ГЛАВА 9

Вульфила со своим отрядом высадился на берег Британии через день после Аврелия, в сумерки. Варвары прибыли вместе с лошадьми и оружием; с корабля они сошли без малейшей задержки. И кормчего они забрали с собой, несмотря на то, что он был подданным Сиагрия, – просто потому, что родом этот человек был из Британии и мог оказаться весьма ценным советчиком для варваров. Вульфила дал кормчему денег, чтобы поощрить его дезертирство, и пообещал еще.

– Но что вы хотите знать? – спросил кормчий.

– Как догнать тех людей.

– Это будет не так-то легко. Я видел человека, который их ведет: он друид, или был воспитан друидами. А это значит, что он может двигаться в здешних краях, как рыба в воде. Это значит, что ему известны все тайны, все уголки этой земли. Да еще учтите, что он обогнал нас, по меньшей мере, на целый день… будет трудно найти его след. Если бы мы знали, куда именно они направляются, тогда другое дело, а так… Британия очень большая. Это самый большой остров в мире

– Но вряд ли здесь так уж много дорог, – возразил Вульфила. – Основных путей сообщения наверняка всего несколько.

– Разумеется, но кто сказал, что они поедут по дороге? Они могут двинуться прямиком через лес, по какой-нибудь пастушьей тропе или даже по одной из тех троп, что протоптали лесные звери.

– Ну, надолго им от меня не спрятаться. Я всегда их находил, найду и в этот раз.

Вульфила прошелся взад-вперед по берегу и остановился у края прибоя, задумавшись. Потом внезапно махнул рукой кормчему, подзывая его поближе.

– Кто тут главный, в Британии?

– В каком смысле?

– Тут есть какой-нибудь царь, или король, или кто-то еще, у кого самая большая власть?

– Нет, остров поделили между собой несколько вождей, совершенно диких, и они постоянно воюют между собой. Но вообще-то есть один человек, которого все они боятся. Он властвует над большей частью территории, от Великой стены до Карлеона, и его поддерживают бешеные наемники. Его зовут Вортиген.

– И где он живет?

– На севере. Причем в недоступной крепости, он построил ее на месте старого римского укрепления Кастра Ветера. Когда-то он и сам был доблестным воином, сражался с набегами дикарей из Горной страны, они ведь то и дело добирались до Великой стены. Он защищал наши города – но власть его развратила, он превратился в кровавого тирана. Он решил, что у него много прав, потому что он защищает северные границы Британии. Но на самом деле это превратилось в простую видимость: он платил вождям горцев, а для этого обескровил собственную страну невыносимыми налогами. А потом и вовсе пригласил наемников-саксонцев и позволил им безнаказанно грабить население.

– А ты много знаешь, – заметил Вульфила.

– Я долго жил в этой стране. А потом, просто от отчаяния, отправился искать убежища в Галлии, и вступил в армию Сиагрия.

– Если ты отведешь меня к этому Вортигену, ты об этом не пожалеешь. Я дарую тебе земли, слуг, стада, все, что ты пожелаешь.

– Я могу только довести вас до Кастра Ветера. А уж встречи с ним вам придется добиваться самостоятельно. Говорят, Вортиген ужасно подозрителен, никому не доверяет, – потому что ему хорошо известно, насколько его ненавидят вокруг, сколько людей хотели бы видеть его мертвым. Он теперь стар и слаб, и отлично осознает, насколько стал уязвимым.

– Ну, тогда вперед. Незачем понапрасну терять время, – решил Вульфила.

Они оставили корабль стоять на якоре и двинулись вдоль берега; вскоре они дошли до старой римской консульской дороги, которая представляла собой кратчайший путь к их цели.

– Как он выглядит? – спросил Вульфила своего проводника.

– Никто не знает. Его лица никто не видел уже много-много лет. Некоторые говорят, что он страдает какой-то отвратительной болезнью, и все его лицо – сплошной гнойник. Другие утверждают, что он не показывается на люди просто потому, что не хочет, чтобы его подданные видели признаки увядания: пустые стеклянные глаза, обвисший беззубый рот и дряблые морщинистые щеки. Он желает, чтобы его боялись, так что прячется за золотой маской, а маска эта изображает его собственное лицо, но молодое, в расцвете сил. Ее изготовил некий великий художник, расплавив золотой церковный потир. И говорят, что это святотатство наложило на Вортигена печать Сатаны, и что любой, кто наденет эту маску, до скончания времен обретет силу дьявола. – Кормчий бросил на Вульфилу косой взгляд, испугавшись, как бы варвар не принял это как намек на собственное уродство, однако Вульфила почему-то не проявил ни малейшего раздражения.

– Ты говоришь слишком гладко для простого моряка, – сказал он. – Кто ты на самом деле?

– Ты не поверишь, но я художник… и я даже однажды встречался с тем человеком, который сделал маску для Вортигена. Говорят, Вортиген убил его, как только работа была закончена, потому что художник оказался единственным, кто видел настоящее, старое лицо тирана. Да, те времена, когда художники в этих краях считались любимцами самого Господа, давно миновали. Разве в мире, подобном этому, может найтись место для искусства? Вот так и вышло, что я дошел до полной нищеты, и потому попытал удачи в другом деле: обзавелся рыбачьей лодкой, научился управляться с рулем и парусами. Не знаю, придется ли мне еще когда-то в жизни держать в руках формы для отливки золотых и серебряных фигур, как это бывало когда-то, или писать лики святых на стенах храмов, или выкладывать чудесные мозаики… Но в любом случае, чем бы мне ни пришлось заниматься, я остаюсь художником.

– Художник, значит? – хмыкнул Вульфила, со странным выражением в глазах рассматривая проводника. Похоже, его осенила какая-то идея. – А художники умеют читать разные надписи?

– Я знаю древний кельтский язык, и умею читать скандинавские руны и латинские эпиграфы! – с гордостью ответил проводник.

Вульфила извлек из ножен меч.

– Тогда скажи мне, что означают эти буквы на лезвии, а когда наше путешествие закончится, я тебе заплачу за все и отпущу с миром.

Проводник внимательно рассмотрел меч – и поднял на Вульфилу изумленный взгляд.

– В чем дело? – неуверенно спросил варвар. – Там что, какое-то заклинание? Говори!

– Гораздо больше, – ответил проводник. – Гораздо больше, чем просто заклинание. Тут написано, что этот меч принадлежал самому Юлию Цезарю, первому завоевателю Британии, и что его выковали калибанцы, народ с дальнего востока… только им одним в целом мире известен секрет непобедимой стали.

Вульфила злорадно усмехнулся.

– В моем народе говорят, что мужчина, раздобывший оружие завоевателя, сам становится завоевателем. Так что твои слова звучат для меня лучшим из всех возможных предсказаний. Ладно, веди нас в Кастра Ветера, и как только мы туда доберемся, получишь гору денег и сможешь отправиться куда угодно.

Они скакали почти две недели, пересекая владения разных мелких тиранов, – но никто не пытался их остановить, потому что за спиной Вульфилы сидели на мощных конях воины зверской внешности, пугавшие всех одним своим видом, не говоря уж о том, что они были еще и вооружены до зубов. Лишь однажды навстречу им попытался выйти некий могущественный военачальник по имени Гвинирд, с большим отрядом солдат, – они встретили варваров у моста, соединявшего эти земли с соседними. Разъяренный бесцеремонным вторжением, Гвинирд потребовал платы за проезд через его территорию, а заодно решил, что чужаки должны на время этого проезда сдать оружие, которое им вернут, когда они достигнут противоположной границы его владений. Вульфила расхохотался в ответ и велел своему проводнику передать Гвинирду: если тот хочет завладеть чужим оружием, придется отвоевать его в сражении, и он вызывает Гвинирда на поединок.

Тот, гордый своей славой отличного бойца, согласился, – но стоило ему увидеть меч противника, невообразимо прекрасный и удивительно хорошо выкованный, как он понял, что проиграет. Первым же ударом Вульфила рассек щит противника, а после второго голова местного владетеля покатилась под копыта его коню… и во все еще открытых глазах отражалось неимоверное удивление.

В согласии с древними обычаями кельтов, воины побежденного согласились встать под знамя победителя, так что отряд Вульфилы превратился уже в небольшую армию. Они продолжили путь, и впереди них неслись пугающие всех слухи о появлении некоего чудовища с мечом, способным разрубать пополам дома и горы. И вот, наконец, в один из зимних полудней, отряд увидел Кастра Ветера.

Это была темная, мрачная крепость, стоявшая на вершине холма, поросшего густым еловым лесом, окруженная двойным рвом и стеной, и охраняемая сотнями вооруженных солдат. Неумолчный лай сторожевых псов слышался уже издали, а когда Вульфила и его всадники приблизились к подножию холма, над лесом взлетели стаи ворон, наполнив воздух хриплым карканьем. Низкие облака затянули небо над крепостью, свинцовый свет падал на лес и стены, делая все вокруг еще более мрачным и унылым.

Вульфила выслал вперед толмача – пешком и без оружия.

– Мой господин, – возвестил гонец, подойдя к воротам крепости, – прибыл из императорского дворца в Равенне, в Италии, чтобы оказать почтение владыке Вортигену и предложить ему некий договор. Он привез с собой дары, а его полномочия подтверждает императорская печать.

– Подождите там и не двигайтесь с места! – приказал страж ворот, вышедший навстречу посланцу. Он повернулся к человеку, явно бывшему его подчиненным, и что-то шепотом сказал ему. Второй страж исчез внутри крепости.

Вульфила нетерпеливо ждал, оставаясь в седле; он понятия не имел, что может теперь произойти. Но вот, наконец, второй страж вернулся и сообщил о решении начальства: представитель Равенны должен сначала предъявить дары и полномочия, и только после этого его могут впустить в крепость, но только одного и без оружия.

Вульфила, взъярившись, был уже готов развернуть коня и умчаться прочь, – но инстинкт дикаря подсказал ему, что эта крепость может оказаться ступенькой на дороге к заветной цели. Мысль о больном и слабом тиране подбодрила варвара, в нем вспыхнули новые силы, – в конце концов, зачем тут оружие, подумал Вульфила, он и сам достаточно крепок, чтобы в случае необходимости справиться с дряхлым стариком… За долгие годы жизни он слишком часто видел, как возвышались те, кто не имел ничего, и всего лишь потому, что умели использовать момент. Да, в беспокойном мире, переполненном волнениями, надо было только обладать дерзостью и хваткой. И Вульфила согласился.

Окруженный несколькими вооруженными солдатами, он пересек двор крепости, все еще организованный как настоящий римский военный лагерь, – по периметру двора стояли конюшни и солдатские казармы.

Далее высилось основное строение крепости – сложенное из грубо отесанных валунов, с окнами узкими, как бойницы; по верху здания шла сторожевая галерея с деревянной крышей.

Вульфила поднялся на два лестничных пролета и остановился перед небольшой дверью, обитой железом. Дверь вскоре открылась, хотя ни один из сопровождавших варвара солдат в нее не стучал. Ему дали знак войти – и дверь за его спиной захлопнулась.

Перед варваром сидел сам Вортиген. Никого больше не было в большой голой комнате – и это чрезвычайно удивило Вульфилу. Выглядел властелин как-то уныло. Длинная грива белых волос спадала на грудь; лицо скрывала золотая маска. Она действительно изображала молодое лицо, и если это было настоящее лицо Вортигена, он в юности был поразительно красив.

Голос, раздавшийся из-под металлической скорлупы, звучал искаженно, определить его настоящий тон было невозможно.

– Кто ты таков? Зачем ты хотел говорить со мной? О чем?

Вортиген говорил на классической латыни, и Вульфила понял его без особого труда.

– Мое имя – Вульфила, – ответил он. – Я послан императорским двором в Равенне, где трон ныне занял новый правитель, доблестный воин Одоакр. Он желает выказать тебе уважение и заключить договор о дружбе и взаимопомощи. Император, избранный сенатом, оказался слабоумным ребенком, который просто служил орудием в руках интриганов, и потому его пришлось сместить.

– А зачем этому Одоакру становиться моим другом?

– Затем, что ты – самый могучий властитель во всей Британии, а слава и сила твоих воинов хорошо знакомы Одоакру… но есть и другая причина, весьма важная. Это касается свергнутого императора.

– Продолжай, – коротко произнес Вортиген. Казалось, каждое слово дается ему с огромными усилиями.

– Этого мальчика похитила банда дезертиров – вместе с его воспитателем, стариком кельтом, – и теперь они ищут убежища тут, на твоем острове. Они весьма опасны, и я хотел предупредить тебя об этом.

– Я должен бояться старика и ребенка, сопровождаемых горсткой разбойников?

– Возможно, пока и не должен, но вскоре они могут стать серьезной угрозой. Припомни одну старую поговорку: убей змею, пока она не вылупилась из яйца.

– Principiisobsta… – металлическим голосом произнесла золотая маска. Похоже, этого человека некогда воспитывали как римлянина.

– В любом случае, тебе было бы полезно иметь столь могущественного союзника, как Одоакр, – он неимоверно богат и под его началом находятся тысячи воинов. Если ты поможешь ему поймать упомянутых преступников, ты всегда сможешь рассчитывать на его поддержку. Я знаю, что твое королевство подвергается нападениям с севера, и они никогда не прекращаются, а это вынуждает тебя вести постоянную и дорогую войну.

– Ты хорошо осведомлен, – заметил Вортиген.

– Чтобы служить тебе и моему господину Одоакру.

Вортиген оперся ладонями о подлокотники трона и выпрямил спину, высоко вскинул голову. Вульфила даже сквозь неподвижную маску ощутил тяжесть его взгляда. Почувствовав, что тиран рассматривает его изуродованное лицо, варвар вспыхнул гневом.

– Ты говорил о дарах… – снова заговорил Вортиген.

– Верно, это так, – кивнул Вульфила – Я хочу их видеть.

– Ты их увидишь, если выглянешь вон в то окно: там стоят две сотни воинов, которых я привел под твои знамена. Все они отличные бойцы и умеют позаботиться о себе; они ничего не будут тебе стоить. Я бы хотел сам командовать ими, если ты пожелаешь дать мне какое-нибудь задание. И это только начало. Если тебе нужны еще солдаты, мой господин Одоакр готов прислать их в любое время.

– Должно быть, он очень боится этого маленького мальчика, – сказал Вортиген.

Вульфила промолчал и все так же неподвижно стоял перед троном, полагая, что старый тиран сейчас встанет и подойдет к окну, – но тот не двинулся с места.

– А другие дары?

– Другие? – Вульфилу на мгновение охватила неуверенность, но внезапно его глаза вспыхнули. – У меня есть еще один дар, – продолжил он, – однако это предмет в высшей степени необычный. Это предмет, за который богатейшие люди мира готовы были бы отдать все, что имеют, если бы только им удалось завладеть той вещью. Это самый драгоценный из всех существующих талисманов, и он принадлежал Юлию Цезарю, первому завоевателю Британии. Тому, кто им владеет, суждено вечно властвовать над этой землей и никогда не знать поражений.

Вортиген застыл на своем троне, напряженно вскинув голову. Он был бы похож на статую, если бы не почти незаметная дрожь его скрюченных рук. Вульфила понял, что его слова пробудили в тиране безграничную алчность.

– Дай мне взглянуть на него, – потребовал старик, и на этот раз в металлическом голосе отчетливо слышались властность и нетерпение.

– Он будет твоим, если ты поможешь мне поймать моих врагов и позволишь мне наказать их так, как они того заслуживают. Мне нужна голова мальчишки. Такими будут условия нашего договора.

Последовало долгое молчание, потом, наконец, Вортиген медленно кивнул.

– Я принимаю твое предложение, – сказал он. – И ради тебя самого надеюсь, что твой дар меня не разочарует. Человек, который привел тебя сюда, – командир моих саксонских войск. Ты можешь дать ему описание людей, которых ищешь, чтобы он мог передать его нашим шпионам, у которых везде есть глаза и уши.

Говоря это, старый тиран склонил голову к плечу таким усталым движением, словно собирался вот-вот умереть, и из-под золотой маски раздалось нечто вроде слабого шипения. Вульфила подумал, что разговор, видимо, окончен. Он поклонился и направился к двери.

– Погоди! – неожиданно остановил его металлический голос.

Варвар повернулся лицом к трону.

– Рим… ты когда-нибудь видел Рим?

– Да, – ответил Вульфила – Красоту этого города невозможно описать. Я был просто ошеломлен мраморными арками, высокими, как дома… на них стоят бронзовые колесницы, влекомые изумительные конями, сплошь позолоченными… и в колесницах стоят крылатые боги. Площади там окружены портиками с сотнями колонн, и каждая высечена из цельной глыбы камня, а некоторые из них такие же высокие, как башни на твоих стенах, и все раскрашены в самые яркие и красивые цвета. Храмы и базилики сплошь изукрашены картинами и мозаиками. Фонтаны изображают собой мифологические существа, изваянные из мрамора и отлитые из бронзы, а вода из них стекает в каменные бассейны – настолько большие, что в каждом из них могла бы поместиться добрая сотня человек. И еще есть в Риме одно строение… гигантское, окруженное прекрасными арками, их там сотни… там древние убивали христиан, отдавая их на съедение диким зверям. Это место называется Колизей, и он так велик, что в нем можно разместить весь твой замок.

Вульфила замолчал, потому что из-под маски вдруг послышалось мрачное шипение, полный страдания вздох, который варвар не посмел прервать; возможно, он случайно заставил тирана вспомнить так и не осуществившуюся мечту давно минувшей юности, а может быть, старика охватила душевная боль при мысли о величии, которого ему самому не суждено было достичь… боль души, заключенной в одряхлевшем, страдающем теле…

Вульфила вышел в коридор, аккуратно закрыл за собой дверь и вернулся к своим воинам. Он бросил проводнику кошель денег, сказав:

– Это то, что я тебе обещал. Ты свободен и можешь идти, куда угодно. Я узнал все, что хотел узнать.

Проводник взял деньги, на мгновенье благодарно склонил голову – и тут же пустил своего коня в галоп, чтобы как можно скорее очутиться подальше от этого мрачного места.

С этого дня Вульфила стал наиболее доверенным и злобным из головорезов Вортигена. Где бы ни возникал бунт, варвар мгновенно появлялся в тех местах во главе своих диких всадников, чтобы сеять ужас, смерть и разрушение, и действовал он со столь устрашающей быстротой, с такой яростной силой, что никто больше не смел и заикаться о свободе.

Никто не смел также доверить свои мысли друзьям или родным, да даже и наедине с собой, под защитой стен собственного дома, никто бы не решился высказать свои мысли, – а награды, сыпавшиеся на Вульфилу из рук тирана, все увеличивались, в соответствии с количеством награбленного варварами. Ведь они складывали свою добычу к ногам тирана…

Вульфила воплощал собой все то, чем не обладал более сам Вортиген: неистощимую энергию, силу и стремительную реакцию.

Этот варвар превратился в нечто вроде руки старика, распростертой над доминионом, и Вортигену даже не было надобности отдавать конкретные приказы: Вульфила их предвидел заранее и выполнял еще до того, как слышал от тирана, все так же восседавшего на троне в пустой комнате. И, тем не менее… тем не менее, в ледяных глазах варвара светилась некая тайна, злобный ум, заставлявший Вортигена бояться этого человека.

Он не верил внешней покорности этого загадочного воина, явившегося из-за моря, хотя, казалось, варвар не имел других желаний, кроме как отыскать пропавшего мальчишку, чтобы доставить его голову в Равенну.

Именно поэтому Вортиген решил однажды показать Вульфиле, что значит предать тирана. Вульфиле пришлось присутствовать на казни некоего подданного, чьим единственным проступком оказалось то, что он припрятал часть награбленного во время очередного налета на местных жителей.

У подножия одной из башен имелся внутренний двор, окруженный высокой каменной стеной; в этом дворе тиран держал своих огромных мастиффов.

Эти чудовищные звери часто использовались в сражениях. Кормление тварей давно уже было единственным развлечением Вортигена; дважды в день он бросал им куски мяса из окна, расположенного позади его трона.

И вот осужденного на казнь человека раздели догола – и на веревках медленно опустили во двор к собакам; мастиффов перед этим не кормили два дня. И псы мгновенно набросились на приговоренного, пожирая его заживо, начав с ног, как только смогли до них допрыгнуть…

Вопли несчастной жертвы смешались с яростным лаем и завыванием собак, обезумевших от запаха крови… Все эти звуки нарастали, пока не стали почти оглушительными, и никто, в ком сохранилась хоть капля человечности, не в силах был их выдержать. Однако Вульфила даже глазом не моргнул; он наслаждался чудовищным спектаклем, пока тот не закончился. Когда же варвар обернулся и посмотрел на Вортигена, тиран увидел в его глазах лишь сожаление по поводу того, что зрелище оказалось столь коротким, и все ту же ледяную ярость.