39
Стены, Антиохия
18 мая 1268 года
Саймон начал чистить сморщенный коричневый апельсин. Повернулся к Уиллу:
— Долго это будет продолжаться?
— Не знаю. Если Мансель сможет уговорить командоров сдаться, то все закончится скоро. — Уилл сидел на бочке, устало откинувшись на стену. Его вахта закончилась. Снаружи занимался рассвет. Бледный свет начал проникать через дверной проем, но в круглой, без окон, опочивальне в основании башни будет царить полумрак до конца дня. Уилл зевнул. — Впрочем, я не уверен, что у него получится.
Коменданта Антиохии дважды подводили к воротам, и гарнизон дважды отказывался выполнить приказ сдаться. Люди на стенах наблюдали, как войско мамлюков рассредоточивается вокруг города. Один полк поставил орудия напротив двух башен, занятых группой Ламбера.
Саймон уронил апельсин на стол.
— Я говорю не о сражении. А о нас с тобой.
Уилл нахмурился:
— Что это значит?
— Ничего, — пробормотал Саймон. — Просто так.
Уилл подошел к нему:
— Если собирался что-то сказать, говори.
Саймон опустил глаза.
— Вообще-то…
— Давай же, — потребовал Уилл. — Ты ведешь себя странно уже несколько дней. Каждый раз, когда я оказываюсь рядом, находишь повод уйти. Считаешь меня виноватым, да? За свое пребывание здесь?
— Просто не хочу воевать. — Саймон качнул головой. — Не хочу.
— Но я ведь не просил тебя ехать сюда, Саймон.
— Знаю, не просил. Меня послали.
— Да не в Антиохию, а вообще на Заморские территории. Там, в Орлеане, я говорил тебе: оставайся. Говорил или нет?
— Говорил, говорил. Но ты сюда отправился не воевать, а найти Никола и забрать книгу Эврара!
— Да, но мы попали на войну. Ты и я. — Уилл ткнул пальцем в стену, за которой простирался лагерь мамлюков. — Они убили моего отца. Может быть, человек, отсекший ему голову, сейчас там, готовится к штурму.
— Ты стал какой-то не такой, — произнес упавшим голосом Саймон. — Мы прежде часто разговаривали, смеялись.
— Сейчас у меня нет настроения смеяться.
— А с Робером ты смеешься, и с другими тоже! — Саймон вздохнул. — Мне иногда так одиноко. Хочется, чтобы все стало как в прежние времена. Помнишь, в Париже ты меня учил владеть мечом?
— Так больше не будет.
— Почему?
— Потому что я уже не тот, каким был.
— А каким ты был?
— Имел отца или по крайней мере надежду с ним увидеться. Имел Элвин. У меня внутри не кипела ненависть ни к человеку, когда-то бывшему моим близким другом, ни к людям, которых я никогда не видел. Я не знал ничего о войне и о… — Голос Уилла пресекся. — В общем, у меня была надежда.
— Ты и сейчас можешь надеяться.
— На что? — Уилл посмотрел на Саймона. — Вот именно. Никакой надежды у меня не осталось.
— Тогда что же осталось? Сражаться и умереть?
Уилл не ответил. Откуда-то сверху донесся протяжный звук. К нему присоединились другие, образуя пронзительную, раздирающую душу какофонию.
Саймон побледнел.
— Что это?
— Не знаю. — Уилл подбежал к лестнице, увидел людей, бегущих наверх. — Наверное, сигнальные трубы.
Тут же раздались крики, а затем в стену что-то ударило. Башня содрогнулась, на землю посыпался град камней. Уилл начал подниматься по лестнице.
— Что мне делать? — крикнул вслед Саймон.
— Иди к лошадям.
Уилл исчез. Саймон постоял немного, пока стену не сотряс еще один мощный удар, и поспешил во двор к гончарной мастерской, где теперь содержали лошадей.
— Что случилось? — спросил Уилл сержанта, спускавшегося вниз. — Они атакуют наш участок?
— Все участки, — ответил сержант заикаясь.
Уилл добрался до бойницы, где полуодетый Робер помогал Ламберу и двум другим рыцарям зарядить катапульту одним из камней, которые они затащили на башню с помощью канатов. Уилл ринулся помочь, но, глянув на долину внизу, остановился. Под покровом ночи мамлюки выдвинулись на атакующие позиции, и теперь всю долину и склоны гор покрывала бурлящая лава из ярких плащей, тюрбанов, лошадей, копий, лестниц, таранов и катапульт.
В этот момент выстрелили три манджаника, самые близкие к их участку. Качнулись на поперечинах брусы, метнув три огромных камня, нацеленных в стену между двумя башнями. Стена сотряслась до фундамента, в воздух полетели острые осколки. С соседней башни донесся крик. Уилл увидел, как повалился рыцарь, пораженный смертоносным осколком. Гарин тоже находился на стене, заряжал катапульту. Уилл тряхнул головой и поспешил на помощь к Роберу. Гарин выстрелил из орудия, послав пучок дротиков в центр скопления мамлюков. Уилл не стал смотреть, поразили они кого-нибудь или нет, а тоже схватил веревку катапульты и отпустил брус.
Мамлюки штурмовали стену почти на всем протяжении, за исключением гористых и болотистых участков у реки Оронт. Удары следовали один за другим, почти в такт с барабанным боем. По долине гуляло эхо, похожее на громовые раскаты. Мамлюки искусно владели пращами, забрасывая защитников города глиняными шариками. На стену летели горшки с пылающей нафтой. Они катапультировали также и бочки с горящей смолой. Бочки взлетали в воздух, подобно кометам, и взрывались на башнях, освещая рассветное небо всполохами огня. Ужасны были и стрелы с пустотелыми наконечниками, начиненными нафтой и черной серой. Попадая в человека, они разрывали его на части. На участке слева от группы Ламбера пять госпитальеров погибли, пораженные одним камнем.
Антиохия отважно держала оборону. Защитники рубили поставленные мамлюками на стену лестницы, выпускали потоки стрел в пеших воинов, бросали булыжники во всадников.
Но чтобы остановить такого врага, как Бейбарс, одних только воздвигнутых в эпоху Юстиниана величественных стен оказалось недостаточно. За прошедшие столетия их не раз брали. Персы, арабы, византийцы, турки, франки. Очередное падение неизбежно. Это вопрос времени.
— Вон там совсем нет людей! — крикнул Ламбер, показывая участок, тянущийся вверх по склону на полмили их позиции, куда мамлюки направили семь манджаников. В центре стены уже образовалась приличная дыра. Правда, высоко, так что пешие воины залезть в нее не могли. К этому участку сейчас направлялись всадники в золотистых плащах.
— Это полк Бари! — крикнул пожилой рыцарь на соседнем участке.
— Боже, вот он, — пробормотал Ламбер, подходя к парапету. Во главе полка отборных воинов на черном боевом коне скакал крупный всадник в золотистой мантии и сверкающих доспехах.
— Кто? — спросил запыхавшись Уилл. Он втащил в углубление катапульты очередной камень и отпрыгнул, когда два рыцаря привели ее в действие.
— Арбалет, — ответил Ламбер. — Неужели подкрепление так и не придет? — Он увидел внизу Саймона в дверном проеме гончарной мастерской и крикнул: — Седлай коней!
Конюх моментально исчез.
Уилл подошел к парапету и вгляделся в Бейбарса — султан мамлюков скакал вверх по склону к бреши в стене. Его охватил странный трепет. То ли страх, то ли предчувствие.
Вскоре в стене появилась еще дыра. Над головой засвистели стрелы.
— Что будем делать? — крикнул Уилл, пригибаясь.
Ламбер беспомощно озирался.
Уилл схватил его за плечи:
— Ламбер! Что будем делать?
— Пойдем туда, — произнес кто-то сзади.
Уилл обернулся. Гарин стоял с мечом в руке. Волосы облепили голову, лицо и мантия перепачканы.
— Сядем на коней и двинемся туда. Будем биться, пока не придет подкрепление.
— Поздно! — сказал Робер. — Смотрите!
Стена обрушилась — с невероятным грохотом, вместе с двумя башнями. Воздух потемнел от камней и пыли.
— Матерь Божья, — пробормотал Ламбер, увидев, как рванули вперед мамлюки, ведомые Бейбарсом Бундукари.
— Они вошли! Вошли! — закричал рыцарь с соседнего участка. На башне, которую обороняли госпитальеры, затрубили тревогу. Сигнал подхватили другие, передавая вдоль стены. Мамлюки сломали стену. Город пал.
Ламбер очнулся. Крикнул своим рыцарям и сержантам:
— Вниз! По коням!
Оставив катапульты, группа ринулась с башни, задерживаясь только, чтобы схватить шлемы и щиты. Они выбежали на усыпанный камнями двор, куда Саймон вывел трех лошадей, которых успел оседлать. Лошади мотали головами и ржали, он их мягко уговаривал. Четыре сержанта побежали помочь седлать остальных.
Мамлюки ударили по городу с нескольких направлений. И вот уже появилась тяжелая кавалерия. В золотистых, алых и пурпурных плащах всадники напоминали поток огненной лавы, извергшейся из жерла вулкана. Иные несли факелы и кувшины, но большинство — длинные сверкающие сабли, инкрустированные золотом, с лезвиями, покрытыми арабскими письменами.
Они двигались вперед, убивая всех, кто попадался на пути. Люди кричали, молили, тщетно надеясь спастись.
Пытаясь унять дрожь, Уилл сжал рукоять фальчиона. Немного успокоился и крикнул: «Пошли!» — больше обращаясь к себе, чем к кому-то еще. Подбежал к своему коню, вскочил в седло. Кто-то из рыцарей подал ему щит. Следом вскочили на коней Гарин, Ламбер и еще двое.
— Куда двинемся? — крикнул один из рыцарей Ламберу. — Где линия фронта?
Молодой командор, весь белый, сжал губы и повернулся в седле.
— Мы и есть линия фронта! Deus vult! — Завидев впереди на улице первых мамлюков, он вскинул меч, пришпорил коня и рванул вперед.
Остальные последовали за ним. Уилл вспомнил, что не надел шлем, но было поздно. Поднятый меч засверкал, освещенный первыми лучами восходящего солнца. Это был шотландский клинок, из края озер, мхов и дождей, далекого от этих пыльных, выгоревших на солнце гор. Клинок его клана, им владели дед и отец. Воины полка Бари в развевающихся на ветру золотистых плащах подходили уже совсем близко. Уилл вдруг почувствовал, как у него по щекам текут слезы.
— Кемпбеллы не сдаются! Не сдаются!
Началась жестокая схватка. В сравнении с ней все эти турниры в прицептории казались детской игрой. Вот где настоящее смертоубийство. Неожиданно полученный удар чуть не выбил Уилла из седла, но он изо всех сил сжал коленями бока лошади и удержался. Когда ему удалось выпрямиться, оказалось, что щит пробит, а к нему устремился следующий воин. Уилл вскинул меч, подался вперед и ударил. В плечо, точно в прорезь в доспехах мамлюка. Тот вскрикнул. Из раны брызнула кровь. Испуганная лошадь понесла, врезавшись в поток мамлюков, наседающих на тамплиеров.
Среди воинов выделялся один, величественный, на черном боевом коне. Уилл мельком увидел его горящие голубые глаза и оскаленные зубы. Бейбарс проскакал всего в нескольких ярдах слева. И тут же совсем близко просвистела сабля мамлюка. Она задела щит и скользнула по шее коня. Раненый конь поднялся на дыбы, столкнулся с боевым конем мамлюка и начал валиться на землю. Уилл не успел спрыгнуть, стремя захватило ногу. Еще секунда, и он рухнул вместе с конем. Где-то сзади закричал Ламбер.
Когда на улице появились первые мамлюки, Робер с остальными рыцарями и сержантами, не успевшими оседлать коней, ринулся в здание. Они призывали жителей прятаться. Некоторые последовали их примеру, набились в башни, другие продолжали бежать по улицам, охваченные ужасом. Вскоре на их головы и спины обрушились сабли, иных растоптали кони. Саймон стоял в дверях гончарной мастерской. Рядом Робер с мечом в руке. Один мамлюк развернул к ним коня, но передумал и поскакал с остальными. Возгласы «Аллах акбар!» смешивались с гулом копыт и криками умирающих.
Саймон наблюдал за происходящим, онемев от страха, но, увидев Уилла на земле, забыл обо всем. Вскрикнул и выбежал на улицу. Робер не успел задержать. К нему тут же ринулись два мамлюка. Он упал на колени, прикрыв голову руками. Сабли просвистели в воздухе в паре дюймов от головы. Мамлюки не стали задерживаться и поскакали дальше, а Робер выждал момент, рванулся и затащил обезумевшего конюха в мастерскую. Тот сопротивлялся, выкрикивая: «Уилл! Уилл!»
— Мы ему помочь не сможем! — крикнул в ответ Робер, пораженный ожесточенностью конюха. Он прижал его к дверному косяку. — Тебя порежут на куски как ягненка, ты, идиот!
— Но ведь он умрет! — вопил Саймон, пытаясь оттолкнуть Робера. По его щекам текли слезы. — Он здесь из-за меня! Понимаешь, из-за меня!
Кавалерия мамлюков с грохотом проносилась мимо. Воздух оглашали крики и стоны. Появились и первые струйки дыма. Мамлюки швыряли на крыши домов факелы.
— Что значит — из-за тебя? — спросил Робер.
— Если бы Элвин знала правду, она бы не ушла. Ну, насчет зелья, которым его опоили. Я ей соврал. Специально, чтобы их разлучить. Потому что если бы он женился, то потерял бы мантию, о которой так долго мечтал. Но я не думал, что мы можем попасть сюда! — Саймон захлебнулся рыданиями. — Я не знал… Я…
— Погоди, погоди. — Робер его отпустил. — Кажется, случилось чудо.
Саймон поднял голову и сквозь слезы наблюдал за всадником в белой мантии, направлявшимся к ним. Через пару секунд он увидел на коне двоих. Впереди Гарин с окровавленным мечом в руке, сзади Уилл. За ними следовал рыцарь-тамплиер и десять тевтонцев в белых туниках с черными крестами. Некоторые ранены. Улица теперь опустела. Лишь остались лежать мертвецы.
— Что с Ламбером? — спросил Робер, взяв поводья у Гарина.
— Погиб, — ответил тот, слезая с коня.
Тевтонцы тоже спешились. Помогли раненым товарищам. Вскоре подъехали еще несколько тамплиеров из группы Ламбера.
— Если бы не они, — Гарин кивнул на тевтонцев, — мы бы тоже погибли.
Робер вгляделся в зловеще тихую улицу.
— Кавалерия мамлюков, наверное, уже в центре.
— Да, — согласился тевтонец. — У нас мало времени. Скоро откроют ворота и войдет остальное войско.
— Так что же нам остается, сдаваться? — спросил Уилл, с трудом сползая с седла.
— Сарацины нас не пощадят, — ответил тевтонец. — Мы видели, как они кромсали саблями любого, кто попадался на пути, без разбору. — Рыцарь промокнул кровь, капающую из пореза на голове.
— Может, попробуем добраться до прицептория или крепости? — предложил Робер.
— Поздно, — сказал тевтонец. — Там уже все занято пешими мамлюками.
— Что же нам делать? — спросил кто-то из сержантов.
— Бежать, — ответил тевтонец.
Гарин кивнул:
— Он прав. Это единственная возможность спастись. Выйдем через подземный ход. Их здесь несколько.
— Именно туда мы и направлялись, — сказал тевтонец. — Есть один недалеко отсюда. Проходит под стеной прямо в пещеру на склоне Силпии. Для этого надо подняться на стену. В пещере мы дождемся ночи.
— Можно пойти на север, — сказал другой сержант, — к Баграсу или…
— Там уже войско Бейбарса, — прервал его Робер.
— Тогда пошли.
Уилл двигался как в тумане, сжимая рукоять окровавленного меча. В Сафеде отец и рыцари выбрали смерть, но не будет им покоя и в могиле. Потому что дело не закончено. Эврар, Овейн, отец, орден тамплиеров, тайное братство — все от него чего-то требовали. Повелевали, за что сражаться, по каким правилам жить, и на его глазах эти правила меняли, нарушали клятвы и обещания без всяких последствий. Мир или война, прощение или месть — это он должен выбрать для себя сам. Но чтобы иметь возможность выбирать, нужно жить.
— Не отставай! — крикнул Робер.
Уилл побежал.
Первые крестоносцы выбили турок из этого города после семимесячной осады, а перед Бейбарсом Антиохия пала всего через четыре дня. Горожане пытались спастись кто как мог. Одни заперлись в домах, спрятали детей в подвалах и под кроватями, но мамлюки сожгли дома вместе с ними. Другие укрылись в крепости, но ненадолго. Только горстке удалось достигнуть грота Святого Петра, большой пещеры, где первые христиане тайно совершали обряды, а позднее прятались от преследований. Там, судорожно дыша, сгрудились священники, воины, крестьяне, купцы, проститутки, дети, а войско мамлюков тем временем ринулось через городские ворота. Бейбарс приказал потом их запереть, чтобы никто не мог спастись.
Уцелевшие городские стражники и рыцари пытались сдаться, но мамлюки крушили саблями всех, не жалея ни стариков, ни женщин, ни детей. Не пощадили даже мусульман, живших в добром соседстве с христианами несколько поколений. Они умоляли, выкрикивали что-то по-арабски, но обезумевшие от крови мамлюки уже не ведали, где свой, где чужой.
Так пала Антиохия.
В церквях и дворцах творилось невообразимое. Мамлюки врывались, кромсали священников и слуг, обшаривали помещения, собирая все ценное, мочились на алтари, ломали распятия, сжигали священные книги. Тут же походя насиловали женщин. В соборе Святого Петра вскрыли гробницы патриархов и выбросили мощи. Смеясь, давили каблуками кости, разбрасывали по полу. Прятавшийся за одной из гробниц архидьякон ухватился за ногу мамлюка, умоляя не осквернять кости его отца. Воин забил архидьякона до смерти сгнившим отцовским черепом.
В центре агонизирующего города, в большой римской вилле, расположился Бейбарс. Вышел во двор, обогнул кучу трупов и направился к фонтану освежить лицо. Державшая саблю рука болела. Бедро покалывало в том месте, где тамплиер задел острием меча. В горле жгло.
Приблизился управитель. Подождал, пока султан закончит умывание.
— Горожане в крепости сдались, мой повелитель.
— Хорошо.
Управитель поклонился.
— Ты дашь им свободу, мой повелитель?
— Нет. — Бейбарс зачерпнул ладонями воды, чтобы попить. — Все станут рабами. Завтра предложим воинам выбрать, остальных продадим. — Он на что-то наступил. Наклонился, поднял. Тряпичная кукла. Повернулся к управителю. — А как добыча?
— Много, как я и ожидал. Так что одну повозку можно раздать.
Бейбарс повернул куклу. Она казалась маленькой в его огромной руке. Посмотрел на гору трупов, где на видном месте лежало тело девочки. Черные волосы намокли в крови. Девочка выглядела чуть младше его сына.
Бейбарс метнул взгляд на управителя:
— Что еще?
— Я сказал, мой повелитель, что сокровищ очень много, но увезти сможем.
— Ладно. — Бейбарс тряхнул головой. — Раздавать будем завтра.
Управитель с поклоном удалился, и тут же к султану подошел Хадир в запачканном кровью халате. Опустился на колени, коснулся стопы Бейбарса.
— Повелитель. Я хочу раба.
Бейбарс поднял прорицателя на ноги. Захватил ладонью подбородок.
— Так где же опасность, которую ты предсказывал? — Он кивнул на горящий город. — Похоже, ты оказался не прав.
Сквозь клубы дыма неожиданно пробился луч солнца. Подернутые молочной пленкой глаза Хадира вспыхнули.
— Будущее являет себя неохотно, повелитель, — угрюмо проговорил он.
Бейбарс помолчал, затем швырнул ему куклу.
— Так вот тебе рабыня.
Хадир набросился на куклу, как кот на мышь. Сел на корточки, принялся качать, издавая воркующие звуки, подносить к лицу, нюхать.
Бейбарс кивком подозвал одного из приближенных.
— Пусть приведут коменданта Манселя и с ним писца. Сейчас я продиктую послание принцу Богемону, и комендант его доставит. Думаю, принцу будет интересно узнать участь своего города. — Приближенный исчез. Бейбарс посмотрел на воинов, стоявших у входа. — Сожгите тела, пока не налетели мухи.
