Глава шестая. СПАРТАНЕЦ ЭВЕНЕТ
Собрания синедриона происходили на священном участке Посейдона, в круглом здании, где во время Истмийских игр обычно заседали государственные чиновники коринфян, ответственные за проведение гимнастических, конных и поэтических состязаний. Святилище Посейдона располагалось на Истмийском перешейке в сосновой роще. Это было возвышенное над приморской равниной плато, окруженное невысокими отвесными горами. Самая высокая и неприступная гора в здешней округе называлась Акрокоринф. На ее вершине жители еще в незапамятные времена воздвигли мощную крепость - цитадель Коринфа.
Единственная дорога из Средней Греции в Пелопоннес вела мимо этой крепости, через город коринфян, кварталы которого широко раскинулись вокруг Акрокоринфа.
Председательствовали в синедрионе спартанцы, поскольку они стояли во главе союза пелопоннесских городов, в который входил и Коринф. Коринфская лига эллинских городов являлась, по сути, новым образованием, доступ в нее был открыт не только пелопоннесским городам, но и государствам всей остальной Эллады. Так было на словах. Однако на деле костяк нового союза по-прежнему составляли главным образом пелопоннесские союзники Лакедемона. Из государств Срединной Эллады сюда вступили Афины, Мегары, Платеи, Феспии, Халкида и Эретрия. Все прочие города заняли выжидательную позицию, а их было больше тридцати. Потому-то спартанцы чувствовали себя полновластными хозяевами в синедрионе. Тем более что свое участие в Коринфском союзе они заранее обставили рядом условий, главным из которых было главенство Спарты над всеми морскими и сухопутными общеэллинскими силами.
Никто из пелопоннесских союзников Лакедемона не посмел возразить на это, ибо они привыкли во всем подчиняться Спарте. Не стали оспаривать главенство лакедемонян и афиняне, понимавшие, что в военном деле спартанцы превосходят любое из эллинских государств.
Так было еще на самом первом заседании синедриона, когда афинскую делегацию возглавлял Ксантипп, сын Арифрона.
Всем государствам, вступавшим в Коринфскую лигу позднее, ничего не оставалось, как подчиниться уже утвержденному уставу и воспринимать председательство лакедемонян как должное.
Впрочем, нашлось одно государство, которое осмелилось потребовать у спартанцев равной с ними доли в главенстве над союзной лигой. Это был Аргос, давний и неутомимый недруг лакедемонян. Ради сплочения всех эллинских городов против персидской угрозы спартанцы скрепя сердце отправили послов в Аргос, приглашая своих извечных врагов забыть обиды и встать в единый строй защитников Эллады. Аргосцы согласились забыть прошлое, но подчиниться лакедемонянам не пожелали, потребовав себе равных прав с ними. Спартанцы ответили высокомерным отказом. В Спарте опасались, что по примеру Аргоса таких же прав станут требовать для себя Афины и Коринф, а это грозило развалом лиги.
Фемистокл, впервые оказавшийся на заседании синедриона, сразу почувствовал, что тон здесь задают спартанцы. Союзники их соглашаются во всем, а недовольные, которых меньшинство, мрачно помалкивают, ибо при любом голосовании покорное спартанцам большинство неизменно одерживает верх.
В первый день заседания глава спартанского посольства Эвенет, сын Карена, провел через голосование следующее постановление. Из него следовало, что всякий эллинский город, покорившийся персидскому царю, но не вынужденный к этому необходимостью, в случае победы союзников над варварами должен понести суровую кару: все его имущество подлежало разграблению. Причем десятая часть должна была поступить в храм Аполлона Дельфийского.
Против эллинов-предателей Эвенет предложил синедриону заключить освященный жертвоприношением и клятвой союзный договор. Договор этот гласил: пособников персидского царя, вольных и невольных, должно убить или обратить в пожизненное рабство, а их собственность отнять. Всех близких родственников предателей мужского и женского пола также следовало обратить в рабство без права выкупа на волю.
На этом заседание было закончено, поскольку Эвенет настоял на немедленной процедуре жертвоприношения и принесения клятвы. Все члены синедриона отправились к жертвеннику Палемона, находившемуся в священной ограде святилища Посейдона. Текст клятвы Эвенет привез из Спарты и зачитал перед тем, как распустить высокое собрание.
Эвенет первым подошел к жертвеннику и положил ладонь на окровавленные печень и сердце только что заколотого быка. Произнося по памяти слова клятвы, Эвенет был торжественно спокоен. Его прямая спина, широко развернутые плечи, укрытые длинным красным плащом, суровый взгляд, устремленный прямо перед собой, говорили о том, что смысл данной клятвы воспринимается не просто как руководство к действию, но как некий высший постулат, призванный перед лицом богов отмежевать дурных людей от хороших. Эвенет не просто произносил клятву в присутствии жрецов и членов синедриона, он, можно сказать, трактовал закон существования людей и государств в условиях открытой вражды между эллинами и варварами.
Фемистокл не смог сдержать усмешку и прикрыл рот рукой, делая вид, что поглаживает усы.
«Дай лакедемонянам волю, они всю Элладу заставили бы принести клятву на верность Лакедемону! - думал он. - Неужели в Спарте всерьез полагают такими вот клятвами и постановлениями запугать эллинские государства, уже давшие персам землю и воду? Неужели спартанцы рассчитывают угрозами привлечь в Коринфский союз тех же долопов и малийцев, у которых нет ни сильного войска, ни флота, или фиванцев, которые всегда действуют по своему усмотрению, так как достаточно сильны, чтобы противостоять даже самим спартанцам? Все эти клятвы полная чушь! В Коринфский союз нужно привлекать не угрозами, а обещанием безопасности в случае персидского вторжения. Только так, а не иначе!»
Фемистокл демонстративно приблизился к самым последним из всех членов синедриона. Он без возражений пропускал вперед себя представителей пелопоннесских городов, видя, как тем не терпится выказать свое рвение перед председателем синедриона.
Со многими Эвенет был знаком лично: кто-то - друг, кто-то чем-то обязан.
По протоколу первыми должны были приносить клятву представители Спарты, Коринфа и Афин, ибо мощь Коринфской лиги зиждилась прежде всего на военной силе трех этих государств. Однако Фемистокл махнул рукой на протокол, желая таким образом показать Эвенету, что тот может помыкать своими пелопоннесскими союзниками, но не Афинами.
По лицу последнего было видно, что подобная демонстрация пришлась ему не по душе.
На пиру, организованном властями Коринфа для всех членов синедриона, Фемистокл оказался с Эвенетом за одним столом. Третьим за этим же столом возлежал коринфский аристократ Адимант, сын Окита.
Как выяснилось позднее, Эвенет сам пожелал познакомиться поближе со знаменитым любимцем афинского демоса.
Он первым заговорил с Фемистоклом.
- Мне показалось, сын Неокла, что мое предложение не щадить предателей Эллады не нашло в тебе должного сочувствия? - спросил спартанец, отщипывая ягоды с грозди винограда.
При этом Эвенет пристально разглядывал соседа, словно стараясь постичь его потаенные мысли.
- Тебе не показалось, друг-лаконец, - сказал Фемистокл, ломая румяную лепешку. - Я действительно не в восторге от подобных клятв и договоров. Как часто мы порой, не настигнув истинных виновных, караем невинных. Мстим не тем, кто заслуживает мести, но несчастным, подвернувшимся под горячую руку.
- Я тебя не понимаю, - озадаченно проговорил Эвенет. - Разве изменники не заслуживают суровой кары?
- Я тебе отвечу, друг мой, - жуя лепешку, продолжил Фемистокл. - Мы создали военный союз государств для войны с персами, куда вошли два десятка городов из Пелопоннеса и Срединной Эллады. А теперь подумай и скажи мне, почему ни один из городов в Северной Греции к нам не присоединился? Неужели на севере Эллады живут одни изменники?
Эвенет переглянулся с Адимантом. Тот воспринял взгляд спартанца, как призыв о помощи, поэтому тоже вступил в разговор.
- Племена Фессалии более озабочены собственной безопасностью, нежели свободой Эллады, - заговорил Адимант, подкладывая себе под локоть мягкую подушку. - Фессалийцы понимают, что войско Коринфского союза вряд ли пойдет на север Греции, чтобы сражаться за них против полчищ персидского царя, если война с варварами все-таки начнется. Сами же фессалийцы против персов выстоять не смогут. Вот почему тамошние правители дают персам землю и воду, загодя желая расположить Ксеркса.
- Верно подмечено, Адимант! - Фемистокл поднял чашу с вином. - Твое здоровье!
Сделав несколько глотков, он опять обратился к Эвенету:
- Ответь мне, Эвенет, вправе ли мы считать фессалийцев предателями, если собственных сил, чтобы остановить персов, у них нет, а помощи им ждать неоткуда? Погибнуть с честью фессалийцы и их соседи не считают нужным, ведь у них нет лаконского воспитания. К тому же им дороги, как и всем людям, жены и дети, которые неминуемо окажутся в рабстве у варваров после доблестной гибели мужчин в битве. Имеет ли смысл вообще употреблять слово «измена» там, где скорее годится слово «неизбежность»?
- Ты это утверждаешь или спрашиваешь?
- Спрашиваю.
- Какие могут быть сомнения и отговорки, когда не какому-то отдельному эллинскому городу грозит опасность от персидского царя, но всей Элладе. - Эвенет, позабыл про еду и питье. - Вот о чем идет речь! Коринфский союз был создан год назад. Самые дальновидные люди в Спарте, Коринфе и Афинах еще тогда призывали все эллинские племена, и фессалийцев в том числе, объединиться в симмахию. Если вся Эллада соберет воедино свои войска и флот, то никакой Ксеркс нас не сможет одолеть!
Переполняемый грозным пылом, Эвенет стукнул по столу кулаком, так что задребезжала серебряная посуда.
Фемистокл и Адимант быстро отстранились, дабы брызги красного виноградного вина из опрокинувшейся чаши не попали на их нарядные гиматии.
- Прошел целый год, даже больше, - продолжил пылкий Эвенет. - И что мы видим?
- Что мы видим? - как эхо повторил Фемистокл.
- А то, что угроза персидского нашествия оправдалась. Но даже ввиду этой угрозы эллинские государства так и не смогли объединиться, - с гневом и горечью произнес Эвенет. - Ну ладно, аргосцы питают к Лакедемону неистребимую вражду, а фиванцы не желают примирения с Афинами. Но что помешало фессалийцам, магнетам, перребам и фтиотийским ахейцам вступить в Коринфский союз?
- Правители и знать этих племен не верят в победу над Ксерксом, - ответил Адимант, хотя вопрос предназначался не ему.
- Значит, мы должны причислить их к изменникам. Так, что ли? - задумчиво промолвил Фемистокл.
- А что остается делать? - пожал плечами Адимант. - Кто не с нами, тот против нас!
- Иной раз нежелание сражаться тянет на измену, а тем более намерение отсидеться в стороне, - угрюмо сказал Эвенет.
- Ну а если вдруг какой-то из фессалийских городов пожелает вступить в Коринфскую лигу и граждане этого города будут полны решимости сражаться с персами, что скажут на это в Спарте? - Фемистокл пытливо взглянул на Эвенета. - Поможет ли войско Коринфского союза этому далекому от Пелопоннеса городу, если ему будет угрожать враг?
- По-моему, это бессмысленно, - опять подал голос Адимант. - Наше войско на фессалийских равнинах окажется в западне! Бесчисленные полчища варваров просто раздавят нас! Самое надежное - это встретить персов здесь, на Истме.
- То есть как на Истме? - изумленно переспросил Фемистокл.
По тому, с каким замешательством переглянулись Адимант и Эвенет, он мигом сообразил, что между спартанцами и коринфянами, видимо, существует некая тайная договоренность относительно методов ведения войны с персами. По этой договоренности спартанцы и их союзники, похоже, вовсе не собирались отстаивать от варваров не то что север Греции, но даже Срединную Элладу, сосредоточив все силы на Истме для защиты Пелопоннеса.
- Адимант, не тебе рассуждать, где лучше встретить варваров, - с нескрываемым недовольством промолвил Эвенет. - Лучше помолчи! Или выпей вина.
- Молчу, молчу… - проговорил коринфянин, виновато качая головой.
- Наш друг не рвется спасать Фессалию от персов, его более заботит судьба Коринфа. Вот почему он предлагает ожидать варваров на Истме, - со снисходительной улыбкой на устах заметил Эвенет, обращаясь к Фемистоклу. - Не принимай всерьез его слова. Не знаю, что сказали бы в Спарте по поводу помощи тому воображаемому фессалийскому городу, но мое мнение таково: помощь должна быть оказана. Доблестные мужи всегда должны помогать себе подобным. Это закон жизни!
- Хорошо сказано, Эвенет, - улыбнулся Фемистокл. И уже с серьезным видом добавил: - Только мне думается, что в Спарте к твоему мнению не прислушались бы.
- Вот именно, иронично вставил Адимант, потянувшись к чаше с вином.
С пира Фемистокл ушел одним из первых, с какой-то внутренней досадой на извечную прямолинейность лакедемонян в делах политики.
«Как они не поймут, что помыканьем и запугиваниями новых друзей не наживешь, да и старых потерять можешь, - с горечью размышлял Фемистокл наедине с самим собой. - А если спартанцы втайне задумали сражаться только за Пелопоннес, тогда и вовсе идея панэллинства как средства борьбы с персидской угрозой обречена на провал».
Ночью в Коринфе прошел короткий ливень.
Фемистокл поднялся с ложа, едва стало светать. Он и платеец Алкифрон остановились в доме их общего гостеприимца, коринфянина Ксенагора.
Умываясь во внутреннем дворике холодной ключевой водой, Фемистокл продолжал думать о том, что не давало ему заснуть ночью. Персы вот-вот двинутся на Элладу, а Коринфский союз еще не настолько силен, чтобы на равных противостоять полчищам Ксеркса.
«Нужно искать новых союзников за пределами Эллады, - решил Фемистокл, вытираясь полотенцем, которое ему подал верный слуга Сикинн. - Нужно слать гонцов на Крит, в Италию и на Сицилию. Там тоже живут эллины, которые, быть может, откликнутся на наш призыв о помощи».
Едва Эвенет открыл очередное заседание синедриона, как Фемистокл тут же взял слово. В короткой и эмоциональной речи он обрисовал присутствующим сложившуюся ситуацию: все, по его мнению, было более на руку Ксерксу, нежели патриотам Эллады, образовавшим Коринфскую лигу.
- Ожиданием и угрозами мы ничего не добьемся, друзья, - говорил Фемистокл. - Нужно действовать! Необходимо привлечь к войне с варварами критян и западных эллинов. На Крите и в Сицилии есть несколько сильных государств, помощь которых нам бы очень пригодилась.
Фемистокла поддержал Адимант, который выступил после него. Он напомнил собравшимся про государство Керкиру, расположенное на одноименном острове близ западного побережья Срединной Эллады.
- Керкиряне обладают флотом в шестьдесят триер. Если триеры керкирян соединить с нашими кораблями, то представляете, как усилятся морские силы!
После коротких и бурных дебатов члены синедриона постановили: отправить послов на остров Крит, а также в Южную Италию, на Сицилию и Керкиру. В каждом посольстве должно было быть по три человека: один представитель от Спарты, от Афин и от Коринфа.
Фемистокл сам хотел поехать послом к Гелону, владетелю Гелы и Сиракуз, самых больших городов в Сицилии, поэтому он поспешил вернуться в Афины, чтобы сделать соответствующее заявление в народном собрании. Однако события стали развиваться совершенно неожиданным образом. Едва ступив на афинскую землю, Фемистокл узнал, что в Коринф из Фессалии прибыло большое посольство, возглавляемое Скопадами. Это были те из фессалийцев, кто не пожелал покориться персам.
Фемистокл убедил архонтов отправить его обратно в Коринф. Послом к Гелону народное собрание с подачи Фемистокла назначило его друга Эпикрата.
Когда афинянин вновь оказался в Коринфе, то Эвенет при первой же встрече промолвил, вглядываясь ему в глаза:
- Признайся, Фемистокл, ты знал, что фессалийцы направляют посольство в Коринф, когда завел речь со мной и Адимантом о том, что не всякая измена есть измена. И про некий фессалийский город, готовый выступить против персов, ты тоже говорил тогда на пиру, зная, что Скопады и их союзники не намерены давать Ксерксу землю и воду. Ведь так?
- Нет, Эвенет, - сказал Фемистокл. - Я ничего не знал про это посольство. Скажу больше, я верил слухам, из коих следовало, что фессалийцы давно покорились персам. Но я рад, что эти слухи обманули меня. А ты рад?
Теперь уже Фемистокл пристально смотрел в голубые глаза Эвенета.
- Нетрудно догадаться, что Скопады и их союзники, вступая в Коринфский союз, потребуют от синедриона военной помощи против варваров, - вздохнул спартанец. - По уставу лиги у Скопадов будет законное право получить эту помощь. Однако очевидно и то, что посылать объединенное эллинское войско в Фессалию - это безумие с военной точки зрения. В Спарте, я твердо уверен, не пойдут на это.
- Это нарушение устава лиги, - заметил Фемистокл.
- Согласен, - хмуро кивнул Эвенет. - Но спартанские власти не станут рисковать войском в угоду нескольким строкам букв, выбитым на каменной плите. Ведь по тому же уставу главенство над всеми военными силами Коринфского союза принадлежит лакедемонянам. Нарушая устав лиги в одном, государственные мужи Спарты соблюдают его в другом.
- В итоге получается замкнутый круг, - проворчал Фемистокл. - Что же ты намерен делать, друг мой? Ждать указаний из Спарты?
- А что бы ты сделал на моем месте, Фемистокл? - вдруг спросил Эвенет.
Одолеваемый сомнениями и беспокойством, статный и широкоплечий спартанец теперь более походил на мальчика, который ждет помощи от взрослого мужчины.
- Я принял бы фессалийцев в Коринфский союз и оказал бы им военную помощь, если таковая потребуется, - без раздумий ответил Фемистокл.
Эвенет тяжело вздохнул:
- Ты говоришь как афинянин, друг мой. А если бы ты был спартанец, то наверняка заговорил бы по-другому.
На открывшемся заседании синедриона сказанное Эвенетом полностью подтвердилось.
Посол из города Краннона, где правили Скопады, от лица своих сограждан и от лица других фессалийских послов, из городов Фарсала, Аргиссы и Фер, обратился к синедриону с такими словами:
- Эллины! Нужно удерживать Олимпийский проход, чтобы спасти Фессалию и всю Элладу от ужасов войны. Мы готовы ныне вместе с вами защищать этот проход, но и вы также должны послать большое войско. Если вы этого не сделаете, то знайте: мы сдадимся персидскому царю. Поэтому вы не должны требовать, чтобы мы, стоящие на страже так далеко от остальной Эллады, одни погибли за вас. Не желая помочь нам, вы никак не сможете заставить нас присоединиться к вашему союзу. Ибо нет силы сильнее немощи! Нам придется тогда самим подумать о своем спасении.
Затем слово взял Фемистокл, который в своей речи обращался не столько к членам синедриона, сколько к председательствующему Эвенету. Афинянин призвал союзное собрание поддержать фессалийцев и встретить врага у дальних пределов Эллады. Он даже закончил свое выступление словами Эвенета: мол, доблестные мужи всегда должны помогать себе подобным, ведь это закон жизни!
На тайном голосовании с перевесом всего в один голос было принято постановление: оказать военную помощь Скопадам и их союзникам.
Сразу после заседания Фемистокл случайно столкнулся с Адимантом и Эвенетом, которые вместе выходили из Эллениона - так назывался дом, где в прошлые годы обычно проходила подготовка к Истмийским играм. Спартанец и коринфянин задержались у колонн портика, пропуская вперед более старших по возрасту членов синедриона. Тут-то Фемистокл и оказался с ними лицом к лицу!
Адимант что-то недовольно выговаривал Эвенету, раздраженно жестикулируя. Увидев Фемистокла, он слегка смутился и замолчал на полуслове.
- Мне интересно, Эвенет, какой камешек ты опустил в сосуд для голосования, черный или белый? - обратился к спартанцу Фемистокл.
- Белый.
- Ну и зря! - набросился на Эвенета Адимант. - Бессмысленное это дело - заниматься спасением фессалийцев от полчищ персидского царя!
- Конечно, проще заранее объявить всех фессалийцев предателями, а общеэллинское войско собрать на Истме для защиты Коринфа, - язвительно бросил Фемистокл. И уже спокойным голосом добавил, обращаясь к Эвенету: - Ты поступил правильно, друг мой. Врага нужно встречать как можно дальше от Срединной Эллады, где находятся самые почитаемые святилища. Я думаю, и спартанские власти в конце концов поймут твою правоту.
- А я так не думаю. - Эвенет грустно вздохнул.
На пиршестве, организованном местными властями по случаю вступления фессалийцев в Коринфскую лигу, Фемистокл опять оказался за одним столом с Эвенетом и Адимантом.
Дабы порадовать высоких гостей и произвести впечатление на фессалийских послов, устроители пира пригласили в праздничный зал Эллениона помимо музыкантов и танцовщиц еще и самых красивых гетер.
Коринф издревле славился своими диктерионами, школами гетер, храмовыми блудницами и портовыми проститутками. Тому способствовал культ Афродиты Пандемос, распространенный здесь с древнейших времен, еще до прихода дорийцев. В местечке Кранеон, в городе коринфян, стоял самый знаменитый храм Афродиты во всей Элладе. В этом святилище не просто поклонялись богине плотской любви, здесь из юных дев воспитывали утонченных и образованных гетер. При храме постоянно проживало больше тысячи красивых молодых рабынь, которые за небольшую плату отдавались всем желающим. Эти рабыни считались жрицами Афродиты и таким образом осуществляли свое служение вечно прекрасной богине.
Гетеры появились в зале, украшенном гирляндами из цветов, под звуки авлосов. Впереди шли два юных музыканта, выводивших трели Дионисова гимна. За ними парами входили гетеры.
Пирующие встретили этот парад красоты бурными и восхищенными возгласами: где-то раздались рукоплескания, где-то зазвучали слова изысканных приветствий.
Большинство гетер были в тончайших одеждах светлых тонов, сквозь которые проступали соблазнительные очертания совершенных по красоте фигур. Длинные хитоны, помимо своей прозрачности, имели еще длинные разрезы на бедрах. У иных красавиц эти разрезы были до самой талии. Многие из гетер развязали тесемки хитона на одном плече: полуобнаженность плеч и груди подсказывала пирующим мужчинам об их доступности для интимных ласк.
Гетеры держали в руках венки из цветов. Каждая приглядывалась к возлежавшим за столами гостям, выбирая того, с кем ей было бы приятно провести вечер, а может, и ночь, если остроумие и щедрость ее избранника проявятся с полным блеском. Скучных и скупых женщины, как правило, избегали.
Одна из гетер, высокая и статная, с изысканной, пышной прической, сразу направилась к устроителям застолья и спросила у них, за каким столом возлежит афинянин Фемистокл. Ей указали стол. Подойдя к нему, гетера без всякого смущения окинула взглядом троих мужчин. Один из них выделялся богатой одеждой и тщательно завитой шевелюрой. Это был Адимант.
- Привет тебе, Адимант! - сказала гетера коринфянину, которого хорошо знала. - Я ищу Фемистокла.
- Это я. - Фемистокл вежливо придвинул гетере стул со спинкой.
- Меня зовут Гермонасса, - представилась женщина и возложила венок из белых роз на голову Фемистокла.
- Красивое имя.
Фемистокл представил Гермонассе Эвенета.
- Так это ты и есть Эвенет, сын Карена! - с долей изумленного восхищения воскликнула гетера. - Я наслышана о тебе! Вернее, о твоей храбрости на поле битвы. Жаль, у меня нет еще одного венка…
Красавица помедлила, думая, затем грациозно поднялась со стула и мягко поцеловала спартанца в губы.
- Это тебе вместо венка, - улыбнулась она, вновь усаживаясь.
Эвенет зарделся от удовольствия.
- Гермонасса, а меня ты не хочешь порадовать поцелуем? - спросил Адимант, протянув гетере чашу с вином.
- Тебя? - Женщина брезгливо повела красивыми длинными бровями. - С какой стати? Ты же мошенник и трус!
Она взяла чашу из руки Адиманта и поставила ее на стол, не сделав ни глотка.
- Фи! Какая ты сегодня вульгарная! - поморщился Адимант.
- Я удивляюсь, как это коринфяне выдвинули тебя в стратеги! - продолжила Гермонасса с возмущением в голосе. - Подозреваю, что здесь не обошлось без подкупа. В результате - завитый, напудренный шакал восседает в обществе двух львов. Смешно и грустно!
На красиво очерченных алых устах гетеры появилась грустная улыбка.
- Пощади его, прекрасная Гермонасса, - вмешался Фемистокл. - Заседая в синедрионе, он дал немало полезных советов. В конце концов, Адимант делает вместе с нами общее дело.
- Адимант может с легкостью предать любое общее дело, - жестко промолвила Гермонасса. - Мне ли не знать этого пройдоху!
На лице Адиманта появились красные пятна от еле сдерживаемого гнева. Если бы не Фемистокл, сумевший-таки перевести застольную беседу в иное русло, то этот гнев неминуемо излился бы на смелую гетеру потоком бранных слов.
Гермонасса оказалась необычайно остроумной собеседницей. При этом она была настроена непримиримо против персов, что было сразу же подмечено Фемистоклом. Он осведомился о причине такой непримиримости. Оказалось, что семья Гермонассы была родом из города Клазомены, жестоко пострадавшего в пору Ионийского восстания. Девушке, ее родителям и брату пришлось искать пристанище в Коринфе, спасаясь от мести варваров, принудивших Ионию к покорности после долгой и упорной войны.
Со временем отец и брат Гермонассы получили коринфское гражданство за храбрость, проявленную на войне. Стала гражданкой и Гермонасса. Однако красавица-гетера жила мечтой когда-нибудь вернуться на свою прежнюю родину. Она прекрасно понимала, что это возможно только в случае победы эллинов над персидским царем.
В основном об этом и шел разговор за столом. Вернее, Гермонасса всякий раз возвращалась к этой теме вопреки всем попыткам Адиманта поговорить о живописи, музыке и поэзии. Видя, что ему не удастся уговорить упрямую гетеру сыграть на кифаре или продекламировать что-нибудь из мелической лирики, Адимант в порыве раздражения сказал:
- Твоя кипучая ненависть к персидскому царю, Гермонасса, не умаляет его могущества и не прибавляет мощи Коринфскому союзу. К чему эти разговоры об отвоевании ионии у персов, если у эллинов даже для собственной защиты не хватает сил!
- Не сил у вас не хватает, а единства и храбрости! - резко промолвила женщина, смерив Адиманта презрительным взглядом. - Мне известно, что Скопады пожаловали сюда, дабы убедить вождей Коринфского союза оказать им военную помощь против варваров. Но похоже, что просьбы фессалийцев ушли как вода в песок!
- Ты не права, - мягко возразил Эвенет. - Синедрион тайным голосованием постановил послать войско к Олимпийскому проходу.
- Проголосовать за войну еще не значит вступить в сражение, - усмехнулась Гермонасса, повернувшись к Эвенету, которых! даже смутился под прямым взглядом ее больших, красивых глаз.
- Верно подмечено, - кивнул Адимант, язвительно добавив: - Хоть ты, Эвенет, и проголосовал за оказание помощи фессалийцам, но спартанские власти все равно сделают по-своему. Ваше войско не пойдет в Фессалию.
- Это так? - спросила Гермонасса, не спуская со спартанца глаз.
Эвенет промолчал.
- Вот видишь, Фемистокл, - с горечью произнесла Гермонасса, - с какими людьми ты имеешь дело. Спартанцы пекутся о Лакедемоне, а коринфяне - о Коринфе… До прочих эллинов им нет дела!
Гермонасса взяла Фемистокла за руку и решительно потянула за собой:
- Идем отсюда! Тебе не место среди негодяев и трусов.
Поведение гетеры и ее слова произвели на Фемистокла сильнейшее впечатление, поэтому он не стал противиться и покинул пиршество. К тому же ему показалось, что Гермонасса знает что-то очень важное и хочет этим с ним поделиться.
Он не ошибся.
Гермонасса повела Фемистокла к себе домой, а по пути выложила все, что узнала от государственных мужей Коринфа, развлекая их на ночных пирушках, относительно планов ведения войны с варварами. Оказывается, правители Спарты и Коринфа договорились с дельфийскими жрецами, а также с прорицателями в Олимпии. Те с момента явной угрозы персидского вторжения должны выдавать феорам из государств Срединной Эллады только такие оракулы, из коих явствует: надо покинуть свое отечество и искать спасения в бегстве.
- Высшая знать Коринфа и их друзья в Лакедемоне имеют тайное намерение попытаться задержать варваров на Истмийском перешейке, перегородив его стеной от моря до моря, - сказала Гермонасса уже у себя дома, не находя места от переполняющего ее негодования. - Персы еще не вступили на землю Эллады, а власти Лакедемона и Коринфа уже согласились с гибелью Афин и прочих городов к северу от Истма. С этим нельзя мириться.
Гермонасса приблизилась к сидевшему на стуле Фемистоклу и положила руки на его широкие плечи.
- Да, с этим мириться нельзя, - машинально повторил он, пораженный услышанным.
Получалось, что Эвенет и Адимант с самого начала водили его за нос!
Фемистокл встал и обнял Гермонассу за талию.
- Чего ты хочешь от меня? - тихо спросил он, глядя в глаза гетере. - Я, к сожалению, не настолько богат, как большинство твоих здешних поклонников.
- Разве я говорю о деньгах? - так же тихо ответила Гермонасса, прижавшись к Фемистоклу. - Я хочу, чтобы ты разорил это гнездо недомолвок и лжи! Я хочу, чтобы именно ты возглавил синедрион, только тогда слова ораторов перейдут в дела полководцев. Мне кажется, в тебе живет дар провидца, ведь ты давно начал говорить своим согражданам о персидской угрозе. И вот слова твои сбылись!
- Спартанцы не допустят, чтобы афинянин, даже прозорливый, отнял у них главенство в синедрионе. - Фемистокл печально покачал головой. - Ведь спартанцы не меньше Ксеркса мечтают о гегемонии над Элладой. Персидская угроза правителям Спарты даже кстати. Эта угроза позволяет им сплотить вокруг Лакедемона государства Пелопоннеса, да и не только Пелопоннеса.
- Но спартанцы не пойдут дальше Истма, - напомнила Гермонасса. - Ты сам сказал, что не станешь с этим мириться. Надо что-то делать!
- А ты готова помогать мне? - спросил Фемистокл.
Его пальцы расстегнули застежки на плечах у женщины. Тесемки длинного хитона соскользнули вниз.
- Всегда и во всем! - без колебаний ответила Гермонасса.
- Прекрасный ответ! - восхищенно произнес Фемистокл. Его ладони легли на пышную грудь гетеры. - И не менее прекрасная грудь! Отныне я - Одиссей, преследуемый кознями и склоками недругов и глупцов. А ты - богиня Афина, моя покровительница! Давай скрепим наш союз поцелуем.
Долгое и страстное лобзание опьянило Фемистокла, словно он выпил неразбавленного вина. Ему, познавшему в своей жизни поцелуи многих женщин, соединение с устами Гермонассы вдруг показалось таким непередаваемым наслаждением, словно перед ним и впрямь была богиня, многомудрая и прелестная дочь Зевса.
Гермонасса, взяв гостя за руку, повела его в спальню. Там помогла ему раздеться, омыла ноги и с улыбкой поощрительного одобрения легонько подтолкнула к широкому ложу в глубине комнаты.
Фемистокл с удивлением обнаружил, что постель застелена красными простыней и одеялом. Такого же цвета были и круглые, в виде валиков, подушки.
Он с благоговением лег на это пылающее пурпуром ложе.
- Ты удивительная женщина! - произнес Фемистокл, когда обнаженная Гермонасса приблизилась к нему с распущенными по плечам волосами.
Гетера рассмеялась:
- Богине Афине более пристало именно такое по цвету ложе. Разве нет?
Два масляных светильника, стоявшие по краям ложа, озаряли своим ровным светом раскинувшуюся на постели молодую женщину. Белизна ее нагого тела изумительно контрастировала с алым цветом простыни и подушек.
«Красное и белое! - думал Фемистокл обнимая Гермонассу, по телу которой пробегала легкая дрожь. - Воинственность и благородство! Вот две ипостаси, составляющие сущность этой женщины. О Зевс, как она прекрасна! И как она мне желанна!»
- Мне было пятнадцать лет, когда началось Ионийское восстание, - рассказывала Гермонасса тихим голосом, перебирая пальцы на руке Фемистокла. - Помню, все мужчины тогда ушли на войну. В Клазоменах остались в основном старики, женщины и дети. Да еще отряд эфебов, который нес стражу на городских стенах. Сколько радости было, когда пришла весть, что эллинское войско захватило Сарды. Люди радовались и тому, что афиняне и ионяне из Эретрии прислали корабли на помощь восставшим. Однако все успехи ионийцев сошли на нет из-за распрей среди предводителей восстания. - Гермонасса тяжело вздохнула. - Так великое начинание рассыпалось в прах! А свобода Ионии была попрана персами по вине отдельных безмозглых честолюбцев, которые более радели о собственном благе, нежели об общей победе над врагом. К сожалению, печальный пример ионян ничему не научил ни коринфян, ни спартанцев.
Гермонасса умолкла, положив голову на грудь Фемистокла.
- Как же ты очутилась в Коринфе?
- Когда стало окончательно ясно, что восстание обречено на поражение, то мой отец уговорил знакомого купца, чтобы тот перевез его семью в Коринф, - ответила Гермонасса. - Отец остался в Клазоменах, чтобы защищать город от персов. Они взяли Клазомены штурмом. Отец был ранен, но сумел спастись. Он тоже перебрался в Коринф. Здесь живет немало беглецов из Ионии.
Опять повисло молчание.
- Утром я пойду к Эвенету, - наконец сказал Фемистокл. - Я знаю, он честный и благородный человек. Постараюсь убедить его, что защищать от персов нужно не Истм, а всю Элладу. Если Эвенет проникнется моим стремлением не допустить варваров в Элладу, тогда он будет разговаривать с правителями Лакедемона иначе.
Вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь шумом листвы на деревьях, доносившимся через открытое окно. С моря дул сильный ветер.
- А если Эвенет не проникнется твоим стремлением победить персов на дальних рубежах? - спросила Гермонасса.
- Тогда придется искать другого спартанца, обладающего весом в Лакедемоне, чтобы заполучить его в союзники, - помедлив, ответил Фемистокл.
- Жаль, что я не мужчина, - вздохнула Гермонасса, - тогда бы от меня было больше проку.
- Судьба распорядилась, чтобы ты была женщиной, а не мужчиной, - промолвил Фемистокл. - Порой именно женщина оказывается настолько прозорлива, что выводит из затруднения даже умудренных жизненным опытом старцев.
И он рассказал историю о том, как изгнанный из Спарты царь Демарат два года тому назад прислал своим согражданам странное письмо. Вернее, не письмо, а навощенную табличку, на которой не было написано ни строчки. Спартанские старейшины долго думали над тем, что может означать это послание, но так ничего и не придумали. И только Горго, жена царя Леонида, догадалась, в чем дело. Она посоветовала счистить с медной дощечки воск. Воск счистили, и под ним оказались слова, нацарапанные чем-то острым на меди. В своем послании Демарат предупреждал спартанцев о том, что Ксеркс собирает войско для похода на Элладу.
- Тогда тебе лучше взять в союзницы Горго, - засмеялась Гермонасса. - Уж она-то, конечно, имеет вес в Спарте! После случая с письмом Демарата спартанцы наверняка прониклись к жене Леонида огромным уважением!
- К сожалению, даже при всем уважении к Горго власти Лакедемона не позволят ей председательствовать в синедрионе, - покачал головой Фемистокл.
… Этот разговор с самого начал а не заладился, Фемистокл, попытавшийся прижать Эвенета к стенке доводами о двуличии спартанских властей, ожидал совсем иной реакции. Эвенет не стал отпираться и подтвердил, что властители Спарты и Коринфа сговорились втайне от афинян и их союзников не посылать войско дальше Истма. Но сам Эвенет к этому решению никакого отношения не имел.
- Если ты, Фемистокл, у себя на родине первый среди граждан, то я в Спарте даже не пятый, - молвил Эвенет. - К тому же вся спартанская знать делится на две категории: правители государства и предводители войска. Так вот, я - полководец, а не правитель.
Раздосадованный Фемистокл заметил, что спартанцы поступают удивительно неразумно:
- Общеэллинским войском распоряжаются лакедемоняне, не сведущие в военном деле. В синедрион же спартанцы посылают полководца, который ни за что не отвечает и ни в чем не смыслит.
- Мне даны указания, как действовать, - защищался Эвенет. - Большого ума не надо, чтобы проводить голосования.
- А как быть с фессалийцами? - напирал Фемистокл. - Скопады и их союзники рассчитывают на помощь войск Коринфского союза.
- Я передам просьбу Скопадов эфорам и старейшинам в Спарте, - кивнул Эвенет. - Со своей стороны я сделал все, что мог!
Фемистокл уже было расстроился, не видя никакой возможности подействовать на Эвенета, чтобы в нем разгорелось желание пойти наперекор тайным замыслам спартанских властей. Но неожиданно тот заговорил о Гермонассе. От Фемистокла не укрылось то, с каким восхищением и даже благоговением отзывается о гетере Эвенет.
Смущаясь и краснея, как юнец, спартанец стал просить Фемистокла устроить ему встречу с Гермонассой.
- Когда ты едешь в Спарту? - спросил Фемистокл.
- Послезавтра.
- Почему ты не обратишься с этим к Адиманту?
- Адимант ненавидит Гермонассу! Ты же слышал, как она о нем отзывается.
- Я постараюсь помочь тебе, друг мой, - промолвил Фемистокл, радуясь в душе, что, может быть, через чары Гермонассы он сможет влиять на Эвенета.
Гетера выслушала Фемистокла, не спуская с него внимательных глаз. Понятна ли ей ее задача? Конечно, понятна! Она сделает все как надо. Ей ли не знать, как очаровывать мужчин! Этим делом она занимается с двадцати лет.
- А ты сетовала, что не родилась мужчиной, - сыронизировал Фемистокл. - Тогда Эвенет увлекся бы другими женщинами, у которых в голове были бы украшения и наряды, а не мысли о спасении Эллады.
- А если бы вместо меня Эвенет возжелал бы твою жену, Фемистокл, как бы ты поступил? - с коварной улыбкой спросила Гермонасса.
Фемистокл мигом догадался, что стоит за этой фразой.
Он привлек Гермонассу к себе и, глядя ей прямо в глаза, произнес:
- Если ты думаешь, что мне безразлично, какие мужчины кроме меня будут дарить тебе ласки и комплименты, то ошибаешься. Однако без твоей помощи, моя богиня, мне теперь не обойтись. Если Эвенет глух к доводам разума, пусть капризный Эрос подтолкнет его к нужному для меня пути.
Гермонасса прижала палец к губам Фемистокла.
- Можешь не продолжать, - промолвила она. - Я сумею сделать Эвенета рабом своих чар. Я даже горда тем, что наконец-то мое ремесло гетеры послужит великому делу, а не обычному утолению мужской похоти.
Гермонасса сдержала свое слово. Вскоре Эвенет стал совсем другим человеком. Встретившись с Фемистоклом накануне своего отъезда в Лакедемон, он завел речь о том, что если бы у него было хотя бы два таланта серебра, то, пожалуй, удалось бы убедить кое-кого из эфоров в необходимости оказания помощи фессалийцам.
- А я-то думал, что лакедемоняне почитают Ареса и Нику, ни во что не ставя Плутоса, - сказал удивленный Фемистокл.
- Я тоже раньше думал, что самые красивые женщины живут в Спарте, но после встречи с Гермонассой изменил свое мнение, - вздохнул Эвенет.
Фемистокл развил кипучую деятельность и сумел раздобыть у своих коринфских друзей необходимые два таланта. Причем половину этой суммы ему одолжила Гермонасса.
Эвенет уехал в Спарту, пообещав Фемистоклу в случае успеха отправить к нему гонца с дубовым листом. Если гонец привезет лист платана, значит, спартанское войско в поход не выступит.
