«ЗИС» проехал Спасские ворота и доставил своего пассажира прямо ко входу корпуса номер один, к зданию бывшего Сената, а ныне – Совнаркома.

Пройдя несколько постов охраны, Иван поднялся к круглому Свердловскому залу Кремля. Накатило ощущение чего-то торжественного и величественного, того, что можно было назвать державностью.

В зале было людно, гул голосов возносился к высоченному потолку, метался между колонн.

– Товарищ генерал-лейтенант! – пробился голос Миши Ерохина.

Жилин обернулся. Рядом с «Дядей Мишей» стоял Егор Челышев.

– Здравия желаю, тащ генерал-лейтенант! – осклабился Челышев.

– И вам не хворать!

Пожав руки обоим, Иван спросил:

– Слушайте, а вы где остановились?

– Да нигде! – воскликнул Егор. – Бродили по Москве, чуть не опоздали.

– Тут гостиница рядом, «Москва», – сказал Михаил. – Перекантуемся.

– Перекантуетесь у меня в гостях. Вылетать нам завтра, а сегодня можно и посидеть. Выпить и закусить. Годится?

– Годится! – обрадовался Ерохин и поглядел на Челышева.

– А я, как все! – ухмыльнулся Егор.

– Заметано.

Шум в зале усилился и начал стихать. Летчики поспешили занять места, и вот вышел «всесоюзный староста» – Михаил Калинин.

«Ему бы шапочку белую да халат, – подумал Жилин. – Вылитый доктор Айболит получился бы…»

– Товарищи! – сказал Калинин. – Коварный и подлый враг напал на нашу Родину. Весь советский народ и его Рабоче-Крестьянская Красная Армия сплотились, чтобы на фронте и в тылу добиваться поражения немецко-фашистских захватчиков. И сегодня здесь, в этом зале, собрались те, кто своим ратным трудом приближает победу над Германией…

Жилин слушал невнимательно, его куда больше интересовали те сановники, что вознеслись после его опалы. На некоторых лицах он с удовлетворением различил следы волнения.

Забеспокоились, зашебуршились!

Сановников мучила возникшая неопределенность: Рычагов снова в фаворе или тут что-то другое? А что именно?

Начались награждения.

Одним из первых Калинин поздравил Мишу Ерохина, вручив ему коробочку с орденом Боевого Красного Знамени.

«Дядя Миша» вернулся с блуждающей улыбкой, нащупал сиденье, примостился и стал любоваться наградой.

– Молодец, «Дядя Миша»! – искренне сказал Иван.

Подошла его очередь, и Жилин прошагал к – сцене.

– Генерал-лейтенант Рычагов по вашему приказанию прибыл!

«Всесоюзный староста» ласково покивал ему и вручил две награды сразу – вторую Золотую Звезду и орден Ленина.

– Поздравляю вас!

– Служу Советскому Союзу!

Приняв ордена и грамоты к ним, Иван вернулся на место.

– Поздравляю! – шепнул Челышев.

– Сегодня обмоем, – улыбнулся Жилин.

– А как же? Святое дело!

– Тебя вызывают, Егор! – дернул товарища за рукав «Дядя Миша».

– Ох, ты…

Челышев вернулся с «боевиком».

– Ух! – выдохнул он, плюхаясь. – Все девки мои!

Неожиданно над плечом Ивана наклонился некто военный и тихонько проговорил:

– Товарищ Рычагов…

Оглянувшись, Жилин узнал Власика. Тот поманил его за собой, и Иван слегка похолодел. Нет, страха не было, просто он представлял себе, с кем ждала его встреча.

Власик провел Ивана на третий этаж и отворил двери кабинета Калинина.

– Прошу!

Жилин вошел и, минуя пустующую приемную, перешагнул порог кабинета. Там, возле огромного стола, находился всего лишь один человек.

Иосиф Виссарионович Сталин.

Одетый обычно, без трубки или папиросы в руках, вождь стоял и наблюдал за Иваном. Второй раз за день Жилин вытянулся и отчеканил:

– Генерал-лейтенант Рычагов по вашему приказанию прибыл!

Сталин кивнул и, заложив руки за спину, медленно прошагал к окну.

– Вы хорошо послужили Родине, товарищ Рычагов, – неспешно проговорил он, – и мы это оценили. Нэ так высоко, как оно того стоило, но нэ будем забывать, что вы только медиум…

– Я помню, товарищ Сталин.

Иосиф Виссарионович повернулся к Жилину лицом и продолжил:

– Мы ознакомились с вашим ответом, товарищ Рычагов. В тему «Медиум» посвящены лишь товарищи Берия и Молотов. Надеюсь, вы никому более не открывали свою тайну?

– Это совершенно недопустимо, товарищ Сталин.

Покивав, вождь помолчал пару минут, словно собираясь с мыслями, и сказал:

– А вы сами верите этому… м-м… «духу»?

– Да, товарищ Сталин. Я полагал, что…

Иосиф Виссарионович поднял руку.

– Мы нэ сомневаемся в истинности того, что касается военных дел. Ценнейшая информация помогала нам нэоднократно, особэнно при выборе решения. Дэсятки и дэсятки фактов из вашей тетрадки подтвердились за последние три месяца, тут о совпадениях и речи идти нэ может. Признаюсь, товарищ Рычагов, что именно нэвероятность изложенного в тетради вынудила меня поверить, как это нэ странно. Именно поэтому я сразу же отдал приказ Кузнецову, чтобы он направил эскадру в Мурманск. Но легко ли принять за истину, что нас ждет такое ужасное будущее?

– Товарищ Сталин, Хрущев был и остается ярым троцкистом, чего еще от него ждать? При вас он как шелковый, но…

– …Но, когда я умру, Никита возьмет свое, – закончил вождь. – Все логично. Именно Хрущев, Маленков и Булганин останутся после меня, а эта… хм… нэ святая троица способна на все. Ш-шени деда…

– Товарищ Сталин… – осторожно начал Жилин.

– Говорите.

– Сейчас только 1941-й, впереди много времени – все можно исправить. Я тоже не хочу, чтобы распался СССР, чтобы вернулись капиталисты и попы. Но положение уже меняется! И в ваших силах, товарищ Сталин, сделать эти перемены необратимыми.

Вождь кивнул.

– Товарищ Рычагов… «Дух»… Он вам что, рассказывал о будущем? Вы разговаривали с ним?

– Нет, товарищ Сталин, все куда сложнее – его память вроде как раскрыта мне. Я как бы помню две жизни, его и мою. Причем, как ни странно, жизнь Ивана помнится лучше, ярче, полнее.

– Иван? – оживился «отец народов». – Так его зовут?

– Да, товарищ Сталин.

– Тогда вы, товарищ Рычагов, ходячая тайна особой государственной важности! – усмехнулся вождь. – Вас нельзя отпускать на фронт – вдруг попадете в плен?

Желтые тигриные глаза Сталина, холодные и внимательные, впились в Жилина. Взгляд Ивана сохранил твердость.

– Позволю себе возразить, товарищ Сталин. Больше пользы я принесу именно на фронте. Иван – обычный человек, он не допущен к гостайнам будущего, не знает военных секретов, не способен начертить схему какой-нибудь там водородной бомбы или выдать технологию производства спецсталей. Ему известно лишь то, что имелось в свободном доступе. Конечно, далеко не все уместилось в тетрадке или на тех листочках, но разом все и не вспомнить. Если возникнут вопросы, я тотчас отвечу, если смогу, конечно.

– Хорошо, мы подумаем над этим. А вопрос… Почему наши союзнички открыли Второй фронт лишь в 1944-м? Определенное впечатление об этом у нас сложилось, но меня интересует мнение… м-м… Ивана.

– Полагаю, товарищ Сталин, сначала они выжидали, когда Советский Союз и Германия настолько ослабят друг друга да обескровят, что подходи и бери их, хоть вместе, хоть порознь. А потом в Вашингтоне и Лондоне просто испугались, что мы и сами одержим победу над немцами, и решили вмешаться, чтобы влияние СССР не распространилось на всю Европу. Кстати, Черчилль предлагал высадиться на Балканах, но Рузвельт убедил его открыть Второй фронт в Нормандии. Думаю, для того чтобы оставить в сфере своего влияния прежде всего развитые государства – Францию, Италию, ту же Западную Германию. А мы в это время кровь лили, освобождая «Европу 2-го сорта» – всякие там Румынии, Польши, Болгарии… Европейцы в будущем уверены, что их освободили американцы, а не русские, и даже День Победы отмечают 8 мая – именно в этот день немецкие генералы поспешили заключить мир с американцами и англичанами. А мы в тот день штурмовали Берлин, потом освобождали Прагу и Будапешт…

Сталин нахмурился.

– Мы думаем над тем, как обойти этих «союзников». Когда мы очистим нашу территорию от гитлеровцев и дойдем до границы, то Польшу освобождать не станем – двинем через Чехословакию и Австрию прямо в Германию! Высадим десант в Италии, прорвемся во Францию и выйдем к немцам с запада! Надо только не затягивать с войной и покончить с Гитлером в 1944-м… – помолчав, Сталин сменил тему: – Для немцев авиация – важнейшее слагаемое блицкрига. А для нас? Для нашей победы?

Жилин вздохнул.

– Товарищ Сталин, я мог, я должен был сделать все, чтобы наши ВВС были сильнее Люфтваффе, но даже не попробовал навести порядок в порученных мне войсках, где царили бардак и откровенное разгильдяйство. Конечно, всего бы я не осилил, просто времени не хватило бы, но попытаться-то надо было? Надо. А на ваш вопрос отвечу так: авиация – основное условие победы. И так далее, по пунктам…

– Излагайте, товарищ Рычагов, – сощурился Сталин, – излагайте.

– Во-первых, на фронте очень мало радиолокаторов, поэтому мы не в силах быстро реагировать на самолеты противника. Мы летим наобум, надеясь встретить «Мессеры», и возвращаемся, несолоно хлебавши, или, того хуже, не поспеваем – и вот нас бомбят прямо на аэродроме. Локатор же видит самолеты издали, и можно вылететь на перехват загодя, точно зная, сколько их пожаловало и где они точно находятся.

– Раз, – загнул палец вождь.

– Во-вторых, у нас почти нет самолетов-разведчиков, а вот у немцев их полно. Прилетает «рама», сообщает, скажем, о позициях артбатарей, и пару минут спустя являются «Юнкерсы» – бомбить наши позиции. У нас есть «Су-2», но… Это не то. Правда, у Сухого есть задумки построить «Су-12», такой же двухбалочный самолет, как «Фокке-Вульф-189», однако взлетит он лишь шесть лет спустя.

– Два, – невозмутимо сказал Сталин.

– В-третьих, мы чересчур разбрасываемся. У нас целая куча самолетов самых разных конструкций – и к каждой свои запчасти. Еще хуже то, что «моду» в самолетостроении диктуют не сами летчики, а конструкторы, причем не из благих побуждений, а частенько из самых корыстных. Вот сейчас я летаю на «МиГ-3». Это отличная машина! Пусть она и сложная, зато «мигарь» способен на равных биться с «Мессерами». А сейчас идут разговоры, что нас будут пересаживать на «Як-1»…

– Вы не в восторге от самолета Яковлева?

– «Як-1» гораздо проще «МиГа», но он уступает в скорости «Мессершмитту» и гораздо слабее вооружен. Вот мне вручили орден за то, что я сбивал эти самые «мессы». Конечно, и я, и ребята из эскадрильи справятся с немцем и на худшем самолете, но зачем же нам худший? Нам надо лучший!

– Что вы предлагаете?

– Было бы просто отлично, если бы в войска стал поступать поликарповский «И-185» – он и быстрый, и мощный, и отлично вооружен. Лучший истребитель в мире, побьет любого! Но мотор для него, который М-71, все еще сырой. Ну так пусть доделывают! А Поликарпова, по сути, отстранили от работы, задвинули в угол. Та же история с бомбардировщиком «Ту-2». Двигатели М-120ТК тоже не доведены. Так надо доводить! И тогда мы получим лучший фронтовой бомбардировщик! А вместо него клепают «Яки»… Ну ладно, пусть не «И-185» – понимаю, война, трудности… Но не «Як-1»! Пусть будет хотя бы «Ла-5». Можно же ускорить выпуск! Снять с производства «Яки», «ЛаГГи», запустить «лавочки», срочно делать «Ил-2» исключительно двухместным.

– Это три. Есть и другие пункты?

– Есть, товарищ Сталин. Летчиков надо готовить дольше, чтобы они успевали налетать вдесятеро против того, что сейчас. Но в условиях войны об этом можно только мечтать. Впрочем, с неподготовленностью пилотов скоро столкнутся и немцы.

– Четыре. Еще?

– Связь! Приемник и передатчик на каждом самолете. Это жизненно важно.

– Пять. Все?

– В общем… Да, товарищ Сталин. Остальное мы добудем сами.

– Хорошо. Все, что вы сейчас сказали, напишите – подробно, как следует. Срок – один день.

– Слушаюсь, товарищ Сталин.

– Вы свободны, товарищ Рычагов.

Покидая кабинет, Жилин раздумывал: а нет ли в последних словах вождя скрытого подтекста?..

Захватив готовый ужин в столовой Дома правительства, Жилин, Ерохин и Челышев поднялись в квартиру Рычагова.

– Да-а… – впечатлился «Дядя Миша», запрокидывая голову и любуясь расписным потолком.

– Тут все казенное, мужики, – усмехнулся Иван. – Я, когда вселялся сюда, акт приемки подписывал, а туда все включили, даже дубовую крышку унитаза…

– Все равно… Здорово!

Жилин хмыкнул, доставая из комода чистую скатерть, постелил ее на стол в гостиной, а Челышев помог ему расставить тарелки и судки.

– О, все еще горячее! Миша, открывай сосуд!

Ерохин живо раскупорил бутылку «Столичной» и плеснул по граненым стаканам – на два пальца.

– Ну, за встречу! – сказал тост Иван, и стаканы клацнули, сходясь.

– Хорошо пошла! – выдохнул Челышев и захрустел малосольным огурчиком. – Картошечки положить?

Жилин улыбнулся. Егор не хотел фамильярности, но и обращаться к Рычагову по званию тоже как-то… Собутыльники же!

– Мужики, генерал-лейтенантом я стану завтра, а сегодня… Накладывай, накладывай!

– Слушаюсь!

– Ха-ха-ха! – рассмеялся Ерохин.

– А что вы хотите! Армейщина!

– Ну, обмываем!

После третьей летчики расслабились, перестав смущаться по пустякам.

– Павел, а сколько самолетов вы… ты сбил уже?

– Пятьдесят семь пока.

– Ничего себе!

– Так тебе не одну звезду, а три сразу!

Жилин покачал головой.

– Это сейчас Героя дают за десяток сбитых. Скоро планку поднимут, будут давать за пятнадцать. И это правильно – опыт растет, умения прибавляется.

– Да ну… Десять сбитых – разве этого мало?

– Немало. Но и не много. Миша, те «Мессеры», что доставали нас под Смоленском, входят в 51-ю истребительную эскадру. Командовал ею Вернер Мёльдерс, немецкий ас, на счету которого больше сотни сбитых самолетов.

– Сотни?

– Именно. Сто один, по-моему, и это не считая тех четырнадцати, что он сбил в Испании. Вот когда Кузьмич намалюет на моем самолете сотую звездочку, вот тогда я буду чувствовать себя настоящим асом. Знать буду, что Героя заслужил. Или двух.

Сам подумай, что мне, за сто сбитых десять Золотых Звезд цеплять?

– Ну вообще-то да… А ты, значит, хочешь, сто «Мессеров» спустить?

– И «Мессеров», и «Фоккеров», и «Хейнкелей» с «Юнкерсами». Всех подряд.

– Правильно!

– Мужики! А вы знаете, какую мне новость шепнули в Кремле?

– Колись.

– Яковлева-то сняли!

– Конструктора?

– Его.

– Давно пора было.

– Да вы не поняли! Его еще в июле сняли и из наркомата убрали. Трудится сейчас в «шарашке», на казарменном положении!

– Приятно слышать!

– За это надо выпить.

– Ну, за победу!