Глава 34

– Что вам здесь надо? Как вы вообще осмелились явиться сюда? – разорялся мастер Лэкстон, когда в его лечебнице появился Иеремия.

– Мне необходимо поговорить с вами, – вежливо объяснил иезуит.

– С друзьями убийц я не разговариваю!

– Клянусь вам, мастер Риджуэй не убивал вашу дочь. Обе женщины пали от руки неизвестного убийцы, проникшего в дом.

– И я должен в это верить? – издевательским тоном вопросил лекарь. – Нет уж, убийца известен, и это мастер Риджуэй. Он хотел отделаться от Энн.

– Ален Риджуэй, возможно, и расторопен по женской части, но на убийство он не способен. А я просил бы вас ответить на несколько вопросов, – настаивал Иеремия. – Когда вы узнали об убийстве?

– Мартин рассказал. Но почему вам надо об этом знать?

– То есть слухи об этом сюда еще не добрались?

– Нет, конечно.

– Иными словами, Мартин узнал об этом, побывав в доме мастера Риджуэя?

– Думаю, да.

– А почему, как вы думаете, вашему сыну в столь ранний час понадобилось быть в доме на Патерностер-роу?

– Элизабет попросила его прийти. Она за день до случившегося была здесь и сказала ему, чтобы он утром пришел.

– Вы сами разговаривали с миссис Элизабет?

– Нет, я как раз обходил больных. Она с Мартином говорила.

– То есть вы знаете о ее приходе только со слов вашего сына?

– Вы хотите обвинить Мартина? – возмущенно пророкотал мастер Лэкстон.

– Я пока никого не обвиняю, – уклончиво ответил иезуит. – Еще один вопрос, сэр. Какие отношения были у Мартина с матерью? Конфликтов, ссор между ними не случалось?

– С матерью? Вы имеете в виду Маргарет? Так она ему не родная мать. Это мой сын от первой жены.

Иеремия изумился:

– Следовательно, Энн была сводной сестрой Мартина?

– Да, черт бы вас побрал, да! Мне надо к больному в лечебницу. Так что выкатывайтесь. Хватит с меня ваших расспросов.

Иеремия не стал спорить. Он и так узнал больше, чем ожидал. Если до сих пор версия о том, что убийца Мартин, и вызывала у него сомнения, то теперь, когда он узнал, что Маргарет была его мачехой, ситуация в корне менялась.

Однако Иеремии предстояло проверить еще один след. С утра он сходил к старьевщику и одолжил у него лохмотьев. После этого направился в дом на Патерностер-роу, отперев своим ключом дверь, вошел в дом, переоделся в лохмотья и в таком виде отправился на Смитфилдский рынок. Там перемешался с толпой нищих, для пущей убедительности даже постоял с протянутой рукой. Сотоварищам рассказал вымышленную историю жизни, упомянув, что, мол, когда-то был «близким другом» Полоумной Мэри и что хотел бы разыскать ее. Не сразу, но он все же сумел найти того, кто мог сообщить ему кое-что любопытное.

– Правда, я давно ее не видел, – признался один старик, потерявший ногу во время гражданской войны и передвигавшийся на самодельных костылях. – Может, Анни знает, где она обретается сейчас. Их ведь с Полоумной Мэри водой не разольешь.

– А как мне найти эту Анни?

– У церкви Святого Варфоломея.

Иеремия, не теряя времени, отправился туда, куда указал старик. Там он довольно быстро нашел Анни. Она была примерно ровесницей Мэри, но производила впечатление женщины неглупой и рассудительной. Поведав ей о том, что он якобы был когда-то дружен с Мэри, иезуит стал расспрашивать ее подругу, где Мэри может быть сейчас.

Анни сокрушенно покачала головой.

– Она будто в воду канула. С месяц, наверное, если не больше. Думаю, с ней что-то случилось.

– А ты ее давно знаешь? – спросил Иеремия.

– Да года два, пожалуй.

– Когда я видел ее в последний раз, она была в положении, – соврал Иеремия.

– Верно, месяца два назад она родила, – подтвердила Анни.

– Мальчика или девочку?

– Мальчика. Я была с ней, когда она рожала. Ох и настрадалась она с ним, бедняжка. Я тоже боялась, что она не переживет эти роды, сбегала за повитухой, и та не только помогла ей, но и денег не взяла ни пенса.

– А как звали ту повитуху?

– Маргарет Лэкстон.

– А куда ребенок делся?

– Испустил дух.

Иеремия пристально посмотрел на Анни.

– Тебе это точно известно?

– Да, пару дней пожил, а потом испустил дух. Чему удивляться, у Мэри ведь молока не было ни капельки, такая худышка – ни дать ни взять щепка. Но она не верила. Все бегала с мертвым ребенком на руках. Я тогда сказала этой повитухе, и та взяла у нее ребенка, чуть ли не силой отбирать пришлось – никак не хотела Мэри расстаться с ним, даже с мертвым. Маргарет Лэкстон пообещала похоронить его на церковном кладбище. Очень любезно с ее стороны, потому как откуда у нас деньги на это.

– И ты точно знаешь, что ребенок умер и повитуха забрала его у Мэри уже мертвого? – допытывался Иеремия.

– Да, и личико у него уже почернело. Жуть, да и только!

Иеремия бессильно привалился к стене церкви и закрыл глаза. Его догадки рассыпались в прах.

– Вид у вас такой, будто вы вернулись ни с чем, – отметил судья Трелони, заметив огорчение на лице Иеремии, когда иезуит вечером зашел к нему.

– Мои подозрения оказались беспочвенными. И теперь я топчусь на месте, – со вздохом сообщил пастор.

– И все-таки, будьте так добры, поделитесь со мной своими умозаключениями.

Иеремия с сомнением взглянул на сэра Орландо, но решил ничего не скрывать от него.

– У меня родилась довольно смелая идея. О том, что Маргарет Лэкстон могла продать ребенка Полоумной Мэри.

– Какой-нибудь бесплодной женщине?

– Именно.

– И кого вы подозревали?

– Темперанцию Форбс.

На лице судьи Трелони проступило удивление.

– Как так? Просто абсурдно предполагать подобное.

– Отнюдь. Миссис Форбс уже не раз теряла детей. А ее мужу необходим наследник.

– Но почему именно Форбсы? – недоумевал Трелони. – Ведь и кроме них в Лондоне полно бесплодных жен.

– Просто мне вспомнилось однажды сказанное мне служанкой дома Форбсов. Когда Темперанция рожала, Маргарет Лэкстон оставалась с ней наедине. И это, должен сказать, довольно необычно.

– Верно, необычно. Как правило, при родах присутствуют все женщины-родственницы, а нередко даже и соседки, – подтвердил судья.

– И это не так уж трудно объяснить. Присутствие при рождении ребенка множества свидетелей впоследствии не даст возможности всякого рода махинациям в правовой области.

– Но только на основе этого, согласитесь, трудно с определенностью утверждать, что Маргарет Лэкстон каким-то образом принесла ребенка Полоумной Мэри в дом Форбсов и за деньги подложила им. Что же в таком случае произошло с ее настоящим ребенком?

– Ребенок мог быть мертворожденным.

– Ну, знаете, ваша версия представляется мне слишком уж дерзкой, должен вас предупредить.

– Не исключено. И все-таки я продолжу идти в этом же направлении. Увы, но выяснилось, что Полоумная Мэри ненароком ввела нас в заблуждение. Маргарет Лэкстон действительно забрала у нее ребенка, но к тому времени он уже умер.

– И?..

– Мне предстоит продолжить поиски.

Когда Иеремия возвратился в дом мастера Хаббарта, выяснилось, что его дожидается гость. С любопытством он поднялся к себе и, распахнув двери, застыл от изумления:

– Брендан! Брендан Макмагон!

Иеремия и сам подивился радости от возвращения этого человека. Широко улыбаясь, он подошел и обнял ирландца.

– Значит, вы решили вернуться. Аморе будет так рада вам. Да вы присядьте, присядьте, – пригласил гостя Иеремия, указав на стул.

Брендан, тронутый таким проявлением внимания, уселся. Зная о том, как пастор Блэкшо относится к его роману с Аморе, он не рассчитывал на столь теплый прием. Но Иеремия был не в состоянии изменить свои взгляды. Каким бы сложным человеком ни был молодой ирландец, пастор успел привыкнуть к нему как к сыну, а сыну, как известно, прощается и не такое.

– Я кое-что привез вам, святой отец, – объявил Брендан, показывая на ящичек, стоявший на столике у стены. – Думаю, вам это пригодится.

Теперь настала очередь Иеремии смутиться от проявленного к нему внимания. Взяв ящичек в руки, он прикинул его вес и тут увидел еще один, поменьше.

– И вы ради меня тащили всего это с собой? Явно не стоило.

Иеремия был явно сконфужен.

– Стоило. Вы как-никак спасли мне тогда жизнь, святой отец.

Иеремия открыл сначала ящичек побольше, заглянул внутрь и оторопел.

– Чайник! Настоящий китайский чайник! – радостно воскликнул он, осторожно, словно драгоценность, извлекая содержимое. Грушевидной формы чайник был изготовлен из простой неглазированной керамики. Такие голландцы привозили из Китая в Европу, но в Англии они оставались редкостью.

– Это не только полезная, но и красивая вещь. Даже не знаю, смогу ли принять от вас такой подарок. Вы ввели меня в искушение, друг мой, – шутливо заметил Иеремия, берясь за второй ящичек. В нем оказался футляр, а внутри две небольшие изящные щеточки из конского волоса с длинными ручками из рога.

– А, я понял, для чего это! – догадался Иеремия. – Однажды мне приходилось видеть такие в Париже. Они предназначены для чистки зубов.

– Я подумал, что и они вам пригодятся.

– От души вам благодарен, Брендан. Вы умеете выбрать подарок.

Крепким рукопожатием Иеремия от души поблагодарил ирландца. Вдруг его взгляд упал на его ладонь. Несколько лет назад Брендана приговорили к клеймению по обвинению в убийстве, и палач выжег ему клеймо на ладони. Теперь на месте клейма остался лишь заживший шрам.

– Как я понимаю, вам удалили клеймо и теперь вы окончательно распрощались с прошлым, – заметил Иеремия.

– Да, один лекарь вырезал мне его.

– Неплохо выполнено. Стало быть, вы побывали в Париже. Не хотите рассказать, что вы там делали?

– Прилежно учился, святой отец, – уклонился от прямого ответа Брендан.

Иеремии этого было достаточно, дабы убедиться, что ирландец предпочитает молчать о своем пребывании во Франции, и иезуит не стал больше допытываться.

– Ладно, но в таком случае чем вы намерены заниматься в Англии? – решил иезуит зайти с другой стороны.

– Сестра короля, передавшая ему через меня письмо, предложила его величеству взять меня на службу. Видимо, я буду служить под непосредственным началом лорда Арлингтона.

– Помогать его светлости искоренять инакомыслие? Наслышан о том, что Арлингтон взял под наблюдение самых влиятельных наших сограждан из опасения, что они вступят в сговор с голландцами.

– Именно так мне и объясняли, – подтвердил Брендан.

– Вы уже успели побеседовать и с королем?

– Да, он принял меня у себя в кабинете. Как я понял из нашей с ним беседы, он все обо мне знает.

– И несмотря на это, все-таки принял вас на службу? – изумился Иеремия. – Должен признаться, я удивлен, если не сказать больше, что вы согласились, Брендан. Вы, как мне помнится, никогда не скрывали того, что не собираетесь обременять себя какими бы то ни было обязательствами перед нашим королем.

– Это служба. Не хуже и не лучше любой другой. Пока от меня не требуют того, что шло бы в ущерб моему народу, я буду поступать как мне велено. К тому же мне одинаково несимпатичны как инакомыслящие, так и голландцы. В сравнении с ними Стюарты для Ирландии куда меньшее зло.

– Ну а леди Сен-Клер наверняка была на седьмом небе от счастья, когда вновь встретилась с вами, – с улыбкой заметил Иеремия.

– Да, хотя без ссоры не обошлось, – ответил Брендан. – Святой отец, как вы допустили ее возвращение ко двору?

– Верьте мне, я перепробовал все, чтобы удержать ее от этого шага. Но в некоторых вещах мое мнение для нее просто не существует. Она очень страдала из-за того, что вы столько времени не давали о себе знать.

Брендан закусил губу.

– Конечно, это была моя вина, я готов это признать.

Ирландец глубоко вздохнул.

– Но – увы – мы с ней так пока и не поговорили серьезно. И потом, ее очень тревожит судьба мастера Риджуэя. Что ж, выходит, ему вполне могут предъявить обвинение в убийстве?

– Все возможно. Поэтому мы изо всех сил ищем настоящего убийцу.

– Святой отец, вы не стесняйтесь и обращайтесь ко мне. Может, я смогу чем-нибудь помочь, – предложил Брендан, поднимаясь со стула.

Иеремия кивнул.

– Я провожу вас до дверей. А как вы добрались сюда? На лодке?

– Да нет. Я купил себе лошадь на Смитфилдском рынке.

Иеремия, выйдя из дома, взглянул на черного жеребца, привязанного у стены, и оцепенел. Белая звездочка на лбу!

– Это ваша лошадь? – с недоверием спросил он.

– Моя, – подтвердил Брендан.

На лице Иеремии проступило возмущение, тут же перешедшее в ярость.

– Выхолит, это были вы! – выдохнул он. – Это вы подкараулили судью Трелони по пути домой! Это вы стреляли в него! Как вы могли! Неужели вы ничего не можете поделать с испепеляющей вашу душу ненавистью и готовы хладнокровно убить этого человека?

Брендан без тени раскаяния посмотрел иезуиту прямо в глаза.

– Имей я намерение убить его, он сейчас лежал бы в гробу. Нет, убивать его я не собирался. Просто мне хотелось, чтобы он почувствовал то, что в свое время пришлось испытать мне. Пусть и он заглянул бы смерти в лицо! Чтобы почувствовал то, что чувствовал я, стоя с петлей на шее, – неотвратимость смерти! Мне хотелось, чтобы он умолял меня сохранить ему жизнь! Он ведь с первого дня считал меня преступником только потому, что я ирландец. По его милости меня исполосовали плетьми – ведь он своим коллегам лгунам поверил, а мне нет. Хотя никаких, ровным счетом никаких доказательств моей вины у них не было. А когда меня обвинили в убийстве, ваш уважаемый судья без долгих раздумий отправил бы меня на виселицу, если бы не вы, кто сумел доказать, что я ни в чем не виновен. Вот за все это, за все, что мне пришлось из-за него вынести, я и возжаждал мести. Но только припугнуть как следует, да, черт возьми! Припугнуть! Но никак не убивать!

– Пресвятая Матерь Божья! Брендан, да вы точно не в своем уме! Вы стреляли в него!

– Уверяю вас, я намеренно стрелял мимо.

– Вы… вы могли выжечь ему глаза! Ослепить! Ведь попади ему в глаза щепки, что тогда?

Брендан промолчал.

– К своему величайшему сожалению, вынужден признать, что вы неспособны извлечь уроки из своего прошлого, – укоризненно произнес Иеремия. – Вы привыкли решать все проблемы, прибегая исключительно к силе, но не к разуму, дарованному вам Богом.

– И вы передадите судье, что это был я?

– Нет, разумеется, этого делать я не стану. Чего-чего, но чтобы вы оба вновь сцепились, мне как раз и не хочется. Ну хорошо, Брендан, акт отмщения свершился. А теперь настоятельно советую вам держаться от судьи Орландо Трелони подальше! Вы мне это обещаете?

– Да, я вам это обещаю, – ответил молодой человек и, ловко вскочив на лошадь, ускакал прочь.

Иеремия проводил его взглядом. Он не мог отделаться от чувства беспокойства за этого иногда совершенно непредсказуемого человека. Факт нападения на судью – достаточно серьезный проступок, едва ли не преступление. Но что же в таком случае ожидает Алена Риджуэя, если этот до крайности вспыльчивый ирландец узнает обо всем, что было у лекаря с леди Сен-Клер?