Микаэль Блумквист приехал на центральный вокзал Гётеборга в самом начале десятого. Поезд наверстал часть потерянного времени, но все же прибыл с опозданием. Последний час Микаэль занимался тем, что звонил в разные фирмы, сдающие машины в аренду. Сначала он думал взять машину в Алингсосе, сойдя там с поезда, но оказалось, что это невозможно столь поздно вечером. Тогда он плюнул на это и заказал «Фольксваген» через службу бронирования отеля в Гётеборге. Машину он сможет забрать на площади Ернторг. У Микаэля не было ни малейшего желания пользоваться гётеборгским общественным транспортом с такой сложной системой проездных билетов, что в ней можно разобраться, если ты по меньшей мере инженер в ракетостроении. Он взял такси.

Когда Блумквист наконец получил арендованную машину, оказалось, что в ней нет дорожной карты. Он заехал на заправку, работавшую по вечерам, и купил ее там. Прикинув, что ему нужно, купил также карманный фонарик, бутылку минеральной воды и стакан кофе, помещавшийся в подставку возле приборной панели. На часах было уже половина одиннадцатого, когда Микаэль проезжал Партилле на север от Гётеборга. Он держал курс на Алингсос.

В половине десятого мимо могилы Лисбет Саландер пробежал лис. Он остановился и настороженно осмотрелся по сторонам. Инстинкт подсказывал ему, что здесь что-то зарыто, но он посчитал, что до зарытого так трудно добраться, что не стоит и раскапывать. Можно поискать и другую, более доступную добычу.

Где-то поблизости неосторожно зашуршал какой-то ночной зверек. Лис прислушался, а затем сделал осторожный шаг. Но прежде чем продолжить охоту, он поднял заднюю лапу и пометил место, а затем заскулил.

Бублански обычно не звонил по служебным делам поздно вечером, но на этот раз не смог сдержаться. Он позвонил Соне Мудиг.

– Извини, что звоню так поздно. Еще не спала?

– Нет, ничего.

– Я только что дочитал рапорт о расследовании 1991 года.

– Я тебя вполне понимаю – от этого чтения трудно оторваться.

– Соня… как ты думаешь, что происходит?

– Мне кажется, что Гуннар Бьёрк, весьма приметное имя в списке клиентов проституток, засадил Лисбет Саландер в дурдом, когда та пыталась защитить себя и мать от чудовища-убийцы, работавшего на Службу безопасности. Ему помог в этом Петер Телеборьян, на экспертизу которого мы в значительной степени полагались при оценке ее психического здоровья.

– Но это же полностью меняет наше представление о ней.

– И многое объясняет.

– Соня, ты не можешь заехать за мной завтра в восемь утра?

– Могу, конечно.

– Мы поедем в Смодаларё и поговорим с Гуннаром Бьёрком. Я уточнил: он на больничном в связи с ревматизмом.

– Я от этой встречи многого ожидаю.

– Мне кажется, нам придется полностью пересмотреть наше представление о Лисбет Саландер.

Грегер Бекман покосился на жену. Эрика Бергер стояла у окна гостиной и смотрела вдаль, на воду, с мобильником в руках. Грегер знал, что она ждала звонка от Микаэля Блумквиста. Вид у нее был такой несчастный, что он подошел и обнял ее.

– Блумквист уже большой мальчик, – заметил он. – Если ты так беспокоишься, позвони лучше в полицию.

Эрика вздохнула.

– Это стоило сделать уже несколько часов назад. Но не это беспокоит меня больше всего.

– А мне можно об этом узнать? – спросил Грегер.

Она кивнула.

– Ну, так расскажи.

– Я от тебя скрывала. И от Микаэля. И ото всех остальных в редакции.

– Скрывала?

Эрика повернулась лицом к мужу и рассказала, что получила место главного редактора в «Свенска моргонпостен». Грегер удивленно поднял брови.

– Не понимаю, почему ты молчала, – сказал он. – Это же потрясающе. Поздравляю.

– Просто я чувствую себя предательницей, вот почему.

– Микаэль поймет. Всем нам приходится делать следующий шаг, когда настанет время. Теперь этот час пробил и для тебя!

– Я знаю.

– Так ты решила окончательно?

– Решила. Но у меня смелости не хватило рассказать об этом кому-либо. И вообще, у меня такое чувство, что я оставляю их посреди страшного хаоса.

Грегер обнял свою жену.

Драган Арманский потер глаза и взглянул в темноту за окнами реабилитационного центра в Эрште.

– Надо бы позвонить Бублански, – предложил он.

– Не надо, – возразил Хольгер Пальмгрен. – Ни Бублански, ни кто-либо другой, наделенный властью, никогда и пальцем для нее не пошевелили. Пусть сама справляется.

Арманский изучающе посмотрел на бывшего опекуна Лисбет Саландер. Очевидные улучшения в состоянии Пальмгрена, произошедшие со времени его последнего посещения в Рождество, поразили Драгана. Он все еще невнятно бормотал, но глаза его были полны жизни. Кроме того, он проявлял темперамент, которого раньше за ним не замечалось. Весь вечер Пальмгрен в деталях рассказывал Арманскому ту же историю, какую раньше изложил Блумквисту, и Арманский ужаснулся.

– Она опять попытается убить своего отца.

– Вполне возможно, – спокойно констатировал Пальмгрен.

– Или же Залаченко убьет ее.

– Это тоже возможно.

– А мы будем сидеть и ждать?

– Драган, вы прекрасный человек. Но вы не несете ответственности за то, что сделает или не сделает Лисбет Саландер, выживет она или умрет.

Пальмгрен развел руками. К нему вдруг вернулась способность координации движений, которую он давно утратил. Такое впечатление, что тягостные события последних недель укрепили его ослабевшие силы.

– Я никогда не испытывал симпатии к людям, для которых закон не писан. Но, с другой стороны, никогда не встречал человека, у которого было бы столько серьезных оснований брать судьбу в свои руки. Не хочу прослыть циником… но то, что произойдет сегодня, должно произойти, хотим мы этого или нет. Так распорядились небеса, уже с тех пор, как она родилась. А нам с вами остается лишь решать, как мы отнесемся к Лисбет, если она вернется живой.

Арманский недовольно вздохнул и покосился на старого адвоката.

– А если ближайшие десять лет она проведет за решеткой в Хинсеберге, значит, таков ее выбор. А я так и останусь ее другом.

– Вот уж не подозревал, что у вас такой либертарианский подход к людям.

– Я тоже не подозревал – раньше, – сказал Хольгер Пальмгрен.

Мириам Ву лежала, уставившись в потолок. Горел ночник, слышалась тихая музыка по радио. Исполняли «On a Slow Boat to China». Вчера она очнулась в больнице, впервые после того, как ее привез сюда Паоло Роберто. Она то спала, то просыпалась, исполненная тревоги, то снова засыпала – безо всякого распорядка. Врачи утверждали, что у нее сотрясение мозга. Как бы то ни было, она нуждалась в покое. Ведь, кроме того, у нее был сломаны нос и три ребра, а по всему телу болели раны. Левая бровь так распухла, что глаз мог видеть лишь в узкую щелочку. Боль чувствовалась каждый раз, когда Мириам пыталась повернуться. Даже сделать вдох, и то было больно. Из-за боли в шее ей на всякий случай надели ортопедический воротник. Но доктора заверили ее, что она полностью поправится.

Проснувшись ближе к вечеру, Мириам обнаружила сидящего у кровати Паоло Роберто. Он подмигнул ей и спросил, как она себя чувствует, а она внутренне ужаснулась: «Неужели я выгляжу так же кошмарно, как и он?»

У нее была масса вопросов, и Паоло все ей объяснил. Как ни странно, то, что он друг Лисбет Саландер, выглядело совершенно естественно. Парень был явно с гонором. Лисбет нравились такие, с гонором, но тщеславных она не выносила. Различие было микроскопическим, но Паоло Роберто относился к первому типу.

Теперь он объяснил, как вдруг очутился на складе под Нюкварном. Мириам просто поразилась, как он не раздумывая бросился преследовать черный фургон. Ей стало не по себе от известия, что полиция занимается раскопками трупов в окрестности склада.

– Спасибо, – сказала Мириам. – Ты спас мне жизнь.

Он покачал головой и помолчал какое-то время.

– Я пытался объяснить Блумквисту. Не думаю, что он понял. Ты, наверное, поймешь лучше, ведь ты сама занималась боксом.

Мириам поняла, что он имел в виду. Если ты не был тогда на складе около Нюкварна, то никогда не сможешь понять, что значит драться с чудовищем, не чувствующим боли. Она знала, сколь беспомощной была.

В конце Мириам просто держала его за забинтованную руку, не говоря ни слова. Что еще можно было сказать? Когда она снова проснулась, его уже не было. «Вот хорошо было бы, если бы Лисбет Саландер дала о себе знать», – подумала она.

Ведь это за ней охотился Нидерман.

Мириам Ву так боялась, что он ее настигнет.

«Нечем дышать», – чувствовала Лисбет Саландер. Сколько прошло времени – она не понимала, но знала, что застрелена, и понимала – скорее чувством, чем разумом, – что зарыта. Левая рука вообще не действовала. Если чуть шевельнуть каким-нибудь мускулом, в плечо сразу отдавались волны боли и она оказывалась в мутно-безвольном состоянии. «Мне необходим воздух», – мелькало в ее голове, раскалывавшейся от пульсирующей боли, какой ей раньше не приходилось испытывать.

Правой рукой, оказавшейся под лицом, Лисбет, не отдавая себе отчета, начала отгребать землю от носа и рта. Почва, полная песка, была очень рассыпчатая. Наконец ей удалось высвободить маленькую, величиной с крошечный кулачок, дырку перед лицом.

Кто знает, сколько она пролежала в могиле? Все же Лисбет понимала, что положение ее смертельно опасно. И тут у нее сложилась отчетливая мысль:

«Он похоронил меня заживо».

Сознание этого привело ее в панику. Ей было нечем дышать. Она не могла пошевельнуться. Тонна земли придавила ее, словно доисторическая порода.

Лисбет попробовала пошевелить ногой, но смогла лишь едва напрячь мускулы. Затем сделала ошибочную попытку – надавила головой, чтобы приподняться, – и сразу же была поражена болью, ударившей в виски, как электрический разряд. «Только бы не стошнило», – подумала она и вновь впала в забытье.

Снова придя в сознание, Лисбет начала проверять, какие части ее тела в рабочем состоянии. Единственной такой частью была правая рука, лежавшая перед лицом. «Мне необходим воздух», – думала Лисбет. Воздух был прямо над ней, но вне могилы.

Потом Саландер начала потихоньку рыть. Пошевелив локтем, высвободила немного места для движения. Надавливая внешней стороной ладони, она отодвигала землю, расширяя пространство перед лицом. «Я должна выкопаться», – решила она.

Наконец Лисбет поняла, что между животом и ногами есть немного пустого пространства. Это и был почти весь тот уже использованный воздух, что поддерживал в ней жизнь. Она начала изо всех своих сил крутить верхней частью тела из стороны в сторону и наконец почувствовала, как земля осыпается под ней. Давление на грудь немного ослабло. Лисбет уже могла двигать рукой на сантиметр туда-сюда.

Минута шла за минутой. А она не прекращала работу в полубессознательном состоянии. Отгребала песчаную почву с лица и горсть за горстью вдавливала ее в пустое пространство под животом. Постепенно она смогла настолько высвободить руку, что ей удалось счистить землю с макушки. Сантиметр за сантиметром Лисбет очистила всю голову. Наткнувшись на что-то твердое, она вдруг поняла, что у нее в руке оказался обломок корня или палочка. Она рыла все дальше и дальше вверх. Земля по-прежнему была рыхлой и не слишком плотной.

Времени было начало одиннадцатого, когда лис вновь пробегал мимо могилы Лисбет Саландер по дороге к себе в логово. Он уже съел полевую мышку и был вполне этим доволен, как вдруг учуял чье-то присутствие. Он застыл на месте и навострил уши. Его усы и нос чуть подрагивали.

Вдруг из-под земли высунулись пальцы Лисбет Саландер. Будь на месте лиса человек, которому довелось такое увидеть, он, вероятно, среагировал бы так же, как лис, то есть припустил оттуда со всех ног.

Лисбет почувствовала, как холодный воздух обдал ее руку. Она могла дышать.

У нее ушло еще не меньше получаса на то, чтобы высвободиться из могилы, но память не сохранила, как это получилось. Лисбет недоумевала, что ее левая рука совсем не работает, и продолжала машинально отгребать землю с песком правой рукой.

Ей так нужно было что-нибудь, чем можно копать, но с ходу она не сообразила, что у нее в нагрудном кармане лежит портсигар, подаренный Мириам Ву. Вспомнив о нем, Лисбет просунула руку в отверстие кармана, достала его и, открыв, начала загребать им, как совком. Горсть за горстью она зачерпывала рыхлую землю и откидывала ее, работая запястьем. Вдруг почувствовала, что правое плечо больше не зажато и его удается высвободить из-под земли. Продолжая отбрасывать песок и землю, Лисбет смогла поднять опущенную голову. Наконец правая рука и голова появились над поверхностью. Когда она высвободила верхнюю часть тела, то смогла начать выползать, сантиметр за сантиметром, пока земля наконец не отпустила и ее ноги.

Не открывая глаз, Лисбет поползла прочь от могилы и не останавливалась, пока ее плечо не уперлось в ствол дерева. Она медленно развернулась так, чтобы спиной упираться в дерево, и отерла глаза тыльной стороной ладони, прежде чем раздвинуть веки. Вокруг была беспросветная тьма. Несмотря на леденящий воздух, Лисбет вспотела. Тупая боль ощущалась в голове, левом плече и бедре, но у нее не было сил об этом думать. Минут десять она просто посидела, стараясь отдышаться. Затем ей стало ясно, что тут оставаться нельзя.

В результате мучительных усилий ей удалось встать на ноги, хотя голова кружилась.

Почувствовав подступающую тошноту, Лисбет нагнулась вперед, и ее вырвало.

Потом она стала брести, не имея понятия, в какую сторону идет. Левая нога плохо ее слушалась, Лисбет без конца спотыкалась и падала на колени. И каждый раз голову пронзала чудовищная боль.

Сколько времени она так шла, ей было неизвестно, но вдруг краем глаза Лисбет увидела свет. Она сменила направление и поплелась дальше. Только дойдя до пристройки на краю двора, поняла, что пришла прямо к дому Залаченко. Она остановилась, качаясь, как пьяная.

«Фотоэлементы размещены на подъездной дороге и на вырубке. А я пришла с другой стороны. Значит, они меня не засекли», – подумала она.

Но и от этой мысли Лисбет пришла в растерянность. Не в той она форме, чтобы затевать новый раунд битвы с Нидерманом и Залаченко. Она смотрела на белый дом перед нею.

«Дерево… Пожар…» Лисбет уже представляла себе канистру с бензином и спичку.

Развернувшись лицом к пристройке, она с трудом заковыляла к ней. Дверь оказалась закрыта на засов, и ей удалось открыть его, поднажав снизу правым плечом. Засов со стуком свалился на землю, и Лисбет открыла дверь. Она сделала шаг в темноту и огляделась. Это был деревянный сарай. Бензина там не было.

Звук упавшей задвижки на двери пристройки заставил Александра Залаченко приподнять брови. Он подошел к кухонному окну и, отодвинув занавеску, вгляделся в темноту. Глаза его смогли что-то различить лишь через несколько секунд. Ветер усилился, и прогноз погоды обещал шквальные ветры на выходных. Вдруг он заметил, что дверь в дровяной сарай открыта.

Вместе с Нидерманом они уже сходили в сарай и принесли дров. Да и это дело не имело другой цели, кроме как дать Лисбет Саландер что-то вроде подтверждения, что она явилась по правильному адресу, и выманить ее.

Неужели Нидерман забыл заложить засов? Каким непростительно небрежным он иногда бывает… Залаченко покосился на дверь гостиной – там, на диване, уснул Нидерман. Подумав сначала, не разбудить ли его, он все же решил дать ему поспать и сам поднялся со стула.

Придется Лисбет идти искать бензин на скотный двор, где стоят машины. Она привалилась к колоде для колки дров – ей нужно было отдышаться. Не прошло и минуты, как она услышала стук протеза Залаченко у двери в дровяной сарай.

К северу от Соллебрунна, возле Мельбю, из-за темноты Микаэль ошибся на дороге. Вместо того чтобы свернуть на Носсебру, он поехал дальше на север и заметил свою ошибку, лишь когда добрался до Трёчёрна. Он остановился и поглядел в дорожный атлас. Затем, выругавшись, развернулся и поехал на юг, в сторону Носсебру.

Лисбет Саландер схватила правой рукой топор с дровяной колоды за секунду до того, как Александр Залаченко зашел в дровяной сарай. Занести топор над головой у нее не было сил, но она, зажав его одной рукой, замахнулась по дуге снизу вверх, развернувшись при этом всем корпусом и перенеся упор на здоровую ногу.

В тот момент, когда Залаченко протянул руку к выключателю, лезвие топора ударило его с правой стороны лица, рассекло щеку и вонзилось на несколько миллиметров в лобную кость. Он не успел осознать, что произошло, как его мозг зафиксировал боль, и Зала издал безумный крик.

Рональд Нидерман проснулся, рывком приподнялся с дивана и сел, недоумевая. Верзила услышал вой, в первый момент показавшийся ему звериным. Он доносился со двора. Тут Нидерман понял, что вопит Залаченко, и мгновенно вскочил на ноги.

Лисбет Саландер разогнулась и снова замахнулась топором, но тело оказалось неподвластно ей. Она намечала размахнуться повыше и обрушить топор на голову отца, но силы ее были уже на исходе, и она попала совсем не туда, куда метила, а под коленку. Топор же был столь тяжелым, что его лезвие вонзилось очень глубоко; топор застрял, вырвавшись из рук Лисбет. Залаченко ничком упал на пол, непрерывно вопя.

Лисбет наклонилась, чтобы снова схватить топор, но голова ее пошла кругом, и ей пришлось сесть. Протянув руку, она ощупала карманы его куртки. В правом все еще лежал пистолет, и она попыталась сфокусировать на нем взгляд, хотя пол под ней словно качался.

Браунинг калибра .22.

Пустяковая детская игрушка.

Вот почему она еще жива. Будь это пуля из «ЗИГ-Зауэра» Нидермана или пистолета калибром покрупнее, лежать бы ей сейчас со здоровенной дырой в черепе.

В тот момент, как ее посетила эта мысль, Лисбет услышала шаги проснувшегося Нидермана. Заполнив телом весь дверной проем сарая, он застыл, уставившись на развернувшуюся перед ним сцену выпученными, ничего не понимающими глазами. Залаченко орал как резаный. Лицо его покрывала кровавая маска. Из-под колена торчал застрявший топор. Рядом, на полу, сидела окровавленная, покрытая грязью Лисбет Саландер. Вид у нее был как в фильмах ужасов, которых Нидерман с избытком насмотрелся за много лет.

Как бы нечувствителен к боли ни был Рональд Нидерман и как бы ни был он схож фигурой с бронированным роботом, одну вещь на свете он не выносил – темноту. Сколько он себя помнил, темнота всегда таила для него угрозу. В ней ему мерещились какие-то существа, и там его всегда подстерегал неописуемый ужас. И вот теперь этот ужас материализовался.

Девчонка на полу была покойницей. Сомнений в этом не было – он сам ее зарыл. Значит, существо на полу было не девчонкой, а исчадием потустороннего мира, которое не побороть ни человеческой силой, ни оружием. Превращение из человека в монстра уже началось. Ее кожа выглядела как чешуйчатый панцирь у ящерицы. Оскаленные зубы выглядели как острые клыки, готовые вонзиться в плоть жертвы. Тонкий змеиный язык высовывался, облизывая рот. На окровавленных ладонях виднелись длиннющие, острые как бритвы когти. Глаза ее горели словно угли. Рональду слышалось ее глухое урчание; ему виделось, как она напрягла мускулы, прежде чем броситься и вцепиться ему в глотку.

Он вдруг отчетливо разглядел позади нее хвост, извивавшийся и угрожающе забивший по полу.

Затем она подняла пистолет и выстрелила. Пуля просвистела так близко от уха Нидермана, что он почувствовал струю воздуха. Ему казалось, что из ее рта, навстречу ему, вырвался язык пламени.

Это было уже слишком.

С него хватит.

Нидерман развернулся и бросился прочь во весь дух. Она сделала следующий выстрел, но пуля прошла совсем мимо цели. Это, однако, прибавило верзиле скорости – у него словно выросли крылья. Он перемахнул, подобно лосю, через забор и исчез в темноте, убежав по полю в сторону шоссе. Он бежал, объятый безумным ужасом.

Лисбет Саландер пораженно смотрела ему вслед, пока он не исчез из виду.

Она добралась до двери и выглянула в темноту, но уже не видела его. Залаченко уже не орал, но по-прежнему лежал на полу, постанывая в шоке. Проверив пистолет, Лисбет увидела, что остался один патрон. Прикидывая, не выпустить ли его в башку Залаченко, она вспомнила, что где-то в темноте еще шастает Нидерман и поэтому последний патрон лучше сохранить. Напади он на ее, одной пули двадцать второго калибра для него будет недостаточно, но все же это лучше, чем ничего.

Лисбет с усилием встала, выбралась из сарая и прикрыла за собой дверь. Поставить на место засов отняло у нее минут пять. Она доплелась через двор до дома и нашла телефонный аппарат на кухне. Набрала номер, которым не пользовалась два года. Дома его не было. Включился автоответчик.

– Здравствуйте. Вы позвонили Микаэлю Блумквисту. К сожалению, сейчас я не могу ответить на ваш звонок. Оставьте ваше имя и телефонный номер. Я перезвоню вам, как только смогу. Пи-и-п…

– Ми-г-каль, – начала она и услышала, что ее голос звучит, как будто во рту у нее каша. Она сглотнула слюну. – Микаэль, это Саландер.

Дальше она не знала, что сказать, и медленно положила трубку.

«ЗИГ-Зауэр» Нидермана лежал разобранный для чистки на кухонном столе прямо перед ней, рядом с «Ванадом» Сонни Ниеминена. Лисбет бросила залаченковский браунинг на пол и, подойдя к столу, взяла в руки «Ванад», чтобы проверить его магазин. Тут же она нашла свой ручной компьютер и засунула его себе в карман. Подобравшись к мойке, налила в немытую кофейную чашку ледяной воды. После четвертой чашки подняла взгляд и вдруг увидела свое лицо в старом зеркале для бритья, закрепленном на стене. От испуга Лисбет чуть было не нажала на спусковой крючок.

Увиденное скорее напоминало зверя, чем человека. На нее смотрела сумасшедшая с искаженным лицом и перекошенным ртом. Ее полностью покрывала грязь. Лицо и шея были залеплены коростой из крови и глины. Теперь до нее дошло, кого Рональд Нидерман увидел в деревянном сарае.

Подойдя поближе к зеркалу, Лисбет вдруг осознала, что ее левая нога волочится по полу. Она чувствовала резкую боль в бедре, куда попала первая из пуль Залаченко. Вторая вошла в плечо и парализовала левую руку. Та очень болела.

Но хуже всего была боль в голове, от которой ее качало. Лисбет медленно подняла правую руку и пощупала затылок. Наконец пальцы нащупали кратер входного отверстия.

Потрогав дыру в черепе, Лисбет с ужасом вдруг осознала, что касается собственного мозга и что она столь серьезно ранена, что умирает или вот-вот должна была умереть. Чего Лисбет не могла понять, так это как она вообще еще стояла на ногах.

Тут ее одолела всепоглощающая усталость. Не зная толком, то ли с ней случится обморок, то ли на нее накатил сон, она добралась до кухонного диванчика и осторожно улеглась, положив на подушку правую, не задетую, сторону головы.

Ей нужно было полежать, собраться с силами, но заснуть было рискованно, потому что в ночи бродит Нидерман. Рано или поздно он должен вернуться. Рано или поздно Залаченко ухитрится выбраться из сарая и нагрянет в дом. Но у нее не было больше сил оставаться на ногах. Ее знобило. Последнее, что она сделала, это сняла пистолет с предохранителя.

Рональд Нидерман нерешительно стоял на шоссе между Соллебрунном и Носсебру. Вокруг была тьма, ни души. Он начал трезво обдумывать ситуацию, и ему стало стыдно за свое бегство. Как это случилось, гигант не мог понять, но он пришел к рациональному выводу, что Саландер, должно быть, выжила. «Как-то ей посчастливилось выкопаться из могилы», – решил он.

Залаченко нуждается в нем. Значит, надо вернуться в дом и свернуть ей шею.

В то же время у Рональда Нидермана было такое чувство, что игра проиграна. Это чувство зародилось у него уже давно. Все пошло вкривь и вкось с той минуты, как им позвонил Бьюрман. Залаченко будто подменили, едва он услышал имя Лисбет Саландер. Все принципы осторожности и умеренности, которые он столько лет проповедовал, вдруг прекратили действовать.

Нидерман колебался.

Залаченко требовалась медицинская помощь.

Если она еще не убила его.

Это создавало проблемы.

Он кусал нижнюю губу.

Они с отцом были партнерами много лет. И годы эти были успешными. У Рональда были отложены деньги, и он знал, где Залаченко прячет свои. У него были средства и опыт для того, чтобы продолжать бизнес дальше. Самым разумным сейчас было выйти из игры и залечь. Уж если что Залаченко и сумел вбить ему в голову, так это необходимость уходить без всяких сантиментов, если ситуация не поддается контролю. Это было основным правилом выживания: «Пальцем не пошевельну ради проигранного дела».

Ничего сверхъестественного в Саландер не было. Она была источником неприятностей, тем, что называют «bad news». И она была его сводной сестрой.

Он ее недооценил.

Рональд Нидерман разрывался между двумя желаниями. Одним было вернуться назад и свернуть ей шею. Другим – продолжить бегство отсюда.

Паспорт и кошелек лежали у него в заднем кармане брюк. Он не хотел возвращаться. Ничего он там, в усадьбе, не забыл.

Ну, разве что машину.

Нидерман все еще стоял в нерешительности, как увидел свет фар приближающегося автомобиля. Он повернул голову. Может быть, удастся раздобыть себе средство передвижения другим способом. Все, в чем он нуждался, была машина, чтобы добраться до Гётеборга.

Впервые в жизни – во всяком случае, с тех пор, как она вышла из раннего детства, – Лисбет Саландер была не в состоянии справиться с ситуацией. Сколько раз за свою жизнь ей приходилось ввязываться в драки, переносить побои, становиться объектом как государственной принудительной госпитализации, так и частного издевательства… На ее долю выпало больше пинков по телу и душевных издевательств, чем обычно доставалось другим.

Но каждый раз она могла взбунтоваться. Она отказалась отвечать на вопросы Телеборьяна, а когда подвергалась физическому насилию, могла выскользнуть и спрятаться.

Со сломанной переносицей можно жить.

Но как жить с дыркой в черепе?

На этот раз Лисбет не могла дотащиться до своей кровати дома, накрыться одеялом с головой и проспать два дня, а затем встать и вернуться к повседневности, будто ничего не произошло.

Сейчас она была столь серьезна ранена, что не могла своими силами выбраться. Ее поразила такая усталость, что она не могла управлять своим телом.

«Мне бы немного поспать», – подумала Лисбет. И тут она с уверенностью поняла, что стоит ей расслабиться и закрыть глаза, как она, скорее всего, никогда их больше не откроет. Даже придя к этому выводу, она решила, что ей уже все равно. Больше того, это показалось ей очень привлекательным: «Отдохнуть. И никогда не просыпаться».

Ее последняя мысль относилась к Мириам Ву: «Прости меня, Мимми!»

Закрывая глаза, она все еще держала в руке пистолет Сонни Ниеминена со снятым предохранителем.

Свет фар машины Микаэля Блумквиста высветил фигуру Рональда Нидермана издалека. Эту фигуру он узнал сразу. Да и как ее было не узнать: верзила-блондин был ростом двести пять сантиметров и сложен как робот. Нидерман размахивал руками. Микаэль притушил фары и затормозил. Сунув руку во внешний карман компьютерной сумки, он вынул «Кольт М1911», найденный на письменном столе у Лисбет Саландер, остановился метров за пять до Нидермана, заглушил мотор и открыл дверцу.

– Спасибо, что остановились, – сказал тот, задыхаясь после бега. – Я попал в… автомобильную аварию. Не подбросите меня до города?

Голос у него был до странности высокий.

– Конечно, я позабочусь, чтобы вы попали в город, – сказал Микаэль Блумквист, направляя оружие на Нидермана. – Лечь на землю!

«Неужели моим неприятностям этой ночью не будет конца?» – подумал Рональд Нидерман, недоуменно глядя на Микаэля.

Он ни на йоту не боялся ни пистолета, ни мужчины, державшего его. Уважение он питал только к самому оружию. Среди оружия и насилия он жил всю свою жизнь. Он исходил из того, что человек, направляющий на него пистолет, полон отчаянной решимости и готов его использовать. Сощурившись, он попытался разобраться, что за человек держит пистолет, но из-за света фар видел только темное существо. «Может, полицейский? Но он не говорил тоном полицейского. И к тому же полицейские обычно называют свое имя и звание. Во всяком случае, так обычно делают в кино», – думал Рональд.

Надо было трезво оценить свои возможности. Он знал, что если пойдет напролом, то захватит оружие. Но мужчина с пистолетом казался хладнокровным и находился в укрытии за дверью машины. В него всадят одну, а то и две пули. Если двигаться быстро, то мужчина может промахнуться или попасть в какой-нибудь маловажный орган. Но даже живому, но раненному, ему будет трудно, а может быть, и невозможно продолжать побег. Уж лучше подождать более удобного случая.

– Лежать! Немедленно! – гаркнул Микаэль, отвел дуло на несколько сантиметров в сторону и выстрелил в обочину. – Следующий выстрел будет в коленную чашечку! – громким и четким голосом командира произнес он.

Рональд Нидерман опустился на колени, ослепленный светом фар.

– Вы кто такой? – спросил он.

Микаэль протянул руку к дверному кармашку и достал карманный фонарик, купленный на заправке. Направив луч света в лицо Нидерману, он скомандовал:

– Руки за спину. Ноги врозь.

Он ждал, пока Нидерман нехотя последует приказаниям.

– Я знаю, кто ты. Начнешь делать глупости, выстрелю без предупреждения. Пистолет нацелен на легкое пониже лопатки. Ты, может, и одолел бы меня, но тебе это будет дорого стоить.

Положив фонарик на землю, он снял с себя ремень и сделал петлю таким способом, как его учили в стрелковой части в Кируне, когда он проходил обязательную военную службу двадцать лет назад. Встав между ног верзилы-блондина, накинул петлю на руки, которые тот держал за спиной, а затем затянул петлю повыше локтей. Так великан Нидерман оказался практически беспомощным.

А что же делать теперь? В темноте на местном шоссе они были совершенно одни. Паоло Роберто не преувеличивал, описывая Нидермана. Это была громадина, просто великан. Вопрос в том, почему этот великан несся откуда-то посреди ночи, как будто уносил ноги от самого дьявола…

– Я ищу Лисбет Саландер. Ты, я думаю, ее видел.

Нидерман хранил молчание.

– Где Лисбет Саландер? – снова спросил Микаэль.

Нидерман бросил на него недоуменный взгляд. Он не мог понять, что это за проклятая ночь, когда все идет насмарку.

Микаэль пожал плечами, вернулся к машине, открыл багажник и достал буксирный трос. Нельзя же было оставить связанного Нидермана посреди дороги. Он огляделся и метрах в тридцати заметил выхваченный светом фар дорожный знак на столбе: «Осторожно, лоси».

– Поднимайся.

Приставив дуло пистолета к затылку Нидермана, Микаэль направил его к дорожному указателю. Подойдя к обочине, приказал Нидерману сесть спиной к столбу. Тот замешкался.

– Тут все просто, – сказал Микаэль. – Ты убил Дага Свенссона и Миа Бергман, моих друзей. Отпускать тебя я не собираюсь. Теперь выбирай: либо будешь сидеть привязанным к столбу, либо я прострелю тебе коленную чашечку.

Нидерман опустился на землю. Микаэль закрепил буксирный трос, пропустив его вокруг шеи гиганта, и зафиксировал голову. Остальные восемнадцать метров ушли у него на то, чтобы обмотать верзилу вокруг груди и торса. Небольшой кусок он специально оставил, чтобы пропустить под мышками и завязать несколько настоящих морских узлов.

Закончив, Микаэль снова спросил о Лисбет Саландер и, не получив ответа, пожал плечами и оставил Нидермана. Только вернувшись к машине, он почувствовал, как подскочил адреналин от сознания того, что он только что сделал. Лицо Миа Бергман будто всплыло у него перед глазами.

Микаэль закурил сигарету и откупорил бутылку минеральной воды. Потом посмотрел на чуть видное в темноте существо у дорожного знака. Сев за руль и сверившись с картой, он увидел, что до поворота на подъездную дорогу к усадьбе Карла Акселя Бодина остался всего километр. Он включил зажигание и проехал мимо Нидермана.

Миновав поворот на подъездную дорогу, снабженную указателем «Госсеберга», Микаэль проехал еще метров сто на север и остановил машину у сарая на лесной дороге. Он взял с собой пистолет и включил фонарик. Обратив внимание на свежие следы колес, оставшихся в глинистой почве, понял, что недавно здесь стояла другая машина, но не стал углубляться в размышления об этом, вернулся к подъездной дороге на Госсебергу и посветил на почтовый ящик. Там стояло «ПЯ 192 – К. А. Бодин». Микаэль пошел к усадьбе.

Была уже почти полночь, когда Блумквист увидел свет в доме Бодина. Он остановился и прислушался. Простояв несколько минут, понял, что ничего, кроме обычных ночных звуков, не слышно. Вместо того чтобы продолжить идти до конца по подъездной дороге, он пошел краем луга и приблизился к жилищу со стороны скотного двора. На дворе остановился, когда до дома оставалось еще метров тридцать. Он был весь настороже. Бегство Нидермана до самого шоссе говорило о том, что здесь что-то произошло.

На полпути до дома Микаэль услышал какой-то звук, быстро развернулся и встал на колено, выставив вперед пистолет. Спустя несколько секунд он понял, что звук исходит из пристройки к дому. Звук напоминал стоны. Он быстро пересек двор, остановился у пристройки, затем заглянул за угол и увидел, что внутри горит лампа.

Микаэль прислушался. В пристройке кто-то двигался. Подняв засов и приоткрыв дверь, Блумквист увидел полные ужаса глаза на залитом кровью лице, а на полу – топор.

– Что же это такое? – пробормотал он.

И тут заметил протез.

Залаченко.

Здесь точно побывала Лисбет Саландер.

Что тут произошло, Микаэль не мог себе представить. Быстро закрыв дверь, он снова заложил засов.

Залаченко лежал в дровяном сарае, Нидерман был примотан к столбу у шоссе на Соллебрунн, а Микаэль бежал через двор к дому. Вполне возможно, что есть третий, неизвестный ему человек, представлявший опасность, но дом казался безлюдным, почти нежилым. Опустив дуло пистолета, Блумквист осторожно открыл наружную дверь. Из темной прихожей ему был виден прямоугольник света из кухни. Единственный звук, который он различал, был звук тикающих настенных часов. Подойдя к двери в кухню, Микаэль тут же заметил Лисбет Саландер, лежащую на диване.

На секунду он буквально окаменел, увидев ее истерзанное тело. В руке, свисавшей с края дивана, она держала пистолет. Микаэль медленно приблизился к ней и опустился на колени. Вспомнив, как он нашел Дага и Мию, Блумквист на секунду подумал, уж не мертва ли Лисбет. Затем он уловил еле заметное движение ее грудной клетки и различил слабое хриплое дыхание.

Протянув руку, он начал потихоньку высвобождать пистолет из ее ладони. Но вдруг ее пальцы напряглись и крепче сжали рукоять. Глаза ее открылись узкими щелками, и она несколько долгих секунд смотрела на него мутным взглядом. Затем он услышал, как она неразборчиво бормочет что-то тихим голосом, и он с трудом разобрал слова:

– Чертов Калле Блумквист.

Лисбет снова закрыла глаза и выпустила пистолет. Положив оружие на пол, Микаэль достал мобильник и набрал номер спасательной службы СОС.