Эрика Бергер глубоко вздохнула, распахнула дверь лифта и вошла в редакцию «Свенска моргонпостен». Часы показывали четверть одиннадцатого утра. Она выглядела очень элегантно – черные брюки, красный джемпер и темный пиджак. Был чудесный день, стояла прекрасная первомайская погода, и, проезжая через город, Эрика отметила, что представители рабочего движения уже начинают собираться на демонстрацию. Сама она лет двадцать не ходила на демонстрации.

Бергер немного постояла около лифта в полном одиночестве.

Первый день на новой работе.

Стоя у входа, она видела бо́льшую часть редакции с информационной стойкой в центре. Ее взгляд уткнулся в стеклянные двери в кабинет главного редактора, который на ближайший год станет ее рабочим местом.

Эрика была не вполне уверена, что годится на должность руководителя такой бесформенной и бесструктурной организации, какую представляла собой газета «Свенска моргонпостен». Пожалуй, она действительно рискнула совершить чересчур резкий переход – от «Миллениума» с пятью сотрудниками к ежедневной газете, в которой работают восемьдесят журналистов и еще примерно девяносто человек – администрация, технический персонал, дизайнеры, фотографы, рекламщики, дистрибьюторы и все прочие службы, участвующие в выпуске газеты. Плюс к этому издательство, производственная и управляющая компании. В общей сложности 230 человек.

На секунду Эрика задумалась, а не совершила ли она роковую ошибку.

Потом старшая из двух дежурных заметила, кто пришел в редакцию, вышла из-за стойки и протянула руку.

– Фру Бергер, добро пожаловать в «Свенска моргонпостен».

– Меня зовут Эрика. Добрый день.

– Беатрис. Добро пожаловать. Проводить вас к главному редактору Морандеру?.. Простите, я хотела сказать, к экс-главному редактору.

– Спасибо, он ведь сидит там, в стеклянной клетке, – с улыбкой сказала Эрика. – Думаю, я найду дорогу. А вам спасибо за вашу любезность.

Шагая сквозь редакционные помещения, она заметила, что все вокруг стихло и все взгляды обращены к ней. Эрика остановилась перед полупустой информационной стойкой и приветливо кивнула.

– Через несколько минут у нас будет возможность поздороваться и познакомиться как следует, – сказала она, прошла дальше и постучала по раме стеклянной двери.

Главному редактору, покидающему пост, Хокану Морандеру было пятьдесят девять лет, и двенадцать из них он провел в стеклянной клетке в редакции «Свенска моргонпостен». Как и Эрику Бергер, его когда-то пригласили со стороны – то есть в свое время он так же впервые прошел весь этот маршрут через редакцию, как только что прошла она. Он рассеянно посмотрел на нее, бросил взгляд на наручные часы и поднялся.

– Привет, Эрика. Я думал, вы приступите к работе в понедельник.

– Я не смогла еще день просидеть дома… Мне просто не терпелось прийти сюда.

Морандер протянул ей руку.

– Добро пожаловать. Я очень рад, что вы меня сменяете.

– Как вы себя чувствуете? – спросила Эрика.

Он пожал плечами.

Секретарша Беатрис принесла кофе и сливки.

– У меня такое чувство, словно я уже наполовину выдохся. Мне даже говорить об этом не хочется. Сперва ты всю жизнь чувствуешь себя тинейджером, у которого впереди целая жизнь и бессмертие, а потом вдруг выясняется, что осталось уже совсем немного. Но в одном уверен – я не намерен потратить остаток жизни в этой стеклянной клетке.

Он непроизвольно дотронулся до груди – у него были проблемы с сердцем и сосудами. Именно они и послужили причиной его внезапного ухода. Поэтому Эрика была вынуждена приступить к работе на несколько месяцев раньше, чем оговаривалось изначально.

Бергер обернулась и посмотрела на редакционный зал. Привычный офисный пейзаж. Он был наполовину пуст, а репортер с фотографом направлялись к лифту, чтобы собрать репортаж о первомайских событиях.

– Если я помешала и вам сегодня не до меня, то я уйду.

– Мне сегодня придется написать передовицу на четыре с половиной тысячи знаков о первомайских демонстрациях. Я уже столько передовиц понаписал, что могу делать это на автопилоте. Если социалисты выступят за то, чтобы развязать войну с Данией, я должен объяснить, почему они не правы. Если социалисты выступят против войны с Данией, я тоже должен объяснить, почему они и в этом случае не правы.

– С Данией? – переспросила Эрика.

– Ну да. Просто первого мая невозможно обойтись без того, чтобы не обсудить конфликты по вопросу об интеграции. А социалисты всегда не правы, независимо от того, за что они выступают. – Он вдруг засмеялся.

– Звучит довольно цинично.

– Что ж, добро пожаловать в «Свенска моргонпостен».

Эрика пока так и не могла составить себе впечатление о главном редакторе Хокане Морандере. В кругу главных редакторов его считали безликим бюрократом. Если судить по его передовицам, то возникал образ скучного консерватора, брюзжащего по поводу налогов и типичного либерального борца за свободу слова. Хотя Эрика лично с ним раньше не встречалась и не общалась.

– Расскажите мне о работе, – попросила она.

– Я уйду в конце июня. Так что два месяца нам предстоит работать параллельно. За это время вы сможете оценить и позитивные, и негативные факторы. Лично я циник, поэтому в основном воспринимаю все в негативном ключе.

Он поднялся и встал рядом с нею возле стеклянной стойки.

– Вы обнаружите, что за этой стойкой у вас целый отряд противников – дневные руководители и редакторы-ветераны создают свои маленькие империи и собственные клубы, куда вам вход заказан. Они будут пытаться нарушить границы, станут пропихивать собственные статьи и комментарии… Но вам понадобится проявить бдительность и решительность и не упускать из рук бразды правления, чтобы им сопротивляться.

Эрика кивнула.

– У вас будут ночные дежурные редакторы – Биллинг и Карлссон… Сами по себе они – отдельная глава. Друг друга они ненавидят, но, слава Богу, работают в разные смены. Ведут себя так, словно каждый из них – и ответственный, и выпускающий, и главный редактор. Еще есть Андерс Хольм – шеф отдела информации, с которым вам придется довольно часто контактировать. У вас с ним наверняка будут стычки. На самом деле он один из самых востребованных сотрудников «Свенска моргонпостен»… Есть несколько репортеров, которые корчат из себя примадонн. Есть и такие, которых уже давно следовало бы отправить на пенсию.

– Неужели хороших сотрудников вообще не найти?

Морандер вдруг засмеялся.

– Конечно, бывают. Но от вас самой зависит многое, с кем вы сможете сработаться, а с кем – нет. Во всяком случае, несколько первоклассных репортеров у нас есть.

– А как с руководством?

– Правление возглавляет Магнус Боргшё, он как раз и нанимал вас. Он обаятелен, немного старомоден и немного реформатор, но главное, он все решает. Есть несколько членов правления – в основном представители семьи владельцев, которые по большей части просто отсиживаются. А есть и парочка таких, которые вечно суетятся и делают вид, что это они всем управляют.

– Похоже, вас не слишком устраивает правление?

– У нас существует разделение труда: вы выпускаете газету, а они отвечают за финансовую сторону. Они не должны вмешиваться в содержание газеты, но тем не менее постоянно возникают разные ситуации… Честно говоря, Эрика, вам предстоит нелегкий период.

– Почему вы так решили?

– Золотая эпоха пришлась на шестидесятые годы. Но с той поры тираж сократился почти на сто пятьдесят тысяч экземпляров, и «Свенска моргонпостен» вскоре может стать нерентабельной. Мы проводим реструктуризацию и, начиная с восьмидесятого года сократили уже сто восемьдесят должностей. Мы перешли на формат таблоида, что следовало бы сделать еще двадцать лет назад. «Свенска моргонпостен» по-прежнему принадлежит к числу солидных газет – но еще немного, и мы перейдем в перечень изданий второго эшелона. Если уже не перешли.

– Но почему они выбрали именно меня? – спросила Эрика.

– Потому что средний возраст читателей «Свенска моргонпостен» – пятьдесят с плюсом, а новых двадцатилетних читателей – просто ноль. Газету «Свенска моргонпостен» следует полностью переформатировать. Правление решило, что на должность главного редактора надо выбрать самую эксцентричную кандидатуру, какую только можно себе представить.

– Женщину?

– Но не просто женщину, а женщину, разгромившую империю Веннерстрёма и прославившуюся как королева журналистских расследований, известную исключительной неподкупностью и твердостью убеждений. Подумайте сами. Это сильный ход. Если уж вы не сумеете обновить газету, то этого не сможет сделать никто. То есть «Свенска моргонпостен» не просто нанимает Эрику Бергер, а прежде всего делает ставку на репутацию Эрики Бергер.

В начале третьего Микаэль Блумквист вышел из кафе «Копакабана», расположенного возле кинотеатра у площади Хурнстулль. Он надел темные очки, и направляясь к метро, завернул на набережную. Почти сразу увидел знакомую серую «вольво», припаркованную прямо за углом. Проскочил мимо машины, не сбавляя скорости, но успел обратить внимание на то, что у машины тот же номерной знак и что в ней никого нет.

Блумквист видел этот автомобиль уже в седьмой раз за последние четверо суток. Конечно, не исключено, что машина и раньше находилась поблизости от него, а то, что он обратил на нее внимание, просто чистая случайность. Впервые Микаэль заметил ее в среду утром, когда шел в редакцию «Миллениума» – она стояла рядом с его подъездом на Бельмансгатан. Случайно взглянув на номерной знак, он увидел буквы КАБ и вспомнил название фирмы, принадлежавшей Залаченко, – та называлась «Карл Аксель Бодин АВ», сокращенно тоже КАБ. Возможно, Микаэль и не обратил бы на машину никакого внимания, если б не увидел тот же номерной знак двумя часами раньше, когда обедал вместе с Хенри Кортесом и Малин Эрикссон на площади Медборгарплатсен. В тот раз «вольво» стояла на боковой улице, возле редакции «Миллениума».

Микаэль даже призадумался, уж не превратился ли в параноика, но, когда он после обеда навещал Хольгера Пальмгрена в реабилитационном центре в Эрсте, серый «вольво» стоял на гостевой парковке. Нет, это не случайность… Микаэль внимательно посмотрел по сторонам. Следующим утром, вновь заметив ту же машину, он уже ничуть не удивился.

Водителя Блумквист так ни разу и не видел, однако в беседе со службой регистрации автомобилей выяснилось, что машина зарегистрирована на имя некоего Йорана Мортенссона, сорока лет, проживающего на Виттангигатан в районе Веллингбю. После некоторых разысканий выяснилось, что Йоран Мортенссон является бизнес-консультантом и владеет собственной фирмой, зарегистрированной по адресу Флемминггатан, на острове Кунгсхольмен.

В целом у Мортенссона оказался впечатляющий послужной список.

В 1983 году, в восемнадцатилетнем возрасте, он начинал военную службу в разведывательном подразделении береговой охраны, а затем поступил в Вооруженные силы Швеции. Там дослужился до лейтенанта и в 1989 году переквалифицировался, поступив в Высшую школу полиции в Сольне. С 1991 по 1996 год работал в Стокгольмской полиции, откуда уволился в 1997 году и в 1999 году зарегистрировал собственную фирму.

Значит, СЭПО.

Микаэль даже прикусил нижнюю губу. Если только он не страдает паранойей на почве своих расследований, за ним следят, но настолько неуклюже, что ему удалось это обнаружить.

А может, вовсе и не так уж неуклюже? Ведь он обратил внимание на машину только потому, что номерной знак, по странному стечению обстоятельств, вызвал у него определенные ассоциации. Если б не буквы КАБ, он бы никогда не обратил никакого внимания на машину.

В пятницу «КАБ» отсутствовал. Микаэль не был уверен, но ему показалось, что в этот день его сопровождала красная «ауди»; правда, разглядеть номер ему не удалось. Однако в субботу «вольво» опять заступила на дежурство.

Ровно через двадцать секунд после того, как Микаэль Блумквист покинул кафе «Копакабана», Кристер Мальм, сидевший за столиком на террасе кафе «Россос» на другой стороне улицы, вытащил цифровой аппарат «Никон» и сделал серию из двенадцати снимков. Он сфотографировал двух мужчин, вышедших из кафе «Копакабана» сразу после Микаэля и проследовавших за ним мимо кинотеатра.

Один из них был блондином неопределенного среднего возраста. Другой, в темных очках, выглядел постарше; у него была жидкая светло-рыжая шевелюра. Оба одеты в джинсы и темные кожаные куртки.

У серой «вольво» они расстались. Тот, что постарше, открыл дверцу машины, а тот, который помоложе, двинулся следом за Блумквистом в сторону метро.

Кристер Мальм опустил камеру и вздохнул. Он понятия не имел, зачем Микаэль так настоятельно просил его погулять в воскресенье днем рядом с кафе «Копакабана» и проверить, не обнаружится ли там серая «вольво» с конкретным регистрационным номером. Кристер получил инструкции, согласно которым ему следовало попытаться сфотографировать человека, который, как считал Микаэль, сразу после трех подойдет к машине и откроет дверцу. А параллельно ему поручалось проверить, не пойдет ли кто-нибудь по пятам за Микаэлем.

Это очень напоминало типичные сюжеты из приключений детектива Калле Блумквиста. Кристер Мальм все гадал, параноик ли Микаэль по натуре, или же он обладает какими-то аномальными талантами. После событий в Госсеберге Блумквист ушел в себя, с ним стало трудно общаться. Правда, он часто вел себя подобным образом, когда работал над какой-нибудь интригующей историей. Кристер помнил его таким же замкнутым и одержимым в период истории с Веннерстрёмом, но сейчас эти качества проявлялись отчетливее, чем когда-либо.

Однако Кристеру и самому пришлось убедиться, что за Микаэлем Блумквистом действительно следят. Неужели опять начнется очередная фантасмагория, которая, скорее всего, потребует от «Миллениума» времени, сил и ресурсов? Кристер Мальм считал, что теперь, когда главный редактор дезертировал и возглавил «Большого Дракона» и стабильность «Миллениума», в которую было вложено столько усилий, вдруг оказалась под угрозой, не лучшее время для игры в литературных героев. Но с другой стороны, он уже не менее десяти лет не ходил ни на какие демонстрации, за исключением гей-парадов, так что в это первомайское воскресенье охотно откликнулся на просьбу Микаэля.

Кристер поднялся и побрел за преследователем Блумквиста, хотя этого от него уже не требовалось. Правда, уже на Лонгхольмсгатан он упустил злоумышленника из виду.

Решив, что его телефон, скорее всего, прослушивается, Микаэль для начала послал Хенри Кортеса купить старые мобильные телефоны, и тот буквально по бросовой цене раздобыл нераспроданную партию аппаратов «Эрикссон Т 10».

Микаэль купил анонимные номера телефонов и раздал резервные сим-карты Малин Эрикссон, Хенри Кортесу, Аннике Джаннини, Кристеру Мальму и Драгану Арманскому. Одну, разумеется, он оставил себе. Новые аппараты и номера использовались только для разговоров, абсолютно не предназначенных для чужих ушей. Повседневное же телефонное общение происходило по обычным официальным номерам. Иными словами, всем приходилось ходить с двумя мобильными телефонами.

Из кафе «Копакабана» Микаэль поехал в «Миллениум», где в этот уикенд дежурил Хенри Кортес. После убийства Залаченко Блумквист составил график дежурств, согласно которому в редакции «Миллениума» всегда кто-нибудь находился и кто-нибудь оставался ночевать. В список дежурных он включил себя самого, Хенри Кортеса, Малин Эрикссон и Кристера Мальма. Ни Лотту Карим, ни Монику Нильссон, ни менеджера по распределению рекламных площадей Сонни Магнуссона туда включать не стали. Им даже и не предлагали. Лотта Карим панически боялась темноты и ни за что в жизни не согласилась бы ночевать одна в редакции. Монику Нильссон темнота не смущала, но она всегда отличалась маниакальностью в написании своих статьей, а кроме того, принадлежала к тому типу людей, которые всегда уходят домой сразу после окончания рабочего дня. Сонни Магнуссону был шестьдесят один год, он не имел ничего общего с редакционной работой и вообще скоро собирался в отпуск.

– Что новенького? – поинтересовался Микаэль.

– Ничего особенного, – ответил Хенри Кортес. – Самая топовая новость сегодня – естественно, Первое мая.

Микаэль кивнул.

– Я посижу тут пару часов. Можешь пока заняться своими делами, только возвращайся к девяти.

Проводив Хенри Кортеса, Блумквист подошел к своему письменному столу и вытащил анонимный мобильный телефон. Он позвонил Даниэлю Улофссону, фрилансеру из Гётеборга. За прошедшие годы «Миллениум» опубликовал несколько его статей, и Микаэль очень ценил Улофссона за его умение добывать ценные материалы.

– Привет, Даниэль. Это Микаэль Блумквист. Ты свободен?

– Да.

– Мне нужно, чтобы ты занялся небольшим расследованием. Ты можешь выписать счет за пять дней, но никакой статьи от тебя не требуется. Или вернее, если захочешь, можешь написать на эту тему статью и мы ее опубликуем, но нас интересует только сам материал.

– Shoot.

– Дело весьма деликатное. Ты не должен обсуждать его ни с кем, кроме меня, и связываться со мной тебе придется только через электронную почту. При этом ты даже не должен упоминать о том, что занимаешься заданием «Миллениума».

– Звучит интригующе… Так что же от меня требуется?

– Я хочу, чтобы ты сделал репортаж из Сальгренской больницы. Мы назовем его «Скорая помощь», и сможем сравнить реальную жизнь и телесериал. Мне надо, чтобы ты несколько дней понаблюдал за работой отделений неотложной помощи и интенсивной терапии. Поговори с врачами, сестрами, нянечками и всеми, кто там работает. Какие у них условия работы, чем они занимаются и так далее. И, разумеется, мне понадобятся фотографии.

– Отделение интенсивной терапии? – переспросил Улофссон.

– Да. Мне бы хотелось, чтобы ты обратил внимание на послеоперационный уход за тяжелыми больными в коридоре одиннадцать-С. Я хочу знать, что этот коридор из себя представляет, кто там работает, как они выглядят и чем занимались раньше.

– Вот как, – сказал Даниэль Улофссон. – Если я не ошибаюсь, в одиннадцать-С находится на лечении некая Лисбет Саландер.

А этот Улофссон вовсе парень не промах…

– Неужели? – удивился Микаэль Блумквист. – Вот это да. Тогда разузнай, в какой палате она лежит, что находится в соседних помещениях и какой у нее распорядок дня.

– Мне кажется, что в этом репортаже речь пойдет совсем о другом, – сказал Улофссон.

– Как я уже сказал, меня интересуют только собранные тобой сведения.

Они обменялись адресами электронной почты.

Войдя в палату, сестра Марианна обнаружила, что Лисбет Саландер лежит на спине, прямо на полу.

– Ничего себе, – произнесла сестра Марианна.

Она не была уверена в том, подобает ли пациенту лежать на полу в отделении интенсивной терапии. В то же время медсестра не могла не признать, что другого подходящего места для моциона у пациентки просто нет.

Лисбет Саландер следовала рекомендациям физиотерапевта и пыталась на протяжении получаса делать отжимания, растяжки и приседания, и вся взмокла. У нее имелся длинный регистр движений, которые ей следовало ежедневно повторять, чтобы укрепить мускулатуру плеча и бедер после операции, проведенной три недели назад. Лисбет тяжело дышала и чувствовала, что находится далеко не в лучшей своей форме. Она здо́рово уставала, и при малейшем напряжении у нее моментально начиналась боль в плече. Но в целом Лисбет, несомненно, шла на поправку. Головные боли, мучавшие ее постоянно в первые дни после операции, уже почти не беспокоили ее.

Саландер считала, что уже достаточно здорова и что ее вполне могут уже выписать или хотя бы перевести в реабилитационное отделение. Но ей приходилось подчиняться больничному режиму. Во-первых, потому, что врачи еще не признали ее здоровой, а во-вторых – дверь в палату постоянно запиралась и находилась под наблюдением охранника, который постоянно торчал на стуле в коридоре.

Она считала, что уже вполне созрела для того, чтобы ее перевели в обычное реабилитационное отделение. Но после некоторых переговоров полиция и руководство больницы решили пока оставить Лисбет в палате номер 18. Это помещение легко было охранять, поблизости все время находился кто-нибудь из персонала, и она располагалась в конце коридора, который делал закорючку в виде буквы «Г». Было решено, что проще оставить Лисбет в коридоре 11 С, где персонал после убийства Залаченко проинструктирован относительно мер безопасности и уже в курсе ее сложной ситуации, чем переводить ее в другое отделение и менять уже освоенный распорядок.

В любом случае Лисбет Саландер еще предстояло пробыть в Сальгренской больнице несколько недель. Как только врачи объявят, что она относительно здорова, ее перевезут в Стокгольм, в следственный изолятор Крунуберг, где она будет дожидаться решения суда. А принимать решение относительно ее выписки уполномочен только доктор Андерс Юнассон.

А провести первый серьезный допрос доктор Юнассон разрешил полиции только через десять дней после событий в Госсеберге. Аннику Джаннини это вполне устраивало. Но к сожалению, врач препятствовал и самой Аннике, регламентируя ее общение с клиенткой, и это ее раздражало.

После инцидента с убийством Залаченко доктор провел всестороннее обследование состояния Лисбет Саландер. Он также учитывал тот факт, что его пациентка, скорее всего, испытала большой стресс, поскольку ее подозревали в тройном убийстве. Андерс Юнассон не имел ни малейшего представления о том, насколько она виновна или невиновна, но, как врача, его этот вопрос ни в коей мере не интересовал. Он просто пришел к выводу, что Лисбет Саландер подверглась серьезным стрессовым нагрузкам. В нее трижды стреляли, и одна из пуль попала ей в голову. Она чудом избежала гибели, ее по-прежнему мучили сильные головные боли, у нее держалась температура.

Андерс Юнассон предпочел обезопасить себя и свою пациентку от случайностей. Даже если Саландер и в самом деле убийца, она – его пациентка, и он обязан позаботиться о ее скорейшем выздоровлении. Поэтому он запретил ее посещать, что никак не было связано с юридически мотивированным запретом прокурора. Просто он прописал ей лечение и полный покой.

В то же время доктор Андерс Юнассон полагал, что полная изоляция граничит с пытками и что в отрыве от друзей никто не может чувствовать себя хорошо. Поэтому он доверил адвокату Аннике Джаннини роль друга Лисбет Саландер. Юнассон поговорил с Анникой и объяснил ей, что она сможет навещать Лисбет каждый день и проводить с нею по одному часу. Ей разрешалось беседовать с пациенткой или просто сидеть молча, но их беседы, по мере возможности, не должны касаться житейских проблем Лисбет Саландер и предстоящих юридических баталий.

– Лисбет стреляли в голову, и она очень серьезно травмирована, – повторял он. – Думаю, что сейчас она уже вне опасности, но всегда существует риск – могут возобновиться кровотечения и возникнуть осложнения. Ей надо обеспечить покой, только так она сможет выздороветь. А уже после этого начнет решать свои проблемы с законом.

Анника Джаннини признала справедливой логику и аргументы доктора Юнассона. Она провела с Лисбет Саландер несколько абстрактных бесед, в целом лишь очертив контуры их с Микаэлем стратегии. Но, конечно, никакие детали она обсуждать не могла. Лисбет Саландер была так накачана анальгетиками и так обессилена, что часто отключалась прямо посреди разговора.

Драган Арманский разглядывал фотографии, сделанные Кристером Мальмом, на которых двое мужчин выходили из кафе «Копакабана» вслед за Микаэлем Блумквистом. Снимки получились очень качественными.

– Нет, – сказал он. – Я никогда их раньше не видел.

Микаэль кивнул.

Встреча состоялась в понедельник утром в кабинете Арманского в «Милтон секьюрити». Микаэль проскочил в здание через гараж.

– Старший – это Йоран Мортенссон, владелец «вольво». Он преследовал меня не меньше недели, а может быть, даже и больше.

– И вы утверждаете, что он из СЭПО?

Микаэль показал досье, которое он собрал на Мортенссона – оно не требовало никаких комментариев. Арманский колебался: разоблачения Блумквиста вызывали у него противоречивые эмоции.

Никто не спорит: государственная тайная полиция часто попадает впросак – это касается не только шведской СЭПО, но, по всей видимости, и всех других разведывательных служб в мире. Взять хотя бы позорный эпизод, когда французская тайная полиция отправила команду водолазов-минеров в Новую Зеландию, чтобы взорвать судно «Рейнбоу уорриор», принадлежавшее Гринпису. Эту акцию смело можно расценить как самую дебильную операцию в истории разведки. Сравниться с ней по идиотизму может только причастность президента Никсона к Уотергейтскому скандалу.

Но как можно обойтись без скандалов с такими бездарными командующими? Кстати, ведь об успехах спецслужб никогда не сообщается, но когда случаются провалы или совершаются какие-нибудь глупости, средства массовой информации, как церберы, набрасываются на службу безопасности.

Арманский никогда не мог понять, как шведские газеты относятся к СЭПО.

С одной стороны, СМИ рассматривают СЭПО как незаменимый источник информации, и почти любой политический промах становится поводом для эффектных заголовков: «СЭПО подозревает, что…» Почему-то ссылка на СЭПО сразу придает статье вес и авторитет.

С другой стороны, и СМИ, и политики разных уровней дружно набрасываются на сотрудников СЭПО, которые следят за шведскими гражданами, – если их, конечно, на этом деле поймают. И именно это противоречие внушало Арманскому сомнения в здравомыслии как политиков, так и СМИ.

Собственно говоря, сам по себе факт существования СЭПО Арманского ничуть не раздражал. Ведь должен же кто-нибудь следить за тем, чтобы спятившие национал-большевики, которые начитались Бакунина – или какого там еще там черта читают неонацисты, – не соорудили бомбу из минеральных удобрений с нефтью и не разместили ее в фургоне перед резиденцией Росенбада. Следовательно, необходимость таких организаций, как СЭПО, нельзя отрицать, и Арманский считал, что присматривать за некоторыми гражданами во имя интересов всеобщей безопасности вполне уместно.

Проблема, естественно, заключается в том, что организация, призванная следить за гражданами, должна находиться под самым неусыпным общественным контролем, и к тому же за ней следует осуществлять строгий конституционный надзор. А деятельность СЭПО на практике оказывалась вне зоны доступа политиков и членов Риксдага, даже когда премьер-министр назначал специального инспектора, которому на бумаге предоставлялись все права. Арманскому давали почитать книгу Карла Линдбума «Поручение», и он был буквально потрясен. В США десяток руководителей СЭПО незамедлительно арестовали бы за обструкцию и подвергли бы публичным допросам комиссии Конгресса. В Швеции же они явно оставались за пределами критики.

Случай Лисбет Саландер продемонстрировал: что-то не в порядке с этой организацией. Впрочем, когда Микаэль Блумквист пришел и вручил Драгану Арманскому мобильный телефон, свободный от прослушки, тот решил, что журналист сошел с ума. Но после того как он углубился в детали и изучил снимки Кристера Мальма, ему пришлось с неохотой признаться, что подозрения Блумквиста небеспочвенны. Это не предвещало ничего хорошего и означало, что заговор против Лисбет Саландер, предпринятый пятнадцать лет назад, не был случайным эпизодом.

Для случайности тут было слишком много совпадений. Допустим, что Залаченко мог стать жертвой параноика и одержимого диссидента. Но почему-то почти одновременно у Микаэля Блумквиста и у Анники Джаннини похищают документы, составляющие основу доказательной базы. Это уже умысел. К тому же, ключевого свидетеля Гуннара Бьёрка обнаружили повешенным.

– Хорошо, – сказал Арманский и забрал у Микаэля документы. – Значит, вы не возражаете, чтобы я передал это моему доверенному лицу?

– Значит, вы доверяете ему?

– Я знаю, что он безусловный приверженец демократии и придерживается высоких этических принципов.

– В СЭПО? – спросил Микаэль Блумквист с откровенным сомнением в голосе.

– Нам с вами все же придется найти точки соприкосновения. Мы с Хольгером Пальмгреном одобрили ваш план и сотрудничаем с вами, но я по-прежнему утверждаю, что собственными силами мы не справимся. Чтобы избежать плачевного финала, мы должны найти союзников среди властных структур.

– О’кей, – нехотя согласился Микаэль. – По правде сказать, я не привык делиться информацией о материале до того, как его опубликуют.

– Но ведь вы уже сделали это. Вы уже все рассказали – мне, своей сестре и Пальмгрену.

Микаэль кивнул.

– Вы поделились информацией, поскольку понимаете, что это дело выходит далеко за рамки статьи в вашем журнале. В данном случае вы не просто объективный репортер, а действующее лицо в цепочке событий.

Блумквист снова кивнул.

– И как действующему лицу вам требуется помощь, чтобы достичь поставленной цели.

Микаэль кивнул в третий раз. В любом случае, он не рассказал всего, что знал, ни Арманскому, ни Аннике Джаннини. У него по-прежнему имелись тайны от всего прочего человечества, которые он мог доверить только Лисбет Саландер. Он пожал Арманскому руку.