Последний раз, когда Геликаон стоял на берегу Трои, Зидантос был рядом с ним. Они направлялись на Кипр, чтобы спустить на воду «Ксантос». Казалось, с тех пор прошла целая жизнь.

Корабль разгрузили, товары отнесли в лавки. Сезон закончился, и на берегу осталось только несколько купцов. «Ксантос» продолжит свой путь в Дарданию с меньшим грузом. Команде заплатили, и двадцать восемь гребцов объявили о своем желании покинуть судно. Ониакус обыскивал таверны в поисках новых людей для обратного пути.

Геликаон посмотрел на бухту и увидел Одиссея и его команду, которые готовили «Пенелопу» к отплытию. Маленький старый корабль грациозно соскользнул в воду, моряки поднялись на борт. Одиссей раздавал приказы. На секунду Геликаону захотелось, чтобы время повернуло вспять, и он оказался на «Пенелопе», которая направлялась на зиму в Итаку. Тогда жизнь казалась такой простой, его заботы были такими маленькими и легко разрешимыми: дыра в парусе, которую можно было зашить, мозоли на руках, которые было залечивались.

Этим утром он виделся со своим другом на берегу. Это была их первая встреча после битвы у бухты Голубых Сов. Одиссей рассказал ему о мальчике Ксандере, некоторое время они сидели молча.

— Ты ничего не говоришь о Зидантосе, — заметил, наконец, Одиссей.

— Он умер. Что еще можно сказать?

Одиссей внимательно посмотрел на него и произнес:

— Ты помнишь наш разговор о потерянном герое, что тебе нужно его найти?

— Конечно. Я был слабым и испуганным мальчишкой. Но это было давно.

— Да, он был испуган, но не слаб. Нет, умный и душевный. Да, заботливый и добрый. Порой тебе нужно искать и его тоже.

Геликаон натянуто засмеялся. Его смех был резким.

— Он не смог бы выжить в моем мире.

Одиссей покачал головой.

— Твой мир полон жестоких людей, героически сражающихся с мечом и щитом за добычу. Разве ты не видишь, что именно мальчик помешает тебе быть похожим на них? Не теряй его из вида, Геликаон.

— Уничтожил бы он корабли Коланоса? Одолел бы он Электриона и пережил бы предательство в бухте Голубых Сов?

— Нет, — выпалил Одиссей. — Он не сжег бы заживо пятьдесят или больше беззащитных, связанных людей. Ты хочешь победить Коланоса или стать им?

Геликаон почувствовал приступ гнева, услышав эти слова друга.

— Как ты мог сказать мне такое? Ты не знаешь, что творится в моем сердце.

— А кто знает? — возразил ему Одиссей. — Ты заковал его в броню. Как и раньше.

— Я не хочу это слышать, — отрезал Счастливчик, вскочив на ноги.

Одиссей встал рядом с ним.

— Сколько у тебя друзей, Геликаон? Я люблю тебя как собственного сына, и ты не прав. Я вижу это в твоем сердце. Я вижу, как ты страдаешь, и знаю, что Вол значил для тебя. Ты скорбишь и чувствуешь себя так, словно твои внутренности оказались снаружи. Твои сны ужасны, а бодрствование кошмарно. Ты пытаешься увидеть его краешком глаз. Ты хочешь проснуться однажды утром и увидеть его огромным, как сама жизнь. И часть тебя каждый раз умирает, когда ты просыпаешься и понимаешь, что его больше нет.

Геликаон опустил плечи, когда его гнев прошел.

— Откуда ты все это знаешь?

— Я видел, как умер мой сын. — Одиссей сел и посмотрел на море. Счастливчик остался стоять на месте, а затем сел рядом с другом.

— Прости, Одиссей. Я забыл.

— Ты не знал его, — некрасивый царь вздохнул, — но теперь ты хочешь поговорить о Воле?

— Я не могу.

Одиссей выглядел разочарованным, но вздохнул.

— Я понимаю. Но надеюсь, однажды ты научишься открывать свое сердце. Иначе ты всегда будешь один. Не будем на этом останавливаться, давай вернемся к Коланосу. Похоже, он заляжет на дно. Он или вернется в Микены, или спрячется на пиратском острове на юго-западе от Самофраки. Море там опасное, и немногие корабли отважатся плыть туда во время зимних бурь. А если отважатся, на острове есть форт и несколько сотен пиратов.

— Я знаю этот остров, — сказал Геликаон. — «Пенелопа» останавливалась там во время моего первого плаванья. Пираты собрались вокруг тебя, а ты рассказал им историю, над которой они смеялись, плакали и радовались. Они завалили тебя подарками. Я все еще думаю об этом порой. Сотня жестоких и диких мужчин плачут над историей о любви, чести и храбрости.

— О, это была хорошая ночь, — улыбнулся Одиссей, — и если Коланос там, он проведет зиму в безопасности. Но он снова выйдет в море весной.

— И я найду его, Одиссей.

— Я ожидал этого. Но важно, чтобы ты сам соблюдал осторожность. Повсюду прячутся хитрые убийцы. Помня об этом, я хочу сделать тебе небольшой подарок.

Порывшись в сумке, царь Итаки вытащил тунику из темно-коричневой кожи и протянул Геликаону. Она оказалась тяжелей, чем ожидал Геликаон. Он почувствовал что-то твердое под мягкой кожей.

— Нашел ее несколько лет назад на Крите, — сказал Одиссей. Счастливчик поднял тунику. Она была длиной до колена, на шелковой подкладке. — Это хитрая штука. Между шелком и кожей спрятана тонкая железная кольчуга. Она выдержит удар кинжала, но, сомневаюсь, что сможет противостоять мечу, секире или точному выстрелу из лука, сделанного из рога.

— Это прекрасный подарок, друг мой. Благодарю тебя.

— Фу! Она слишком мала для меня. Носи ее на берегу и старайся не ходить по городу в одиночку.

— Я буду осторожен, — пообещал Геликаон. — Я скоро поплыву в Дарданию. Дома меня будут окружать верные люди.

— Как и твоего отца, — заметил царь Итаки. — Не думай, что ты где-нибудь в безопасности. Помни, что верность сделана не из камня.

— Я знаю.

— Конечно, знаешь, — пробормотал Одиссей. — Ты слышал об Аргуриосе?

— Нет.

— Говорят, что его изгнали и объявили вне закона. Ходят слухи, что ты его подкупил.

Счастливчик покачал головой, не веря своим ушам.

— Нельзя купить такого человека, как Аргуриос. Кто мог выдумать такое?

— Люди, которых можно купить, — ответил Одиссей. — Сомневаюсь, что он протянет еще месяц. Как долго ты планируешь оставаться в Трое?

— Еще несколько дней. Я должен проявить уважение к Приаму, и мне нужно увидеться с купцами. Почему ты спрашиваешь?

— Что-то витает в воздухе, — ответил царь Итаки, коснувшись носа. — В городе неспокойно. Подозреваю, зреет еще один переворот.

Геликаон засмеялся:

— В Трое всегда зреют перевороты. Полагаю, что Приаму это нравится. Это дает пищу его изворотливому уму.

— Ты прав, — согласился Одиссей, — он любит риск. Я знал одного человека, который держал пари почти на все. Он сидел под деревьями, поспорив, с которого из них первым слетит голубь, смотрел в воду, ожидая, когда под носом корабля проплывет дельфин. Его ставки становились все больше и больше. Однажды он поставил все свои земли, лошади, скот и корабль на один бросок в игре в кости. Этот человек потерял все.

— Ты думаешь, Приам — такой глупец?

Одиссей пожал плечами.

— Человек, который любит рисковать, хочет проверить себя. Выигрывая, он повышает риск. У Приама много сыновей, а подходящих званий при дворе немного. Не все его сыновья могут унаследовать трон.

— У него есть Гектор, — заметил Геликаон. — Он никогда не предаст своего отца.

— Гектор — ключ ко всему, — сказал царь Итаки. — Его и любят, и боятся. Любой, кто выступит против Приама, встретится с яростью Гектора. Он один удерживает троянцев от гражданской войны. Приам заставил, по крайней мере, половину полководцев отвернуться от него, и только боги знают, скольких из его советников. Он лишает придворных званий из прихоти, указывая им на их место. Приам получает удовольствие, унижая людей вокруг себя. Царь часто ругает своих сыновей публично. Глупый человек. Если Гектор потерпит неудачу в битве, это государство разорвут на части, как старый парус во время шторма.

Геликаон засмеялся.

— Гектор не проиграет на поле битвы. Он непобедим. Если его корабль потонет, он выплывет на одном из дельфинов Посейдона.

Одиссей усмехнулся.

— Да, от него исходит божественная уверенность. — Но он не бог, Геликаон. Он — человек, хотя и великий. А люди умирают. Я бы не хотел оказаться в Трое, если такое случится.

— Этого не произойдет. Боги всегда любили Гектора.

— Пусть Зевс-отец услышит эти слова и сделает их правдой. — Одиссей встал. — Я должен готовиться к плаванию. Будь осторожен, мальчик, — сказал он. Мужчины обнялись.

— Благоприятного ветра и спокойного моря, Одиссей.

— Это было бы превосходно. Скажи мне, ты собираешься увидеться с Андромахой?

— Возможно.

— Прекрасная женщина. Мне она очень нравится. — Одиссей засмеялся. — Я бы хотел присутствовать на ее встрече с Приамом.

Геликаон подумал о троянском царе. Сильный и властный, он старался испугать каждого, кого встречал. Затем он вспомнил дерзкий взгляд Андромахи.

— Да, — согласился он. — Я бы тоже хотел это увидеть.

— Госпожа, просыпайся, госпожа! Пожалуйста, просыпайся!

Андромаха медленно просыпалась. Ей снилась ужасная буря, море, поднимающееся к небу, словно гора. С тех пор как она поговорила с предсказателем Эклидом, ее преследовали сны о человеке с одной сандалией и с ужасными бурями. Девушка лежала на спутанных белых простынях и чувствовала, как по ее телу стекают капли пота. Проснувшись утром, она не могла избавиться от чувства страха. Андромаха села на постели и посмотрела на свою служанку — молодую беременную Эксу. Обычно улыбающаяся и благодушная, Экса сжимала руки в беспокойстве, ее простое и полное лицо было взволновано.

— Хвала богам, моя госпожа. Я думала, что никогда тебя не разбужу. За тобой послали, — сказала она, понижая голос и оглядываясь, словно в покоях Андромахи было полно шпионов. «Это могло быть правдой, — подумала девушка. Вокруг было полным-полно подозрительных глаз. Когда люди собирались вместе, рядом немедленно появлялись слуги, поэтому во дворце приходилось разговаривать шепотом». Андромаха потрясла головой, чтобы прояснить мысли, и спустила длинные ноги с постели. Через квадратное окно она увидела ночное небо, слегка посветлевшее от лучей утреннего солнца.

— Кто послал за мной в этот час? — спросила она.

— Царь, моя госпожа, — Экса тотчас начала снимать с Андромахи ночную рубашку через голову. — Вы должны умыться и быстро одеться, моя госпожа, и быстро идти к царю. Нельзя задерживаться.

Андромаха услышала страх в ее голосе и поняла, что Эксу накажут, если Приаму придется ждать. Когда служанка сунула ей в лицо влажную губку, Андромаха выхватила ее у Эксы из рук.

— Я все сделаю. Найди мою шафрановую тунику и сандалии из телячьей кожи, которые мне подарила вчера Лаодика.

Пока она мылась, гадала, для чего ее заставили ждать семь дней, чтобы увидеть Приама. Возможно, ей следовало быть польщенной. Может, другим юным невестам приходилось ждать месяцы перед встречей с царем. Она спросила об этом Лаодику, но старшая дочь царя просто пожала плечами. Андромаха так мало знала о Трое. Ей было известно, что дворец Приама, несмотря на его красоту, не очень счастливое место. С многочисленными золотыми украшениями дворец напоминал произведение искусства, которое выставили напоказ. Это противоречило вороватой манере поведения живущих в нем людей. Лаодике поручили показать Андромахе дворец: места, где женщинам можно было гулять, комнаты и прилегающие к ним коридоры. Однако Андромаха узнала намного больше, чем расположение комнат. В речи Лаодики всегда звучало много предупреждений: это нельзя делать, это нельзя говорить, кому улыбаться, с кем быть вежливой, а кого лучше избегать.

Лаодика называла имена, но большинство из них вылетало из головы Андромахи со скоростью охотничьих ястребов. Некоторые из них она запоминала, но только после знакомства с их обладателями: Полит с водянистыми глазами, советник царя, жирный Антифон, мастер верховой езды. Андромаху удивило бы, если бы этот человек с отдышкой вообще умел ездить на лошади. Она познакомилась с Деифобом, царевичем Гавани. Обычно его называли Диосом, он немного напоминал Геликаона только без присущей дарданцу силы. Девушку показалось, что у него были испуганные глаза.

Андромаха поняла, что Экса смотрит на нее с беспокойством.

— Хорошие сандалии, моя госпожа…» — нерешительно сказала она.

— Ты нашла их, Экса?

— Да, моя госпожа, но… они не подходят.

— Не спорь со мной, — возразила девушка. — Ты боишься гнева царя. Я понимаю это. Но тебе следует бояться и моего гнева. Андромаха говорила это приятным голосом, но так твердо смотрела в лицо Эксы, что та опустила глаза.

— Простите, моя госпожа, но ты не понимаешь. Вы не можете надеть сандалии. Царь ждет вас в Большой башне. Там опасные ступени, он приказал надеть вам подходящую обувь.

Позже, шагая по каменным улицам, Андромаха думала о том, в какую игру играет Приам. Следом за ней спешила Экса, а рядом шли два царских орла в доспехах из бронзы и серебра. Девушка сожалела, что у нее не было возможности поговорить с Лаодикой о странном выборе царя места встречи.

За семь дней своего пребывания в Трое до нее дошло множество слухов о Приаме — в большинстве из них с восхищение говорилось о троянском царе, но все они были лишены смысла. «Говорят, что у него пятьдесят сыновей, — сообщила ей Экса, — хотя царица родила ему только четверых. В молодости он был известен как жеребец». — «У многих его сыновей, законных и незаконных, имелись дома в Трое поблизости от дворца их отца. Царь, правивший более сорока лет, все еще заглядывается на хорошеньких девушек», — хихикая, призналась другая служанка. Андромаха почувствовала омерзение. «Просто еще один старик, — подумала она, — который не хочет признать, что его молодость прошла. Но у богатых есть власть, которая очень привлекательна. А Приам, говорят, самый богатый человек в мире».

Она была поражена сокровищами, которые увидела в мегароне и покоях царицы, ее сразили золототые украшениями, которые Лаодика носила каждый день. Лаодика носила золото, ее запястья и шея были увешаны браслетами, ожерельями, в волосах пшеничного цвета были вплетены золотые нити, платья украшали броши. «Но ни одно из этих украшений не сделает ее красивее», — подумала Андромаха. Драгоценности только привлекали внимание к ее маленьким карим глазам, длинному носу и слегка выступающему подбородку. Что, однако, компенсировалось приятной улыбкой и милым характером. «Бедная Андромаха, — сказала Лаодика, коснувшись руки новой сестры. — У тебя совсем нет драгоценностей и золота, только несколько бедных бус и немного серебра. Я попрошу своего отца подарить тебе золото, янтарные ожерелья и сережки, которые подходят к твоим глазам, золотые цепочки, чтобы украсить твои изящные лодыжки… и — она весело засмеялась, — длинные ноги». — «Говорят, длинные ноги — это очень красиво, — серьезно ответила Андромаха. — Чем длиннее, тем лучше».

Девушка улыбнулась про себя, глядя на эти ноги, одетые в неуклюжие сандалии с грубой подошвой, которые Экса подобрала для нее. Затем она посмотрела вверх. Большая башня Илиона, гордо поднимающаяся из южной стены Трои, была почти вдвое выше, чем городские стены, и самым высоким зданием, которое она когда-нибудь видела. Когда она спустилась вниз к холмам, то увидела появившихся на каждом углу крыши стражников. Снизу они выглядели, как мелкие насекомые, солнечные лучи отражались от их шлемов и наконечников копий.

Когда она спросила Эксу о приглашении в Большую башню, служанка повела себя странно и скрытно.

— Должно быть, это большая честь, — сказала она с сомнением. — Царь Приам приходит сюда чтобы посмотреть на свой город, владения и море. Он очень внимателен к своему народу.

— Он обычно приглашает гостей в Большую башню Илиона?

Экса покраснела и постаралась избежать ее взгляда.

— Я не знаю. Я не знаю, что делает царь. Это самое высокое место в городе. Должно быть, это большая честь, — повторила она.

Андромаха заметила испуганный взгляд служанки, обняла и прижала ее к себе.

— Я не боюсь высоты, — уверила она ее. — Не волнуйся.

Они вошли в большую квадратную башню через Шеанские ворота. Каменные стены были очень толстыми, внутри башни было холодно и сыро. Андромаха увидела узкий пролет лестницы, уходящей в темноту. Она взглянула вверх: башня напоминала внутри столп пустого воздуха, который проникал сквозь щели в толстых стенах. Ступеньки были сделаны под наклоном и разделялись пролетами, лестница заканчивалась высоко наверху небольшой площадкой. Перил не было. К стенам были приделаны факелы, один из стражников зажег головешку, чтобы осветить Андромахе лестницу.

— Вы хотите, чтобы я пошла с вами, моя госпожа? — Андромаха увидела в пламени факела, что глаза Эксы расширились от страха, а руки схватились за распухший живот.

— Нет. Оставайся здесь. Жди меня, — приказала царевна.

— Вы хотите воды?

Экса начала отстегивать фляжку с водой, висящую у нее на боку. Андромаха подумала секунду, затем сказала ей:

— Нет, может, я захочу позже.

Она поняла, что стражники собираются проводить ее наверх. Девушка вытянула руку.

— Дай мне факел, — потребовала Андромаха.

Стражник с факелом, бросив неуверенный взгляд на своего товарища, протянул ей головешку.

— Оставайтесь здесь, — приказала она. Прежде чем они успели двинуться с места, девушка начала быстро подниматься по лестнице, легко ступая по блестящему камню.

Андромаха продолжала подниматься вверх, ее ноги, окрепшие за многочасовые прогулки на Тере, шагали по крутым ступенькам. Каждая ступенька почти доходила ей до колена, и девушка почувствовала, как ее тело наслаждается этим упражнением, бедра и икры Андромахи дрожали от напряжения. Царевна никогда не страдала боязнью высоты, но старалась не смотреть вниз, чтобы не видеть, как высоко она уже поднялась. Вместо этого Андромаха смотрела вверх на маленькую площадку света.

Теперь она отлично поняла замысел царя. Он просил ее придти в башню, чтобы запугать, возможно, чтобы унизить, надеясь, что Андромаха упадет в слезах у подножия башни и ее придется нести, как ребенка. Девушка удивилась, что царю с такой силой, таким богатством нужно доказывать свое превосходство над молодой девушкой. Она подумала, что не сможет поладить с таким склочником.

По мере приближения к площадке ступеньки становились все уже, здесь они казались более старыми и скользкими от сырости. Девушка видела темную бездну справа от себя и ставила ногу более осторожно, поднимаясь вверх. Андромаха удивилась, что на вершине башни ступеньки более старые. Затем она поняла и засмеялась. Девушка остановилась и высоко подняла факел. На тридцать ступенек вниз или около того, на другой стороне башни имелось темное углубление. В нем была узкая дверь. Андромаха не заметила ее, проходя мимо. Должно быть, она ведет к укреплениям на южной стене. Старик пришел этой дорогой, заставив ее подниматься на самую вершину башни. Она подумала, что Приам ей уже не нравится.

Добравшись до вершины лестницы, Андромаха почувствовала облегчение. Свет низко стоящего солнца ослепил ее, а ветер растрепал волосы, на секунду она потерял ориентацию. Девушка медленно осмотрелась, стараясь успокоить дыхание.

Деревянная крыша башни была размером с половину царского мегарона, в каждом углу башни неподвижно стоял стражник и смотрел вдаль. Возле южной стены Андромаха увидела высокого, широкоплечего мужчину, ветер трепал его длинные серебристые волосы.

Он был крепко сложен и очень смуглый. На Приаме была длинная голубая туника, несмотря на холодный рассвет, его загорелые, мускулистые руки были открыты. Приам стоял впрофиль, девушка разглядела высокий, крючковатый нос и сильную челюсть. Он, казалось, ее не видел, и Андромаха стояла в неуверенности.

— Ну, ты собираешься стоять здесь весь день, девушка? — спросил он, не поворачивая головы.

Андромаха подошла к нему и остановилась, склонив голову.

— Я Андромаха из Фив… — начала царевна.

Царь внезапно повернулся. Она удивилась, насколько молодым и живым он выглядел. Его высокий рост и ширина плеч давила на нее, ощущение от его присутствия было невероятным.

— Тебя учили, как надо обращаться к царю, девушка? На колени. Он навис над ней, и она чуть не встала на колени.

Вместо этого она выпрямила спину.

— В Фивах у горы Плака мы не склоняем колени ни перед кем, даже перед богами.

Приам наклонился ближе, и она увидела желтоватые белки его глаз и почувствовала запах вина в его дыхании. Он тихо сказал:

— Ты больше не в маленьких Фивах. Я не буду повторять это тебе снова.

В этот момент на лестнице раздался звон, и на крышу поднялся царский орел. На его шлеме был черно-белый гребень капитана. Он быстро подошел к царю.

— Господин.

Он посмотрел на Андромаху и замолчал. Приам в нетерпении приказал ему жестом продолжать.

— Господин, мы поймали его! Должно быть, кто-то его предупредил, потому что ему почти удалось сесть на египетский корабль. Сейчас его допрашивают.

— Превосходно! Я позже присоединюсь к допросу. — Царь все еще смотрел вниз на бухту. — Это чудовище — новый корабль Геликаона?

— Да, господин, «Ксантос». Он приплыл прошлой ночью.

У Андромахи пробудился интерес. Она внимательно наблюдала за Приамом, но не могла понять по выражению его лица, считает он это хорошей или плохой новостью. Через минуту он отпустил капитана и снова повернулся к Андромахе.

— Позволь мне показать тебе город, — сказал он, затем легко прыгнул на высокую стену укреплений, повернувшись и протянув руку девушке.

Она, не медля, взяла предложенную руку, позволив втащить себя на стену рядом с собой. Налетел ветер, Андромаха посмотрела вниз на ужасную пропасть.

— Так ты не будешь преклонять предо мной колени, девушка?

— Я не буду преклонять колени ни перед одним мужчиной, — ответила она, ожидая удара, который сбросит ее вниз, и готовилась утащить его за собой.

— Ты меня заинтересовала, непокорная. В тебе нет страха.

— Как и в вас, царь Приам.

Он выглядел удивленным.

— Страх — удел слабых. Осмотрись. Это Троя. Моя Троя. Самый богатый и могущественный город в мире. Он был построен не трусами, а людьми с воображением и смелостью. Его богатство, а вместе с ним и влияние растет с каждым днем.

Внезапно, к удивлению Андромахи, царь потянулся и взял ее левую грудь в свою руку. Она не отшатнулась.

— Ты, — сказал Приам, убирая руку и отпуская свою добычу. — Ты вырастишь для меня сильных детей.

Холодный червяк страха заполз в ее сердце.

— Я полагаю, вы имеете в виду для вашего сына Гектора, мой царь, — поправила она его более твердым голосом, чем было нужно.

Быстрей, чем она могла ожидать, Приам шагнул вперед и наклонился над ней.

— Я — твой царь, — прошептал он ей на ухо, его дыхание было влажным и горячим. — А Гектора нет здесь. Он может не вернуться до весны.

Перспектива провести долгие зимние недели взаперти во дворце Приама наполнило сердце Андромахи страхом.

— Теперь ты можешь идти, — сказал царь, отвернувшись на нее и глядя на бухту.

Андромаха легко спрыгнула на крепостной вал и направилась к лестнице. Тогда Приам снова ее позвал. Она повернулась к нему.

— Я так понимаю, что ты все еще девственница?

— Я такая, какая есть, царь Приам, — ответила она, не сумев скрыть гнев в своем голосе.

— Тогда запомни, кто ты есть, — посоветовал он. — Ты — собственность Приама, пока он не решит, что ты станешь собственностью другого человека.