

– Мне жаль, что ты влипла в такую ситуацию, – сказал Петер Телеборьян. – Я постараюсь помочь тебе всеми возможными способами. Надеюсь, нам удастся установить взаимное доверие.

Лисбет разглядывала его, на сей раз очень внимательно. Взъерошенная шевелюра. Борода. Маленькая щелка между передними зубами. Тонкие губы. Коричневый пиджак. Расстегнутый ворот рубашки.

– Надеюсь также, что сумею оказать тебе более существенную помощь, чем при нашей прошлой встрече, – донесся до нее его мягкий и обманчиво дружелюбный голос.

Он положил перед собой на стол маленький блокнотик и ручку. Лисбет опустила взгляд и посмотрела на ручку. Та представляла собой остроконечную серебристую трубочку.

Анализ последствий.

Лисбет подавила порыв протянуть руку и схватить ручку.

Поискав глазами его левый мизинец, она увидела едва заметную белую полоску на том месте, в которое пятнадцать лет назад впилась зубами и сжала челюсти с такой силой, что чуть не откусила ему палец. Потребовались усилия трех санитаров, чтобы усмирить ее и заставить разомкнуть челюсти.

Она уткнулась взглядом в точку на стене позади Телеборьяна, подобрала рухнувшие на пол цифры и математические знаки и начала заново выстраивать уравнение.

Доктор Телеборьян разглядывал Лисбет Саландер с непроницаемым выражением лица. Он не стал бы психиатром с международной известностью, если б не разбирался в людях и не обладал способностью читать чувства и настроения. Телеборьян ощутил, что в комнате повеяло холодом, но истолковал это как знак того, что под внешней невозмутимостью пациентка скрывает страх и стыд. Он счел это позитивным признаком того, что она все-таки реагирует на его присутствие. Его также обрадовало, что ее поведение ничуть не изменилось. В суде она сама подпишет себе приговор.

Перед уходом из «СМП» Эрика Бергер спешила составить служебную записку своим теперь уже бывшим сослуживцам. Она была довольно расстроена, когда начала писать, и, вопреки канонам этого жанра, у нее получилось аж две страницы формата А4, где она объясняла, почему уходит из «СМП», и высказывала свое личное мнение о некоторых персоналиях. Впрочем, она стерла весь этот текст и начала заново, в более деловом тоне.

Петера Фредрикссона она даже не стала упоминать. Иначе весь интерес сосредоточился бы на нем, и скандалы и спекуляции на тему сексуальных преследований заслонили бы настоящие причины ее отставки.

Эрика огласила две причины своего ухода. Главная – она предложила урезать зарплаты и бонусы руководителям и владельцам, в результате чего ей оказали мощное сопротивление. Начальство требовало, чтобы она начала работу в «СМП» с массовых сокращений персонала. А это, с ее точки зрения, не только являлось нарушением ранее данных ей обещаний, но и сводило на нет любые попытки в перспективе реформировать газету и упрочить ее позиции.

В качестве второй причины Бергер назвала разоблачение Боргшё. Она призналась, что он распорядился замять эту историю и тем самым призывал ее нарушить долг и этический кодекс профессии журналиста. После этого у нее не оставалось выбора, так что она уверена: единственный выход для нее – покинуть редакцию. В конце концов напрашивается вывод, что проблемы «СМП» заключаются не в персонале, а в руководстве.

Эрика перечитала служебную записку, исправила орфографические ошибки и разослала ее по электронной почте всем сотрудникам концерна. Сделав копию, она отправила ее в журнал «Газета прессы» и в орган профсоюза «Журналист». Потом упаковала свой лэптоп и отправилась к Андерсу Хольму.

– Ну, пока, – сказала она.

– До встречи, Бергер. Работу с вами мне хотелось бы позабыть, как кошмарный сон.

Они улыбнулись друг другу.

– У меня осталось еще одна просьба, – добавила Эрика.

– И какая же?

– Юханнес Фриск работает по моему поручению над одним материалом.

– И ни одна сволочь не знает, чем он занят.

– Поддержите его. Он уже довольно многое сделал, и я буду продолжать с ним контактировать. Дайте ему закончить работу. Гарантирую, что вы от этого только выиграете.

Хольм задумался, потом кивнул.

Пожимать друг другу руки они не стали. Эрика положила Хольму на письменный стол пропуск в редакцию, спустилась в гараж и забрала свою машину. А в начале пятого припарковалась поблизости от редакции «Миллениума».