Глава восьмая. ПОХОД В ФЕССАЛИЮ
Чтобы убедить сограждан в необходимости оказания помощи фессалийцам, Фемистоклу приходилось ежедневно затевать об этом разговор на званых пирушках, в гимнасиях, на агоре и даже на улицах Афин, если открывалась внезапная возможность. Приближался день голосования в народном собрании, поэтому Фемистоклу надо было торопиться, чтобы укрепить стан своих сторонников.
Зачастую сограждане кивали головами, соглашаясь с Фемистоклом в застольных беседах и в разговорах на улице. Однако над всеми его доводами неизменно повисал вопрос: примут ли участие спартанцы в этом походе? Фемистокл всякий раз отвечал, что Спарта в стороне не останется. Однако явных подтверждений не было. Афинские власти не получали из Лакедемона никаких уведомлений на этот счет. Все это настораживало афинян и явно играло на руку недоброжелателям Фемистокла.
Фемистокл, ранее не отличавшийся особым почтением к богам, в эти дни, полные тревог и надежд, стал частенько заходить в храмы, чтобы помолиться об успехе задуманного им дела.
В один из жарких дней скирофориона после утомительной суеты на агоре, встреч с самыми разными людьми, поездки в Ахарны к тамошним сторонникам войны с Персией Фемистокл поздним вечером оказался наконец дома.
Только он снял с себя запыленный плащ, как подошла Архиппа и протянула сухой дубовый листок.
- Вот, - сказала она. - Это оставил тебе какой- то спартанец. Он был у нас сегодня после полудня. Что это значит?
Фемистокл так бережно взял в руки высушенный лист дуба, словно это была новенькая золотая монета. Он завороженно глядел на светло-коричневый листок, чувствуя, как радостное сердцебиение все сильнее теснит грудь.
- Это значит, Архиппа, что удача пока еще на моей стороне! - сказал Фемистокл и поцеловал жену.
«Кому из богов я сегодня молился особенно усердно? - размышлял он, погружаясь в ванну с теплой водой. - Кажется, Гермесу? Или нет - Аполлону?… Зевса я тоже поминал в своих молитвах. И все- таки Гере я молился сегодня усерднее всего. Я даже посетил ее храм в Ахарнах! Щедро заплатил жрецам за жертвоприношение. Кажется, царица богов вняла моим молитвам! Впредь в важных делах непременно стану просить помощи у Геры».
Едва в Афины пришла весть о том, что спартанское войско уже находится в Коринфе и готово двигаться в Фессалию, было немедленно проведено голосование в народном собрании. Подавляющим большинством голосов афинские граждане проголосовали за оказание помощи Скопадам и их союзникам. Принять такое решение афинян подстегнула еще одна весть. Стало известно, что Ксеркс приказал выстроить два моста через Геллеспонт. По этим гигантским мостам полчища варваров в течение шести дней переходили с азиатского берега на берег Фракии. Затем войско Ксеркса устремилось не к Истру, за которым простирались владения европейских скифов, а вдоль Фракийского побережья к реке Гебр.
Последние голоса скептиков, уверявших, что персидский царь собирается воевать со скифами, разом умолкли. Всем в Афинах стало ясно: если персы собираются переходить Гебр, значит, Ксеркс идет на Элладу.
Афиняне выставили шесть тысяч гоплитов и шестьсот всадников. Тысячу воинов прислал беотийский город Платеи, давний и верный союзник Афин. Полководцем над этим войском афиняне избрали Фемистокла.
Погрузившись на корабли, объединенное войско двинулось по морю к берегам Фессалии.
У острова Эвбея с афинским флотом соединился пелопоннесский флот, на борту которого находились две тысячи спартанских гоплитов и тысяча тегейцев, союзников Лакедемона. Во главе этого войска стоял Эвенет, сын Карена.
На первой же ночной стоянке близ города Халкида Фемистокл встретился с Эвенетом.
- Не много же войска шлют правители Лакедемона на помощь фессалийцам, - разочарованно заметил Фемистокл, узнав численность пелопоннесского отряда. - Видно, не верят, что персов можно остановить в Олимпийских теснинах.
- Не стану лукавить, - признался Эвенет, - среди спартанских старейшин часто звучало и такое мнение. Поначалу эфоры собирались послать в Фессалию лишь тысячу гоплитов, но я убедил их увеличить отряд вдвое. Поскольку я изрядно всем надоел в Спарте, ратуя за поход в Фессалию, то меня и поставили во главе войска. В этот поход очень рвался царь Леонид, но эфоры велели ему оставаться в Лакедемоне.
- Варвары идут на Элладу несметными полчищами. Они выпивают целые реки досуха! А Коринфский союз шлет против Ксеркса такие незначительные силы! - мрачно проговорил Фемистокл.
- Мы ведь идем не в пустынную местность, друг мой, - постарался утешить его Эвенет. - Фессалийцы тоже выставят войско. И сражаться с варварами нам предстоит в горных теснинах, где все решает не число, а умение.
Фемистокл очень удивился, когда узнал, что на одном из коринфских кораблей находится Гермонасса, пожелавшая своими глазами увидеть победу эллинов над скопищем азиатских племен.
- Владельцем корабля является отец Гермонассы, а командует им ее брат Каллин, - сказал Эвенет.
По лицу спартанца было видно, что он безмерно рад присутствию гетеры в объединенном эллинском войске.
Фемистокл пожелал немедленно встретиться с красавицей-гетерой, а заодно познакомиться с ее братом, который, по слухам, был отменным моряком. Он спросил, как называется триера.
- «Тавропола», - сообщил Эвенет. - Ты узнаешь эту триеру по окраске корпуса: он наполовину красный, наполовину белый. Среди коринфских триер «Тавропола» одна такая.
«Опять то же сочетание цветов: красное и белое, - с непонятной радостью подумал Фемистокл. - Клянусь Зевсом, это неспроста! Это знак богов!»
Коринфские триеры стояли в ряд на якорях вдоль низкого берега бухты.
Неподалеку виднелся мыс, на котором возвышался темный утес, заслонявший полнеба. Над утесом висела красноватая луна.
На берег с шипением набегали небольшие волны, терявшие свой ленивый напор в мелкой гальке и откатывавшиеся обратно в морскую пучину.
Было время прилива. Поднявшаяся вода залила трапы, сброшенные на берег с бортов кораблей.
Дозорный «Таврополы», узнав, что перед ним Фемистокл, проводил его к командиру корабля.
Каллин находился в своей каюте на корме судна. Там же была и Гермонасса.
Брат был так же красив, как и сестра. Длинные вьющиеся волосы цвета выгоревшей на солнце травы, прямой гордый нос, высокий лоб, чуть выступающий вперед круглый подбородок, совершенный по форме рот, большие глаза с длинными ресницами придавали Каллину поистине царственный вид. Подражая лакедемонянам, он носил небольшую бороду, но брил усы.
- Так вот ты какой, Фемистокл! - с улыбкой молвил Каллнн, угощая гостя вином и солеными оливками. - Сестра мне все уши прожужжала про достоинства твоего характера, а также про твое стремление не допустить персов в Элладу.
- Гермонасса явно преувеличивает, расхваливая меня, - скромно произнес Фемистокл. - Мои сограждане считают меня склочным выскочкой и разжигателем вражды.
- Зато благодаря тебе, Фемистокл, у Афин ныне самый мощный флот в Элладе, - с уважением сказал Каллин. - А это говорит о многом! Хотел бы я, чтобы и у нас в Коринфе был такой же склочный выскочка.
- У вас есть Адимант, который постоянно занимает начальствующие должности, - заметил Фемистокл. - По-моему, Адимант честолюбив не менее, чем я.
- Адимант завистлив! - брезгливо вставила Гермонасса. - До твоего возвышенного честолюбия ему далеко.
Каллин принялся было излагать свои соображения по поводу того, где лучше всего высадить войско на фессалийском берегу, но, заметив полные неги взгляды сестры, устремленные на Фемистокла, поспешил покинуть каюту, сославшись на неотложные дела.
- Итак, Афина и Одиссей снова встретились, - прошептала Гермонасса, подсев вплотную к Фемистоклу и проведя кончиками своих нежных пальцев по его щеке. - Ты рад меня видеть?
Вместо ответа Фемистокл заключил гетеру в крепкие объятия.
Тесная каюта с низким потолком показалась ему прекрасным чертогом, когда Гермонасса скинула с себя одежды, явив свою наготу. Светильник, подвешенный к потолочной балке, озарял гетеру неярким желтым светом, придавая ее нагому телу медовый оттенок.
Фемистокл ласкал руками знакомые мягкие женские плечи, шелковистую, гибкую спину, чуть вздернутые, упругие груди с маленькими острыми сосками. И все-таки Гермонасса в эти удивительные сладостные мгновения казалась ему какой-то другой, поистине неземной женщиной. Выражение глаз с блестящими белками завораживало Фемистокла, от аромата волос у него слегка кружилась голова. Он обладал Гермонассой с неугасимым пламенем в сердце, содрогаясь от бурного сладострастия, не замечая жесткости ложа, явно тесноватого для двоих.
Каллин несколько раз приближался к своей каюте и тихонько стучал палкой по деревянному люку, подавая знак любовникам, чтобы они сдерживали свои слишком громкие стоны.
Собственно Элладой древние греки называли ту часть Балканского полуострова, что лежала к югу от Фермопильского прохода.
Этот проход представлял собой узкую дорогу, пролегающую между горами Эты и побережьем Локридского залива.
Этейские горы и примыкающий к ним с северо-запада Пиндский хребет неприступным заслоном отгораживали Элладу от Эпира, Фессалии и Фтиотиды. Эти земли Элладой не считались, хотя их населяли эллинские племена. Живущие к северу от Эпира и Фессалии македонские и иллирийские племена воспринимались эллинами и теми же фессалийцами как варварские.
Объединенное эллинское войско высадилось в фессалийском городе Алосе, который являлся морской гаванью другого, более крупного города - Пагасы. Обширнейший залив между полуостровом Магнесия и побережьем Фтиотиды носил название Пагассейского.
В Пагасах издревле стоял у власти местный аристократический род Алкионидов, богатство которых зиждилось прежде всего на плодородных землях и огромных стадах скота. Алкиониды без колебаний согласились подчиниться Ксерксу, вручив персидским послам землю и воду.
Однако в Пагасах с некоторых пор вошел в силу торгово-ремесленный люд, который совсем не приветствовал подобную покорность. Узнав, что в Алосе высадились отряды эллинов, собравшихся воевать с персидским царем, вожди местного демоса призвали Фемистокла и Эвенета помочь им свергнуть владычество Алкионидов в Пагасах.
Фемистокл высказался против этого, заявив, что войска Коринфского союза прибыли в Фессалию не для участия в здешних гражданских распрях, но чтобы закрыть Олимпийский проход и не допустить полчища Ксеркса в долину реки Пеней.
С мнением Фемистокла согласился и Эвенет.
Двигаясь на север по фессалийским равнинам, проходя через города и селения, объединенное эллинское войско нигде не встречало ни сочувствия, ни поддержки. Местные жители не только не стремились воевать с персами, но порой даже выражали негодование, что афиняне и спартанцы только озлобят Ксеркса своим намерением задержать персов в Олимпийских теснинах. Гнев персидского владыки, скорее всего, падет на головы фессалийцев, ибо отряды Коринфской лиги не смогут победить персов и уйдут восвояси.
Примерно в том же духе высказался Форак, правитель города Лариссы, происходивший из знаменитого рода Алевадов.
На предложение Фемистокла присоединить воинство Алевадов к войску Коринфского союза Форак ответил так:
- Друг-афинянин, мне смешно смотреть на ваши потуги выглядеть грозным воинством. У персидского царя рабов-носильщиков больше, чем у вас гоплитов. Вся Азия собралась под знаменами Ксеркса! Этот могучий вал из племен и народов скоро затопит и Фессалию и Элладу! Только боги могут остановить нашествие Ксеркса, но боги ныне не на вашей стороне.
Фемистокл ушел смущенный и раздосадованный. Его насторожили последние слова лариссейского тирана. На что он намекал, говоря про богов?
Не менее мрачно был настроен и Эвенет.
- Этот обширный край готов покориться персам без борьбы, - сказал спартанец Фемистоклу. - Чем дальше наше войско удаляется от морского побережья, тем явнее фессалийцы выражают нам свою враждебность!
У реки Пеней к войску Коринфской лиги присоединились отряды Скопадов и их союзников: четыре тысячи всадников и десять тысяч пехоты.
На военном совете тиран Диакторид, владетель города Краннона, с неприкрытой неприязнью отозвался об Алевадах:
- Мне известно, что Алевады тайно посылали послов к персидскому царю, призывая его двинуться в поход на Элладу и обещая свою поддержку. Дело в том, что у них не хватает сил, чтобы победить магнетов и перребов. Вот Алевады и додумались с помощью Ксерксовых полчищ одолеть наконец своих давних врагов.
- Это подлейший род! - вторил Диакториду его брат Диегинид. - Я не удивлюсь, если Алевады за свою помощь потребуют у Ксеркса не только земли магнетов и перребов, но всю Фессалию!
Прямолинейный Эвенет поинтересовался, почему Скопады до сих пор не объединились с перребами и магнетами, чтобы уничтожить Алевадов.
Ответил Диакторид:
- Друг мой, они и наши враги. Однако Скопады привыкли побеждать своих недругов собственными силами.
- Если Скопады помогут магнетам и перребам уничтожить Алевадов, тогда они захватят не только Лариссу, но и всю Темпейскую долину, - вставил Диегинид. - А это нам не выгодно, поскольку в таком случае магнеты и перребы вплотную подступят к нашим владениям.
Фемистокл молчаливым выразительным взглядом предложил Эвенету не пытаться распутывать клубок здешних противоречий и противостояний.
Эвенет заговорил о персах, полчища которых, по слухам, уже вступили в Македонию.
В давние времена горный хребет, отделяющий Фессалию от Македонии, представлял собой единый неприступный массив. В ту пору Фессалия называлась Гемонией, по имени тогдашнего ее правителя Гемона, сына Пеласга. И только при Фессале, сыне Гемона, эта страна обрела свое нынешнее название.
При Гемоне же случилось сильнейшее землетрясение, расколовшее горный хребет надвое. В образовавшийся разлом устремились воды огромного озера, находившегося в центральной низменной части страны. Фессалия, отгороженная от моря горными кряжами, после этого землетрясения обрела выход к морю в месте разлома хребта. На месте исчезнувшего гигантского пресного водоема остались два небольших озера - Нессонида и Бебеида. Со стороны Македонии в горном массиве также образовались узкие ущелья, по которым могли пройти пешие путники и проехать конники и груженные кладью повозки.
По этим-то горным проходам и спустились в низменную Фессалию пришедшие с севера дорийские и эолийские племена, изгнавшие перребов и магнетов с обжитых земель в неприветливые предгорья и болотистые пустоши. Говорят, это случилось больше тысячи лет тому назад. Много людских поколений сменилось с той поры, но вражда из-за плодородных земель как царила, так и царит в Фессалии.
Пройдя Темпейскую долину, эллинское войско углубилось в горы, все время двигаясь на север, туда, где упиралась в облака укрытая вечными снегами могучая гора Олимп. Возле этой горы пролегали две узкие долины, соединявшие Фессалию с Македонией.
Войско остановилось на горном плато близ верховьев стремительной реки Титаресий. Так реку, впадающую в Пеней, называли живущие в этих местах перребы. Фессалийцы и македоняне называли ее Европой. Войско расположилось двумя станами с таким расчетом, чтобы закрыть оба ущелья, ведущие из Македонии в Темпейскую долину.
Эвенет верхом на коне обследовал оба прохода, чтобы определить, где удобнее всего немногочисленному эллинскому войску встретить полчища персидского царя.
На ночь в горных проходах были оставлены конные дозоры.
Вместе с Фемистоклом в шатре жил молодой воин - Аброник, сын Лисикла. Аброник был вестником. В случае надобности Фемистокл посылал его к Эвенету в лагерь пелопоннесцев, расположенный в тридцати стадиях от стана афинян и платейцев. Рядом с пелопоннесцами стояли лагерем и отряды фессалийцев.
Однажды вечером Фемистокл вместе с Аброником обходил караулы.
Неожиданно в тисовой роще на склоне горы из-за дерева выскочил человек в темном плаще и бросился на Фемистокла с кинжалом в руке.
Все произошло так стремительно и внезапно, что он не успел ни осознать опасность, ни схватиться за меч. Этот вечер вполне мог стать последним в жизни Фемистокла, если бы не расторопность Аброника, который храбро вступил в борьбу с таинственным незнакомцем. Фемистокл поспешил на помощь воину. Вдвоем они обезоружили злодея и связали ему руки ремнем.
Фемистокл привел пленника в свой шатер и пригрозил смертью, если тот не скажет, по чьему повелению действовал.
Незнакомец признался, что выполнял повеление Геликаона, сына Филоктета.
- Как ты оказался в войске? - спросил Фемистокл. - Ведь ты похож на метеков. Я ни разу не видел тебя в народном собрании.
- Да, я не гражданин Афин, - кивнул незнакомец. - Я нахожусь в обозе, присматриваю за мулами. Это Геликаон пристроил меня в обоз. Я один из его должников.
- Сколько тебе обещал Геликаон монет за убийство Фемистокла? - сурово спросил Аброник, стоявший за спиной у связанного с мечом в руке.
- Геликаон обещал простить мне долг, это две мины, - дрожащим голосом проговорил незнакомец. - И сверх этого мне была обещана мина серебра.
- Значит, всего три мины, - усмехнулся Фемистокл. - Недорого же оценил мою голову Геликаон. Ну, я ему это припомню!
Он развязал метеку руки и, к изумлению Аброника, предложил ему вина.
За чашей метек стал более разговорчивым. Выяснилось, что его зовут Кифн и живет он в Колоне, пригороде Афин.
- Ты, случаем, не вольноотпущенник афинянина Эрианфа, сына Астиоха? - поинтересовался Фемистокл.
- Да, я был его рабом, и он отпустил меня на волю, - сказал Кифн. - Меня и еще двенадцать рабов-каменщиков. Мы построили Эрианфу новый дом на месте старого - сгоревшего от пожара.
- Знаю, знаю, - проговорил Фемистокл с еле заметной усмешкой. - Сначала у бедняги Эрианфа сгорел дом, - потом он был привлечен к суду за хищение государственного имущества, где главным обвинителем был я. Эрианф был оштрафован на очень крупную сумму. Чтобы расплатиться, ему пришлось влезть в долги. Вот он и отпустил на волю почти всех своих рабов, дабы тянуть с них деньги как с вольных ремесленников. Скажи, Кифн, разве ты не выплачивал Эрианфу деньги, уже будучи свободным человеком?
- Выплачивал, - признался Кифн, - целых полтора года.
- Ну и как? Полностью расплатился за свободу?
- С Эрианфом я расплатился, - печально вздохнул Кифн, - но опять влез в долги к Геликаону. Негодяй задушил меня процентами!
- Не переживай. - Фемистокл налил Кифну еще вина. - Я заплачу твой долг. Однако и ты должен помогать мне, если потребуется. Не беспокойся, тебе не придется кого-то убивать. Тем более убивать Геликаона. Этот глупец нужен мне живой. К тому же у него жена красавица и две прелестные дочери. Зачем их расстраивать?
К концу беседы, затянувшейся до полуночи, изрядно захмелевший Кифн прерывающимся от волнения голосом стал просить у Фемистокла прощения за то, что чуть не лишил его жизни.
- Хорошо, я прощаю тебя, друг мой. - С этими словами Фемистокл возвратил вольноотпущеннику его кинжал.
