ГЛАВА 4
Озеро Бригантум возникло перед ними внезапно, похожее на безупречное сверкающее зеркало, окруженное лесами и пастбищами, среди которых виднелись маленькие деревеньки и уединенные фермы. Понадобился целый день, чтобы пересечь его из конца в конец, но вот, наконец, путешественники добрались до мыса, разделявшего два узких длинных залива, похожих на зубья вилки. Лодка вошла в левый залив и бросила якорь; ночь предстояло провести рядом с маленьким городком, который назывался Тасгетум.
– Вот мы и вышли снова в Рейн, – сообщил лодочник на следующий день, когда судно повернуло в русло реки, продолжившей свой бег на север. – Теперь мы будем плыть вниз еще неделю, до Аргентора, но до того вы увидите нечто такое, чего больше никогда в жизни вам не увидеть: великие водопады.
– Водопады? – переспросил Оросий, все еще с испугом вспоминавший речные приключения. – Но водопады опасны…
– Еще и как! – согласился лодочник. – Они больше пятидесяти футов высоты, а в ширину достигают пятисот футов, и они рушатся в долину с таким шумом, как будто там постоянно гремит гром. Если вы сейчас замолчите и прислушаетесь, вы их и отсюда можете услышать, – ну, если ветер с той стороны… ara, a он как раз оттуда. Все замолчали, с некоторым страхом поглядывая друг на друга, не совсем понимая, чего именно хотел добиться лодочник своим сообщением. То ли он предполагал предостеречь пассажиров, то ли напугать… И они действительно услышали (или им это показалось) низкий гул, слившийся с прочими голосами природы… возможно, это и в самом деле был голос водопадов.
Амброзин подошел к лодочнику.
– Полагаю, у тебя есть в запасе какой-то другой маршрут: даже такая крепкая лодка, как твоя, не может выдержать падения с высоты в пятьдесят футов.
– Ты совершенно прав, – кивнул лодочник. – Мы все сойдем на берег и обойдем водопады по суше. Там специально держат волов и волокуши, лодку протащат мимо опасного участка.
– Великие боги! – воскликнул Амброзин. – Diolkosl. И кто только мог додуматься до такого, в этих то диких краях?
– Что ты сказал? – спросил Ватрен.
– Diolkos. Это особая система провода кораблей по суши, когда возникают неодолимые препятствия. Она была создана в древности на Коринфском перешейке… говорят, удивительное было зрелище.
Лодка уже поворачивала к пристани. Ее подняли с помощью особых тяг и поставили на колесную платформу, пока лодочник договаривался о стоимости перевозки. Возница тронул волов с места, и тяжелая повозка пришла в движение. Юбу свели на берег, чтобы он мог размять ноги после долгой неподвижности.
На то, чтобы обойти водопады, понадобилось почти два дня, причем волов сменяли довольно часто. И, наконец, лодку доставили на ровный участок берега.
Когда отряд очутился ниже водопадов, все надолго остановились на месте, не в силах оторвать взгляды от огромной стены пенящейся воды, сверкавшей радугами брызг от берега до берега. Под водопадами река бурлила водоворотами, и лишь дальше успокаивалась и возвращалась к обычному течению, стремясь на запад.
– Как это прекрасно! – воскликнул Ромул. – Мне это напоминает водопад Hepa, но этот намного больше!
– Вот спасибо Вульфиле! – расхохотался Деметр. – Если бы не он, ты бы никогда этого не увидел!
Остальные тоже разразились смехом.
Лодку подвезли к берегу. Всех охватила легкомысленная радость, как будто дальше их ждала веселая прогулка. Всех, кроме Амброзина.
– В чем дело, Амброзии? – спросила Ливия. Старый наставник наморщил лоб.
– Вульфила. Пока мы ползли по суше, он мог сильно сократить расстояние между нами и собой. И прямо сейчас вполне может находиться где-нибудь вон за теми холмами.
Смех затих. Одни начали пристально всматриваться в склоны холмов, высившихся не так уж далеко, другие перегнулись через поручни, изучая взглядами темную безмятежную воду под днищем лодки.
– Течение становится все медленнее, – продолжил Амброзин, – а когда мы повернем на север, нас еще ждет и встречный ветер. Более того, эта лодка слишком приметна, со всеми этими горами соли на палубе, а еще и с лошадью…
Все замерли, глядя на старого наставника; путникам стало совсем не до смеха.
– А что мы будем делать, когда доберемся до Аргентора? – спросила Ливия, чтобы слегка разрядить обстановку.
– Думаю, нам следует сразу же поспешить в Галлию, там нас не так легко будет обнаружить, – ответил Амброзин.
Он достал карту, которую срисовал со стены старой почты в Фануме; Ливия вернула ему этот чертеж после встречи на перевале. Расстелив карту на скамье, он жестом предложил товарищам подойти поближе.
– Вот, смотрите, – сказал он. – Позвольте, я обрисую вам ситуацию, более или менее. Вот здесь, в центре южной части страны, живут вестготы, давние друзья и союзники римлян. Они сражались с Аттилой на полях Каталонии, под командованием Атиса, он был близким другом вестготского короля. И этот король заплатил за преданность Риму собственной жизнью: он пал в битве, поскольку лично вел в сражение правое крыло объединенных войск.
– Значит, не все варвары дики и жестоки, – заметил Ромул.
– А я никогда ничего подобного и не утверждал, – ответил Амброзин. – Наоборот. Многие из них невероятно храбры, преданны и искренни; к сожалению, этими качествами уже почти не обладают так называемые цивилизованные люди.
– Однако варвары разрушили и нашу империю, и наш мир.
– Ну, лично моей вины в этом нет, – проворчал Батиат. – Я их убил столько, что давно счет потерял.
Амброзин вернулся к более насущному вопросу.
– Сын мой, мы ведь сейчас говорим не о разнице между хорошими и плохими варварами. Вообще те, кого мы сейчас так называем, – это просто люди, которые с незапамятных времен вели кочевой образ жизни в необъятных степях Сарматии. У них были свои традиции и обычаи, свой образ существования. Потом, по каким-то причинам, они начали нарушать наши границы. Может быть, их собственные земли страдали от засух, или от эпидемий, уничтоживших скот… А может быть, на них в свою очередь начали наступать какие-то другие племена. А возможно, они поняли, насколько бедно живут по сравнению с нами, как убоги их шатры из звериных шкур по сравнению с нашими дворцами из кирпича и мрамора, с нашими виллами… Те, кто жил неподалеку от границ империи и торговал с нами, осознавали, конечно, эту огромную разницу… их жизнь – бедность и умеренность, наша жизнь – роскошь и расточительство. Они видели огромное количество бронзы, золота и серебра, видели красоту монументов, обилие и изысканность пищи, блеск тонких одежд и драгоценностей, плодородие полей. Они были зачарованы всем этим, ошеломлены; они тоже хотели жить, как мы, и потому начались нападения на наши края. Они пытались то штурмом сломить нашу защиту, то просочиться в нашу жизнь постепенно… Все это началось еще три сотни лет назад, и до сих пор не закончилось.
– О чем это ты говоришь? Все закончилось. Нашего мира больше не существует, – возразил Ромул.
– Ты не прав. Рим – это не народ или этническая группа. Рим – это идеал, а идеал не может быть разрушен.
Ромул недоверчиво покачал головой. Как может его старый наставник до сих пор лелеять подобную веру, видя опустошение и полный упадок?
Амброзин снова провел пальцем по карте.
– Вот здесь, между Рейном и территорией белгов, живут франки, я тебе уже кое-что рассказывал о них. Раньше они селились в лесах Германии, но теперь заняли лучшие земли Галлии, к западу от Рейна… и знаешь, как они перебрались через реку? Благодаря холоду. Однажды температура упала так низко, что Рейн целиком и полностью замерз. И наши солдаты, проснувшись на следующее утро, увидели незабываемое зрелище: невообразимая армия всадников вышла из тумана, словно скача по воде. Но на самом деле они просто прошли по льду. Наши воины сражались доблестно, однако врагов было слишком много.
– Это правда, – кивнул Оросий. – Я однажды слышал, как ветеран тех сражений рассказывал эту самую историю. У него не было ни единого зуба, а кожа вся покрыта шрамами, но память у него была по-прежнему отличной, и та картина была его вечным ночным кошмаром, – всадники, скачущие через реку! Он то и дело просыпался по ночам с криком: «Тревога! Вставайте! Они тут!» Кое-кто говорил, что он выжил из ума, но никто не осмеливался насмехаться над ним.
– А к северо-востоку, – продолжил Амброзин, – лежит то, что было римской провинцией Галлией; она объявила о своей независимости. Галлией управлял Сиагрий, римский генерал, и он провозгласил себя царем римлян. Только необразованные солдаты могли с восторгом принять титул, столь древний и столь возвышенный.
– Эй, магистр, – заметил Батиат, – мы ведь тоже необразованные солдаты, но у нас может быть своя точка зрения. И мне вроде как нравится этот Сиагрий.
– Ну, возможно, ты и прав. И для нас же будет лучше, если мы направимся дальше через его земли; там до сих пор в основном поддерживается порядок. Мы можем дойти до Сены и по реке спуститься к Парижу; а оттуда уже доберемся до пролива, отделяющего Британию от материка. Это долгое и трудное путешествие, но мы в силах пройти этот путь, и у нас есть надежда избавиться, наконец, от преследования. Когда же мы очутимся у канала, там нетрудно будет найти переправу. Многие наши купцы приезжают в Галлию, чтобы продать овечью шерсть прядильщикам, и купить разные вещи, которых не найти в Британии.
– И потом что? Когда мы добреемся, наконец, до Британии. Будет ли там лучше? Окажемся ли мы в безопасности? – спросил Ватрен, с явным сомнением глядя на друзей.
– Боюсь, нет, – ответил Амброзин. – Я ведь уехал оттуда много лет назад, и я не намерен питать пустые надежды. Остров был предоставлен собственной судьбе в течение полувека, как вам известно, и многие местные властители продолжали воевать друг с другом. Но я надеюсь, все же, что какие-то признаки цивилизации сохранились в наиболее крупных и важных городах, особенно в том городе, который возглавлял сопротивление вторжению с севера: это Карветия. Туда-то мы и направимся, хотя для этого нам придется пересечь почти весь остров, с юга на север.
Никто не произнес ни слова в ответ на пояснения старого наставника. Все эти люди были родом из Средиземноморья, а теперь они очутились в бесконечных пространствах жгучего холода… Снег покрывал все белым одеялом, пряча и лик земли, и границы между небом и землей… Сама природа диктовала тут правила жизни, сама природа ставила препятствия и барьеры – в виде рек, гор и бескрайних лесов…
Они продолжали путь, двигаясь вперед целыми днями, а иногда и ночью, если то позволял свет луны. Они спускались по течению великой реки, уносившей их дальше и дальше на север, и небо над ними было невероятно чистым и холодным, а ветер становился все резче. Аврелий и его товарищи соорудили себе грубые туники из овечьих шкур; у них отросли бороды и волосы. И с каждым днем они становились все больше похожи на варваров, населявших здешние земли. Ромул рассматривал пейзажи со смешанным чувством восторга и испуга; эта бесконечная пустыня наполняла его сердце страхом.
Иногда он даже жалел о том, что покинул Капри: он вспоминал яркие краски острова, море, ароматы сосен и ракитника, мягкую осень, похожую на весну… Однако мальчик изо всех сил старался скрыть свое настроение, понимая, каким опасностям подвергались ради него его друзья, осознавая всю силу их самопожертвования. Но именно готовность боевых товарищей жертвовать собой ради него и становилась для Ромула уже почти невыносимым грузом. С каждым днем, оставшимся позади, он все сильнее чувствовал, что цена, которую они платят, уж слишком высока, что она не соответствует той цели, которая предположительно могла быть достигнута, цели, суть которой, как полагал мальчик, ни одному из них не была понятна до конца, – кроме Амброзина. Мудрость старого наставника, необъятность его знаний о мире и природе никогда не переставали удивлять Ромула, однако таинственные глубины этой личности вселяли при этом неуверенность… Когда угас всплеск бурной радости, вызванной обретением свободы, Ромул ощутил опасения и даже отчасти вину по отношению ко всем этим людям, связавшим с ним свою собственную судьбу, – они служили суверену, не обладавшему ни землями, ни народом, они служили просто нищему мальчишке, который никогда не сможет отплатить им за все, что они сделали.
А Ватрен, Батиат и прочие на самом деле все крепче привязывались друг к другу, и не из-за того, что стремились достичь какой-то цели, не из-за того, что вынашивали какие-то планы по части собственного будущего, – а просто потому, что им было хорошо вместе, они снова держали в руках оружие и были на марше. Вот только состояние командира немного тревожило их; они не понимали, почему у Аврелия зачастую бывает такой отсутствующий взгляд, такое задумчивое выражение лица, и не знали, как можно с этим покончить. И Ливия тоже тревожилась, но по более личным, интимным причинам.
Как-то вечером, когда Аврелий стоял один у поручней лодки, глядя в серые воды Рейна, Ливия подошла к нему.
– Ты чем-то встревожен? – спросила девушка.
– Как всегда. Мы ведь приближаемся к совершенно незнакомым нам местам.
– Не думай об этом. Мы все вместе, и мы готовы встретиться с будущим, каким бы оно ни оказалось. Разве тебя это не успокаивает? Вот когда вы с Ромулом остались одни в горах, я просто обезумела от страха Я пыталась мысленно следовать за вами, повторяя каждый ваш шаг; я представляла, как вы там пробираетесь через леса, полные опасностей, а по пятам за вами гонится твой злейший враг…
– А я думал обо всех вас. И о тебе в особенности. Я просто не мог выбросить тебя из мыслей, Ливия.
– Меня? – повторила Ливия, заглядывая в глаза Аврелию.
– Я всегда думаю о тебе, я всегда желаю тебя, – с того самого момента, как впервые тебя увидел… когда ты купалась в том ручье в Апеннинах. Ты была похожа на лесное божество. И постоянно страдал, когда мы разлучались, каждую минуту.
По спине Ливии пробежал холодок, хотя северный ветер был тут и ни при чем; просто она как бы заглянула на долю мгновения в душу Аврелия, так просто заговорившего о своих чувствах.
– Но почему ты скрывал это? – спросила девушка. – Почему ни разу не дал мне понять, как ты ко мне относишься? Почему постоянно отталкивал меня, когда я пыталась сказать о моих чувствах к тебе, почему ты закрывал передо мной свое сердце? Моя жизнь ничего не значит без тебя, Аврелий. Конечно, я тоже была не права. Я полюбила тебя сразу, как только увидела, но пыталась скрыть это даже от самой себя. Мне хотелось быть сильной, упорной, бесчувственной… Я думала, что любовь сделает меня слабой и уязвимой, а жизнь давно научила меня тому, что показывать свою слабость слишком опасно.
– Я совсем не хотел отталкивать тебя, – сказал Аврелий. – Я не боялся открыться тебе. Я боялся другого… того, что ты можешь увидеть во мне. Ты ведь не знаешь, что происходит в моем уме, в каком аду я пребываю, как мне приходится сражаться с призраками… Разве могу я связать себя с другим человеком, если я раздвоен внутри? Если я боюсь, что в любое мгновение могу вспомнить нечто такое, что сделает меня совсем другим человеком, незнакомцем для самого себя, ненавистным и презренным незнакомцем… Ты понимаешь, что я пытаюсь объяснить?
Ливия опустила голову на плечо Аврелия и взяла его за руку.
– Этого не случится; ты тот человек, который сейчас стоит рядом со мной, тот человек, которого я полюбила. Я смотрю в твои глаза – и вижу доброту и великодушие. Меня не интересует, что может таиться в твоем прошлом. Чем бы оно ни было.
Аврелий выпрямился и мрачно посмотрел на девушку.
– Чем бы оно ни было? Да ты знаешь, о чем говоришь?
– Я говорю, что люблю тебя, солдат, и всегда буду любить, что бы судьба ни припасла для нас. А любовь не боится ничего. Она дает нам храбрость встретиться с любыми препятствиями на пути, дает силы справиться и с болью, и с разочарованием. И перестань терзать себя. Я хочу знать только одно: чувствуешь ли ты ко мне то же самое, что я к тебе?
Аврелий привлек девушку к себе и поцеловал, жадно и страстно. И обнял ее так, словно его тело должно было сказать Ливии все то, для чего легионер не находил слов.
– Я люблю тебя, Ливия, – сказал он. – Люблю больше, чем ты можешь себе представить. И тот жар, что сейчас горит в моей душе, мог бы растопить весь снег и лед, что окружают нас. И даже если против нас восстанет целый мир, если мое будущее – точно такая же загадка, как мое прошлое, я все равно люблю тебя так, как никто больше не полюбит, в этом мире или в ином.
– Но почему сейчас? – спросила Ливия. – Почему ты решился сказать это именно сейчас?
– Потому что здесь ты постоянно рядом со мной, и потому что одиночество стало для меня нестерпимым… среди всей этой ледяной воды, в тумане… Поддержи меня, Ливия, дай мне силы поверить, что никто и никогда не разлучит нас.
Ливия обхватила его за шею и они прижались друг к другу еще крепче, а ветер сплел их волосы в единое темное облако, кружившееся в слабом зимнем свете…
Приближался конец их плавания, и лодочник тревожно всматривался в льдины, все чаще появлявшиеся на поверхности воды.
– Похоже, твои страхи оправдываются, – заметил Амброзии, подойдя к нему. – Река замерзает.
– Похоже на то, – кивнул лодочник. – Но мы, к счастью, уже почти добрались до места. Завтра, ближе к вечеру, мы бросим якорь. Я знаю одного торговца из германского порта, что на восточном берегу, – он мог бы доставить вас к устью реки, но, боюсь, вся навигация остановится, пока река не очистится снова.
– Но ведь это случится только весной, правда?
– Не обязательно. Зимой тоже случаются сильные потепления. Вы могли бы найти пока место для жилья и подождать какое-то время. Кто знает, может, этот лед продержится совсем недолго; а тогда вы сможете продолжить путь на другом судне, до самого океана, а там – один день хорошей погоды, и вы в Британии.
Они бросили якорь у правого берега, напротив Аргентора, – и как раз вовремя.
Северо-западный ветер усилился, пронзительный и холодный, и льдины начали с угрожающим шумом биться о борта лодки.
Лодочник посмотрел на оборванных беглецов – и пожалел их. Куда они собираются идти, не зная здешних мест, дорог, безопасных маршрутов… в самый разгар зимы с ее бурями и заносами, льдом и голодом? И когда Амброзин подошел, чтобы расплатиться, лодочник сказал:
– Забудь об этом. Я и без того счастлив, что моя лодка дошла сюда не поврежденной, и что северный ветер пригнал меня к дому быстрее, чем я ожидал. Придержи денежки для себя. Тебе они понадобятся. И всем вам. Сегодня вы можете переночевать на лодке; это уж наверняка безопаснее и удобнее, чем ночлег в любой таверне в городе, да к тому же вам незачем показываться тут в округе. Ваши враги могут уже поджидать вас.
– Спасибо, – сказал Амброзин. – От меня и от всех моих товарищей. Учитывая обстоятельства, любой друг для нас сейчас дороже всего.
– А что вы сбираетесь делать завтра?
– Думаю, переправимся на тот берег. Там нет никого, на кого бы могли рассчитывать наши враги, а возможно, мы даже найдем помощь. Потом мы направимся к Сене и по реке доберемся до пролива.
– Вроде бы план неплохой.
– А почему бы тебе самому не переправить нас в Аргентор прямо сейчас?
– Не могу, и по многим причинам. Я должен тут ждать груз шкур из внутренних областей, но что куда более важно – ветер уж слишком неподходящий, и вон те льдины, что несутся по фарватеру, могут нас пустить ко дну. Вам бы лучше поехать вдоль берега и поискать переправу дальше. Если к утру потеплеет, вы даже можете найти паромщика, готового рискнуть.
– Пожалуй, ты прав.
Амброзин собрал всех и поделился своими собственными планами на завтрашний день. Они решили, что ночью в любом случае необходимо выставить караул. Ватрен предложил взять на себя первую смену, а Деметр должен был его сменить.
– Я много ночей провел в патруле на Дунае, на морозе, – сказал Деметр. – Я привык к такой погоде.
Когда начало темнеть, лодочник сошел на берег, а вернулся только поздно ночью, окликнув Ватрена, стоявшего на страже. Юба, стреноженный и привязанный к поручню на корме, мягко фыркал. Ливия только что принесла Ватрену полную миску горячего супа; потом она достала из мешка пригоршню овса и дала его коню.
– А где остальные? – спросил лодочник.
– В трюме. Есть новости?
– Да, к сожалению, – ответил лодочник. – Спустись вниз, как только сможешь.
И он отправился в трюм, прихватив с собой фонарь.
Ливия поспешил за ним. Лодочник сразу приступил к делу.
– Боюсь, новости, которые я принес, не слишком утешительны. Недавно в город прибыли какие-то незнакомцы, и судя по тому, как описывают их внешность и поведение, это могут быть ваши враги. Они расспрашивают о группе иностранцев, которые, как они предполагают, должны были сойти на берег сегодня вечером, и можно не сомневаться, что они ищут именно вас. Если вы выйдете в город, вас мигом узнают. Они предлагают вознаграждение за любое сообщение о вас, а люди в этом городе родную мать продадут за горсть монет, уж вы мне поверьте. И более того, я слышал от человека, прибывшего с севера, что река внизу встала на добрых двадцать миль отсюда. Даже если бы я хотел отвезти вас дальше, это уже просто невозможно.
– Это все? – спросил Амброзин.
– По мне, уже больше чем достаточно, – заметил Батиат.
– Да, это все, – кивнул лодочник. – Но нам нельзя забывать, что они обязательно узнают мою лодку, они ее видели достаточно близко, а уж кучу соли в середине палубы ни с чем не спутаешь. Сейчас-то темно, хоть глаз выколи, но они найдут нас, как только чуть посветлеет. Я намерен выгрузить соль и загрузить шкуры до рассвета, и отплыть сразу, как только смогу. Мне совсем не хочется, чтобы они сожгли мое судно. Но вообще я просто понять не могу, как они сумели нас обогнать. Должно быть, скакали день и ночь без отдыха, а может, нашли какое-то более быстроходное судно. Когда-нибудь, если нам суждено еще когда-то встретиться в этом мире, мне было бы любопытно узнать, откуда у них такое упорство, а сейчас лучше заняться делами неотложными. То есть спасением ваших шкур.
– Ты можешь нам что-то предложить? – спросил Аврелий. – Ты знаешь здешние места и людей куда лучше нас.
Лодочник лишь пожал плечами.
– Возможно, у меня есть одна идея, – сказал Амброзин. – Но нам понадобится телега, и прямо сейчас.
– Телега? Вообще-то среди ночи не слишком легко ее раздобыть… но я знаю одно местечко, где дают повозки взаймы. Предполагается, что вы должны ее вернуть через двадцать миль, в другом месте, но вряд ли эти люди особо огорчатся, если и потеряют одну телегу. Они возвращают ее стоимость за две-три поездки, так что вам и беспокоиться не о чем. Я пойду и разузнаю там, а вы будьте наготове. Могу я спросить, что вы собираетесь делать с этой телегой?
Амброзин смущенно опустил взгляд.
– Тебе лучше этого не знать. Я думаю, ты понимаешь, почему.
Лодочник кивнул и поднялся на палубу. И через минуту уже исчез в путанице улиц, подходивших к порту.
– Что ты задумал? – спросил Аврелий.
– Мы сделаем то же самое, что франки тридцать лет назад. Переправимся через реку по льду.
– Очень хорошо… ночью, не зная, выдержит ли нас этот лед? – поинтересовался Батиат полным опасений голосом.
– Если у кого-то есть идея лучше, выкладывайте, – сказал Амброзин.
Все промолчали.
– Тогда – решено, – сделал вывод Амброзин. – Соберите вещи, и кто-нибудь пойдите к Ватрену, предупредите его.
Вызвался Деметр, но его опередил Ромул.
– Я пойду, – сказал мальчик. – Заодно отнесу ему еще супа.
Едва Ромул поднялся на палубу, как до оставшихся внизу донесся приглушенный шум, а потом – голос Ватрена, закричавшего:
– Стой! Стой, куда тебя понесло?
Амброзин мгновенно понял, что происходит, и крикнул:
– За ним, быстрее, ради бога!
Аврелий рванулся вверх по трапу, за ним – Ливия и Деметр. Ватрен уже мчался по пирсу, крича:
– Стой! Остановись сейчас же! Кому говорят!
Все остальные догнали его – и очутились на пересечении трех дорог, ведущих в разных направлениях.
– Ватрен, давай по средней, – сказал Деметр. – Я – направо, вы с Ливией – налево. Мы встретимся здесь же, как только сможем.
Они разбежались в разные стороны. Аврелий и Ливия вскоре добрались до развилки и были вынуждены разделиться. Деметр бежал вверх по дороге, которая, как он полагал, должна была идти параллельно той улице, которая досталась Ватрену. Они заглядывали везде, обшарили каждый уголок, – однако ночь была слишком темной, и легче было бы найти иголку в стоге сена. Ливии и Аврелию повезло не больше. И вот уже они, задыхаясь, вновь собрались у перекрестка.
– Зачем он это сделал? – резко спросила Ливия.
– Неужели ты не понимаешь? Он не хотел, чтобы мы и дальше испытывали из-за него такие трудности. Он чувствует, что мы слишком рискуем, и решил избавить нас от такой ноши.
– О боже, нет! – воскликнула Ливия, пытаясь удержать слезы.
– Давайте-ка поищем еще раз, – сказал Аврелий. – Он не мог уйти далеко.
Ромул добрался до небольшой площади, по другую сторону которой стояла таверна, и остановился. Он думал, что сможет войти туда и предложить свои услуги… ну, например, он мог бы мыть тарелки в уплату за жилье и питание. Никогда в жизни мальчик не чувствовал себя таким одиноким и испуганным, и будущее страшило его, но он был уверен, что поступает правильно.
Ромул глубоко вздохнул и собрался было пересечь площадь, когда дверь таверны вдруг широко распахнулась – и оттуда вышел один из варваров Вульфилы, державший в руке фонарь. За ним вывалились еще трое и пошли в сторону Ромула.
Ужаснувшись, мальчик развернулся, чтобы убежать, – но налетел на кого-то, стоявшего прямо у него за спиной. Чья-то рука схватила его за плечо, ладонь зажала рот. Ромул попытался вывернуться, но знакомый голос прошептал:
– Тсс! Тихо, это я, Деметр. Молчи. Если они нас увидят, мы покойники.
Они молча попятились, а потом Деметр бросился бежать к порту, таща мальчика за собой. Амброзии уже ждал их; его лицо исказилось от боли. Он стоял у поручней, крепко вцепившись в них, а рядом Ромул увидел остальных.
– Что ты наделал! – воскликнул Амброзин, увидел мальчика. И вскинул руку, как будто желая ударить воспитанника, – но Ромул даже не моргнул, продолжая смотреть прямо в глаза старому наставнику. Амброзин овладел собой, его рука упала. – Ты всех нас подверг ненужной опасности. Ливия, Ватрен и Аврелий все еще ищут тебя в городе, рискуя собой.
– Верно, – подтвердил Деметр. – Мы чуть не наскочили на людей Вульфилы. Они обшаривают город, наверняка нас ищут, не кого другого.
Ромул внезапно разрыдался и бросился в трюм.
– Ну, не будь с ним слишком суров, – сказал Деметр. – Он ведь просто мальчик, совсем еще ребенок, а ему такое досталось, что не каждому взрослому под силу выдержать.
Амброзин вздохнул и вернулся к поручню, высматривая на берегу остальных товарищей. Но вместо того он услышал голос лодочника:
– Я нашел вам телегу, – сказал тот, подходя к трапу. – Вам повезло, но вам надо пойти и забрать ее прямо сейчас. Владелец сарая хочет закрыть там все и отправиться спать.
– У нас тут небольшая проблема, – сообщил Деметр. – Кое-кто блуждает сейчас по городу.
– Проблема? Что за проблема?
– Я сам пойду с ним, – сказал Амброзин. – А вы ждите здесь, и ни с места, ради всего святого, пока мы не вернемся.
Деметр кивнул и остался на палубе, дожидаясь остальных. С ним рядом стояли Оросий и Батиат. Вскоре на причале появился Ватрен, за ним – Ливия и Аврелий. Они были ужасно расстроены.
– Эй, не тревожьтесь, – поспешил успокоить их Деметр. – Я его нашел, просто чудо какое-то! Думаю, он сбирался войти в таверну… Еще шаг – и мы бы оба очутились в руках головорезов Вульфилы.
– Он хотел войти в таверну? – переспросил Аврелий. – А где он сейчас?
– Внизу. Амброзин отправил его поразмыслить немного.
– Пусти-ка меня, – сказала Ливия, направляясь к спуску в трюм.
Ромул свернулся в комок в углу и тихо плакал, прижавшись лбом к коленям. Ливия подошла к нему и осторожно погладила по плечу.
– Ты нас перепугал до полусмерти! – сказала она – Пожалуйста, никогда больше не убегай, ладно? Это ведь не ты нуждаешься в нас, нет. Наоборот, ты нужен нам всем, неужели ты этого не понимаешь?
Ромул поднял голову и вытер слезы рукавом туники. Потом встал и крепко обнял девушку, не говоря ни слова. И тут они оба услышали стук колес по мостовой у причала.
– Пошли, – сказала Ливия. – Забирай все свои вещи. Нам пора.