Тайра Мунэмори стоял на берегу моря в Ясиме — поселении в краю Сануки, на северной оконечности Сикоку — и смотрел вдаль, в сторону родных мест. Ледяной ветер с моря трепал рукава его красной парчовой куртки и хакама. В носу и на языке ощущался острый привкус моря — аромат, к которому он успел привыкнуть за последние несколько месяцев и даже научился смаковать. Для многих из Тайра, особенно дам, запах моря был запахом отчаяния и чужбины, зато ему дарил ощущение воли и бездны возможностей.

— Как думаешь, — спросил Мунэмори старика самурая, стоящего рядом) — в ясный день отсюда можно увидеть тот берег?

— Я слышал, можно, господин. Знаете, любопытно, что именно здесь — как мне рассказывали — хаживал в дни изгнания отрекшийся император Сутоку, позднее прозванный Син-ипом. И задавал тот же самый вопрос. Говорят, будто вон там, — указал он на свинцово-серые волны чуть вдалеке, — Син-ин бросил в море начертанные им сутры. С тех пор минуло больше двадцати лет. Иные рыбаки до сих пор помнят тот мрачный день и избегают ставить здесь сети, чтобы не вытащить какого-нибудь демона.

Мунэмори опять насупился от сравнения со злокозненным духом.

— Я, в отличие от него, прибыл сюда не плакаться о судьбе, а готовить возвращение в столицу, — пробурчал он старому воину.

Покинув Хэйан-Кё, Тайра все больше удалялись к югу, пока не достигли острова Кюсю. Там они пополнили рать и запасы провизии, но потом Ёритомо посланиями и указами сумел запугать многих местных властителей, и те перестали отвечать Тайра радушием. Пришлось им бежать еще дальше, на сей раз через Внутреннее море к берегам Сикоку. Теперь у них появилось преимущество, даже большее, нежели в Фукухаре: Сикоку лежит недалеко от Хонсю, но в проливе нередки свирепые ветры и каверзные течения, уберегающие остров от атак с большой земли. Да и Минамото морские сражения были в новинку.

Вдобавок положение Сикоку позволяло успешно сообщаться со столицей — как открыто, так и тайно. В одном из посланий государь-инок предложил Мунэмори вернуть Антоку и священные сокровища в обмен на помилование. Мунэмори отказался. Без императора и знаков его власти народ непременно восстал бы и перебил всех Тайра.

Приходили вести и от верных людей, оставшихся в Хэйан-Кё. В них говорилось, что воевода Минамото — Ёсинака быстро исчерпал оказанное ему гостеприимство. Его войска принялись захватывать земли и поместья, грабить горожан и портить то, что не могли украсть. Стали поговаривать, что даже Тайра, уж на что их не любили в народе, вели себя благороднее Минамото.

Мунэмори того и надо было.

— Пусть помучаются, неблагодарные, — бормотал он себе под нос. — Зато когда мы вернемся, будут молить о прощении. Никто о нас больше худого слова не скажет.

— Вы что-то говорили, повелитель?

— М-м… Не было ли вестей из Ити-но-тани?

— Последнее, что я слышал, — работа у них спорится, господин. По ту сторону пролива, к западу от Фукухары находился участок прибрежной земли, где крутые скалы подходят к самому морю. Мунэмори направил туда своих зодчих с наказом построить крепость и земляной вал. С их помощью Тайра смогли бы подчинить себе Западный морской путь, отрезая тем самым приморские земли от столицы и Канто. Находясь там, даже малая часть войск была бы способна сдерживать натиск Минамото, пока Тайра вновь не обретут поддержки в столице.