Усивака брел по обгоревшим полуразрушенным улицам Хэйан-Кё, поигрывая на флейте. Одет он был на манер служек тюдзё из храма Киёмидзудэра — в женскую накидку с капюшоном, закрывавшим волосы. Усивака натянул его еще ниже, чтобы спрятать лицо. Единственным, что нарушало сходство со служками, был длинный меч в позолоченных ножнах, висевший на боку. Впрочем, у Усиваки был готов ответ для всех, кого это заинтересует, — воров и отребья в столице развелось видимо-невидимо. Однако сегодня личина ему даже не пригодилась. Горожане были озабочены починкой домов, а те, у кого они сгорели до основания, потерянно бродили по улицам, не замечая ничего вокруг. То и дело кто-то окликал его: «Эй, парень! Знаешь, как настилать кровлю? Мы хорошо заплатим!» — и тогда Усивака начинал играть громче, делая вид, что не слышит.

Как всегда, ноги привели его к поместью Тайра, Рокухаре. Над стеной сновали рабочие, сметая пепел с черепицы. У входа стояла стража, поэтому глазел Усивака недолго. Он слышал, что хоть Рокухара и уцелела, господин Киёмори покинул ее и даже собрался перенести вотчину Тайра за городские ворота. Усивака клял судьбу: видно, зря он торчал последние недели у стен Рокухары, выискивая лазейки.

Стоял теплый летний вечер, и на мосту Годзё, к неудовольствию Усиваки, царило столпотворение. Многие пришли глотнуть свежего приречного воздуха, а заодно посудачить с соседями. Усивака забеспокоился: вдруг кто-то из обывателей бывал в Курамадэра и сможет его узнать? Он нагнул голову ниже, но это не помогло. Стоило приблизиться к мосту, как отовсюду понеслось:

— Кто этот парень?

— Отчего он прячет лицо?

— Может, урод какой.

— Да нет, монахи отбирают в прислужники самых ладных.

— А может, его опалило пожаром?

— Или он болен заразной хворью.

— Тогда лучше держаться от него подальше.

— Наверное, поранился в драке.

— Нет, настоящий боец гордился бы своими шрамами.

— Может, он навещает неподходящую девушку и не хочет, чтобы родители об этом узнали.

— Или идет в игорный притон, предаваться пьянству и прочим пустым увеселениям.

Усивака старался пропускать пересуды мимо ушей и шел строго вперед, не сводя взгляда с обшивки моста. Вдруг кто-то отделился от толпы у самого парапета и преградил ему путь. Усивака поднял глаза — выше, выше и выше, пока не разглядел всего незнакомца, верзилу разбойничьей наружности. На нем был черный доспех, одетый поверх черного монашеского одеяния, но на голове вопреки уставу красовалась грива волос. В одной руке он держал меч-цуруги, в другой — нагинату, а на боку у него болтался короткий клинок, вакидзаси.

— Смотри, куда топаешь, молокосос, — прогремел человек-гора. — Не то нарвешься на неприятности. Впрочем, ты их уже получил.

Усивака услышал, как толпа на мосту начала расступаться.

— Похоже, будет драка, — шептали одни.

— Может, поглядим?

— Пойдем-ка отсюда. Слыхал я об этом здоровяке. Скверный тип. От такого лучше держаться подальше.

Усивака вздохнул. Чего-чего, а стычки ему сейчас хотелось меньше всего. Он снова взял флейту и попытался обойти грубияна стороной. Не тут-то было. Верзила шагнул в сторону и опять встал у него на пути.

— Ну ты и наглец! Ишь задрал нос! Хотя выше моего точно не будет. Еще чего, ха-ха-ха!

Усивака кипел от ярости, но все еще ничего не отвечал.

— Что, язык проглотил со страху? Могу тебя понять. Что ж, значит, мне представляться первым. Перед тобой Сайто Мусаси-бо Бэнкэй, самый свирепый и сильный разбойник в Японии. Я поклялся всеми босацу небес и демонами ада, что перед смертью похищу ровно тысячу мечей. Девяносто девять я уже получил, а у тебя, если не ошибаюсь, имеется неплохая катана. Тебе повезло: я решил сделать ее номером сотым в своей коллекции. Давай ее сюда, и можешь спокойно идти отправлять свои молитвы.

Усивака схватился за ножны и отступил на шаг.

— Ого! — хохотнул Бэнкэй. — Не хочется расставаться, а? Понимаю. Видать, немалы^ денег стоит. Семейная ценность, я прав? Стало быть, старики рассердятся, если ты ее потеряешь. Однако позволь обратить твое внимание: я очень большой, а ты маленький. И тощий. И совсем зеленый. И я буду страшно зол, если ты не отдашь мне меч. Подумай об этом, прежде чем сделать выбор.

Усивака сделал еще шаг назад, заткнул флейту за пояс, а потом схватил рукоять меча и слегка вытащил его из ножен.

— Нет-нет, — произнес Бэнкэй. — Показывать не обязательно — и так вижу: клиночек славный. Теперь, будь любезен, отдай его, пока никто не пострадал.

Усивака еще раз вздохнул и, поняв, что деваться некуда, извлек меч целиком и выставил перед собой. Позади застучали сандалии последних зевак, что еще оставались на мосту.

— Может, закатное солнце помрачило твой рассудок? — взревел Бэнкэй, доставая из-за спины огромный меч цуруги. — Когда-то моими братьями были монахи Энрякудзи, что на горе Хиэй, они-то меня и обучили. А среди них, доложу я тебе, были лучшие из бойцов нашего времени. И хотя я давал клятву не губить живых созданий, ей давно уже грош цена. Поэтому, как ни жаль это говорить, готовься к смерти. Хорошо, что ты шел на молитву — уверен, в следующей жизни это тебе зачтется.

Бэнкэй замахнулся и со всей мощью обрушил меч на Усиваку, но тот уже был готов и отскочил на безопасное расстояние.

— А ты шустрый, — произнес разбойник. — Посмотрим, насколько тебя хватит. — И он рубанул еще и еще, целя Усиваке поперек шеи. Юноша с легкостью уклонился от обоих ударов. На третьем замахе он опередил Бэнкэя: выбил своим клинком тяжелый меч из его рук. Цуруги подлетел в воздух и звучно плюхнулся в реку.

— Ого! — произнес Бэнкэй с нотой удивления в голосе. — А ты, оказывается, горячий малый! Ну-ка, что скажешь на это?

Он достал алебарду и выбросил руку вперед, намереваясь поразить Усиваку в грудь. Усивака быстро отступил в сторону и одним взмахом меча разрубил древко нагинаты пополам. Бэнкэй уставился на свой короткий обломок.

— Так. Значит, ты еще и неглуп, а твой меч остр. Хотя это едва ли ему по зубам. — Он отбросил кусок древка и достал из-под рясы железный прут, которым тотчас замахнулся на юношу.

Усивака высоко подпрыгнул, поджав ноги, отчего прут прошел мимо, не причинив ни малейшего вреда, и рассмеялся, увидев озадаченную физиономию Бэнкэя.

— Смеешься? Ну, погоди! Сейчас узнаешь, как надо мной потешаться! — Великан принялся неистово размахивать дубиной.

Усивака начинал забавляться — очень уж этот бой походил на уроки у крох тэнгу. Уходя из-под ударов, он вскочил на парапет моста, потом перемахнул Бэнкэю через голову, проскользнул у него между ног и напоследок так извернулся, что смог скрутить разбойнику руку и выхватить из пальцев железную дубинку. Миг — и та отправилась за цуруги на дно реки Камо. Под конец Усивака ударил Бэнкэя в висок рукоятью меча, и великан рухнул как подкошенный на доски моста Годзё. Побагровев и хватая ртом воздух, он прохрипел:

— Кто ты? Никому прежде не удавалось превзойти Бэнкэя. А ты будто знал наперед все мои уловки. Открою тебе тайну: моим отцом был тэнгу, и я изучил кое-какие приемы этих демонов. И все же ты, еще совсем мальчишка, меня одолел. Как такое возможно?

Усивака улыбнулся и теперь только заговорил:

— Тебе нечего стыдиться, Бэнкэй-сан. Ты хорошо сражался. Я тоже учился у тэнгу последние семь лет. Моим наставнпком был сам Сёдзё-бо, князь тэнгу с горы Курама. Он же подарил мне свой трактат о мастерстве фехтования. Потому-то я знал все твои приемы. Просто я моложе тебя и проворнее — вот и вся хитрость.

— О-о! — благоговейно протянул Бэнкэй. — Значит, тебя обучал Сёдзё-бо? Даже среди тэнгу он слывет лучшим бойцом. Немудрено, что ты победил. Должно быть, ты был великим героем в предыдущей жизни, раз он приветил тебя таким молодым.

— Вот этого я не знаю, — сказал Усивака и добавил вполголоса: — Я сказал ему, что хочу сокрушить угнетателей Тайра и убить господина Киёмори, а Сёдзё-бо по милости своей обучил меня, чтобы я мог исполнить зарок.

Бэнкэй прижался лбом к дровяному настилу.

— Тогда тебе и впрямь уготовано великое будущее! Прошу, о юный господин, примите сего недостойного в услужение. Я пришел в Хэйан-Кё пытать судьбу, но теперь мой обет — похитить тысячу мечей — кажется мне пустой забавой в сравнении с вашей высокой целью. Молю, возьмите меня к себе в вассалы! Я клянусь верно служить вам до самой смерти, юный господин… если вы не откажете.

Усивака не чаял такой радости. Все его детство прошло в одиночестве — ни друзей, ни товарищей, которым он мог бы довериться. Как часто хотелось ему, чтобы рядом был кто-то, с кем можно разделить тяжелое бремя судьбы! Бэнкэя тоже воспитали тэнгу, как и его. Бэнкэй поймет. К тому же у него достанет сил и храбрости для трудного пути.

— Прошу, встань, славный Бэнкэй-сан. Я и мечтать не мог о лучшем спутнике, и потому охотно принимаю твои услуги. Идем же разделим общую судьбу.