Ледяные руны. Руны из раскаленного добела льда. Казалось, она мчится по льду. Скрежет под ногами. Опасность. Лед может треснуть.

Лицо все тряслось, не остановить, зубы стучали. Точно стук швейной машинки. Боль, когда зубы задевали язык. Распух, из ранок сочилась кровь.

Я не могу дышать. Горло будто стянуто чем-то.

Тишина. Но тишина иная. Они ушли, ей это было ясно.

Ингрид лежала, согнув в коленях ноги, прижимая к животу колбаску с кашей. «Как в микроволновке, – вяло подумала она. – А я вместо микроволновки». Она разогревала кашу теплом своего тела. Потом откроет упаковку и съест.

Потом…

Лихорадка стучала в барабанные перепонки. Быстрыми, пульсирующими ударами.

Он ушел.

И Роза ушла вместе с ним.

Роза выслушала его, приняла его предложение.

И теперь они переселятся на Тулегатан. Титус и она. Теперь они все забрали, все кончено.

Как она и пообещала Розе.

Вот только Роза кое-что забыла.

Открыть люк.

Не только рука… Все тело отчаянно болит. Суставы, мышцы… Каждая часть, каждый орган. Перевернулась на спину. Колбаска с кашей осталась на животе, придерживаемая рубахой мятно-зеленого цвета. Похоже, одежда на ней уже висит.

«Худею, – подумала безучастно. – Превращаюсь в скелет».

Правой рукой ощупала тело. Кожа да кости. Костяк у нее всегда был широкий, основательный, оттого и вес сбрасывала с трудом.

Волосы сальные. Голова чешется, кожу под волосами разодрала в кровь.

Мягкость маленьких ушных раковин.

Какая у нее все-таки заурядная наружность.

Но он увидел в ней что-то особенное.

Добралась до ключиц. Там родинка, чуть ниже левого плеча, похожая на глобус. Они с Марией вечно шутили на эту тему. Родинка должна была достаться не ей, а Сесилии, их младшей сестре. Как символ приключе ний.

Малышка Сесилия… как-то она теперь? Тоска пришла спазмом. Сесилия никогда не сдавалась. Всегда готова была постоять за сирых и убогих. Из Бразилии прислала свое фото: сидит на полуразрушенной лестнице, вокруг маленькие оборвыши, хохочут, сияя белыми зубами, и Сесилия смеется. «А вот я с детьми, – написала сестра в приложенном письме. – Нам нужны деньги на школу. Примем с благодарностью все, что сможете предложить».

«Да это же почти попрошайничество», – заметила Мария. Как дела у сестер, Сесилия и не спросила. Она даже не знает, что Мария стала бабушкой. Ту это огорчало. Негоже забывать родных, даже если уезжаешь на край света. И все же они отправили ей деньги – каждая по пять сотен. Положили чеки в конверт и отправили. По адресу в Рио. Банки там, наверное, тоже имеются, так что Сесилия вполне сможет обналичить чеки.

Когда же Мария и Сесилия узнают, что их старшая пропала? Неужели она никогда-никогда их больше не увидит? От мысли мозг обожгло холодом. А вдруг заходил вовсе не Титус, а кто-то другой? Господи, конечно же, не Титус, что она себе навоображала! Какая же она дура, все взирает на мир сквозь розовые очки! Титус смертельно болен. Не мог он вмиг поправиться и броситься на ее поиски. Но он наверняка сам не свой от тревоги. И вероятно, позвонил Марии. «Она не у тебя? Нигде не могу ее найти». А Мария отдаст кричащего младенца своей невестке, и спокойствие покинет ее, она перестанет быть самой спокойной бабушкой на свете.

Как быстро люди расходятся в разные стороны, – думала Ингрид. – Вот мы, выросли в одной семье. Но что я знаю о вас? Что вы знаете обо мне? Так никогда, никогда ничего и не узнаем.

Вновь заплакала. Представила, как через множество лет медленно открывается люк. «Боже, тут что-то лежит! Это же человеческие кости!»

В голове замелькал тот эпизод из детской утренней передачи, сцена из «Тарзана». Развалившаяся хижина в джунглях. В глубине постройки – череп, скрытый вьющейся зеленью. Глазницы «матери Тарзана» преследовали ее в ночных кошмарах даже в подростковом возрасте. Веселый оскал.

А теперь ее черед…

Череп.

Снова соскользнула в полузабытье. Очнулась с криком:

– Нет! Нет! Я жива! Жива!

Продолжила исследовать собственное тело – с того места, где остановилась. Пока еще она есть, пока существует. Пальцы в левой подмышке, волосы уже отросли. Обычно она бреет ноги и подмышки раз в неделю. Депилятором «Ледишэйв». Хочется быть привлекательной.

Хотелось. Когда-то давно.

Однажды Титус упомянул женщину, которую терпеть не мог. Практикантку в издательстве, Мирьям.

– Ты бы ее видела! Ходит в старой мужской рубашке поверх топа, а к обеду всегда снимает ее, выставляя напоказ заросли под мышками. Отвратительно! Кто так ходит на работу? Так и хочется указать ей на это. В каком-то смысле я ее шеф… как думаешь, стоит сделать ей замечание?

Мирьям ее заинтриговала. Эта девушка не собиралась ни под кого подстраиваться. Однажды Ингрид зашла в издательство за заказом. За соседним с Анние столом сидела незнакомая девушка в простой рубахе, с пластмассовыми бусами. Ингрид почувствовала себя старухой.

Анние ей улыбнулась:

– Титус на встрече в Союзе писателей. Должен вернуться после обеда.

– Привет. – Ингрид неуверенно протянула девушке руку.

– Ах да, кстати, – заторопилась Анние, осознав допущенную бестактность, – это Мирьям. Изучала литературоведение. Собирается стать издателем.

У стажерки были густо подведены глаза, так что натуральный цвет и не разобрать. И она выглядела совсем юной. На указательном пальце – кольцо в форме женского символа.

К удивлению Титуса, Мирьям все-таки открыла собственное издательство. Выпускала книги женщин-писательниц. Издательство называлось «Сестра» – название, вызвавшее у Титуса приступ хохота.

Почему я сейчас об этом думаю?

Рука скользила вдоль тела. Обхватила грудь, тяжелый спелый плод в тесной чаше. Кожа горела, словно ее раскалили. Но ладони и ступни были ледяные.

Задержала пальцы на груди, пытаясь отогреть. Но они остались холодными.

Осторожно коснулась пострадавшей руки. Доведется ли воспользоваться ею еще хоть раз? Как же болит, где-то глубоко внутри… Невыносимо.

Чуть надавила. Вскрикнула. Потеряла сознание. Очнулась в той же позе – лежала на спине, но колбаска с кашей свалилась под бок Подтянула колени, пощупала промежность. Брюки взмокли от пота.

Несмотря на носки, пятки точно обратились в куски льда.

Может, немного поесть? Нащупала тубус с кашей, но тот выскользнул из пальцев. Попробовала пододвинуть ногой – не получилось. Ну и ладно. Подождет. Понятно, что ей вновь станет плохо, сейчас она не в силах бороться с очередным приступом дурноты.

Пальцы ног касались колбаски с кашей, еще хранившей тепло.

И тут под ногами что-то дернулось. Будто что-то запрыгнуло. Оттолкнулось от пола и запрыгнуло на кровать.

Она все поняла.

Отдернула ноги и испустила безумный вопль.