Гершом перестал ощущать разницу между сном и реальностью. Кожа на плечах и руках обгорела и покрылась волдырями. Обеими онемевшими руками он смертельной хваткой держался за обломок доски. Внутренний голос предлагал успокоиться и отдохнуть, но Гершом его не слушал.

Перед глазами несчастного проплывали жуткие картины: птицы с горящими крыльями, человек с посохом, который выскальзывает у него из рук и превращается в кобру; трехголовый лев с обожженным телом. Затем Гершом увидел сотни юношей-камнерезов, которые обрабатывали огромную каменную глыбу. Один за другим они погибали. Юноши медленно тонули в камне, словно в воде. Наконец, все, что мог видеть Гершом, — это руки с растопыренными пальцами, которые, казалось, пытались вырваться из своей каменной гробницы. Его непрерывно преследовали голоса. Один был похож на голос его деда — суровый и беспощадный. Другой принадлежал его матери, умолял Гершома хорошо себя вести. Гершом попытался ответить ей, но потрескавшиеся губы не слушались, а язык присох к небу. Потом он услышал голос маленького брата, который умер прошлой весной: «Иди ко мне, брат. Мне здесь так одиноко».

Раненый и измученный, он уже готов был сдаться, но обломок доски наклонился, и юноша открыл свои налитые кровью глаза. Гершом увидел черную лошадь, плывущую по морю. Затем он почувствовал, как что-то коснулось его тела. Лысый великан с раздвоенной бородой плыл к нему. Гершому он показался знакомым, но вспомнить, откуда он его знает, не смог.

— Он жив! — донесся до него чей-то крик.

— Тащите канат. — Человек обратился к нему. — Ты можешь отпустить доску. Теперь ты в безопасности.

Гершом продолжал держаться за обломок палубы. Голоса соблазняли его уступить смерти. Доска ударилась о борт корабля. Гершом посмотрел на ряд весел у себя над головой. Люди наклонились с борта судна, обвязали веревку вокруг его талии, и он почувствовал, как его поднимают из воды.

— Отпусти доску, — велел ему бородатый спасатель.

Теперь Гершом уже сам захотел это сделать, но не смог. Он не чувствовал своих рук. Великан мягко разжал его пальцы. Канат натянулся, и египтянина достали из воды и перетащили за борт, он упал на палубу. Гершом закричал, когда его обожженная спина коснулась шершавого дерева. От крика заболело пересохшее горло. Черноволосый юноша с пронзительными голубыми глазами присел рядом с ним и велел принести воды. Гершому помогли сесть и поднесли ко рту чашу с водой. Сначала у него не получалось глотать. Все его попытки напиться закончились неудачей.

— Медленно! — посоветовал голубоглазый юноша, — подержи воду во рту. Пусть она стечет вниз.

Пополоскав рот, египтянин снова попытался сделать глоток. Небольшое количество воды попало ему в горло. Ему показалось, что он не пробовал ничего более вкусного. Потом Гершом потерял сознание.

Когда Гершом пришел в себя, то увидел, что лежит под временным навесом, который установили на носу корабля.

Рядом с ним сидел веснушчатый мальчик. Мальчик увидел, что раненый открыл глаза, вскочил и куда-то побежал. Через несколько секунд его спаситель склонился под навесом и сел рядом с Гершомом:

— Мы снова встретились, египтянин. Ты — счастливый человек. Если бы мы задержались, то потеряли бы тебя. Меня зовут Зидантос.

— Я благодарен тебе. Спасибо, — Гершом, приподнявшись, потянулся к кувшину с водой. Только теперь он заметил, что его руки перевязаны.

— Ты сильно поранился, — сказал Зидантос. — Но ты поправишься. Вот позволь мне помочь тебе. — С этими словами он поднял обтянутый кожей кувшин. Гершом напился, на этот раз удачно. Со своего места он смог разглядеть корабль и узнал его по размеру. Сердце тревожно вздрогнуло.

— Да, — подтвердил великан, поняв все по выражению его лица, — ты на «Ксантосе». Но я много знаю о кораблях. Этот очень большой. «Ксантос» — господин моря, и ему это известно.

Гершом улыбнулся, потом поморщился от боли, потому что его нижняя губа потрескалась.

— Отдохни, парень, — посоветовал Зидантос. — Силы скоро снова вернутся к тебе, и ты сможешь приступить к работе как член команды.

— Вы… не знаете меня, — слабым голосом прошептал Гершом. — Я не… моряк.

— Может, и нет. Но ты храбр и силен. И, во имя Гадеса, ты достаточно времени провел на обломке палубы.

Гершом лег. Зидантос продолжал говорить, но его голос звучал для египтянина как шумовой фон, и юноша погрузился в сон без сновидений.

Геликаон стоял за штурвалом и следил за курсом корабля, рассекающего волны. Вернулись дельфины, которые плыли, подпрыгивая рядом с судном, он наблюдал за ними какое-то время, его обычно тревожное сердце успокоилось. Только в море он мог ощутить такое опьяняющее чувство свободы.

На земле было столько скучных отвлекающих дел. Под началом Геликаона было пятьдесят кораблей, и у него постоянно возникали проблемы, которые требовали внимания. Геликаон должен был дать разрешение на починку судов, прочитать отчеты капитанов, встретиться с писцами и казначеями, проверить счета по доставке груза или металла. Его поместья тоже требовали надзора, и хотя за его табунами и границами следили надежные люди, но оставались вопросы, которые мог решить только он. Сердце Геликаона наполнялось радостью, когда он думал о юном Диомеде. Его сводному брату исполнилось двенадцать, и через несколько лет он сможет взять на себя настоящую ответственность. Светловолосый мальчик умолял позволить ему плыть на «Ксантосе», но ему запретила мать.

— Я — царь, — сказал Диомед. — Люди должны слушаться меня.

— Ты станешь царем, и люди будут слушаться тебя, — возразил ему тогда Геликаон. — Но сейчас, мальчик, мы оба должны подчиняться царице.

— Это несправедливо, — пожаловался Диомед. — Ты же плавал с Одиссеем на «Пенелопе», когда был маленьким.

— Я был на три года старше тебя. В следующий раз, когда я увижу Одиссея, спрошу, сможешь ли ты отправиться с ним в плавание когда-нибудь.

— Ты сделаешь это? О, это будет чудесно. Ты разрешишь, мама?

Изящная золотоволосая царица Халисия посмотрела на Геликаона с мягким упреком.

— Да, — сказала она. — Если Одиссей согласится.

— Он согласится, — воскликнул Диомед, — потому что я такой же храбрый, как Геликаон.

— Еще храбрее, — уверил его сводный брат. — Когда мне было столько же лет, как тебе, я всего боялся.

— Даже пауков?

— Особенно пауков.

Мальчик вздохнул.

— О, Геликаон, я хотел бы отправиться с тобой в Трою. Я бы познакомился с моим великим дядей Приамом и братом Гектором. Правду говорят, что он собирается жениться на прекрасной Креусе?

— Нет, неправда. А что ты знаешь о прекрасных женщинах?

— Я знаю, что у них должна быть пышная грудь, и они должны целовать мужчин все время. Разве Креуса не прекрасна? Павзаний считает ее красивой.

— Да, она красива. У нее темные длинные волосы и милая улыбка.

— Так почему ты не женишься на ней? Разве великий дядя Приам не хочет этого? И мама говорит, что это будет выгодно для Дардании. А ты сказал, что мы оба должны слушаться маму.

— Все это правда, маленький брат, — пожал плечами Геликаон, — но между мной и твоей мамой полное понимание. И я буду верен ее воле во всем. Но я решил жениться только на женщине, которую буду любить.

— Почему ты не можешь сделать и то, и другое? — спросил мальчик. — У Павзания есть жена и две любовницы. Он говорит, что он всех их любит.

— Павзаний — плут, — сказал Геликаон.

Царица Халисия подошла, чтобы спасти его от вопросов мальчика: «Геликаон может жениться по любви, потому что он не правитель, и ему не нужно считаться с нуждами государства. Но ты, мальчик, будешь царем, и, если ты будешь плохо себя вести, я выберу для тебя глупую, косую, кривоногую жену с торчащими зубами. Диомед весело рассмеялся. «Я сам выберу себе жену, — заявил он, — и она будет прекрасна. Она будет обожать меня». «Да, она будет, — подумал тогда Геликаон. Диомед превратится в красивого юношу, нежного и внимательного».

Поднимался ветер, и Геликаон навалился на штурвал. Его мысли вернулись к любимой дочери Приама. Креуса, как говорил Диомед, была очень красивой. Но еще она была очень жадной — ее глаза сверкали только тогда, когда в них отражалось золото. «Но ведь иначе и быть не могло, — подумал он, — если она выросла во дворце, не получая любви отца».

Геликаон не сомневался, что это Приам приказал Креусе соблазнить и добиться его расположения. Земли Дардании, расположенные к северу от Трои, никогда не были богаты. Там не было золотых, серебряных, медных или оловянных копей. Но на полях Дардании паслись лошади удивительной силы и выносливости. Эта земля была богата зерном. Растущее благосостояние Геликаона позволяло ему строить гавани, которые открывали дорогу к торговым путям Египта и другим землям на юге и западе. Богатство Дардании росло, а вместе с ним и ее могущество. Конечно, Приам хочет заключить союз со своим северным соседом. Через нескольких лет он, вне всяких сомнений, захочет женить на одной из своих дочерей Диомеда. Геликаон улыбнулся. Может, на странной маленькой Кассандре или милой Лаодике. Улыбка померкла. Или даже на Креусе. Его опечалила мысль о женитьбе его маленького брата на таком создании. «Может, я несправедлив к ней», — подумал он.

Приаму не хватало времени для своих пятидесяти детей, которые родились от трех жен и тридцати любовниц. Те, кого он приблизил к себе, были вынуждены добиваться его расположения. Его дочерей безжалостно продавали замуж за иностранных царевичей в обмен на союз с их царствами; а сыновья приумножали богатство, становясь жрецами или воинами. Из всех своих детей Приам был привязан только к двоим — Креусе и Гектору. Его дочь постигла тайны приумножения благосостояния царства, а Гектор был непобедим на поле сражения. Оба они были для своего отца выгодными вложениями, которым требовалась его поддержка.

Старика как будто забавляло, что многие его дети строят планы убийства собственного отца и думают, как свергнуть его с престола. Шпионы сообщали ему о каждом их шаге прежде, чем те успевали воплотить в жизнь свои планы. За последние три года царь Трои приговорил пятерых своих сыновей к смерти.

Геликаон, стараясь не думать о Приаме, посмотрел на небо. Небо было голубым и совершенно безоблачным, дул сильный южный ветер. Осенью в основном дули северные ветры, которые затрудняли работу гребцов. Но не сегодня. «Ксантос», грациозно поднимаясь и опускаясь, рассекал морские глубины.

Геликаон увидел, как Халкей ходит взад-вперед по палубе, придерживая одной рукой соломенную шляпу. Внезапно корабль наклонился, кораблестроитель споткнулся и схватился за борт. Он был жителем суши, совершенно не знакомым с морем. Поэтому Геликаону и казалось странным, что он смог спроектировать и создать такой прекрасный корабль.

На носу Зидантос поставил навес, куда отнес потерпевшего кораблекрушение человека, а затем вернулся на корму.

— Он выживет? — спросил Геликаон.

— Да. Сильный человек. Он выживет, но я беспокоюсь не о нем.

Геликаон посмотрел великану в глаза.

— Ты всегда о чем-то беспокоишься, Вол. Ты не можешь быть спокойным, пока есть хоть малейшая проблема, которая волнует тебя до скрежета зубов.

— Может, ты и прав, однако надвигается шторм, — сказал Зидантос.

Геликаон посмотрел на юг. У Зидантоса была невероятная способность предсказывать погоду. На юге было ясное небо, и сначала он подумал, что Вол, наконец, ошибся. Затем Геликаон пристально всмотрелся в линию горизонта, которая больше не казалась светлой и ясной. Геликаон взглянул на парус с черной лошадью. Дул свежий попутный ветер, но с порывами.

— Когда? — спросил юноша.

— Скоро узнаем, — пожал плечами Зидантос, — шторм настигнет нас прежде, чем успеем добраться до берега и вытащить корабль.

К ним подошел коренастый Халкей, опустив голову. Он поднялся на три ступеньки на корму.

— Я подумал, о чем мы с тобой говорили, — сказал он Геликаону. — Полагаю, могут помочь плавники. Как известно…

— Плавники? — переспросил Зидантос.

Кораблестроитель холодно посмотрел на него.

— Мне не нравится, когда меня перебивают. Это мешает ходу моих мыслей. Пожалуйста, подождите, пока я закончу. — Он наклонился вперед, чтобы подчеркнуть свою просьбу, но ему на глаза наехала его шляпа. Халкей со злостью сорвал шляпу и повернулся к Геликаону. — Как я говорил… вы знаете, что я приделал крепкие плавники впереди корпуса и на корме, чтобы добавить кораблю устойчивости, когда его будут вытаскивать на берег?

— Хорошая идея, — одобрил Геликаон.

— В самом деле. Однако каждый из них может служить по отдельности и быть полезным в море. Выступы на плавниках помогут избежать мелей. Мне следовало понять это, когда я создавал их. Можно было удлинить плавники. Они облегчат работу рулевым. Насколько я понимаю, вам нужно привести корабль в место вниз или вверх по течению — в зависимости от ветра — где его можно будет вытащить на берег. Я думаю, что корабль поплывет с большей устойчивостью. Очень просто.

— Ну, будем надеяться, что они придадут нам скорости, — вздохнул Зидантос. — Надвигается буря. Было бы неплохо выбраться на берег до того, как начнется шторм.

— Но вы не сможете этого сделать, — возразил Халкей.

— Не сможем выбраться на берег?

— Вы, конечно, могли бы это сделать, но тогда буря, о которой вы говорите, потопит «Ксантос».

— Она не сможет нас потопить на берегу!

Геликаон вмешался.

— Халкей говорит, что мы не сможем полностью вытащить на берег «Ксантос», Вол. Этот корабль слишком большой. У нас нет столько людей, чтобы полностью вытащить его из воды, а если бы нам это удалось, мы не смогли бы отчалить от берега снова.

— Именно! — воскликнул кораблестроитель.

— Конечно, мы сможем вытащить большую его часть на песок, — настаивал Зидантос.

— Если буря будет свирепой, корабль разобьется, — сказал Геликаон. — Половина судна окажется на твердой земле, о другую будут биться волны — из-за этого может разбиться корпус.

— Тогда что же нам делать? — спросил великан.

— Нам нужно одолеть бурю или найти укрытие, — объяснил ему Халкей.

— Одолеть бурю? Ты сумасшедший!

— Очевидно, да, — усмехнулся кораблестроитель. — Спроси у любого. У меня есть и другие дела, чтобы тратить свое время на ссору с недоумком. — С этими словами он ушел с кормы.

Великан глубоко вздохнул и задержал дыхание.

— Было время, когда я представлял себе, как опускаю дубинку на голову этого человека. — Он вздохнул. — Можно добраться до бухты Неудачи, бросить там якорь и попытаться с помощью весел помешать буре выбросить нас на берег.

— Нет, Вол. Даже с целой командой это было бы очень сложно сделать, — сказал Геликаон. — Борьба со штормом, который продлится не меньше часа, лишит их сил. Что если это продлится целую ночь? Нас вынесет на берег, и мы разобьемся».

— Я знаю, но мы, по крайней мере, выживем. Нет другого выбора.

Геликаон покачал головой.

— Есть. Халкей сказал, что мы одолеем бурю.

— Нет, нет, нет! — воскликнул Зидантос, наклонясь ближе и понижая голос. — Мы еще не успели проверить, как ведет себя «Ксантос» в плохую погоду. Это хороший корабль, но моя спина уже начала ныть. Будет очень сильный шторм, Геликаон. Буря ударит, словно огромный молот. — Зидантос замолчал. — И команда не выдержит ее. Они уже напуганы. Причалив к берегу, мы можем погубить корабль, но они будут знать, что выживут. Даже ты не сможешь убедить их повернуть навстречу буре.

Геликаон посмотрел на своего друга и увидел, как на его большом честном лице застыл страх. Зидантос обожал своих шесть дочерей и последний год часто говорил о том, что хочет покинуть море и наблюдать за тем, как они растут. Геликаон отдал ему долю от всей своей прибыли, и Зидантос теперь стал богатым человеком. Ему больше не нужно было рисковать жизнью в Зеленом море. Это была тяжелая минута. Зидантос был слишком горд, чтобы признаться в своем страхе, но Геликаон сумел прочитать это по глазам друга. Большой хетт был так же напуган, как и другие моряки. Геликаон не мог смотреть на Зидантоса, когда он говорил.

— Я должен оседлать эту бурю, Вол, — сказал он, наконец, мягким голосом. — Мне нужно знать, какое сердце у «Ксантоса». Поэтому я прошу тебя быть рядом со мной. — Он снова посмотрел на великана.

— Я всегда буду рядом, если я тебе нужен, Счастливчик, — ответил Зидантос, опустив плечи.

— Тогда пусть гребцы немного отдохнут. Затем мы обманем их. К тому времени как они поймут, что надвигается буря, мы будем слишком далеко от берега. Им останется только выполнять приказы, и мы спокойно перенесем шторм.

— На борту много новых людей, — возразил Зидантос. — Ты сильно рискуешь. Столкнутся весла, когда мы повернемся, или начнется паника среди гребцов, и мы потонем.

— Ты набирал эту команду, Вол. Ты никогда не нанимал трусов, — он усмехнулся. — Тебе будет, о чем рассказать внукам. Мы проплывем с Посейдоном на самом большом корабле из когда-либо построенных.

Эта шутка не рассмешила Зидантоса.

— С нетерпением жду этого, — мрачно пробормотал Вол.

Геликаон посмотрел на корпус «Ксантоса». Он надеялся, что Безумец из Милета не ошибся.