Медленно поднимаясь по горной тропе к крепости, Геликаон не мог перестать думать о высокой женщине, которую видел во время представления Одиссея. Как она стояла — грациозная и в тоже время уверенно надменная; как он встретился взглядом с ее дерзкими глазами. На ее лице, когда она смотрела на убийцу, не было страха. Глаза девушки сузились, а выражение лица оставалось суровым. Сердце Геликаона забилось быстрей, когда он вспомнил ее лицо. Рядом с ним молча тащился Зидантос с утыканной гвоздями дубинкой на плече. Аргуриос и Глаукос шли немного позади.

Ночная прогулка, несмотря на свет многочисленных факелов, была опасной, потому что в скалистой стене было много расщелин. Слева находился отвесный склон, тропинка была каменистой и в рытвинах. Геликаон посмотрел вниз на бухту, его сердце наполнилось гордостью при виде красивого корпуса «Ксантоса». Отсюда он мог видеть маленькую фигуру Одиссея внизу. Счастливчик видел, как его учитель подошел к краю воды и что-то чертил на песке. Геликаон знал, что он делает. Он часто видел это за два года, проведенные на «Пенелопе». Одиссей рисовал на песке лицо своей жены. Геликаон услышал, как позади него Глаукос выругался, споткнувшись о камень.

Микенские воины удивились приглашению Геликаона встретиться с царем. Они не ожидали от него такой любезности, и Аргуриос чуть даже не поблагодарил его. Геликаон улыбнулся, вспомнив этот момент. «Язык микенца почернеет, — подумал он, — если он скажет что-нибудь приятное». Аргуриос приблизился к Геликаону, искусно вылитые бронзовые диски на его доспехах сверкали в лунном свете.

— Царь твой друг? — спросил он.

— Все благоразумные люди — мои друзья, Аргуриос.

Выражение лица Аргуриоса стало жестким.

— Не дразни меня. Это не очень разумно с твоей стороны.

— Зачем мне тебя дразнить? — удивился Геликаон. — Все благоразумные люди — мои друзья, потому что я не ищу врагов. Я — торговец, а не грабитель.

Аргуриос внимательно посмотрел на него.

— Ты — человек, который заслужил ненависть всего микенского народа. Ты должен понимать, что, когда им сообщат о твоей смерти, они очень обрадуются.

— Я не сомневаюсь в этом, — ответил юноша, затем остановился и повернулся к воину. — В Микенах всегда радуются, когда кто-то страдает или лишается своей собственности. Вы — люди, которые процветают благодаря убийству и несчастьям других.

Аргуриос схватился за рукоятку меча. На секунду Геликаону показалось, что он собирается бросить ему вызов. Когда микенский воин заговорил, его голос дрожал от сдерживаемого гнева.

— Закон дороги запрещает мне ответить на это оскорбление. Повтори то же самое на берегу, и я убью тебя. С этими словами Аргуриос отвернулся.

Зидантос подошел к Счастливчику.

— Какую веселую компанию ты выбрал для нас, — заметил он.

— Я не выбирал их, Вол. Одиссей предложил, чтобы мы взяли их с собой.

— Зачем?

— Возможно, потому что где-то впереди на дороге нас ждут микенские убийцы, жаждущие моей крови.

— Это замечательно, — пробормотал Зидантос. — Мы идем навстречу убийцам, поэтому Одиссей просит нас взять с собой для них подкрепление. Давай вернемся на берег. Возьмем с собой еще людей.

— Знаешь, Вол, иногда ты ведешь себя, как микенцы. Тебя не интересуют другие народы. Нет, мы не вернемся на берег. Мы пойдем дальше и посмотрим, что будет.

— Здесь не подходящее место для поединка, — заметил Зидантос. — Один неверный шаг — и человек упадет. А путь вниз очень долгий.

Геликаон ничего не ответил. Прибавив шагу, он старался держаться поближе к микенцам. Тропа поворачивала налево. На вершине холма, как хорошо было известно Счастливчику, она расширяется. Там было несколько пещер, где могли спрятаться вооруженные люди.

— Скоро? — прошептал Зидантос.

— Думаю, на вершине. Не нападай на них, Вол. Подожди и посмотри, что произойдет.

Стараясь не отставать от микенских воинов, они поднимались по ступенькам. Аргуриос добрался до вершины и внезапно остановился. Геликаон подошел к нему. Перед ними стояли шесть воинов — все были в кожаных доспехах и с короткими мечами на поясе. Они не нападали, и, казалось, стояли в замешательстве. Один из воинов посмотрел на Аргуриоса.

— Отойди в сторону, брат, потому что у нас дело не к тебе.

— Я бы с радостью это сделал, идиот! — огрызнулся Аргуриос. — Но ты знаешь закон дороги. Если ты идешь одной дорогой с другими путешественниками, то обязан встретиться с опасностью вместе с ними.

— Это микенский закон для микенских путешественников, — возразил мужчина.

— Я путешествую в компании Геликаона, — ответил Аргуриос. — Я презираю его так же, как и ты, но, если ты нападешь на него, я буду обязан по закону сражаться рядом с ним. Ты знаешь меня, на что я способен. Вы все умрете.

— У нас нет выбора, — сказал микенец. — Это дело чести.

Аргуриос вытащил меч из ножен.

— Тогда умри, человек чести, — воскликнул он.

— Подожди! — остановил его Геликаон, выходя вперед. — Я не хочу проливать здесь кровь, но если бой необходим, пусть это будет один поединок. — Он указал на воина, стоящего перед Аргуриосом. — Ты и я, микенец. Или ты можешь выбрать любого из своих товарищей.

— Я буду сражаться с тобой, подлец! — закричал воин.

Геликаон вытащил свой меч. С мечом в руках воин бросился на него. Геликаон отразил удар и толкнул плечом в грудь воина, тем самым оттеснив его назад. Микенец снова ринулся в атаку, размахивая оружием. Счастливчик снова отразил его нападение и нанес ему встречный удар. Его противник был не очень опытен в обращении с мечом и пытался это компенсировать свирепостью. Геликаон ждал подходящего момента, затем блокировал жестокий удар и схватил за руку микенца, в которой тот держал меч. Подставив ему подножку, Счастливчик сбил противника с ног. Воин упал на спину. Меч Геликаона коснулся горла противника.

— Все кончено? — спросил он.

— Да, — ответил воин с ненавистью в глазах. Геликаон отступил и повернулся к другим микенцам.

— Вы слышали его, — сказал Счастливчик, вложив меч в ножны. — Все кончено.

Какое-то движение слева заставило его резко повернуться. Воин, которого он оставил лежать на спине, вскочил на ноги и бросился на него с мечом в руках. У Геликаона не было времени доставать свое оружие. Тогда Аргуриос прыгнул между ними, его меч разрезал горло микенца. Воин упал на спину с гортанным криком, кровь фонтаном брызнула из его открытой вены. Когда тело умирающего забилось в агонии, Геликаон повернулся к оставшимся пяти воинам.

— Возвращайтесь на корабль, — приказал он им. — Здесь вас ждет только смерть, нет никакой надежды на победу.

Воины стояли неподвижно, и Геликаон увидел, что они готовятся к атаке. Тогда заговорил Аргуриос:

— Вложите мечи в ножны! Тяжелый груз ляжет на мое сердце, если мне придется убить еще одного микенца. И унесите это вероломное создание с собой, — сказал он, показывая на труп.

Геликаон заметил, что убийцы успокоились. Они вложили свои мечи, вышли вперед и, подняв труп, направились вниз по ступенькам. Аргуриос, смирив свой гнев, налетел на Ге-ликаона.

— Ты знал, что они будут здесь? Поэтому ты пригласил меня, троянец?

— Во-первых, Аргуриос, я — дарданец. Ты как посол на восточное побережье Зеленого моря должен понимать, что не все, кто живет в этих землях, троянцы. Здесь есть мэонийцы, ликийцы, карийцы, фракийцы. И много других народов. Во-вторых, разве я бы отправился этой дорогой с двумя микенскими воинами, если бы знал, что еще шестеро поджидают меня здесь, чтобы убить?

Аргуриос пристально посмотрел на него.

— Нет, вряд ли, — согласился он. — Микенец взглянул в глаза Геликаона. — Тебе дважды повезло сегодня. Такая удача не продлится долго.

Противоречие состояло в том, что Кайгона, несмотря на его худое телосложение, называли Толстым царем. Сегодня он был одет в простую тунику, ел без аппетита, внимательно наблюдая за своими гостями. Два посла из Египта почти ничего не пробовали и тихо переговаривались. Купец из Мэонии ел за троих так, словно перед этим голодал несколько недель: он жадно забрасывал в свой огромный рот пищу, пачкая свои несколько подбородков мясной подливкой. Геликаон, дарданский царевич, молча сидел рядом с бородатым Зидантосом. Двое микенских воинов, которые пришли вместе с ними, угощались говядиной, игнорируя предложенные деликатесы: мясо в медовом соусе, перченые овечьи глаза, сушеные почки, маринованные в вине. Геликаон тоже ел немного и был погружен в свои мысли.

Царь усталым взглядом окинул других своих гостей, большинство из которых были купцами из далеких стран, принесших ему в подарок шелк, стекло или, что гораздо важнее, золото и серебро. Кайгон почесал лицо и откинулся назад на троне, от всей души желая, чтобы время прошло, как можно быстрее. К нему подошел слуга и наполнил кубок чистой водой. Царь посмотрел на слугу и кивнул в знак благодарности. Было время, когда Кайгон продал бы свою душу за возможность служить во дворце, чтобы есть хоть один раз в день и укрыться от дождя и ветра под крышей.

Пир, казавшийся ему бесконечным, наконец завершался. Слуги унесли блюда и снова наполнили вином пустые чаши. Кайгон захлопал в ладоши, подав знак для начала представления. На выложенный мозаикой пол мегарона вышли танцовщицы с Крита, изгибая свои изящные атласные тела в такт музыке. Их тела блестели от масла. Темп танца нарастал, женщины кружились и прыгали. Гости отбивали ритм музыки по столу. Кайгон закрыл глаза и мысленно перенесся в прошлое. Отец уверял его, что счастье любого крестьянина состоит в тяжелой работе и преданной службе господину. Как и большинство юношей, он верил своему отцу и трудился на маленьком участке день и ночь. Он видел, как прошла жизнь его матери, как умерли братья, трех старших сестер продали в рабство, а отца убили египтяне во время своего третьего нашествия. Именно тогда Кайгон и понял, что составляет основу настоящего успеха. Успех заключается не в том, чтобы разрабатывать землю острыми палками, а в том, чтобы сильной рукой держать меч.

Музыка стихла, и танцовщицы грациозно удалились. Их сменили акробаты и фокусники, после которых певец из Угарита рассказал волшебную историю о чудовищах и героях. Это была скучная история, и Кайгон пожалел, что не пригласил на пир Одиссея. Двое египтян встали из-за стола во время рассказа, низко поклонились Кайгону и покинули зал. Голос певца стал слабее, когда они прошли мимо него, и царь заметил, что невежливые манеры гостей его смутили. Подняв руку, царь приказал рассказчику продолжать, но его собственные мысли были прикованы к удалившимся гостям.

Египтяне были странной парой. Они преподнесли ему браслет из слоновой кости, украшенный золотом, и кинжал, инкрустированный драгоценными камнями. И, хотя они обсуждали торговые сделки и покупку специй, эти египтяне не были купцами. Кайгон надеялся узнать истинную причину их визита и спрятал улыбку, когда старший, наконец, сказал:

— Есть одно дело, царь Кайгон, о котором мой господин поручил мне поговорить с тобой.

Купец рассказал о преступнике, который избежал правосудия в Египте, убив двоих царских стражников. Египтянин описал внешность этого человека: преступник был высоким и широкоплечим, с черной бородой.

— Он умеет только воевать, поэтому может попытаться наняться в вашу армию. Мой господин, понимая, что это может причинить вам некоторые неудобства, просил сообщить, что за его поимку обещана награда. Пять золотых слитков.

— Так ты говоришь, он большой?

— Именно так.

— Я прикажу моим капитанам искать его. У него есть имя?

— Он им не пользуется. Мы нашли капитана, который отвез человека, похожего на него, на Кипр. Этот человек назвал себя Гершом.

— Тогда, вероятно, вам следует искать его на Кипре.

— Что мы и делаем, как и в любой другой стране.

Рассказчик закончил свою историю, раздались вежливые возгласы. Он поклонился слушателям и, покраснев, покинул зал. Кайгон встал с трона, поблагодарив гостей за оказанную ему честь, после чего сделал знак Геликаону и микенцам следовать за ним и направился в свои покои. Там он вышел на высокий балкон и посмотрел на темное море. Ночной ветер был прохладным и свежим.

— Ты выглядишь немного усталым, — заметил Геликаон. Кайгон повернулся, чтобы поприветствовать его.

— Битвы менее утомительны, чем пиры, — ответил он и посмотрел на двух микенцев за спиной Счастливчика. Первый был худым, закаленным в боях воином с тяжелым взглядом. Его спутник был моложе, и в его глазах можно было заметить слабость. Он слышал, как Геликаон представил их, но не предложил им сесть. Комната была большой, здесь стояло несколько кушеток, ночной ветер через два открытых балкона колебал тусклый свет от ламп, висящих на стенах.

— Я слышал о тебе, Аргуриос, — сказал царь, наконец, когда его гости расселись. — Ты отстоял мост во время войны с мирмидонцами. В тот день от твоей руки пало семнадцать человек.

Он с удовольствием заметил удивление на лице воина.

— Я не думал, что слухи об этом распространились так далеко, — изумился Аргуриос. — Их было только девять. Другие были просто ранены и скрылись с поля боя.

— В историях о героях много преувеличивают, — вздохнул Кайгон. — Ты, насколько я понимаю, близкий друг царя Агамемнона.

— Меня удостоили чести быть соратником.

— Ты — второй соратник, удостоивший посещения мой берег. Коланос тоже здесь. Вы — друзья?

— Дружба, по большей части, крепнет на поле битвы. Я никогда не сражался рядом с ним, — ответил Аргуриос.

— Мне говорили, что его считают первым из соратников Агамемнона и что царь очень доверяет ему.

— Всем соратникам оказано большое доверие, — возразил микенец. — Они получили свое место благодаря верности царю и службе на благо родины.

Кайгон кивнул.

— Я понимаю, — сказал он. Тебе он не нравится, воин, — подумал царь. Это ревность или еще что-то? Кайгон сел на кушетку и предложил гостям последовать его примеру. Аргуриос и Геликаон сели спиной к стенам, а Галукос расположился спиной к двери.

— Двое из команды Коланоса погибли сегодня — один на берегу и один по дороге в мой дворец, — сообщил царь.

Аргуриос сохранил молчание. Кайгон перевел свой взгляд на Геликаона.

— Я объявил выговор капитану стражи. Он направил недостаточное количество людей на берег. Я хочу попросить тебя об одной маленькой услуге, Геликаон, друг мой. Невеста Гектора ждет здесь почти десять дней. Я бы очень хотел посадить ее на корабль, направляющийся в Трою.

Счастливчик выглядел удивленным.

— Я думал, она уже там.

— Ну, она здесь, — возразил Кайгон, — и мне жалко Гектора. То время, что она провела со мной, показалось мне вечностью. Боги наделили ее языком, которым можно разрезать камень. Я поражен тем, что Приам подыскал для своего сына такую фурию. Нужно быть или пьяным или в дурмане, чтобы одолеть эту кобылу. Ты можешь избавить меня от нее?

— Конечно, мой друг. Хотя я слышал, что девушка очаровательна и скромна.

— Палеста, может, такой и была. Но она умерла. Теперь Гектору предложили сестру, Андромаху. Слова «очаровательная» и «скромная» к ней не подходят, — царь захихикал. — Она была жрицей на Тере. Я слышал об этих женщинах. Они не любят мужчин, это уж точно.

— Мы все слышали об этих женщинах, — резко заметил Глаукос. — Если это правда, их нужно запечатывать живыми в бочки и бросить в море.

Кайгон скрыл свое удивление при проявлении такой жестокости.

— Интересная мысль, — сказал он, подумав. — Скажи мне, нужно ли так же наказывать мужчин, которые ищут утехи с другими мужчинами?

— Я не говорю о мужчинах, — возразил Глаукос. — Предназначение женщины — получать сексуальное удовольствие от мужа и никого больше.

Кайгон пожал плечами и ничего не ответил. Этот человек был идиотом. Он повернулся к Счастливчику.

— У тебя превосходный меч.

Геликаон вытащил меч и предложил его Кайгону. Рукоятка меча была простой, без всяких украшений, но лезвие было сделано изумительно, пропорции соблюдены идеально. Приподняв его, царь отступил назад, затем дважды рассек им воздух.

— Превосходно. Один из лучших, которых я держал в руке, — похвалил Кайгон оружие. Он проверил острие, затем осмотрел бронзовое лезвие в свете лампы. Опытный взгляд воина оценил редкий блеск. О бронзовых мечах ходила опасная слава. Если сделать их слишком мягкими, они будут гнуться во время боя. А если они будут слишком твердыми, то разобьются вдребезги при ударе. Но этот меч, казалось, был другим.

— Сделано мастером, — сказал он. — Я никогда не видел похожего оружия прежде.

Как и предполагал Кайгон, Геликаон был слишком умен, чтобы не понять, чего от него ждут.

— Я рад, что он тебе понравился, мой друг, потому что я принес этот меч в качестве дара, — спокойно ответил Счастливчик. Сняв ножны с пояса, он протянул их царю.

Кайгон захохотал.

— Ты знаешь путь к сердцу старого вояки. Вот! — он обратился к Аруриосу. — Такой воин, как ты, оценит это оружие. — Замахнувшись, царь подбросил меч в воздух. Аргуриос ловко поймал его, и Кайгон заметил радостный огонь в глазах воина, когда он осматривал лезвие.

— Оно превосходно, — в голосе Аргуриоса слышалось благоговение.

— Кто знает, — Кайгон забрал меч, — может, скоро я им воспользуюсь. Но теперь я хочу отдохнуть.

Мужчины поклонились и направились к двери.

— О! — воскликнул царь. — Задержись, Геликаон.

Аргуриос и Глаукос покинули комнату. Счастливчик остановился в дверном проеме. Кайгон показал знаком, чтобы он закрыл дверь и вернулся.

— Садись, и давай поговорим.

— Я думал, ты устал, мой друг.

— Компания микенцев всегда меня утомляет. — Подняв кувшин с водой, царь наполнил чашу. — Это очень неприятный народ. У них сердца львов и ум как у змеи. Вот почему я хотел с тобой поговорить наедине. Хотя Аргуриос кажется мне лучше, чем большинство представителей его народа. — Кайгон внимательно посмотрел на гостя. Лицо Геликаона было бледным, а вокруг глаз залегли тени. — Ты заболел, мой друг?

— Нет. Немного болит голова, но уже проходит.

Кайгон снова наполнил чашу водой и протянул ее Геликаону.

— Обычно, когда причаливают корабли у меня в распоряжении вдвое больше людей. Однако хетты потребовали назад пятьсот воинов четыре дня назад, и мои отряды поредели.

— Пять сотен? Они боятся нападения египтян?

— Это уже случилось. Египетская армия движется по Палестине. Гектор с тысячью троянских всадников присоединились к хеттам, чтобы отразить их удар. Толстый мэонс-кий купец видел, как они прошли три дня назад. Впереди у нас интересное время. Думаю, грядут большие перемены. Слишком много царей. Слишком много вооруженных людей без дела. Империя хеттов на пороге гибели. Кто-то должен ее заменить.

— Не египтяне, — заметил Геликаон. — Они превосходно оснащены для военных действий в пустыне, но их войска слишком легко вооружены для сражений в северном климате. И Гектора невозможно победить. Троянский конь непобедим на поле боя.

— Что насчет микенцев?

Геликаон, казалось, удивился.

— Империя микенцев находится на западе. У них нет кораблей и людей для покорения востока.

— Агамемнон — человек новых взглядов. Однако на этот раз меня волнует не это. Самая насущная проблема — море. Торговый сезон почти окончен, но мне интересно, будут ли египтяне пытаться высадить свои силы на моем побережье. Это был бы превосходный отвлекающий маневр. Чтобы противостоять этой угрозе, я мог бы нанять… скажем… десять кораблей до весны.

Кайгон улыбнулся про себя, увидев, что выражение лица Счастливчика изменилось — его глаза сузились, пока он прикидывал в уме цену. Ему не хотелось терять дружбу могущественного царя, но и противостоять египтянам он тоже не желал. Как торговцу ему нужен был доступ в египетские порты, чтобы продавать оливковое масло, отделанные медью чаши и микенские кувшины. Там он покупает египетские товары такие, как золото, соль, алебастр и папирус. Кайгон отклонился назад. Он знал, о чем сейчас думает Геликаон. Это вторжение со всеми сопровождающими неудобствами было крайне нежелательно, в то время как поставка кораблей и людей Кайгону принесет прибыль суровыми зимними месяцами, когда торговли на Зеленом море будет мало.

— Десяти кораблей не хватит, чтобы противостоять нападению, — внезапно сказал Геликаон.

— Я уже нанял несколько. Вот почему здесь Коланос. Его три корабля входят в мой флот. Другие капитаны приплывут сюда на зиму.

— Я продам тебе десять кораблей, — согласился Счастливчик. — Можешь командовать ими, как хочешь. Я выкуплю их весной по той же цене, если они будут целы. Парус — твоя забота. Черная лошадь Дардании не будет приниматься участие в войне ни на чьей стороне.

— А команда?

— Это будут наемники, как микенцы. Ты заплатишь им. Сто медных монет каждому.

— Что если они не будут воевать? Пятьдесят монет каждому.

— Десять кораблей, десять команд и сто монет каждому человеку. Давай, ну же, мой друг, ты знаешь, что это справедливо. Ты просто не можешь дольше торговаться.

— Справедливо? Почему ты просто не снимешь с меня одежду и не заберешь мою обувь?

— Я подарил тебе эти сандалии прошлой весной.

Кайгон засмеялся.

— Так и есть. Это слишком хорошие сандалии. Хорошо, Геликаон, я согласен на семьдесят монет каждому наемнику. Но только потому, что ты мне нравишься.

— Сколько ты платишь микенцам?

— Шестьдесят.

Геликаон замолчал на некоторое время, его лицо превратилось в непроницаемую маску, на котором невозможно было разглядеть живые эмоции. Кайгон выругался про себя. Он сказал, не подумав. Цена была настоящей, но слишком низкой и вызвала у Счастливчика подозрения. Но ему показалось, что Геликаон успокоился.

— Друзья не должны ссориться из-за денег, — сказал он. — Семьдесят монет. Я пришлю корабли из Трои.

— Чудесно! Теперь я, на самом деле, пойду спать, — сказал царь. — Пусть в твоем путешествии тебе сопутствует чистое небо и попутный ветер.

Говоря это, Кайгон понял, что действительно желает Счастливчику этого. Ему всегда нравился Геликаон. Какая досада, что он должен умереть сегодня ночью.