— Ты слышал о Жераре де Ридфоре? — спросил Эврар.

Уилл шумно вздохнул, но остался стоять у двери.

— Он был великим магистром ордена тамплиеров почти век назад. Ну и что?

— Садись, — приказал капеллан, тыкая пальцем в табурет. — Дай же мне наконец рассказать.

Уилл сел.

Эврар осушил кубок и устремил на него красные слезящиеся глаза.

— Но если ты кому-нибудь проболтаешься, то, клянусь Богом, Иисусом и всем святым, я тебя убью. — Дрожа, он завернулся в одеяло. — Рыцарь Жерар де Ридфор стал тамплиером после нескольких лет службы на Святой земле у графа Триполийского Раймунда Третьего. Я услышал о нем больше пятидесяти лет назад, когда вступил в орден. По словам тех, кто его знал, де Ридфор стал рыцарем-тамплиером по причине недовольства графом Раймундом, не пожаловавшим ему обещанные земли. Как мне известно, де Ридфор слыл человеком энергичным, властным и с большим гонором. Вот эти два последних качества и позволили ему возвыситься в ордене. Во всяком случае, после смерти великого магистра генеральный капитул, созванный в Иерусалиме, который тогда еще находился в руках христиан, избрал на его место де Ридфора. Год спустя король Иерусалима умер. Наследник, его племянник, был еще ребенком, и регентом назначили графа Триполийского Раймунда Третьего, бывшего сюзерена Ридфора. Однако вскоре юный король тоже умер, и на трон претендовали двое — разумеется, Раймунд Третий и мать короля, принцесса Сибилла, вышедшая замуж за французского рыцаря Ги де Лузиньяна. Она-то в конце концов и короновалась вместе с мужем, получив власть над Иерусалимом, самым главным из четырех христианских королевств в Заморских территориях. И все потому, что ее поддержал Жерар де Ридфор, с радостью ухватившийся за повод навредить Раймунду. В это время у нас было перемирие с мусульманским правителем Саладином. Очень скоро его нарушил один из новых приверженцев королевы, напав на арабский торговый караван. — Эврар закашлялся. Кивнул на пустой кубок.

Уилл налил ему еще вина.

Смочив горло, Эврар продолжил:

— Граф Раймунд, в отличие от де Ридфора, человек образованный и мудрый, хорошо знал обычаи мусульман. Он предложил Саладину перемирие. Тот, разгневанный нападением на его караван, нехотя согласился. Саладин выдвинул условие графу позволить его сыну с небольшим египетским войском пройти по Галилее, которой тогда Раймунд владел. Они подписали соглашение, и граф приказал своим людям не трогать мусульман. К несчастью, в это время по Галилее двигался отряд под водительством де Ридфора и великого магистра госпитальеров. Де Ридфор, зная о соглашении, решил устроить египтянам засаду. Но египтян насчитывалось почти семь тысяч, а наших всего сто пятьдесят человек. По словам одного из тех, кому повезло уцелеть, госпитальеры отказывались от этой затеи, но де Ридфор обвинил их магистра в трусости и спровоцировал нападение рыцарей на мусульман, разбивших лагерь у Назарета. Живыми из этой бойни вышли только трое, в том числе и де Ридфор. Великий магистр рыцарей Святого Иоанна погиб. Вот когда начался раздор между нашими орденами.

Эврар приложился к кубку.

— Раздор? — спросил Уилл. — Но ведь госпитальеры никогда не были нашими ближайшими союзниками.

— Тогда ты не знаешь ни нашей истории, ни устава. Чье знамя развевалось в битвах рядом с «Пестрым стягом»? — Эврар не стал ждать ответа. — Знамя Святого Иоанна. Нет, сержант, мы были союзниками многие годы. Несмотря на наши различия, вернее, сходство. И мы оставались бы, если бы не… — Он нахмурился. — Больше меня не перебивай!

Уилл кивнул.

— После выходки де Ридфора ни о каком мире не могло быть и речи. Граф Раймунд больше не имел возможности вести переговоры с Саладином, нацелившимся на войну. Король Иерусалима Ги начал собирать войско со всех Заморских территорий, а Саладин тем временем осадил Тивериаду, где по случайности находились жена и дети графа Раймунда. Несмотря на это, он советовал королю Иерусалима подождать до лета, когда жара истощит силы мусульман. Де Ридфор с гневом отверг предложение графа, обвинив его в предательстве, и побудил короля начать наступление. Король Ги, посаженный на трон великим магистром, человек слабовольный, без размышлений согласился. На следующий день войско выступило в поход через бесплодную холмистую пустыню без единого колодца. Они еле двигались, к радости мусульманских лучников, расстреливавших наших рыцарей почти в упор. В конце дня передовой отряд, измотанный лучниками и палящей жарой, подошел к Тивериаде. Он занял позиции на ровной долине у горного массива, называемого Рогами Хаттина, недалеко от Галилейского моря. На берегу этого моря их ждал Саладин с сорока тысячами войска. — Эврар осушил кубок. — Проведя ночь без воды, наши рыцари проснулись, когда все вокруг было окутано дымом. Сарацины подожгли в долине траву. Дождавшись смятения, Саладин двинул вперед войско. Атаки не прекращались весь этот день и следующий. Причем многие рыцари пали даже не от вражеских мечей, а от жажды. Граф Раймунд вместе со своим отрядом уцелел, но большинство рыцарей погибли или попали в плен. И самое главное, во всем этом не было никакой нужды.

— Как это не было нужды? — возмутился Уилл. — Мы защищали наши земли и людей. Сарацины убивали наших мужчин, насиловали женщин, продавали детей в рабство.

— А мы что, вели себя как святые? — проворчал Эврар. — А кто начал эту войну, мальчик? Мусульмане? Нет. Ее начали мы. Мы явились к ним, разграбили их города, изгнали семьи из домов, лишили средств к существованию. Кромсали мечами невинных мужчин, женщин и детей так, что по улицам текли ручьи крови. На месте их мечетей мы построили свои церкви, потому что считаем нашего Бога единственным истинным Богом.

— А мусульмане, — возразил Уилл, — разве они не думают точно так же? И евреи. Каждый народ считает своего Бога истинным. Кто из нас прав?

Эврар вздохнул:

— Возможно, все. Не знаю. Но на войне мы одинаковы. Это я знаю определенно. Мы насилуем, грабим, убиваем, оскверняем. И не имеет значения, во имя чего это делается. Мы все равно разрушители. Разве в Хаттине мы защищали наши земли и людей? Нет, мы воевали за Жерара де Ридфора против графа Раймунда! Вот почему наши рыцари оказались в этой долине. Им вообще там не следовало быть! И они там и не появились, если бы не подстрекательство нашего великого магистра. Он случайно остался жив, стал пленником Саладина, а больше двухсот рыцарей обезглавили. Поражение при Хаттине помогло Саладину потом отвоевать Иерусалим. Я рад, — горячо добавил Эврар, — что де Ридфор дожил до поры, когда Святой город вырвали из его хищных лап.

Уилла потрясло, как капеллан говорит о бывшем великом магистре. Нынешний глава ордена тамплиеров, Томас Берар, пребывающий в Акре, был, по крайней мере для него, подобием живого Бога. Во всяком случае, о нем упоминали с глубочайшим почтением все без исключения. Ему казалось богохульством бранить человека, пусть даже покойного, прежде занимавшего такой высокий пост.

— Годы правления де Ридфора, — продолжил Эврар, — стали для ордена сущим бедствием, но зато смерть, когда она наконец его настигла, ознаменовала рождение нового братства. Спустя четыре года после битвы при Хаттине — я родился как раз в это время — преемником де Ридфора избрали Робера де Сабле. Он являлся соратником английского короля Ричарда Львиное Сердце и обладал многими его качествами. Глубоко уважал Саладина, завладевшего Иерусалимом с гораздо меньшей кровью, чем наши рыцари почти век назад. Война приносит выгоду лишь победителю, но мир выгоден всем. Робер де Сабле это понимал, как и значение своего поста. Тогда, как, впрочем, и сейчас, тамплиеры были самым мощным орденом на земле. Все сто пятьдесят лет после его основания, когда Гуго де Пейн впервые надел белую мантию, мы свергали или возводили королей на трон, побеждали в войнах, создавали государства и строили свою империю. Над орденом тамплиеров властен лишь один папа. Мы воины Христа, которым святая мать Церковь препоручила воплощать власть Божью на земле. Мы есть меч небесный в руках великого магистра. Это тяжкая ответственность. Де Ридфор использовал мощь ордена для себя, для своей вендетты графу, которая привела к гибели тысяч людей и потрясению Заморских территорий. Де Сабле не хотел повторения Хаттина и добивался, чтобы магистр не мог использовать тамплиеров в своих целях. Он задумал вернуть нас снова в Божьи руки. И для защиты чистоты и единства ордена создал тайное братство, названное «Анима Темпли» — «Душа Храма». Де Сабле придирчиво подобрал членов братства из тех, кто, используя свое положение, мог исполнять его волю в глубокой тайне. Туда вошли девять рыцарей, два капеллана и один сержант. Всего двенадцать — по числу апостолов Христа, призванных хранить и укреплять веру. А члены тайного братства хранили и укрепляли орден. Там был еще тринадцатый хранитель, который не принадлежал к ордену и мог рассудить споры братьев, дать совет и оказать помощь. Хранителем де Сабле выбрал своего доброго друга, короля Ричарда Львиное Сердце. Вначале, по замыслу де Сабле, тайное братство предназначалось для защиты тамплиеров от желающих использовать их мощь для исполнения своих желаний. Позднее он направил его силы для прекращения войн. Я уже говорил, что из войны пользу извлекает лишь победитель, а мир выгоден всем. Это хорошо понимал де Сабле. Он стремился развивать торговлю с Востоком и обмениваться знаниями, потому что арабы были более сведущи в медицине, механике и математике. Так что тайное братство заводило дружеские связи с влиятельными людьми на Востоке и накапливало знания, способствующие развитию образования. Орден тамплиеров стал просто ширмой, за которой удобно скрываться, используя его силы в своих целях. Когда перемирие оказывалось под угрозой, члены братства втайне брали деньги из казны ордена, чтобы компенсировать какой-то проступок одной из сторон. Они вели переговоры и предлагали компромиссы. Да, сражения по-прежнему случались, но большую войну усилиями тайного братства удавалось предотвратить. Оно принесло на Заморские территории стабильность, разрушенную тщеславием нашего великого магистра Жерара де Ридфора. Де Сабле умер через три года, но его дело продолжало жить. После него больше ни один великий магистр не знал о нашем существовании, пока не пришел Арман де Перигорд, тридцать лет назад.

— А почему «Анима Темпли» нужно было таиться? — спросил Уилл. — Цели братства отличались благородством, зачем же их скрывать?

— Потому что далеко не все в ордене тамплиеров понимали благородство наших целей. Да-да, там нашлось немало людей, подобно де Ридфору жаждавших власти. А встречались и просто продажные. И потому мы действовали скрытно. Только так можно было оградить себя от внутренних и внешних врагов. Тем более что наши цели начали меняться. Для большинства они заслуживали предания анафеме. Будучи раскрыты, мы бы погибли, а вместе с нами и весь орден. Ибо братство не может существовать без ордена, без его мощи.

— Предать анафеме? — удивился Уилл. — Я не понимаю. Какие цели?

— Имей терпение, — проворчал Эврар, допивая вино. — Когда Армана избрали великим магистром, он уже являлся членом тайного братства. Мы радовались. Еще бы, с помощью великого магистра можно добиться много большего. Арман проявил себя, — Эврар нахмурился, — очень энергичным человеком. Меня его энтузиазм чуть не задушил. — Он криво усмехнулся. — Я был тогда в два раза старше тебя, но все равно мудрости не хватило. Заморские территории, когда я впервые туда попал, меня очаровали. Боже, я увидел настоящий рай, остановившись в Акре, городе чудес, где за каждым поворотом открывался радующий глаз вид. А эта глубокая синева моря… — Он тряхнул головой. — Когда Бог создавал Землю, то, видно, начал с Палестины. Все цвета его палитры составляли теплые, лучезарные краски, а не водянистые и унылые, поблекшие к тому времени, когда он принялся рисовать Запад.

В Акру я прибыл в поисках редкого сокровища, манускрипта по астрологии, написанного знаменитым арабским ученым. Во время учебы в Парижском университете во мне проснулся интерес к накапливанию разнообразных знаний. Я сохранил этот интерес и после посвящения в духовный сан и принятия в орден тамплиеров. Вскоре родилась мысль о книге, где удалось бы собрать и систематизировать все знания со всей Земли. Что-то более всеобъемлющее, чем пытался создать Цельс.

— Кто? — спросил Уилл.

— Вот именно. — Эврар язвительно скривил губы. — Увы, амбиции молодости. Правда, вскоре я осознал всю безмерность задачи и занялся просто приумножением и переводом манускриптов для ордена. Именно в это время довелось мне впервые услышать об «Анима Темпли». Несмотря на усилия братства, соблюсти тайну не удалось и по миру пошли слухи. Люди говорили о группе рыцарей-тамплиеров, втайне командующих крестоносцами. Дескать, они могут остановить войну, а могут начать. Рассказывали, что заговорщики не признают никого, кроме своего старейшины, наказы которого выполняют. Высшие чины тамплиеров отвергали домыслы, заявляя об отсутствии такой группы. По их словам, рыцари служили лишь одному Богу и ордену. Даже затеяли расследование. Но не нашли никаких доказательств, главным образом благодаря Арману. Так что слухи остались слухами.

Арману де Перигорду понравилось мое усердие, и спустя шесть месяцев моего пребывания в Заморских территориях, когда умер один из членов «Анима Темпли», он ввел меня в тайное братство. Арман обходился без хранителя, предпочитая не выходить за пределы ордена тамплиеров. В то время оставались несколько братьев, включая капеллана, — он был старше, чем я сейчас, — которые входили в число тех двенадцати, отобранных де Сабле. Они помнили Хаттин и де Ридфора. Арман вызывал у них беспокойство. Он стер границы между орденом и «Анима Темпли», до тех пор существовавшими совершенно отдельно. Впрочем, мне он казался человеком хоть и честолюбивым, однако весьма просвещенным, способным привести нас в новую эпоху. Перигорд разделял мои интересы в систематизации знаний и обеспечивал мне свободу и покровительство, чего не имели другие братья. Тогда я не видел, что он готовит меня к выполнению уже замысленной им задачи.

У него появилась навязчивая идея — явление нередкое для людей с подобным нравом, — связанная с легендами о короле Артуре. Арман вообразил королевство, где анонимно правит орден. Этакий Камелот в Палестине, где он будет править подобно Артуру, а тайное братство превратится в братство Круглого стола и станет воплощением идеалов ордена во все будущие эпохи человечества.

До сих пор прием в члены братства происходил без всяких затей. Кандидатов вначале намечали, затем к ним внимательно присматривались, после чего приглашали. Но Арман придумал церемонию посвящения. И поручил мне — я к тому времени пробыл членом братства уже несколько лет — написать что-то вроде устава, где будут закодированы все наши идеалы. В том числе обряд посвящения, основанный на легенде о Граале. То есть я должен был в аллегорической форме описать цели и намерения «Анима Темпли». Посвящаемый в братство был обязан пройти довольно сложный ритуал, как и Парсиваль в поисках Грааля, ничего не ведающий и полагающийся на веру. И, как Парсиваль, он подвергался испытаниям, олицетворявшим устремления «Анима Темпли». — Увидев на лице Уилла недоумение, Эврар вздохнул. — Например, ему подносили чашу для причастия и говорили, что там кровь его братьев, которых он считал равными перед Богом. Ее нужно выпить.

— Выпить кровь?

Эврар хмыкнул:

— Туда наливали вино. Я же сказал, посвящение в «Книге Грааля» — это аллегория. Не следует понимать все буквально. Однако посвящаемый этого не знает и должен выполнить требование, преисполнившись верой. — Эврар покачал головой. — Затея Армана мне не понравилась. Я думал, что это в лучшем случае окажется каббалистической бессмыслицей, а в худшем — раскроет наши тайны. Но отказать не мог. «Книга Грааля» была написана. — Он слабо улыбнулся. — Лучшая из моих работ. Я взял кожу ягненка, тер пемзой, пока она не стала почти прозрачной, затем нарезал куски одинаковой длины и ширины. Текст написал красными чернилами, подчеркивая каждый заголовок золотом и серебром. Каждый лист заключил в замысловатую рамку. Работа заняла у меня четыре года.

Арман за это время изменился. Это происходило постепенно, и вначале изменения заметили лишь немногие. Но через некоторое время стало ясно всем. Его напористость в воплощении в жизнь наших высших идеалов переросла в непреодолимое желание верховенства над братством, орденом и всеми Заморскими территориями. Стремление побеждать подавило желание мира, сила возобладала над дружбой. Кульминацией этого явился ужасный конфликт с нашими бывшими союзниками, рыцарями Святого Иоанна.

Акрой, надо сказать, в то время коллективно правила община — бароны и рыцари со всех западных королевств. В ней начались споры относительно претензий на власть германского императора Фридриха Первого. Госпитальеры, во главе с великим магистром Гийомом де Шатонефом, их поддерживали, а тамплиеры, предводимые Арманом, нет. Все закончилось тем, что Арман, желая продемонстрировать силу, приказал осадить крепость госпитальеров в Акре. Осада длилась шесть месяцев. Все это время из крепости никого не выпускали — даже тяжелобольных — и не впускали. — Эврар отвернулся. — Помню, наши рыцари смеялись, когда люди подходили к крепостным воротам и со слезами умоляли дать еды, а им бросали гнилые фрукты. Многие умирали от голода и болезней, а мы по-прежнему не снимали осаду. Они нам этого так и не простили. — Он снова посмотрел на Уилла. — Одни тамплиеры протестовали, другие поддерживали. Арман изгнал из братства двоих посмевших идти против него, так что остальным пришлось только наблюдать. Поскольку хранителя, который смог бы выступить в роли посредника, не было, раскол с госпитальерами после снятия осады усугубился. А в 1244 году случилась катастрофа, всех чуть не погубившая.

Ее могли предотвратить, если бы тайное братство начало переговоры с тогдашним правителем Египта султаном Айюбом. Но Арман уже заключил союз с его врагом, правителем Дамаска, в обмен на несколько возвращенных нам крепостей и запретил любые связи с Айюбом. Если бы я в то время находился в Акре, то наверняка не повиновался бы этому приказу. Но я был в Иерусалиме, несколько лет назад отвоеванном у мусульман. И пережил там набег хорезмского войска, совершенный по повелению султана Айюба. Боже, лучше об этом не вспоминать. — Эврар глянул на обрубки двух пальцев. — Я спасся чудом. А потом ночью встретил Хасана. Он сбежал из войска и согласился сопровождать меня в Акру. — Эврар скорбно потупился, затем продолжил хриплым голосом: — Добравшись до Акры, я обнаружил, что Арман с остатками рыцарей ушел в Хербию. В песках вокруг этой деревни сосредоточилось самое крупное войско христиан после Хаттина, их всех ожидала похожая судьба. Погибло больше пяти тысяч. Арман не вернулся. Его захватил в плен атабек мамлюков Бейбарс. После Хербии я с остальными братьями попытался восстановить «Анима Темпли», однако созданная Арманом пропасть оказалась настолько широка, что перекинуть мост не получилось. Тайное братство перестало существовать. Но ненадолго. Я не дал умереть делу де Сабле. Ему остались верны также и пятеро братьев из тех двенадцати, кому я мог безоговорочно доверять. Одного из них ты знал. Жак де Лион.

— Жак? Дядя Гарина?

— Эти пятеро согласились с необходимостью продолжить работу. Главой братства избрали меня, я возвратился сюда с Хасаном и продолжил собирать манускрипты для нашей библиотеки. Через несколько лет прибыл Жак. Остальные живут в Акре. Хасан служил у меня связным, отправлял и получал послания. После гибели Жака я оказался в изоляции. Нас насчитывалось слишком мало, чтобы предпринять что-то серьезное, как когда-то. За последние годы возведенные с таким трудом мосты обвалились, раздавленные войском Бейбарса и эгоизмом наших иерархов, не пожелавших идти с ним на переговоры. Я бы давно вернулся в Акру, чтобы попытаться восстановить утраченное, привлечь в братство новых людей, назначить хранителя, но похитили «Книгу Грааля».

От нее не было никакой пользы. Не знаю, зачем я ее сохранил. Думаю, из-за гордыни — не хотелось уничтожать многолетний труд. Я поместил книгу в хранилище — куда уж надежнее, — но некто неизвестный заставил молодого клирика ее похитить. О книге ничего не знали шесть лет, и вот недавно она появилась у трубадура. — Эврар тяжело вздохнул. — Инспектор сказал, что вчера доминиканцы арестовали Пьера де Понт-Экве. Если он причастен к похищению книги, то братству по-прежнему угрожает опасность, потому что доминиканцы вытянут из него все.

— Трубадур взял книгу у брата.

Эврар поднял глаза:

— Какого брата?

Уилл рассказал Эврару все услышанное от Элвин.

— Значит, книга все шесть лет пылилась в винной лавке и Пьер ни при чем, — задумчиво проговорил Эврар. — Где же она сейчас?

— Элвин передала ее Хасану. Если он тот человек, которого убили вчера ночью…

— Это Хасан, — прервал его Эврар. — Иначе бы он обязательно вернулся.

— Стражники отвезли его тело в лечебницу для прокаженных за воротами Сен-Дени. И книгу, наверное, похоронили вместе с ним. — Уилл пожал плечами. — Если ее не нашли стражники.

— Тогда нам следует поторопиться, — произнес Эврар после долгого молчания.

— Не понимаю, зачем ее украли, — сказал Уилл.

— А затем, что в ней закодированы идеалы и цели тайного братства. Она может служить доказательством его существования. — Эврар откинул одеяло и поднялся с кровати. — Пошли, ты поможешь мне, сержант.

— Почему я должен вам помогать? — спросил Уилл вставая. — Потому что вы мне что-то рассказали?

Эврар повернулся.

— Твой отец тоже член тайного братства.

— Что?

— Ты думаешь, зачем Джеймс отправился на Святую землю? Он отбыл туда по моему заданию, по делам «Анима Темпли». Вот почему я взял тебя в ученики. Все эти годы ты помогал мне в работе для братства. Делал переводы.

Уилл молчал, чувствуя вокруг себя вызывающую головокружение пустоту. Он хотел уличить Эврара во лжи — ведь отец обязательно рассказал бы ему об этом, — но вспомнил об отношениях отца с Жаком де Лионом в Нью-Темпле, его переезд во Францию, неожиданное отбытие в Палестину.

— Он поехал туда, чтобы попытаться остановить войну, — продолжил Эврар. — И сильно продвинулся в переговорах с одним большим человеком в окружении Бейбарса. Продолжение переговоров позволит отвести угрозу от Заморских территорий. С мамлюками нужно заключить мир, или нам конец.

— Боже! — Уилл тяжело опустился на табурет, вспоминая письмо, найденное в рыцарских покоях Нью-Темпла. «Братство, наш круг…» — Это письмо… от него?

— Если нам не удастся вернуть книгу, если она попадет в руки врагов, тогда все усилия твоего отца окажутся напрасными. Без братства война будет продолжаться. Остальное я расскажу потом. Давай собираться.

Уилл поднял глаза:

— Вы написали ему, что я до сих пор не посвящен в рыцари?

— Нет. В письмах мы упоминали лишь о самом главном, чтобы не вызывать подозрений.

Уилл подался вперед. Перед ним забрезжила надежда. Если отец поехал по заданию «Анима Темпли», значит, не из-за него. И тогда есть надежда, дай Бог, что Джеймс Кемпбелл снова будет считать его своим сыном. Он посмотрел на Эврара:

— Я помогу вам. Но взамен вы представите меня к посвящению, чтобы потом я смог отбыть в Заморские территории и увидеться с отцом.

— Мы отправимся туда вместе, Уильям, — ответил Эврар. — Даю слово.

Гарин караулил во дворе напротив рыцарских покоев. Он стоял там с тех пор, как вошел Уилл. Ждал. И вот наконец Уилл и его наставник вышли. Сердце забилось быстрее, когда Гарин увидел, что оба направились к конюшням. Подкравшись ближе, он услышал голоса. Разговаривали Уилл и Саймон. Понаблюдав за приятелями сквозь щели в досках, Гарин осторожно вошел внутрь. Саймон повел Уилла и Эврара к дальним стойлам, где содержались верховые лошади. Рыцари стояли к нему спиной. Неожиданно Гарин услышал шаги снаружи и, скользнув в пустое стойло, прижался к стене. Кто-то вошел в конюшню.

Минуло несколько минут. Гарин услышал стук копыт и голоса Уилла и Саймона. Рискнул высунуть голову из стойла. Саймон вывел во двор двух оседланных лошадей. Это как-то связано с книгой, с волнением подумал Гарин. Возможно, Элвин передала ее Уиллу и теперь они ее куда-то увозят. Эврар выглядел слишком слабым, чтобы покидать прицепторий без особой важности. Гарину представился отличный способ завладеть книгой. Уилл не вооружен, а старика вообще в расчет можно не принимать.

Когда Уилл вскочил в седло, Гарин выскользнул из своего убежища и осторожно вошел в соседнее стойло, предварительно взяв со скамейки седло. В стойле находился боевой конь. Огромный, черный, настоящий зверь. Гарин успокаивающе защелкал языком и принялся надевать на спину коня седло. Затем выглянул за дверь. Саймон помогал Эврару взобраться на лошадь. Гарин вернулся к коню и начал застегивать подпругу. Что-то зашуршало. Он выпрямился, собираясь повернуться, и получил сильный удар по затылку. В глазах у Гарина потемнело, и он рухнул на пол.