Нии-но-Ама, ужасаясь, слушала посланца из столицы, прибывшего для переговоров с ней и Мунэмори.

— Повелитель, госпожа, — говорил гонец, — дела обстоят просто. Владыка Го-Сиракава говорит, что если вы вернете императора Тайра вместе со священными сокровищами в Хэйан-Кё, Антоку снова взойдет на трон, с вами заключат мир, а князя Сигэхиру выпустят на свободу. Разумеется, если это требование не будет выполнено, ин сочтет, что вы окончательно встали на путь мятежа, и будет действовать сообразно.

Нии-но-Ама закрыла рот рукавами и устремила взгляд сквозь пламя маленького очага — единственного источника тепла в большом походном шатре. Его тряпичные стены колыхались на зимнем морском ветру. Она знала, что сын и посланец ждут от нее ответа, но не могла выговорить ни слова.

— Оставьте нас, — сказал наконец Мунэмори гонцу. — Нам нужно посовещаться.

— Хорошо. Однако не забывайте, князь: владыка государь-инок ждет ответа в самом скором времени.

— Я запомню, — холодно отозвался Мунэмори.

Гонец удалился. Нии-но-Ама почувствовала, как на плечо ей легла сыновняя рука.

— Матушка, предложение стоит обсудить.

— Думаешь, мне это не приходило в голову? — чуть не задохнулась она.

Нии-но-Ама пыталась вспомнить лицо Сигэхиры. Когда детей так много и большинство изымались из-под ее опеки — еще малышами раздавались нянькам и родичам, — а потом вырастали, меняли имена, женились или занимали видные должности, порой было трудно удержать их в памяти. Так было заведено в странном мире смертных — использовать детей как камни го в игре под названием «власть», двигая туда, где будет выгодно. Очень немногие сыновья знатных или воинских родов, исключая наследников-асонов, росли там же, где появлялись на свет. Сигэхира был пятым сыном, и Нии-но-Ама, как ей показалось, вспомнила ясноглазого мальчугана, любившего ловить сверчков. А теперь ей требовалось решить — жить ему или умереть.

— Мы и так уже стольких потеряли… — прошептала она, чувствуя, как слеза бежит по щеке.

— Так-то оно так, — отозвался Мунэмори, — и все же, можем ли мы быть уверены, что Го-Сиракава сдержит слово? Я не вернул сокровища, потому что без них Тайра все потеряли бы. Если вернуть их сейчас, что мы получим? Уверен, Антоку не позволят долго оставаться на троне — его заставят отречься почти тотчас, едва он вернется в столицу.

— Го-Сиракава не тронет собственного внука, — возразила Нии-но-Ама.

— Да, но это не значит, что он позволит мальчику править, когда на его место уже избран другой внук. Как только ин получит сокровища, он сможет делать все, что в его воле. Например, схватить нас и казнить за измену. И даже убить Сигэхиру.

«А мы упустим последний случай, — думала Нии-но-Ама, — вернуть Кусанаги Царю-Дракону. И страна еще глубже погрязнет в распрях, навсегда позабыв о мире».

— Прошлой ночью я видел сон, — продолжил Мунэмори. — Мне явился отец — в окружении пламени безвозвратного ада. Он поведал мне, что адские муки ужасны, но еще ужаснее для него знать судьбу нашего рода. Он… проклял меня и сказал, что стыдится того дня, когда сделал меня главой Тайра.

— Мне жаль, что душа Киёмори не достигла Чистой земли, — ответила Нии-но-Ама, — но едва ли можно было ожидать другого, учитывая, как он жил. Временами я молилась за него, хотя и знала, что надеяться почти нечего. Едва ли он годится тебе в судьи.

— И все же он прав, — произнес Мунэмори, сам чуть не плача. — Если я сдам императора и сокровища, Тайра останутся в памяти еще одним мятежным кланом, видевшим лишь редкие мгновения славы. Наши воины хотят биться до последнего. Говорят, Минамото были почти уничтожены, а после восстали к великой славе. Значит, и нам, Тайра, это по плечу. Сейчас я, правда, вообще не представляю, как мы можем победить; но склонись мы перед Го-Сиракавой, всякая надежда для Тайра угаснет навсегда.

— Кажется, — промолвила Нии-но-Ама, — ты уже сделал выбор.

— Матушка, мне не обойтись без твоего согласия. Нии-но-Ама стиснула кулаки.

— Передай государю, что наш ответ — «нет». Сокровища мы не вернем.

— Сигэхира — воин, матушка. Он всегда знал, что на войне порой приходится жертвовать собой ради клана. Уверен, он поймет. — И Мунэмори вышел, чтобы позвать гонца.

По лицу Нии-но-Амы текли слезы. Она в душе прощалась с ясноглазым мальчуганом, что так любил ловить сверчков.